Фоторобот в золоченой раме

© Рясной И., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Часть первая

Семейный подряд

Ирина блистала. Она загадочно улыбалась, сыпала ироничными замечаниями. Она обхаживала клиента.

– Посмотрите на игру света, – она водила рукой рядом с полутораметровым пейзажем в тяжёлой резной золотой раме. – А какое ощущение воздуха. В середине девятнадцатого века каноны классицизма уже тянули искусство вниз, тяжеловесные прорисованные линии, предельная чёткость и детализация. Закостенелость.

– Это верно, – важно кивал похожий на крота-бухгалтера из мультфильма «Дюймовочка» олигарх на рынке молочных продуктов.

– А хотелось движения. Воздуха. К этому через несколько десятилетий придут импрессионисты. А русское искусство пришло раньше, ещё в середине девятнадцатого века. Не случайно русская живопись по ценам в десятки раз выше западной того же периода.

– Даже слишком высоко, – олигарх аж причмокнул. – Восемьсот тысяч долларов.

– Для вас семьсот пятьдесят. Нам ещё важно, чтобы картины уходили не к бездушным торговцам, а к людям, которые их будут ценить.

– Семьсот пятьдесят, – олигарх прокручивал что-то в голове. – Мне надо подумать.

В галерее было светло от света ярких ламп. Ирина Левицкая, невысокая миловидная женщина, увлекала клиента от одной картины к другой, а на всё это с какой-то угрюмой надеждой взирал двухметровый нахохлившийся мужчина в очках.

Процесс охмурения проходил в привычном русле. Ирина блестяще владела этим искусством – она могла быть снисходительной, заискивающей, высокомерной. Клиент должен воспринимать арт-дилера как жреца, которому открыто сокрытое для всех, а себя – как посвящаемого.

Проводив клиента до дверей и закрыв за ним дверь, Ирина победно взметнула руку:

– Он наш.

– Ещё неизвестно, – сказал здоровяк Рубен Левицкий, партнёр и по совместительству муж Ирины.

– Видел, как загорелись его глаза, когда он смотрел на «Пейзаж с озером». Это глаза наркомана. Он болен собирательством. Как говорил мой учитель Рубинштейн: «Только шизофреники могут платить такие деньги за старые куски холста, измазанные краской».

– Особенно сомнительного авторства и происхождения, – горько усмехнулся Рубен.

Ирина резко повернулась к нему и обожгла взглядом.

– Чтобы я никогда не слышала от тебя этого!

– Ну а я чего, – стушевался Рубен. – Чего такого сказал?

– Никогда, – настойчиво повторила она, сжав кулаки.

– Да. Ну да. Извини.

Платов нервно посмотрел на часы. Он опаздывал. Притом опаздывал прилично. А если он опоздает, то… Ой, что будет. Оксана просто его уничтожит – морально, а может быть, и физически.

В этот день шестнадцать лет назад они познакомились. Оксана помнила это прекрасно, тогда как он забывал об этом всё время. И опаздывать в ресторан «Узбекистан» нельзя.

Поэтому стоять в пробке Платов не стал, и его «Жигуль» устремился по окольным улицам и переулкам. Наддал газу – узкая улица была почти пустая.

Бумс. Скрежет. Удар. Звон стекла.

– Ну твою ж мать! – простонал Платов.

Какой-то подколодный гад на синем «ВАЗ-2105», газуя без ума и удержу, вынырнул из переулка справа и, будто специально, пошёл на таран.

Платов, в последний момент краем глаза заметив движение, вывернул руль, поэтому удар получился скользящим. «Вражескую» машину развернуло, она ткнулась бампером в столб и заглохла. Её перекосившаяся дверь вылетела от удара. Наружу вывалился смуглый черноволосый заморыш. Упал на колени. Но тут же вскочил и, пошатываясь, ринулся прочь.

– Стой, зверёк! – Платов, злой как чёрт и внутренне уже созревший для насилия и беспредела, выскочил из салона.

Смуглокожий бегун ковылял, хромая, а вовсе не нёсся горной ланью. Платов легко настиг его. Толчком в спину уложил на асфальт и поинтересовался:

– Далеко бежим?

– Да пишел ты, к-а-а-а-зе-ел! – истерично заорал кавказец и попытался вскочить.

Платов уверенным, отработанным движением заломил руку, потом другую, защёлкнул наручники. И ласково осведомился:

– И кто у нас, такой говорливый, сейчас за козла ответит?

– Да пишёл ты, казёл чумазый! – неожиданно блеснул кавказец, видимо, чем-то дорогим ему словцом.

– О, как запущено всё.

Платов, вздёрнув за куртку, которая треснула по швам, поставил неудачливого водилу на ноги. Кавказец попытался пнуть его ногой и заработал мощный удар ладонью в лоб – бил Платов ладонью, как кувалдой, рука у борца-вольника тяжёлая.

Платов огляделся. Чем-то знакомая была тачка у камикадзе. Обычная синяя «пятёрка». А вот номер… Да его же только что объявили в розыск! Об этом трещала рация в салоне служебного автомобиля. Угон!

Ну что, опер, не зря день прошёл. Вот так вот палки рубят профессионалы. Идёшь, а она сама падает сверху. Красота… Ну, если не считать погнутой дверцы. И ещё – Оксаны… Ну что за засада! Что делать?

Платов обвёл задумчивым взором угонщика, прикидывая – а не отпустить ли его восвояси… Но в мире нет таких причин, которые заставят его отпустить жулика.

Поэтому он горестно вздохнул, взял микрофон автомобильной рации, нажал на тангету и угрюмо произнёс:

– Утёс один. Докладывает оперуполномоченный МУРа Платов. Мною по ориентировке задержан…

В местном ОВД Платову выделили стол в просторном кабинете с зарешеченными окнами, плотно заставленном столами, стульями и сейфами. Там обитал дежурный оперуполномоченный, как и положено человеку при исполнении, расслабленно озабоченный. Тут же был включённый компьютер.

«Начальнику ОВД по району…» – начал довольно быстро барабанить Платов по клавишам.

Когда он оторвался от работы и посмотрел на часы, понял, что пропал. Окончательно и бесповоротно.

Телефон в его кармане истошно завопил: «Пошла эсэмэска. Пошла, пошла. Вот она уже здесь». Старшая дочка установила это безобразие, и гнусный голос теперь пугал коллег, да и самого Платова.

Эсэмэска была короткая:

«Убейся об стену!»

Платов набрал номер. На третий раз Оксана взяла трубку. Холодно сообщила, что она в ресторане, где его не видит. Узнав о ДТП, испугалась, но, услышав, что муж оформляет жулика, отчеканила:

– Всё, Платов, конец тебе…

С бумагами он провозился долго – на улице уже стемнело.

– На двое суток этого Ваху Магомедова закрыли как иногороднего, – сказал молоденький дознаватель. – А потом решать будем, что с ним делать. Статья не тяжкая.

Ну что ж, можно отчаливать. Зверёныш в камере. Больше опера из МУРа он не интересовал – не его уровень. Но что-то в задержанном настораживало.

– Слышь, дружище. Дай-ка переговорить со зверьком, – сказал Платов.

– Да без вопросов, – кивнул дознаватель. – Только без членовредительства.

В тесный дознавательский кабинет завели кавказца и усадили напротив Платова. Задержанного била мелкая дрожь. Он был жалок и запуган.

– Отпустите, – заканючил он и всхлипнул. – Денег дам. Дознаватель не берёт, говорит, вас боится… Брату позвоню. Он много денег привезёт.

– Эх ты, черт нерусский. – Платов потрепал задержанного по щеке, так, что осталось красное пятно. – На тебе условная не снятая судимость. Пакуй чемоданы. Заждалась тебя Колыма.

– Мне нельзя!!! – упрямо повторил Ваха. – Мне в тюрьме смерть! Что делать?

– Колись ещё на пару эпизодов, суд тебе зачтёт чистосердечное раскаяние. Глядишь, колония-поселение нарисуется. А это далеко не зона.

– Нельзя мне никаких поселений! Нельзя. Отпусти!

– Поздняк метаться, орёл горный.

– Я… Я киллера сдам.

– Что?!

– Мой друг. Должен одного лоха завалить. Я эту машину ему должен был подогнать… Я вам друга дарю. Вы мне свободу дарите.

– Расклад понятен. – Платов прикинул варианты. Похоже, парень не врёт. – Когда мочить будете?

– Завтра.

– Что-то ты рановато с тачкой подсуетился.

– Место для отстоя есть. Номера левые есть. А если впритык брать – можно не успеть. Тогда башки лишусь. Аслан строгий…

– Завтра, – Платов задумался. – Ну, до того времени у нас посидишь… Не в камере – в кабинете…

Машина правосудия начала своё движение. Платов доложил информацию по киллеру начальнику своего отдела, а тот – начальнику МУРа и замначальника главка. Это было уже ночью, но время поджимало, решать надо было быстро.

Большие руководители дали отмашку, распорядились выделить необходимые силы и средства и душегуба «окружать». Исполнителям действовать исходя из ситуации. Вся тяжесть ответственности ложилась на плечи Платова как инициатора и на начальника отдела по заказным убийствам Андрея Рогозина, в чью компетенцию входят такие дела.

Было два варианта. Первый – Ваха выводит оперативников на киллера и того задерживают с оружием. Вот только здесь покушение на убийство, если киллер не расколется и не даст полный расклад, недоказуемо. Останется только незаконное хранение оружия, по нынешним временам статья слабая. И киллер останется на свободе. Вариант второй – проследить за убийцей и, когда он выйдет на цель, аккуратненько принять. Платову второй вариант совсем не нравился – если что-то пойдёт не так, киллер может успеть сделать своё дело. И тогда головы всем снимут. Но начальник убойного отдела закусил удила. Ему до зарезу нужен был задержанный с поличным киллер. И для этого он готов на любой риск.

Утром всё пошло как по маслу. Ваха встретился с киллером на юго-востоке Москвы и передал ключи от машины – той самой злополучной «пятёрки», которой в полицейском гараже наспех поправили дверцу. Платов с Рогозиным, устроившиеся в отдалении в служебном «Форде Фокусе», со своей позиции видеть эту встречу не могли, однако её плотно контролировали разведчики из службы наружного наблюдения.

– Ну вот, обнимаются. По плечам друг друга похлопали, – донёсся в рации комментарий опера из «наружки». – Всё, наш человек отвалил в сторону. Объект садится в машину… Начал движение.

– Третий, ведёшь его, – послышался голос старшего бригады наружного наблюдения.

– Понял.

– Пятый, ведёшь с опережением, если он рвануть решит.

– Принято.

Всё, началась гонка с преследованием. Сегодня гоняли клиента пятью экипажами «наружки» – неприметными иномарками и отечественными легковушками с формированными двигателями. Вели очень аккуратно. Вчера в «пятёрку» вмонтировали радиомаяк и микрофон, так что теперь машина под полным контролем и никуда не денется.

– Идёт в сторону Волгоградки… Чёрт, я его потерял из виду.

– Пятый на связи. Я его перехватил.

– Только не лезь близко.

Фигурант вёл машину аккуратно, соблюдая все правила дорожного движения и скоростной режим. Через четверть часа синяя «пятёрка» въехала во двор, зажатый шестнадцатиэтажными домами.

– Вот оно, место исполнения, – со своей обычной непоколебимой уверенностью выдал Рогозин.

«Пятёрка» остановилась перед элитным домом со стенами, выложенными праздничной разноцветной плиткой, с полукруглыми лоджиями. На стоянке теснились элитные «Мерседесы», «БМВ».

«Форд» выставился достаточно далеко от синей «пятёрки», но вполне удобно – с этой точки была видна часть двора. Платов вытащил массивный армейский бинокль.

Видно было, как вылез из салона «пятёрки» киллер – плотный, с борцовской фигурой, лицом загорелым, обветренным, одет в белую ветровку, потёртые светло-синие джинсы. На плече матерчатая сумка. Он скрылся из виду за машинами и гаражами. Но вскоре опять возник в поле зрения. И начал прогуливаться вдоль элитного дома с видом человека, совершающего утренний моцион.

– Ждёт жертву, хорёк вонючий, – кивнул Платов.

– Дай-ка гляну на голубя сизокрылого. – Рогозин взял бинокль. – Хорош…

Потянулось время ожидания.

– Пятый, не мозоль ему глаза, – слышался в динамике раздражённый голос старшего «наружки». – Куда ты лезешь? Ещё закурить у объекта попроси!.. Четвёртый, не спи!

Тут главное – расставить оперов и спецназовцев так, чтобы клиент не насторожился и вместе с тем чтобы повязать его до того, как он начнёт стрелять.

Минута прошла. Пять. Десять. Четверть часа. Киллер примостился на скамеечке около детской площадки с независимым видом – мол, сижу, курю, никого не трогаю. Но видно, что ожидание тоже давалось ему непросто. Он теребил сумку и время от времени бросал как бы невзначай напряжённые взгляды в сторону первого подъезда элитного дома. Пару раз посмотрел на часы.

К подъезду подкатила красная «Мазда», из неё вылез водитель – приземистый, лысый как колено субъект – и прислонился к капоту, выставив как щит перед собой букет с розами чуть ли не больше его самого.

– Клиент заёрзал, – отметил Платов, снова наведя бинокль на киллера.

Из подъезда вышла высокая женщина и, оглядевшись, направилась к ожидавшей её красной «Мазде» и букету цветов, почти скрывавшему лысого кавалера. Сразу вслед за ней вышел благообразный, высокий, полноватый мужчина, лет пятидесяти-шестидесяти, в длинном, модном и стильном светло-сером плаще. Огляделся, довольно улыбнувшись ласковому апрельскому солнцу. И направился к стоянке машин.

Киллер поднялся со скамейки.

– Внимание, приготовились к приёмке! – резко произнёс в микрофон рации Рогозин.

Киллер направлялся к тому самому подъезду, из которого только что вышли люди. Кто из них цель?

Киллер запустил руку в сумку и начал вытаскивать какую-то компактную стреляющую штуковину типа пистолета-пулемёта.

– Захват! – истошно заорал в рацию Рогозин.

Во двор ворвался фургон с затемнёнными окнами. С двух сторон к киллеру бросились молодые и очень резкие ребята. Один был совсем недалеко от объекта.

– Руки поднял! Полиция!

Внутри у Платова всё оборвалось. Он видел, что ребята не успевают.

По практике – истошный крик и наскок на несколько мгновений парализуют объект, лишают его воли к сопротивлению. Даже прошедшие горячие точки бойцы редко успевают что-то предпринять, когда на захват идёт спецназ.

Но киллер оказался парень не промах.

Вот он отбрасывает сумку прочь. Оборачивается на крик – до ближайшего спецназовца метра три. В руке у киллера компактный автомат с самодельным глушителем.

Платову кажется, что течение времени замедлилось. Старая ковбойская игра – кто первый нажмёт на спусковой крючок.

Грохот выстрела.

Отброшенный пулей, киллер делает два шага назад. Как-то неохотно заваливается на спину. Палец судорожно вжимает спусковой крючок. Хлопает смягчённая глушителем очередь. Но пули уходят куда-то вверх – дай-то бог, чтобы не наделали дел и не пробили кого-нибудь на излёте.

– Готов! – бьёт ладонью по панели Рогозин и заводит машину.

«Форд Фокус» остановился около места стрельбы. Платов выскочил из салона. Спецназовцы склонились над киллером, чьё тело дёрнулось. По нему пробежала судорога. По всему видно – не жилец.

Платов чертыхнулся. Да, пуля дырочку найдёт. Теперь клиента ни одна реанимация не откачает. И допрашивать некого. И, что самое неприятное, про заказчика теперь поведать некому…

Началась привычная суета после боя. Отовсюду как по волшебству материализуются люди. Здесь и оперативники. И разведчики с «наружки» нервно курят в сторонке – они стараются не светиться, но исправно фиксируют всё на видеокамеру для отчётности. И спецназовцы кружатся – плавно, величаво и с достоинством, как хищники, которые настигли добычу. Привычный хаос. Тут же вылезают любопытные, ротозеи, праздношатающиеся – их отгоняют прочь.

Платов подошёл к распростёртому телу. Рядом с ним лежал пистолет-пулемёт «Скорпион». Из сумки вывалился дополнительный магазин. И чуть поодаль валялась фотография.

Нагнувшись, Платов осторожно взял её. На ней был сухощавый мужчина.

Платов огляделся. И наткнулся глазами на высокого мужчину в светло-сером плаще, который недавно выходил из подъезда, его контролируют двое спецназовцев.

– Андрюха, – Платов хлопнул по плечу Рогозина. – Вон наш исполняемый…

– Как насчёт кофейку? – Рогозин кивнул на тумбочку, где взгромоздился старенький, дышащий на ладан электрический чайник в окружении чёрных от многолетнего употребления чая чашек и банки кофе «Нескафе». В пластмассовой коробочке с надписью «Сардины» лежали кусочки быстрорастворимого сахара. Типичный натюрморт для оперского кабинета.

– Не откажусь, – кивнул Эдуард Алексеевич Кононенко.

Человек в сером плаще на предложение проехаться до ОВД Чертаново Северное и дать показания согласился без каких-либо пререканий и возмущений – надо так надо. Свой неприлично роскошный «Роллс-Ройс» цвета чёрный алмаз стоимостью полмиллиона евро он спокойно оставил на стоянке около отдела.

С Рогозиным и Платовым он беседовал ровно и доброжелательно. Драму со стрельбой и трупом он воспринял на удивление спокойно.

– Не «Ямайка», конечно, но чем богаты. – Рогозин, разлив кофе по чашкам, продемонстрировал знакомство с элементами хорошей жизни – «Ямайка Блю Маунтин» относится к почитаемым знатоками и не слишком известным обывателю сортам элитного кофе.

– И не такое пили. В жизни всяко бывало, – сказал Кононенко.

– Жизнь вообще штука неоднозначная, – философически изрёк Рогозин, прикидывая, применить какой-нибудь ловкий тактический трюк или в лоб спросить о сути вопроса.

Кононенко кивнул понимающе:

– Я знаю, есть формальности. Но не думаю, что от моих показаний будет хоть какая-то польза. Ваши сотрудники больше меня видели.

– А как по-вашему, что там произошло? – спросил Рогозин.

– Задержание вооружённого преступника. И его ликвидация.

– Всё верно. Но есть нюансы. Преступник был наёмным убийцей. Нейтрализован на месте исполнения заказа. И главный вопрос – кому предназначались его пули?

– И кому? – с интересом осведомился Кононенко.

– Вот. – Рогозин извлёк из папки фотографию и положил перед допрашиваемым. – Фотография объекта покушения. Из кармана киллера.

– Но… Но… Это же я!

– Именно.

– Египетская тьма! Я думал, вы меня как свидетеля… – Кононенко поморщился и потёр кончиками пальцев виски. – Получается, он приходил за мной! Но почему?

– Вот это мы и хотим от вас узнать.

Кононенко двумя глотками допил кофе, кажется, не ощутив его вкуса, со стуком поставил чашку на стол. Выпрямился. Замешательство прошло, и опять это был уверенный в себе человек.

– Для меня это, мягко сказать, полная неожиданность, – сказал он.

– Кто вас заказал, Эдуард Алексеевич? – спросил Рогозин, внимательно уставившись в глаза гостю.

– Это какая-то несуразица. У меня серьёзный и достаточно обширный бизнес. Рестораны, недвижимость, турфирмы. И везде всё ровно. Со всеми. Я никогда ни с кем не конфликтую – это вредит делу. Да и отбили у меня в местах не столь отдалённых всякое желание понтить.

– Что, довелось у «хозяина» побывать? – подмигнул по-свойски Рогозин.

– Семирик от звонка до звонка. Дела давние, ещё восьмидесятые годы.

– За что страдали?

– За свободу и демократию, – усмехнулся Кононенко. – Пытался внедрить рыночные механизмы в социалистическую экономику. Про цеховиков слышали? Так я из них. В конце восьмидесятых вышел. И в бизнес провалился с головой, как в полынью. Но выплыл. И теперь плыву уверенно и спокойно.

– Но кто-то вас заказал, – вкрадчиво произнёс Рогозин. – Какие кандидаты? Какой мотив?

Кононенко вздохнул, будто что-то хотел сказать, потом отмахнулся:

– Господа, ну какой серьёзный мотив? Вы просто не представляете, насколько гладко идут мои дела. По бизнесу все вопросы утрясены и решены, никто не посягает на мой кусок пирога – все границы давно очерчены и каждому отмерено своё. Живу достаточно замкнуто. Дом, семья, изредка дружеские посиделки в закрытых клубах. Сегодня главное для меня – моя коллекция.

– Вы коллекционер? – оживился Платов. – Что собираете?

– Всего понемножку. По большей части русская живопись девятнадцатого века. Сначала это было вложением капитала, потом переросло в настоящую страсть.

– С Аксельманом и Каменским не встречались? – назвал Платов имена двух мошенников на антикварном рынке, которых ему в прошлом году удалось отправить в места не столь отдалённые, сколь малонаселённые.

– Встречался. – Кононенко бросил острый взгляд на оперативника. – Вы имеете отношение к их незавидной судьбе?

– Сопровождал это дело.

– Мои поздравления, – Кононенко оживился.

– А с вашим увлечением не может быть связан этот инцидент? – спросил Рогозин.

– Ну что вы. Антикварный мир… Это такая тихая еврейская заводь, где все вопросы решаются без применения силы, даже если на кону огромные деньги. Там не принято нанимать киллеров. Только адвокатов. Тут искать бесполезно.

По окончании разговора, когда дверь за бизнесменом закрылась, Рогозин с раздражением произнёс:

– Вот жучара.

– Он знает куда больше, чем говорит, – кивнул Платов.

– Гладко у него, видите ли, всё и по жизни со всеми ровно. Тогда кто его заказал? Инопланетяне? Его же конкуренты и заказали. А теперь или его добьют, или он сам кого-то закажет. Так что ещё будут трупы, не сомневайся.

– Что планируешь? Надо бы телефон послушать и с «наружкой» поводить.

– Валера, тебе надо, ты «двоечку» с «норой» и заказывай! – взорвался Рогозин. – У меня все лимиты на горячие темы выбраны и точек нет. Ты инициатор. Отдел у тебя по резонансным преступлениям. Работай!

– Э, Андрюша, ты стрелки, что ли, переводишь?!

– Просто хочу, чтобы ты орден получил…

Платов писал рапорт по мероприятиям и раздумывал, кому бы лучше сплавить это дело, когда на его столе зазвонил служебный телефон.

– Валерий Николаевич, – послышался ровный баритон.

– Он самый. С кем имею честь?

– Полковник Шведов. Из Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями.

– Чем обязан? – Платов немного напрягся – он не особо жаловал ушлых ребят из этой полицейской конторы.

– Не телефонный разговор, Валерий Николаевич. Мы могли бы встретиться?

– По поводу?

– По тому киллеру, которого так удачно ликвидировали. Есть кое-какая информация…

Через час они встретились около ресторана «Ти-Бон», располагавшегося на улице Петровка недалеко от здания ГУ МВД по Москве.

Шведов – высокий плотный мужчина с немного узким восточным разрезом глаз, прибыл на «Ауди А6», темно-зелёный металлик. Прикид модный и дорогой – до остроты отглаженные брюки, куртка из мягкой замши, фирменный кожаный портфель «Ундервуд». Да, экономические преступления – это вам не гопота из уголовного розыска.

Оперативники прошли в ресторан и приземлились за свободный столик.

– По стопочке коньяка за знакомство, – предложил с места в карьер Шведов.

– Как говаривает мой начальник – не вижу повода не выпить.

– Давай на «ты», – предложил Шведов. – Иначе трудно общаться. Герман.

– Валера.

– Ну, за знакомство.

Стопка коньяка – то, что нужно. Но не больше. Голова должна быть светлая. Потому что разговор, судя по всему, будет долгий.

– Ладно, не будем ходить вокруг да около, – взял быка за рога Платов. – Будем делиться информацией?

– Обязательно, – кивнул Шведов. – Позволь пару вопросов для затравки. Ты раскручивал группу Аксельмана?

– Было дело, – произнёс Платов, припомнив, что этот же вопрос задавал ему потерпевший.

– Вот и отлично. Я наслышан, что ты прилично углубился в тему мошенничеств на арт-рынке?..

– Не великий специалист, но течения и расклады представляю.

– И твоё авторитетное мнение о рынке подделок?

– Во всём мире денежные люди озабочены тем, чтобы вложить деньги во что-то, не подверженное инфляциям и финансовым катастрофам. Лучший способ – предметы искусства, цена на которые с годами только растёт. Вот и выстраиваются наши нувориши в очередь за Айвазовскими и Шишкиными. С начала двухтысячных вместе с ростом цен на нефть начался дикий рост цен на произведения русских художников. Айвазовского теперь уже по квадратным сантиметрам продают. А цены на художников второго эшелона выросли в десятки раз за десять лет. Люди озолотились, кто в конце девяностых в живопись вкладывался.

– А где на всех зубов найти – как пел Высоцкий.

– Точно. Спрос опережает предложение. Шедевров не хватает. Но рынок же из-за такой безделицы не должен страдать. Нет Репина, так будет. Нарисуем. Нет яиц Фаберже? Сделаем.

– А что такое перелицовка – ты в курсе?

– Есть две основные категории поддельщиков по живописи. Одни берут старый холст и даже старые краски, а потом выдают на-гора Шишкина-Поленова или, что гораздо проще в исполнении, авангардистов двадцатых годов. Другие перелицовывают картины. Наши нувориши безумно задрали ценники на русскую живопись девятнадцатого века. Вот и покупают жулики полотно западного пейзажиста, а художник из кружка «шаловливые ручки» убирает подпись чужеземного супостата и выводит закорючку родного русского художника аналогичной школы и периода. И цена автоматом вырастает в десять раз.