Мстигой-1

1

Лихим намётом, подымающим клубы пыли с проезжей проселочной дороги, конный разъезд дюжины воинов почти налетел на путника, лишь в последний момент затормозив и скучившись на гарцующих и роняющих пену с морд лошадях.

Помахивая перед лицом нагайкой от пыли, старший разъезда прорычал путнику, одетому в серый дорожный плащ с капюшоном:

– Кто таков..!? Почему не знаю!?

Путник, мужик примерно трех дюжин лет, но с совершенно седыми волосами на бороде, усах и голове в целом, отступил на пару шагов назад себя от гнавших прямо на него ветерком клубов пыли, не смутился резкостью слов старшего воина, а посмотрел прямо ему в глаза:

– Здравия, вам, воины и хозяева. Позволь со всем вежеством, о вой, узнать – как к тебе обращаться..? Назови, будь добр, своё имя или прозвище…

– Какие еще «хозяева», черныш-находник!? Сам назовись! Какого роду-племени и куда идешь? Где твоя «подорожная грамота»? Покажь…

Путник помедлил немного и, со всей очевидностью намеренно раздельно проговаривая слова, начал отвечать:

– Я – помор и изгой. У меня нет имени и нет больше рода. Но можешь называть меня – Мстигой. Куда иду – не ведаю. Миром иду. А «подорожная грамота» мне не ведома – по што.

Конный старшой удивленно посмотрел на своего подручного, что успокаивал своего ретивого жеребца, так и не смирившегося с такой внезапной остановкой скачки и гарцующего на месте, но тот был слишком занят своим конем.

– Вона как, значитца… помор… да ще и изгой… Тоды путь тебе – в нашу темницу и к дознатчику, стал быть…

– По што так, хозяин? Разве я разбойник оружный, аль лиходей какой? Аль видоки каки на меня донесли за разбой какой на «тракте прямоезжем»..?

– Какой я тебе «хозяин», изгой!? Кому така шваль нужна, как ты… хоть бы и «чернецом подневольным», аль «смердом» каким?

Путник продолжил оставаться спокойным, но стал выговаривать слова еще четче, хотя и до этого, казалось – дальше уже некуда:

– Ты, вой – «хозяин своей Жизни» и её возможного конца…

– Это про любого сказать можно. Даже и про такого, как ты…

– Не правда твоя. У меня нет «имени» – и нет «Жизни» потому.

– Да, об чем ты гутаришь – не пойму. Ты ж – живой еще… пока… Как – нет у тя жизни-то?

– У меня нет «Жизни», есть только «путь-дорога» и конец оной.

– И где этот конец твоей «пути-дороги», когда он наступит, по-твоему?

– Когда найду «кровников» своих.

После этих слов старший опять переглянулся со своим напарником и на сей раз тот перехватил его взгляд и кивнул ему – как о чем-то давно им известном и само собой разумеющемся, и даже положил правую ладонь на притороченное к седлу копье. Старший же положил правую ладонь на рукоять своей сабли и нахмурился:

– А… Вона што… другой совсем разговор тоды… Тоды точно – в темницу и к дознатчику нашему…

Старший развернулся в седле и посмотрел на конников позади себя. Почти сразу из-за его лошади выметнулся сторожевой пёс, ранее пристегнутый, видимо, поводком к седлу своего хозяина, и с угрожающим рычанием прыжками бросился на путника.

Тот опять остался спокойным, но его взгляд поймал взгляд атакующего его пса. Он внешне неспешно вытянул в сторону пса правую руку и скрутил «дулю» пальцами, а потом негромко произнес странно прозвучавшие слова, как фразу на неведомом языке:

– Ш-ш-у-у-у – в-А-р-р-р… – последний рычащий звук уже совсем не походил на звук человеческой речи, а, скорей, напоминал утробное рычание медведя…

Его вытянутый к псу кулак развернулся из горизонтального в вертикальное положение, пальцы выпрямились и стали похожи как бы на лезвие меча. Пёс же – как будто налетел на невидимую стену, так резко он затормозил когтями на своих лапах по земле. А потом произошло совсем уж невероятное – свирепый бойцовый пес размером с маленького теленка присел на лапах, обмочился по себя, как кутенок… потом лег брюхом в свою мочу и, скуля, начал отползать назад себя и от путника подальше…

Старший разъезда подал знак – и остальные его воины начали веером окружать путника. Кое-кто даже сабли свои достал из ножен…

– Вона ка-а-к… – протянул старший, тоже покрепче сжавший рукоять сабли: Колдун али чаровник, а… кто будешь, изгой-кровник?

Путник спокойно пожал плечами:

– Не так… Из таёжных поморов я… Просто «слово» знаю… У нас дажно мальцы тако умеют…

– Просто – гришь… «слово»… и волка так остановишь..?

– Для него – другое «слово» надобно… но да… остановлю… если не «в гон», конешно…

Старший совсем уже по-другому… пристально рассмотрел путника, профессионально оценивая его, уже как воин воина.

– Распахни плащ, кровник…

Путник понимающе ухмыльнулся старшему, слегка кивнул и распахнул плащ на поясе.

– Опоясанный… булатом… витязь… северный… штурм-вой… – пораженно зашептались не выдержавшие такого зрелища воины между собой.

Из поясных узорчатых серебряных ножен путника в правую сторону торчала витая мореным дубом рукоять булатного меча с огромным ограненным рубином в навершии.

Старший оценил древность полированной рукояти и ножен… родовые руны чеканки на ножнах не рассмотрел… потом сжал челюсти так, что желваки выступили на скулах… А затем одним слитным движением соскочил с седла своей лошади, бросил поводья своему напарнику и сделал пару шагов к путнику. Потом ударил себя по груди в районе сердца сжатым правым кулаком и выбросил вперед уже распрямленную ладонь правой руки в направлении солнца:

– Приветствую тебя, Витязь. Я – есаул Вышата, Всевеликого войска Донского… на службе у стольного князя Владимира. Прошу простить слова мои резкие и поношения, и хулу… Не ведал – кому реку сие…

Путник пожал плечами и грустно ухмыльнулся:

– Пустое, есаул Вышата. У меня нет имени. Мстигой я… и больше – никто…

Есаул хмыкнул, но тихонько уже… Потом помялся и предельно уважительно начал:

– Прости… ежли чо… токо из легенд и сказов ведаю про таких… можно мне..? Нас вот дюжина супротив тебя..?

Путник понимающе кивнул и просто ответил:

– Все «легли» бы…

Есаул помялся и продолжил:

– Служба у меня… про «Орден серебряных поясов» не слыхал даже… только про «золотых»… на севере хде-то…

– Так и есть… но «Отец Ратный» мне так присудил… и в дар прощальный дал сей меч… его присуд – не мой… я б и вовсе не оружным пошел…

– Дар..!? – пораженно ахнул есаул и даже рот открыл… Потом со стуком захлопнул челюсти и совсем неуверенно продолжил свои расспросы: Но как же тоды это..???? «ОР» дар преподносит «изгою»… Великий такой… древний же..!??? Богатство целое… цены не имеет…

Путник вздохнул, но ответил:

– Имени я сам себя лишил… нет на мне позора, аль измены какой… Недоля така просто…

Есаул понимающе кивнул… помялся… и продолжил:

– Прости, конешно… но почему сюда к нам пришел..? Мы не ходили на поморов никода… Ужель: варяги какие татями наскочили на вас… на твоих…???

Путник пожал плечами и кивнул. Есаул с заметным облегчением выдохнул задержанный в груди воздух… Расслабился внешне и спросил все же напоследок:

– А если те – на службу к нам..? Проще было бы «кровников» твоих сыскать…

Путник вздохнул и сухо ответил:

– «Не имеющий имени» может служить токо своей Судьбе… и Богине Карне…

Взгляд есаула скользнул в сторону и он промямлил почти:

– Понимаю… Но ты не очень… мало ли… у нас тут… Богов не поминают больше… так-то… только Христа… принято… теперь… князюшко… лютует…

Путник кивнул:

– Видел уже… целые деревни… в разоре… А еще сказывали: шо учеников волхвов и ведунов на кол сажают ноне…

Есаул кивнул и сжал зубы…

– И у нас даже – раздор в станицах… до усобицы доходит… Но куды деваться? У тя вон – «Отец Ратный»… был… а у нас – атаман приказал… служба… долг воев…

– Лихие времена настали…

Есаул кивнул и тяжко вздохнул… Потом он еще помялся и спросил с почти детской надеждой в интонациях своей речи:

– А ты слыхал про наших «богатырей»..? Илья из Мурома..? Добрыня наш..? Алентий из новых энтих, по прозвищу «Попович»..? Вольга опять же Черниговский… совсем тут недалече – вон там… Ежли б с кем из них встренулся, а не со мной…? Сдюжил бы..? «Пояс» супротив нашево «богатыря»..?

Путник пожал плечами. Но есаул уже «загорелся» и продолжал:

– Ну, ответь… будь ласка… очень прошу… они ж – силищи немерянной совсем… тура пополам рвут голыми руками… А..?

Путник усмехнулся и тихо промолвил:

– Про могутность иху – не ведаю… и про справность, как воев – тоже… А ты сам супротив тура да с саблей в руках-то..? Помогли бы ему его рога и могутность..?

Есаул даже рассмеялся и кивнул понимающе.

2

Микула вытер пот с чела рукавом рубахи, набросил поводья на плуг и решил отдохнуть немного… Его взгляд привычно уже с опаской обратился к проселочной дороге и он чуть не подпрыгнул от неожиданности… Буквально в нескольких шагах от него по дороге и по направлению к нему же шел путник в сером плаще незнакомого покроя. Седой на всю голову, хоть и молодой еще пока… Микула не слышал его шагов по дороге, хотя тот уже совсем к нему подходил… Ступал он ровно и свободно, не крался совсем, но ступни его сапог ступали по дороге совсем безшумно почему-то… и даже пыль не поднимали совсем… как призрак стелился, а не шел как будто…

Микула засуетился правой рукой, то славицу начав, а то креститься начал в итоге и забормотал всё подряд:

– Чур меня… то есть, спаси Христос… отведи лихо… ох…

Путник же остановился в трех шагах от него, взглянул без улыбки на лице, но спокойно и уверенно:

– Здрав будь, хозяин. Боги – тебе в помощь, хлебороб… Далеко ли твоё селение, аль деревня, али хутор твой..?

– Я – Мык… я – не хозяин… Мыкула я… Деревенский… Вон там… за тем перелеском…

Путник взглянул в указанном направлении, кивнул устало… Потом посмотрел на крестьянина, понял – что тот отдыхает сейчас и присел на обочину дороги. Взглянул снизу в лицо переминающегося с ноги на ногу мужика:

– А меня зови Мстигой, Микула. Я – из северных поморов… Странник я… скиталец… С прямоезжего тракта вот в вашу сторону свернул… Отдохнуть мне надо… У кого в твоей деревне остановиться можно – скажешь..? Али «дом странноприимный» есть, можа..?

– А? Нету уже… спалили его… надысь… Тебе на ночь, аль дольша..? Ежли на ночь токо – мож – у меня…

Мстигой подумал… пожал плечами и признался:

– Сам пока не ведаю… Токо… Лучше бы мне… не мешать никому… еды куплю у тебя… а спать… нет ли халупы какой брошенной..? Хаты нежилой совсем..?

Микула настороженно посмотрел на странного незнакомца и пожал плечами:

– Да почитай – полдеревни не жилых хат стоит терича… Хто съехал отседа совсем… кого… крестили… так… совсем… што… Ты Богов наших не поминай в деревне-то… а то – мало ли… Есаул со сворой своёй почти кажный дён заезжает… к нам… строго у нас тут с энтим…

Мстигой кивнул:

– Уже… переведался с ним… недалече тут… тож упреждал меня в энтом…

Микула вытаращился сначала на путника… потом, неуверенно уже опять, произнес:

– Ну… дык… я упредил… на всякий… мало ли… А ты, знать – не крещен ишо..?

– Нет. И не буду.

– Ага… Вона как… ну, што ж… Я – просто мужик… не моё дело… не приписанный пока… свободный, то исть…

Он помялся, не зная: что еще сказать… Потом спохватился:

– Пустые хаты… все равно… родичи там остались… не дело это… токо… есть кузня пустая… совсем за леском вон там… кузнеца сказнили… он приймак был… ежли чо…

Мстигой кивнул:

– Самое то – для мя, Микола. Кузница – самое то…

Микола оценил уважение в словах странника и расслабился. Даже присел тоже на землю. Потом спросил:

– А ты, молодой…. По какому делу к нам сюда..? Не из офеней… не по торговому делу, то исть… не воин, хотя похож… пеший опять же…

– Я – изгой, уважаемый… В приймаки не пойду, ежли чо… ни к кому… и служить не буду… никому… Отдохну вот у вас… к Глебу вашему в Чернигов схожу… там видно будет…

Микола опять вытаращился:

– К Глебу..? Эт к князю нашему, то исть..?

– Ага. К нему…

– Ага… Што ж… дело… к князю… што ж… да…

– Нет. Не к князю дело у меня… просто он может знать… про моё дело… вот и спрошу…

Микула крепился некоторое время… потом не выдержал:

– Мил-человец… Да, тебя на порог гридницы его не пустят даже..! В плети сразу – токо близко к его гридням подойдешь ежли… Чо уж о самом Глебе грить-то..!!

– Зазнался, стал быть…

Микула даже руками всплеснул от пораженности:

– Да – не то слово..! Чванится – што там стольный киевский Владимир…!

Мстигой усмехнулся и загадочно ответил на это:

– Ну… хто высоко поднялся – тому дольше падать будет… ежли чо… когда-то… и всем…

Микула пораженно рассматривал собеседника несколько мгновений… потом вдруг тоже усмехнулся:

– И верно… Хорошо вам… северным… Вы человецами остались… вольными… даже в речах…

– А вы..?

Микула только рукой обречено взмахнул в ответ. Потом сказал:

– А мы – подневольные совсем… аки рабы какие… холопы по-нонешнему… приписные к попам…

Несколько часов Мстигой отдыхал на опушке леса в тенечке… Потом пришел Микула, как сговаривались, и проводил его за лесок в брошенную кузницу и показал там всё…

Мстигой ходил за своим провожатым и удивленно хмыкал… Кузница и всё хозяйство оказались не разграбленными и в полном порядке – как будто бывший хозяин просто ушел куда-то на время. Только живности в хлеву и в подворье никакой не было само собой…

В кузнице был идеальный порядок и много запасов самых разных для ремесла сего. В последнюю очередь они осмотрели хату-мазанку, состоявшую из четырех комнат. Потом вышли на крылечко и присели на нижний приступочек там.

– Я детскую видел комнату… много детей у него было..?

– Пятеро. В монастырь забрали всех. А жинку его вместе с ним… порешили…

– За што?

– За Веру. Не схотел креститься, как все мы… Получелик Лютый самолично его… и её… саблей… прикопать велел… но мы потом тайком на кроду их выкопали… как положено… мы всех выкапываем… потом… токо домовины оставляем на месте… опять закапываем… на всякий…

– И хто сей «получелик Лютый»..? Из Вышатовских подручных..?

– Што ты..? Вышата – справный есаул… Он со своими токо дороги блюдет и границы, а расправы Получелик тварит… За то и прозвище тако – саблей любит головы сносить по челу пополам аккурат… Стоит потом и смотрит на срубленную голову-то… або ищет чево тама… Князя нашего Глеба – прислужник… Ты эта… ежли чо… я мальца пришлю свово… и ты сховайся в лесу вон… Он долго ждать не любит… ярый… спалит кузню однова… но зато ты жив будешь…

– Почему так, Микола..? Кузня всей деревне вашей нужна, я – же пришлый и прохожий… пришел и всё одно уйду кода-то… Как сельчане на тако посмотрят и присудят..?

Микола покряхтел с досады… почесался… потом начал объяснять:

– Я считай – староста… нас меньше трети осталось тута… от былого-то… А ты всё ж – жива Душа… северянин опять же… родной Веры нам… А кузня што ж… другу построим… кода будет кому…

– Благодарю душевно, Микола-староста. Но упреждать меня не надо… лишнее это… и прятаться я ни от кого не буду… не с руки мне… совсем наоборот… служилых поразспрошать – самое то для мя… А там – как боги ведают и судьбы прядут нам всем… Ты же и остальным скажи – шоб говорили так – чужак пришел неведомый и самоправный какой-то… боимся его и не ходим туда даже… або призрак какой белый совсем, або альв какой…

– Ладно.

Они помолчали… Потом Мстигой спросил тихим голосом:

– А пошто вы не съедете все…? Хоть бы и к нам в парму..?

– Родина тут… предки… наша земля…

– Думаешь – наладиться когда-то тут всё..? Стерпите и потом наладится..?

– С Почину Великого тако было… и опять будет…

Они опять помолчали. Но потом Мстигой сказал все же:

– Не будет, отче. На чем твои домашние живут? Чьим умом, волей, умениями и порядком живут?

– Моими.

– Так. А если твоё всё сравнить с родами нашими? Чьими Знаниями и умениями рода живут?

– Волхвов и жрецов, кудесников и ведунов… они все Поконы наши блюдут…

– А их ноне изводят во перву голову, а потом уж токо за вас примаются…

Микола заерзал на своем месте… опять почесал себе спину, натруженную и многожды вспотевшую на поле за день…

– Ну… вы скоро придете войском к нам… и порубите супостатов наших… выморочных…

– Штобы дойти сюда… нам перешагивать через «Вышат» ваших придется и прочих… детей ваших… Кто так-то сможет и схочет..?

Микола аж закряхтел от нервов своих… обхватил натруженными ладонями голову и замычал, как от зубной боли нестерпимой… До него дошла спокойная правда и сила слов Мстигоя…

– Завтра сказ будет мой, Мстигой-ведун. Думать буду терича крепко над словами твоими… Пойдем ко мне вечерять щас..?

– Благодарствую за честь и вежество, староста. Однако – откажусь ныне. Надо полы намыть в хате, прибрать тут всё от пыли да паутины… домового почествовать, приблуд прогнать, ежли набежали на нево…

Поутру, как сошли росы, со стороны деревни из-за выступа лесного к кузне прибежала ватага деревенской детворы. Не всякой, а только отроки да девчата тех же лет примерно. У ворот досчатых, что стояли крепко в отличие от поваленного по сторонам тына, и которые Мстигой закрыл на ночь, ребятня встала, блюдя обычай, и загомонила промеж собой. Мстигой вышел из кузни, где заводил уже огонь в печи, подошел к воротам и открыл левую створку.

– Доброго тебе утречка, дядя прихожий. Я – Званко, сын Микулы. Меня родители с подарочком тебе прислали… Вот тут… крынка молока утрешнего, каравай хлеба, соль и прочие разности-приправы… Не обезсудь… Ежли чо – я еще до хаты сбегаю и принесу. А еще тятя наказал спросить – мож, помочь чаво по хозяйству? Дак, мы – со всей радостью тода…

– Здравия вам. Благодарствую, Званко… Проходите, молодые хозяева. Гостями первыми у мя будете.

Большинство ребят растерялось даже от таких слов Мстигоя… Уж слишком уважительно он к ним обратился. Как ко взрослым совсем… Потому смешки и перешептывания стихли разом, только взгляды друг на дружку кидали, пока шли до подворья вслед за пришлым и седым на всю голову дядей-чужаком…

– Вот тут под навесом и сидайте, гости дорогие. Щас я вас напитком особым угощу.

Ребята расселись на лавки вокруг стола под двускатным навесом, что примыкал почти к кузне и только головами крутили вокруг, как будто первый раз тут всё видели…

Мстигой же кивнул одной дивчине и ушел с ней в хату… И вскоре они вернулись оттуда. Калинка несла поднос с деревянными чарками, а Мстигой – большой чугунный казан с крышкой и деревянный половник.

– Званко, окажи мне честь – и будь «хозяином за столом» этим – разломай на всех каравай, што принес для меня. Я всё одно не утричаю никогда. Привык так.

Сам же Мстигой вместе с помогающей ему Калинкой разлил из казана напиток по чаркам… И попросил Калинку и дальше разливать добавки, коль попросят…

– Простите, гости мои, за скудь угощения нонешнего, но, как грится – «чем богаты, тем и рады»… А теперь – попробуйте… А ну… кто угадает – из чево я напиток сей сварганил..?

Детвора пригубила, уткнувшись носами в чарки, зачмокала, потом закрутила русыми головами, переглядываясь… Потом посыпалось, как горох, со всех сторон: «малина… яжевика… брусника… гонобоб… калина… рябина… вишня… черника… а самый скус – клюква… морошка… облепиха… смоква… боярышник… смородка… крыжовник… земляника… голубика… шиповник… клубника… можевел… костяника… тёрн… слива… алча… китайка… черна-рябина… черёмуха…»

Мстигой улыбнулся скупо и покивал добродушно:

– Молодцы да умницы… Две трети угадали сразу… глазастые да разумные не по летам… Эт – «сороковый сбор», робяты милые мои…

Кто-то по-девчачьи ой-кнул, не сдержавшись… Мстигой посмотрел на Калинку вопросительно, она и бухнула:

– И тятя и баба мои говорили: что малая жменя «сорокового сбора», что знахари проворят – золотой стоит на торжище Черниговском… На пирах княжеских – токо самому князю и домашним его такое подают, да в малых чарах зовсим…

Все разом притихли и во все глаза уставились на дядьку. Он же усмехнулся и покивал опять:

– Ну, и славно. Бум считать – и вы на пиру том побывали терича… Да на самых почетных местах сиживали…

Ребятня однако не повеселела и продолжала сидеть притихшей… Званко и добавил:

– А мой тятя сказывал – что монастырские у князя нашево сторговать наш остатник станишный пытались за 5 золотых всего… Не сторговались токо… князь червонец златых схотел… а те заупрямились… А ты, дядько, в акурат на червонец такой угостил нас тута… не меньше… ато и больше будет…

В воздухе над столом повисло некое напряжение, так мальцы ждали слов ответных от странного дядьки… Он же печально покивал в ответ и, через силу будто бы, отвечал такими словами:

– Пустое это… Нельзя людей живых и землю родную ни за каки деньги продавать никому… Не кручиньте свои светлые головы, мальцы… Глазами замечайте, ушки – торчком, а нос поветру, конешно… однако и жизни радуйтесь кажный дён… детство пройдет – тода и забот полон рот станет… а пока…

Ребятня заметно повеселела, однако некое напряжение осталось и все: кто прямо, а кто исподволь, на Званко поглядывали… И он оправдал своё явное атаманство среди них:

– Дядь Мси… Мстигой… А ишо я подслушал тятю вчерась… как он с мамой говорил… про тя… сказывал… што ты – странный, конешно… но не прост зовсим… а – чистый ведун по уму и знаниям своим… и воин справный и хозяин рачитый по всему… Вот мы и присудили сёдни – у тя уму-разуму поучиться… Не прогонишь, дядь..? Мы – мальцы, конечно… но и от нас толк будет, ежли научишь чему… а то и сами… по хозяйству там чаво… прибраться… дров натаскать… ну, чаво хошь – готовы в помосчь те… А, дядь..?

– Калинка, ты чево расслабилась..? Наливай всем опять… Вишь – допили уже… Да теперь сначала крошек хлебных посмакуйте сперва во рту… а потом уж сурьицу испейте… полный рот вкусов разных будет так-то… Со ржаным хлебушком оно – самое што ни на есть ладное дело-то…

– Дядь Мстигой, можно мне спросить…? – Калинка, аккуратно разливая напиток по чаркам, разрумянилась аж вся от смущения, но продолжила: Я у бабушки учусь травам и снадобьям всяким… она сказывала про сурью на меду – што её на солнышке несколько дён выстаивать надобно… мёд я почуяла, конечно… но рази ево сушат..? Аль это северное знахарство како, кудесничество..?

– Хороший вопрос… Не сушат, конешно… Но тут не мёд добавлен, а маточное молочко, прополис и перга… Потому много дён и не надо, шоб напиток сей в сурью истую превратился… Помешивать в горячей воде посолонь и при лике Ярилином – и вся недолга… А ты тако и проворишь щас…

Званко вежественно подождал, но Калинка уже и сама пригубила чару свою, тогда он посмотрел на Мстигоя, как бы понуждая его на ответ на свой вопрос… Тот вздохнул про себя и начал говорить:

– Лихое время щас, Званко… А я – притягиваю лихо к себе… Судьба, видать, така у мя… Беда с вами случиться может – просто за то, што ко мне ходите сюда… Понимаешь мя и об чём я..?

– А мы – тишком, дядь… Станишники не скажут никому из чернушников энтих… ручаюсь…

Мы не обузой те будем, а помощниками… хоть в чем, што осилим… А, дядь..?

– А у родителей своих позволенья спросили на тако..?

Званко покрутил головой, осмотрев все лица и признался:

– Не все пока… токо половина… Я ж всех ишо вчерась упредил… а поди вот… кто за былые шалости побаивается – вместо позволенья оха схватить, кто время подходящее для сего позволенья ждет… но к завтрему – все получат… так думаю… До завтра тоды, али как, дядь..?

В полной звенящей тишине, прилетевшая на запах сурьи, пчела, кружащая над столом – создавала настоящий шум… Дети плавными движеньями ладошек отмахивали её от своих чарок, но смотрели все на Мстигоя, напряженно, но и с надеждой в глазах ожидая его вердикта…

– Ладно тода… Но токо по Уставу строгому… Первый мой присуд-уговор наш такой будет… Любое слово моё сразу в миг выполняете… А вопрошать – што, зачем и почему токо вечером позволяется… Согласны?

Враз повеселевшая ребятня загомонила на все голоса и закивала светлыми головами своими… Званко тоже со ртом от уха до уха подождал немного, потом цыкнул негромко и все притихли разом… Мстигой оценил такое по достоинству и бросил на него уважительный взгляд…

– Тогда вот вам, хлопцам всем – первы два урока… Двое лезут на тот вон дуб и делают там насест-засидку… верви и сучья в кузне возьмете… И по череду тама дозорный сидеть будет всегда… хто бы ни шел, ни ехал в энту сторону – свист подаёт и вы все без исключений – мигом в лес и по тропе тайной – до станицы тикаете… Остатние все щас сию тропу и лажить будут… я покажу – как… Ветки живые не ломать, только сухие, об кои глаз в потемках выколоть можно… листвой, да иголками хвойными выстелить – шоб следов от вас не было, дажно ежли дожь пройдет… Девчатам – сбегать в станицу, купить провизии всякой, я скажу – какой… потом обед на всех готовить и прибираться везде… Я вчера начал пыль, пауков да пацюков гонять – но не закончил… большое хозяйство уж для меня одного-то…