Литературные страницы – 4. Группа ИСП ВКонтакте
Труднопроходимый лес многое в себе таит. Сосны прямо до небес. Ветер с ними говорит, а стволы в ответ скрипят. Аж мурашки пробегут по спине до самых пят. Духи лес свой стерегут.
Леший шёл к Лесовику. Через пущу выбрал путь. Он решил к Пущевику на минутку заглянуть.
Под ногами – бурелом. Мох, наросты на стволах. В гуще леса – старый дом на больших трухлявых пнях. Перекошен на бок он, и сараем не назвать, мхом оброс со всех сторон так, что окон не видать.
Полисун дверь отворил. Только в дом хотел зайти, кто-то с ним заговорил:
– В гости или по пути?
– Я тебя и не узрел. Ишь, устроился в углу! – на корягу посмотрел, что лежала на полу.
Это дух лесной глуши. Как и многие – старик. В пуще он живёт в тиши. Именуют – Пущевик. Глазки, будто угольки, в темноте огнём горят. Сучья – две его руки. Серый мох – его наряд. Весь в наростах старый пень, у него корявый лик. Вместо шляпы набекрень нацепил гриб-трутовик. Кто не знает, не поймёт, что коряга – Пущевик, стороною обойдёт, но придирчивый старик непременно проследит. «Что здесь надо, кто такой?» – пугануть он норовит, зацепить сучком-рукой за одежду, чтоб порвать. Так старается людей из лесу скорей про- гнать, как непрошенных гостей. Нрав горячий и лихой, он на месте не сидит, Пущевик – ведь дух лесной, за порядком он следит. Чтобы лес не пострадал от ребяческих затей, чтоб с огнём кто не играл из непрошеных гостей. Польза духа велика: уж пожар предотвратить сможет он наверняка, время лишь не упустить.
– Чё разлёгся, старый пень? – Полисун тут подшутил.
– Так устал за целый день, – нос-сучок он опустил. – Только затушил пожар, что возник из-за костра. Тяжело, совсем я стар и на отдых мне пора. Чуть огонь не упустил, пламя – по округе всей. Тумаками угостил я непрошеных гостей. Не боятся в глушь ходить, заблудиться средь болот.
– Им бы только навредить. Обнаглел совсем народ. Как за всеми уследить? Ведь владенья велики. Сложно стало нам ходить.
Горевали старики…
– Так, немного отдохнул. – Пущевик со скрипом встал, подошёл к печи, зевнул, из печи горшок достал. – Супчик я вчера варил. Отобедаешь со мной? – лешему он предложил. – На, попробуй, суп грибной. Мухоморчиков собрал, их приправил сон-травой. – Пущевик на стол подал. – Супчик просто мировой! Чтоб трухою не сорить и высматривать, как пень, супчик следует варить, им питаться каждый день. Дал рецепт когда-то дед. До сих пор он не забыт. Диетический обед!
– Благодарствую, я сыт. К Ворожее заходил, у неё пил с мёдом чай. Ешь, пока суп не остыл. Мне пора, пойду. Прощай.
Сокол и тополь (басня)
Гульмира Джумагалиева
Одинокий тополь на холме стоит,В небесах высоко соколок летит.– Ах, ты, бедный тополь, всѐ один, один,Надо жить, как ветер. Вместе полетим!– Сокол мой, не надо мне твоих страстей!Я расту на радость всех земных зверей.В холод, зной и стужу, словно постовой,Я стою на страже и храню покой.В зной под кроны листьев заяц мчит стрелой,Чтобы охладиться и побыть со мной.Нужен я и птицам в долгий перелѐт:Отдохнуть стремится – и опять в полѐт.Путник вон усталый вдалеке бредѐт.Отдохнѐт немного, дальше в путь пойдѐт.Дождик мне исполнит музыку в ночи,Путник улыбнѐтся, посидев в тиши,Зайчик, тот всплакнѐт в ласковой глушиИ домой пойдѐт, успокоившись.Разве одинокий? Это ты один!Хоть взлетишь высоко, в сердце ты един.Ни одна зверюшка в гости не зайдѐт.Ни одна былинка душу не зажжѐт.Роза
Гульмира Джумагалиева
Цветок на высоком курганеРасцвѐл по ошибке в ночи.Песчинка в земном океане.Лишь звѐзды – как отблеск свечи.А дождик поил его нежно,Как лучший на свете отец.Ты верил, что счастье безбрежно,В мечтах видел светлый венец.Но тучи нахмурились гулко,Курган осветило огнѐм.Вдруг вышли из логова волки,Слетелось во тьме вороньѐ.В тот миг лепестки поклевали,На землю закапала кровь,Но душу твою не отняли —Ты краше сиял вновь и вновь.Дождю улыбался сквозь слѐзы.От боли хотелось кричать.Но плачут ромашки, не розы —Им надо цвести и страдать.Я розам пою серенадуЗа алой души красоту,Себе попрошу я наградуПодняться на их высотуПчёлка (басня)
Гульмира Джумагалиева
Однажды в пчѐлку голубых кровейВлюбился юный храбрый муравей.Пылая страстью преданной души,Построил улей в сказочной глуши,Кормил нектаром и поил росой,Но ей наскучил преданный ковбой.А сердце переполнилось тоской,Романтика нужна, а не покой!Тут наша пчѐлка мигом собралась:«Семейная, знать, жизнь не удалась!»И в спешке той, в дорогу торопясь,Записки не оставила, кружась,Умчалась вдоль волнующих широт,Не оглянулась даже у ворот.Забыв про мужа, сад и огород,Отправилась в манящий свой полѐт.Летела ночью и парила днѐм,Пока не повстречалась с соловьѐм —Красавец видный, трель, как ручеѐк,Не то что бывший маленький сморчок.И танцы, пляски, веселье день за днѐм!Не жизнь, а сказка в вихре дождевом.Прошѐл так месяц, а за ним и год.У пчѐлки вдруг прибавилось забот.Готовка, стирка, дел невпроворот.Уж нету силы, а полно хлопот.Ну, а красавец – каждый день в поход:Одевшись в смокинг, чмокнув у ворот,Спешит развеяться он в шумный хоровод.Завѐл себе он новую подружку —Красивую зелѐную лягушку.А пчѐлка бедная никак всѐ не поймѐт:«Как мог уйти блудливый, подлый кот!Любовь свою ему я подарилаИ столько дней его поила и кормила,Но он ушѐл, забрав всѐ, даже мыло!»И с болью вняв, что счастье не в балах,Вернулась к мужу вся в слезах.А принял ли еѐ наш муравей?Подумай сам и реши скорей!Поколение
Гульмира Джумагалиева
Мы разучились ждать, надеяться и верить,Не верим в дружбу, как не верим и в любовь.Мы научились лгать себе, другим не верить,И эта ложь врастает в сердце, в кровь.Мы обрастаем, словно паутиной,Ненужными словами… пустотой.Предательство порой считаем глыбой сильной,А если сила, то еѐ не трожь.Но есть на свете чудаки и ныне,Забывшие про подлости и ложь.И любят крепко, словно из пустыниГлоток любви так сладок, хоть жесток.И пусть потом, когда уймѐтся жар,Придѐт тоска, печаль и слѐзы,Век будешь помнить тот пожар,Любви, чарующие грозы.Ты будешь счастья ей желать,Святой, бездушной и неверной.Потом утихнет в сердце страсть,Останется лишь образ нежный.Башмаки
Александр Громогласов
Купили деду башмаки всего за сотни три,Хотел он тут же их обуть, жена же – не дури!Твои, что носишь ты сейчас, вполне ещё сойдут,Вот будет служба и тогда ты в новых – тут как тут.Обидно было старику, давно он не носилТаких удобных башмаков, которые купил.Жена стояла на своём и об одном всё речь —Покупки надо сохранить и лучше поберечь.Пришли домой, нелёгким был после походов путь,Пока согрелся вкусный борщ прилёг дед отдохнуть.Прилёг и помер в то же миг – видать его судьба,Не можем мы предугадать, когда придёт беда.Похоронила старика, дань богу отдела,Но башмаки ему одеть супруга не дала:«Они же новые совсем, чего им пропадать,Их можно выгодно к тому ж, кому-нибудь продать»Но по ночам, как страшном сне, стал приходить к ней дед,Корил за жадность, не любовь и горький слал привет:«Я тут совсем – совсем босой, мне некому помочь,Ходить мне трудно по камням, и боль терпеть не в мочь!Прошу пришли мне башмаки, которые купил,Соседка скоро к нам придёт, её я попросил!»Случилось так, как он сказал, соседка померла,И передали башмаки с ней, вот таки дела.И вновь приснился ночью дед, весёлый, не босой,За башмаки благодарил, и был самим собой.Любите жизнь, живите здесь, сегодня и сейчас,Дарите вы свою любовь, заботу каждый час.Не оставляйте на потом наряды и мечты,Счастливой сделай свою жизнь – и это можешь ты,И если хочешь – достигай, и пусть исчезнет страх,Люби, твори и созидай – ведь всё в твоих руках!Железный Аспид
Наталья Маркова
Роман-дилогия. Жанр – космоопера, приключения.
Фрагмент книги 1:
ПРОЛОГ, В КОТОРОМ ГЕРОЙ БИНАРНО СКВЕРНОСЛОВИТ.
«Закат. Второй за крушение.
Если размышлять сухими цифрами, будет меньше драмы. Итак, сорок миль до удара о землю. Пять веков жизни – арахниду на жало».
Толчок, противоударная консоль бьет в затылок.
«1000000110101011…! Так и должно быть? Она здесь для этого? Лютая имперская инженерия… Продолжаем. Тысяча лет кровопролития за передел вселенной. Она ведь бесконечная: могли воевать в любую сторону. Нет, решили принести жертву самой безнадежной галактике».
Свист и скрежет: отрывается и горит в атмосфере кусок обшивки.
«Невпопад во мне щелкнул второй закон. И кто я теперь, получается, – предатель? Я теперь, получается, идиот. Ну же, милорд, еще меньше драмы…»
Штурвал вибрирует так, что грозит оторвать руки. Но отпускать нельзя.
«У них ведь не выйдет собрать меня заново – их биоинженеры только вылезают из пещер. Если и отличат мои органы от деталей истребителя, приладят их на изоленту, клей и гвозди. Значит, терять нечего, и можно рискнуть. Хотя, признаться, высший пилотаж – это не про меня. Двенадцать миль… Одиннадцать… Я что, на самом деле в последние секунды жизни считаю мили?»
* * *
Эйден пропустил третий сеанс искусственного заката над Браной и отключил ракетные тормоза. Намертво сцепленные, крейсер и мини-бриг ухнули вниз, отчего человек должен был сразу потерять сознание. Если был в нем до этого. На связь противник больше не выходил. Оно и к лучшему: не будет дергаться и не помешает маневрировать. Ничего, Эйден выкрутится за двоих.
Впереди показалась широкая водная гладь – море, единственное на Бране. Его-то он и искал, наворачивая круги над планетой. Теперь дело техники и удачи. Он покрутил кораблями в поисках не слишком крутого песчаного берега, хотя на той скорости, что несла их к поверхности, это было невероятно сложно. Но запускать основное торможение было рано – слишком далеко от суши. Нырять в это море опасно, а если включать да выключать… Даже его мозг не выдержит таких перегрузок – вниз их тянула масса двух звездолетов.
Наконец в поле зрения оказался подходящий берег: ровная поверхность воды и никаких скал. Пилот надеялся, что впереди не общественный пляж: героическое приземление на сотню мирных жителей – так себе изюминка к приключению. В любом случае, пора садиться.
Слава плоским вражеским бригам! Жаль, плоские они только сверху. Эйден глубоко вдохнул и перевернул в полете оба корабля вверх тормашками, противником к берегу. Теперь, если расчет верен, они скользнут по ослепительной синеве, взбудоражат живописные лагуны и мягко зароются в песок.
Включил торможение, откинулся в кресле, закрыл глаза.
ГЛАВА 1 – В КОТОРОЙ УЧЕНАЯ СТЕПЕНЬ НЕ ПРИСПОСОБЛЕНА К РЕАЛЬНОСТИ.
За два часа до падения.
Открытый космос, спорная территория на границе Империи Авир и Звездного Альянса
– Гражданский борт RX-0519, вам нельзя приближаться к огневому рубежу.
Мигающий красными пикселями, экран коммуникатора готов был брызгать слюной в пилота мини-брига, да технологии не позволяли. Самина напрягла всю дурь патриотического накала и закричала в комм:
– Это называется долг перед отечеством, бес-с… хребетный бот! Истребитель прямо за моим научным спутником! – не уверенная в своем праве оскорблять капрала, она выдохнула, рассудив, что в перепалке с машиной толку чуть. – Я в его слепой зоне. Подберусь ближе, выстрелю и тут же обратно.
Разумеется, андроид был прав, но девушка направила корабль дальше, к исследовательской станции. Туда продвинулась граница спорных территорий, и её мирный оплот науки стал участником бойни. Да еще каким участником – прикрытием для врага.
– Крейсеры имперцев более маневренны, их боевой арсенал гораздо мощнее, чем на гражданском судне, – назидательно бубнил оператор боевой станции. – Конкретно этот корабль оснащен особой системой защиты: его уже час не могут достать наши штурмовики. Я буду вынужден сообщить о Вашем безумстве на Брану, леди Зури.
«Отлично. Значит, рвану еще быстрее, пока отчим не утащил за шкирку домой», – мысленно парировала девушка, решив, что до полдника успеет стать национальным героем.
– Вперед, ябедничай, силиконовый тюлень… – прошипела она и отключила коммуникатор. До научной станции лететь еще минут пятнадцать, но сообщение в гиперпространство Браны дойдет через полчаса, не раньше. Один выстрел – и всё. Честное слово.
У Самины Зури с детства не задались отношения с искусственными людьми, хотя они окружали ее повсюду. Столичную планету Альянса наводнили «почти живые» андроиды, а еще киборги с самыми натуральными мозгами, которые переносили с болезных тел в консервные банки всех мастей. Иногда казалось, что людей из плоти и крови на Бране меньше, чем синтетических.
В сфере услуг на каждом шагу блистали последние модели андроидов – эти были не чета древним роботам и внешне, и по интеллекту. Они даже научились имитировать эмоции согласно обстоятельствам. Прямо как этот душный жлоб на боевой станции. В последние десятилетия новому поколению андроидов нашлось место в бою. Силиконовых людей ведь не жаль терять. Обходились машины гораздо дороже живых солдат, но и выходили из строя не так легко. Конечно, риска и самопожертвования от андроида ждать было глупо. Если официант или горничная проглотили бы гранату ради спасения хозяина, то в боевых андроидах от программы безусловной защиты человека пришлось отказаться – иначе они не смогли бы убивать.
Киборгов собирали куда меньше. Из-за безумной стоимости перемещения мозга в железный доспех у инженеров Альянса накопилось маловато опыта. Консервированные бедняги на выходе часто страдали от целого набора психических отклонений. Поэтому киборгов недолюбливали и притесняли, но что такое притеснение рядом с почти вечной жизнью?
В Империи же, по словам разведчиков, биоинженерия и робототехника шагнули на сотни лет вперед. Синтетических людей они выпускали крайне мало, но их киборги не заканчивали жизнь самоубийством, не ели пластмассу и не трахали все, что движется. А уж андроиды… Таких андроидов якобы невозможно было отличить от людей, а некоторые даже приравнивались к ним по закону. Имперцы выбрали своим повелителем одного из этих созданий, когда линия прямых наследников правящей фамилии внезапно прервалась.
Самина полагала, что нет безумия страшнее, чем поставить во главе сотни галактик искусственный разум. Пусть более развитый, чем любой виденный ею, пусть не совершающий ошибок и просчетов – но допустить повиновение триллионов живых существ бездушной машине… В ее голове так и не ужилась абсурдная фантазия, в которой электронный мозг печется о счастье людей. На самом деле разведданных о жизни имперских миров – военной и мирной – было ничтожно мало, да и те обрастали совсем уж невозможными легендами. Но бранианцы заочно презирали их за то, что так малодушно передали заботу о себе Железному Аспиду.
Пример несовершенства роботов мелькал перед глазами каждой состоятельной фамилии: уборщики, повара, мажордомы. Когда-то и няня Самины была андроидом. Первой моделью нового образца, подаренной отчиму ведущим биоконструктором планеты. Добродушное личико, совершенный электронный мозг и бездарная имитация чувств. А может, в нее вовсе не заложили этой функции. Так или иначе, няня Лия стала второй душевной травмой в жизни падчерицы Харгена. Первой была внезапная смерть матери годом ранее.
Пятилетняя девочка превзошла себя, пытаясь выдавить из Лии, как из старого тюбика зубной пасты, хоть сотую долю материнского суррогата. Идеальная няня была заботлива, но не ласкова, предусмотрительна, но не тепла, бесконечно терпелива, но не душевна. Да и не было никакой души в техзадании. Она помогала Самине застегивать школьный комбинезон, брала на прогулку её любимое печенье (а позже гемостатик и антисептик), очищала стены в коридоре от наскальных рисунков. Вполне сносно читала сказки. Но – ни разу не поцеловала, не растрепала макушку, проходя мимо. Не увильнула с дорожки в парке, чтобы вместе набрать камешков.
Девушку до сих пор передергивало от воспоминания об утре шестого дня рождения: «Видите ли, маленькая госпожа, Ваша кошка Дорси попала в мусоровоз сегодня в 5:37. Я взяла на себя смелость отправить то, что удалось выскрести из-под пресса, в крематорий. Желаете разрезать торт?» К тому времени, когда няня подала ей нож, Самина окончательно разочаровалась в искусственном разуме.
Их отношения совсем вышли из строя. Девочка мечтала, чтобы няня хотя бы злилась на нее, поэтому, не найдя отклика безупречному поведению, начала издеваться. Попытки вывести Лию из себя были похожи на противостояние моськи – безобидной детской фантазии, и слона – неспособности андроидов обижаться. Няня молча выпускала червей из своей сумки, меланхолично вычесывала клей из волос, отмывала с мебели шуточки в свой адрес. Гадости обновлялись с завидной частотой и ни разу за два года не повторились. Живого человека эти шалости если не разозлили, то уж рассмешили бы точно. Но Лия и другие андроиды, которым Самина, хихикая, распевала скабрезные дворовые частушки, не имели чувства юмора.
Наконец девочка сдалась. Каждый вечер, сидя рядом с Лией, она слушала красивую добрую сказку и чувствовала то же, что получала в ответ – ничего.
* * *
Внезапный удар встряхнул корабль и выдернул из прошлого. Реальность, как водится, оказалась куда хуже. Имперский пилот заметил приближение Самины и врубил защитное поле. Мини-бриг задрожал. Сам истребитель не спешил показываться из-за корпуса научной станции, но теперь у леди Зури не осталось выбора – её партизанская вылазка раскрыта, и удрать без боя не получится. Она разом вспотела и покрылась мурашками. То, что планировалось как диверсия с эффектом неожиданности, обернулось ловушкой с эффектом глупости. Пальцы непослушно запрыгали по комму. Хорошо, что «силиконовый тюлень» не распознает страх в ее голосе:
– Гражданский борт RX-0519 вызывает боевую станцию F-8… Эй, капрал, ты еще там? Сообщение на Брану доставлено? Есть ответ?
В микрофоне затрещало, силовое поле врага искажало сигнал.
– Еще нет, леди Зури. Только через тринадцать минут. Но я рекомендовал им вашу срочную эвакуацию на орбиту планеты.
– О… спасибо, капрал, это то, что нужно, спасибо, спасибо… спасибо.
Девушка нервно рассмеялась: впервые за всю свою жизнь она была так благодарна андроиду, что поклялась себе его расцеловать. Если выживет, конечно. И, конечно, не в губы. Но куда деваться еще тринадцать минут? Назад нельзя – если выйдет из силового поля, истребитель заметит и ринется в погоню. Зачем ему выпускать мышку из мышеловки? Ладно. Если не выходит трусливо отступить, значит, придется трусливо атаковать и…
Вот это махина!
Хищник вздумал навестить свою маленькую жертву. Враг не спеша выводил из укрытия крейсер, максимально облегченный до массы двух мини-бригов. Пятьдесят метров черного зла с пушками наготове. Самина не стала дожидаться, пока он завершит маневр, и поступила так, как полагается всякой непредсказуемой женщине – выстрелила. (Причем так, как полагается женщине без артиллерийского опыта, но с ученой степенью – зажмурившись.) Через секунду она убедилась в нанесении противнику грандиозного ущерба: на матовой обшивке крейсера поблескивала царапина размером с морковку.
Истребитель, не замедлив хода, развернулся и замер в сотне метров от мини-брига. Стрелять в ответ он не торопился, но Самина уже мысленно распрощалась и с жизнью, и с незаконченными исследованиями, и даже с новой кошкой, Дорси-два. Вообще это, наверное, не самый плохой конец – погибнуть на поле боя. «Погибнуть совсем еще молодой, в нечестной схватке, вызвав только насмешку. И врага, и робота-капрала, и санитаров военно-полевого морга», – фантазия принимала облик мрачного жнеца, когда внимание Самины привлек хаос на панели управления. Там, как обычно, мигали сотни индикаторов, но в абсолютно произвольном порядке. Ну и что? Не так уж много чести умереть, разбираясь с лампочками. Девушка апатично уставилась на них, как вдруг её осенило.
Сочетание индикаторов – это цифры на межгалактической системе исчисления! И в этой части вселенной «9d958e,8c» означало, что кот выделил мышке свободный радиоканал и пригласил на обмен любезностями. Что ж. Самина настроила комм и силилась вспомнить школьный курс имперских диалектов, на одном из которых ей готовились угрожать. Вопреки ожиданиям, динамик молчал, а на экране возник текст на универсальном дипломатическом. Да, ее коммуникатор не умел говорить вслух с кораблями из иных миров… но дипломатический? После того, как она выстрелила первой!
– Гражданский ботик, вы рехнулись? – бросил экран. – Убирайтесь с линии огня.
Девушка заподозрила, что с ее аннигиляцией повременили.
– Прекратите использовать мою научную станцию как прикрытие!
– Так это ваша космическая теплица? Выпишу ей грант на выращивание специй: за помощь Империи в победе над Альянсом. Теперь исчезните.
– Мой выстрел уже привлек внимание наших перехватчиков… – Самина не успела допечатать.
– Да-да, к вашей таратайке… СПРАВА!
От неожиданности она, конечно, повернула голову влево, а потому не успела вывести корабль из-под удара. Как ошпаренная, вдруг сообразила, куда смотреть, и только юркнула под приборную панель, как внутри брига раздался взрыв. По металлическим частям радиорубки заплясали жгучие голубые искорки, в которых Самина с ужасом признала эффект от выстрела штурмовика Альянса. В нее палили свои же!
А чего она ожидала, глупая, когда на корабле без опознавательных знаков открыла огонь в секторе, где уже целый час вычисляли снайпера?
На трясущихся ногах она приподнялась к иллюминатору, чтобы запечатлеть пуск второго снаряда. На этот раз попыталась уйти от удара, но штурвал нагрелся и обжег руки. Обшивка брига затрещала по швам, оборудование выходило из строя, каждое вопило на свой лад. Самина бросилась к коммуникатору. Скорее выйти с ними на связь, предупредить, что она своя! От страха девушка не могла вспомнить частоту сегодняшнего боя, хотя с утра капрал сообщал ее всем, кто выходил в космос… Но какое ей тогда было дело до военных переговоров! Где, в самом деле, она и где война? – думалось тогда. И ведь уже не успеет запросить цифры у робота: штурмовик приготовил орудие к третьему удару. Обматывая руки курткой, Самина пыталась удержать красный от жара штурвал, чтобы за оставшиеся до эвакуации минуты не погибнуть так бестолково. Рычаги управления обжигали и через плотную ткань, но она стиснула зубы и рванула корабль к станции. Пусть там враг, но сейчас и ей нужно хоть какое-то прикрытие. Слезы в глазах мешали править бригом, и ясно было: она не успевает… твою мать, не успевает!
Одновременно – наперерез третьему снаряду – вылетел имперский крейсер. Он прошел так близко к мини-бригу, что царапнул, качнул его и немного протащил за собой. Оказалось, что в попытке бегства Самина, ослепленная болью, не оставила ему достаточно места для маневра. Разумеется, чудовище едва заметило столкновение, отражая удар настоящего противника. Невозможно было разглядеть, что творилось между боевыми кораблями там, один на один, но через минуту легкая вибрация и тающие без следа обломки ознаменовали кончину штурмовика Альянса.
Куски двигателей и корпуса еще разлетались в молчании космоса, когда на коммуникаторе возникло сообщение:
– Приму благодарность капитуляцией. Вас и вашей погребальной ладьи.
Пальцы саднило от ожогов, и Самина решила отступить, не посылая спасителю проклятий. Бриг запустил двигатели и… дёрнул истребитель за собой! Тот включил торможение, и тандем их резко остановился.
– Сцепились, – еле-еле смогла напечатать девушка, тратя силы на очевидное.
– Правда? Я думал, вы меня в плен берете.
Самина закатила глаза:
– Не смешно, надо расстыковаться!
Новая аксиома.
– Это ваша антенна, – ответил враг, – Зачем она там? Я ее отстрелю и…
Но привести варварский приговор в исполнение не успел: мгновение, и оба их корабля затянуло в кротовину, швыряя на орбиту Браны. Эвакуация состоялась.
* * *
На тандем обрушилась гравитация, преодолеть которую в сцепке было невозможно. Корабли падали. Двигатели, направленные в разные стороны, не могли работать синхронно, чтобы помочь друг другу – ни разогнаться нормально, ни приземлиться.
– откл, – был приказ, и Самина сдалась на милость врага. Она заглушила свои турбины.
Истребитель запустил торможение. Оно давало шанс – правда, если сесть на воду, которую на Бране надо еще поискать.
Веселье началось с резких толчков. Самину бросало по кабине, как хомяка в пластиковом шаре, пущенном с горы. После третьего удара виском о штурвал она потеряла сознание и пропустила всё самое интересное.
Домой
Владимир Филатов
Как помню: послан был в разведку.В селе родном фашист засел.Заметил там сестрёнку – Светку.От счастья (разом) обомлел.Она стояла у колодца,В руках держа большой бидон,Лучи полуденного солнца,Играли бликами на нём.Одета в бежевое платьеПлаток на худеньких плечах,И взгляд усталостью охвачен,И седина уж на висках.От нежности сковало сердце,К себе её тотчас прижал«Алёшка?! Уходи, здесь немцы!Пока никто не увидал».Она схватив меня за рукуДворами к дому повела.О Боже мой, какую мукуТогда судьба преподнесла.Зашли… почти пустая хата,Из мебели, скамья и стол,Метла, у печки два ухвата,Но вымытый до блеска пол.А где родители, сестрёнка?Где мать с отцом зови к столу,Заметил фото я в сторонке.С печальной ленточкой в углуИх год как немцы расстреляли,В подполье был отец и матьТебе в письме я написала,Но не смогла, прости, послать.Я шёл назад с мечтой о местиРемнями стягивало грудьИ в эти километров двести,Мне показался вечным путь.