Черный лабрадор

ИНЦИНДЕНТ

На пути осуществления непрерывного учебно-воспитательного процесса в конце третьей (самой важной!) четверти возникло серьезное препятствие. В 5-м «б»! В бешеном классе! Рядом с учительской! За несколько минут до начала уроков! Менее чем за час до приезда комиссии из РОНО!

Завуч по УВР Лариса Алексеевна рвала и метала. Её маленькие серые глазки прищурились в две щёлочки. – Серёж! – набрала она номер (удалось!) по мобильнику. В силу отдаленности от райцентра, выход с мобильников в райцентр или, упаси боже, в какую-нибудь Москву был не всегда возможен – зона неуверенного приема. Случаются сбои даже при внутрисельском наборе абонента.

– У аппарата, – нерадостно отозвался большими трудами взявший отгул в своем ремцехе бывшего совхоза, а ныне сельхозартели, супружник.

– Тут такое! В 5-м «б»! Мы тута к комиссии готовимся, с ног сбились, ты представляешь, а эти… написали в классе на потолке: «Алина афца»! Углем, ты представляешь!? На потолке!

– Углем? Представляю, Лор, представляю, – нерадостно отозвался бродивший по жарко натопленному дому в трусах супружник, зевая и почесывая широкую, правда, без растительности, грудь.

На самом же деле он орудовал мыслями в другом направлении: вот-вот должен был прибыть «купец» за хряком Сникерсом и с детства любивший деньги Сергей прикидывал как бы получить с мясника подороже. При этом, как и всегда в важной денежной ситуации, брови его нервно подергивались.

– Углем, собаки такие! И где раздобыли-то? Село давно уж на газе… Чего делать? Щас уж комиссия прикатит…

– Уголь? Да в котельной! Там его завались. Да-а… Отзвонись теть Тае. Дело плохое, – продолжая почесывать грудь и подергивать бровями, посоветовал супружник, на самом же деле как раз в этот момент решив, что дешевле, чем за 10 (десять) тысяч рубчиков он Сникерса не отдаст. В этот момент брови его стали подергиваться со скоростью, на которую горазд разве что Сникерс, удирая от очередного «купца».

– Ладно. Ложи трубку! Теть Тай! – без «пальта» (завуч с детства не особо «заморачивалась» по поводу орфографии и всякой другой пунктуации) выйдя в заснеженный школьный двор и удостоверившись, что рядом никого нет, набрала она родственницу. К слову заявить, данная родственница на самом деле была не просто родственница, а родственница-методист РОНО, причем с большим стажем работы. В силу этой причины, а также несомненных личных достоинств, непосредственно связанных с умением поддержать слабеющий огонек учебно-воспитательного процесса, Таисия Федоровна была непременным участником всех почти комиссий РОНО. – Тут у нас «ЧП»!

Послушав о кручинах племянницы, тетя Тая (она всегда помогала деревенской родне, наперед зная, что Ларочка ее не обидит: мясца – курятинки подвезет, а то и подарок какой из парфюмерии-бижутерии), авторитетно заявила: – Я постараюсь Алексевну подальше от вашей учительской держать, ну и от этих твоих балбесов тоже. Да и ты семечки не щелкай, дай команду рабочему или кто у вас там по этому делу, пусть смоет или замажет как-нибудь.

– Теть Тай! Так ведь на потолке, туда еще долезть надо! Потолки-то у нас, ого, какие высоченные, никакой стремянки не хватит … – Да уж, отгрохала советская власть в шестидесятые, – посочувствовала тетя-методист. И чего? Кто намазюкал – добрался? Вот и ты доберись. Ты завуч или чего? Все. Говорить более не в состоянии. Минут через десять выезжаем к вам. Алексевна уж торопит, а то дорога поганая, снегу навалило за ночь. Не ранняя весна, а поздняя зима, прости Господи…

В 5-м «б» между тем начинался урок английского. Матерый педагог Кирилловна, немало повидавшая на своем долгом учительском да и не только учительском, веку и, казалось, давно уж разучившаяся чему-либо удивляться, все же была крайне озадачена появлением крупной и неграмотной надписи на потолке: «АЛИНА АФЦА».

– What`s this? (Что это? – здесь и далее плохой английский) – пытаясь, как положено, взять ситуацию под контроль, произнесла, заметно нервничая, и при этом почему-то поправляя белокурый парик, Кирилловна.– How bad! (Как это плохо!) Кто посмел это натворить? – из-за волнения и невеликого словарного запаса, перешла она на родную речь, теперь уже нервно дергая парик, – Руслан, ты?

Лучший хулиган школы, мальчик с взрослым лицом, заулыбался, старательно разглядывая под партой носки ботинок: – Это не я. Это Петр… Рыжий, ну зачем ты написал? – едва сдерживая хохот, обернулся он к пламенно-рыжему однокласснику, которого в зависимости от ситуации дружбаны звали то Рыжим Апом, то, по фамилии, Петром.

– А где Алина? – глядя на потолочную надпись, запрокинув голову и придерживая парик, поинтересовалась Кириллна.

– Как где? – удивился Виталик. – Вот! – указал он на надпись.

– Надежда Кирилловна, Алина афца! – взялся объяснить Мурад с последней парты. – И это не Рыжий написал, а Вадик! -How bad, Вадик! – строго произнесла Кирилловна, вновь норовя взять ситуацию под контроль. – Вы что, нарочно к приезду комиссии устроили тут?..

– Алина заболела, не слушайте их! – вдруг крикнула Диана, вторая и последняя девочка в 5-м «б», несколько менее упитанная, чем отсутствовавшая Алина. – А они взяли и написали! – тут Диана как-то быстро всхлипнула и так же быстро заплакала.

– Ну, Дяшка! – погрозил ей кулаком Вадик.

– Та-а-к! – грозно произнесла Кирилловна. – How bad! Вадик, как ты посмел…

– Сюда, скорей! – ворвалась вдруг в класс Лариса Алексеевна, таща за собой старичка-рабочего Афанасьича.

– Stand up, please! (Встаньте, пожалуйста!) – без особой, правда, ретивости скомандовала несознательным учащимся Кирилловна (»В

бытность завучем, – подумала при этом она, – « я не позволяла себе столь бесцеремонных вторжений даже в столь критические моменты»).

5-й «б» неохотно встал. Быстро перестав плакать, встала и Диана.

– Афанасьич, быстро замазать! – не обращая внимания на безмолвное приветствие «бешеных», поставила задачу Алексеевна.

«Бэшники», видя, что на них не обращают внимания, присели было, но тут же поспешно вскочили – в класс буревестником влетела Михайловна – завуч по УМР и по совместительству жена директора школы – Петровича. Беспощадная к окружающим, как в быту, так и в ходе учебно-воспитательного процесса, Елена Михайловна давно испытывала остро мотивированную неприязнь к коллеге. Свое отношение к Ларисе Алексеевне она неоднократно формулировала мужу в собеседованиях, посвященных учебно-воспитательному процессу, следующим образом: «Умничает много. А так – дура – дурой». Но поскольку убрать Алексеевну из школы без очень серьезной причины было маловозможно (тетя – Таисия Федоровна была на хорошем счету у директора РОНО Татьяны Алексеевны), Михайловна не оставляла надежды на то, что, она, очень серьезная причина, рано или поздно появится. В данный момент Михайловне показалось, что она, очень серьезная причина, наконец, объявилась.

Внезапно возникшую в классе Михалну, Кириллна, которая недолюбливала завуча по УВР, занявшую ее прежнюю должность путем длительных гнусных происков, встретила возмущенным возгласом: – How bad! – сперва приложив руки к арбузным грудям, а затем, словно индейская скво, воздев их (руки) к потолку, а точнее, к крупной и неграмотной надписи.

– Ну и как вы, Лариса Алексеевна, завуч по воспитательной работе, объясните комиссии все это? Позор! Позор на весь край! – указывая на злополучную надпись, и с трудом скрывая нежданную радость, выпалила, будто ее супружник в зайца из любимой двустволки, Михайловна. – Это ваша сфера ответственности!

– А что, я уж сообщала Петровичу по мобильнику…

– Причем здесь директор?! – вознегодовала Михайловна. – Чистота в школе – это ваша сфера ответственности! – How bad! – подтвердила Кирилловна.

– Написали, придурки! – грозно оглядела все еще стоявших «бэшников» Михайловна. – Да еще с ошибками! Кто у них ведет русский? – почему-то спросила она у Кирилловны.

– Магомедовна …, – развела руками преподавательница английского языка. – How bad!

– А-а-а, ну ясно, – сказала Михайловна. – Что ж. Разбирайтесь сами. И с комиссией, уж эти не упустят возможности посмотреть кабинеты, объясняйтесь сами. Я умываю руки! – с этими словами завуч по УМР стремительно покинула класс.

– Чего она умывает? – недоуменно толкнул плечом соседа по парте Русик.

– Руки умывает, – ответил Рыжий Ап.

– Ах вы, сволочи! – искренне и непедагогично возмутилась Алексеевна. – Вы тута еще и развлекаетесь! Заварили тута кашу, не расхлебаешь! Все у меня на административную комиссию пойдете! Всех в Александрию отправлю!

– Рыжий, в дурдомовку хочешь? – негромко хихикнул Русик.

Судя по всему, перспектива перебраться в школу для не очень умственно развитых детей, Виталика не обрадовала, потому как он, как всегда непосредственно, высказался следующим образом: – Не имеете права! Я на вас в суд подам!

– Виталик! How bad! – укоризненно сказала, нервно дергая парик, Кирилловна.

Диана быстро заплакала. Мурад с Вадиком уставились в стенку. Остальные последовали их примеру. Только Русик прятал улыбку, вновь принявшись разглядывать под партой носы ботинок.

– Лариса Алексеевна! – влетела в класс, подрастрепав от непривычно высокой скорости передвижения пышную прическу, пышная женщина и лучшая платиновая блондинка школы секретарша Лариса Ивановна.

– Минуточку! – оборвала ее завуч по УВР. – Вы как до потолка долезли? – снова обратилась она к 5-му «б». – Парту на парту ложили?

А в ответ тишина…

– Виталик, отвечай, когда тебя спрашивают!

Вновь молчание.

– Русик?!

Тишина.

– Леша, Вадик!

Ни звука.

«Как же до потолка долезть? Высоковато», – напряженно мыслила Алексеевна. – «Нет бы, построили школу с низкими потолками. Ведь и со стремянки вряд ли дотянешься…», – досадовала она, глядя на онемевших, будто лучший сельский алкаш Чулок при извечном вопросе участкового Михалыча: «Где взял самогонку?», «бешеных». И тут ее осенило.

– Не хотите, как хотите. Пока комиссия будет в школе, вы будете сидеть здеся, в классе, под замком. И не просто сидеть, а сидеть очень тихо, как мышА. Нету вас в школе, ясно?

– Ясно, ясно, – дружно закивали головами «бэшники».

– Что не так, глядите, с огнем играете, всех гуртом отправлю на административную комиссию! Афанасьич! – вспомнила она о старичке-рабочем.

Тот все это время оставался недвижим и сочувственно наблюдал за происходящим.

– Афанасьич! Дай этим балбесам известки и щетку. Пускай сами замазывают, как хотят! И не забудь запереть класс снаружи! И чтоб ни звука! – погрозила она Рыжему, уходя вместе с Ларисой Ивановной в учительскую.

…Очередная комиссия (в Ульяновской школе к частым визитам из РОНО привыкли, как к обсчетам в сельмаге) удалась на славу. Все прошло как положено, к удовольствию Алексеевны. Тетя Тая сдержала слово и путем хитрых происков так и не подпустила директора РОНО на убойное к учительской (и к 5-му «б») расстояние.

По традиции, заглянув в компьютерный класс, а также, полистав бумаги в кабинете Петровича, и сделав суровое замечание о необходимости привести в порядок отчетность, комиссия двинулась в столовую, где ее (комиссию), опять же по традиции и согласно законам гостеприимства, вкусно угостила старый кулинар Александровна: толстая невысокая и все еще розовощекая и радушная хозяйка. По традиции высокие гости угощались фирменным блюдом Александровны – шулюмом из баранины. После последнего тоста, который Петрович по традиции произнес стоя и высоко подняв бокал домашнего, из своих закромов, вина, «роновцы» умыли руки да и отбыли восвояси.