Лавровый венок для смертника

6

Эварду нетрудно было уловить горький привкус признания Согреда. В свое время Рой слыл самым многообещающим в «Клубе бессмертных», организованном доктором словесности Дитрихом Краузе при редакции журнала «Фрилендс Олимпик». Именно он считался непризнанным гением этого элитарного, как они считали между собой, собрания; именно он первым вкусил славы от публикации рассказа на страницах «Фрилендс Олимпик», чего так и не добился никто иной из их благословенного богами сборища – слишком уж суровы были редакторы к своим младовозрастным собратьям. Он же первым предложил вниманию «бессмертных» и рукопись сборника рассказов. Что и говорить, Согред был тогда на взлете.

Но в том-то и дело, что он, Грюн Эвард, оказался среди тех троих, что разнесли его рукопись в клочья. Это был удар, после которого Рой так и не смог прийти в себя. Единственное, на что у него хватило мужества, так это сохранить хоть какую-то видимость дружбы с Грюном. Который тоже делал вид, что ничего особенного не произошло. Однако все это в прошлом…

Усадив Эварда в углу кабинета, за столик, предназначенный для неофициальных бесед, Согред отключил телефон, извлек из сейфа бутылку коньяку и тоже подсел к нему.

– Ты ведь знаешь, что я сам сошел с этой чертовой дистанции, – мрачно произнес он, наполняя рюмки. – Спринтер, позарившийся на лавры марафонца… Обычная история.

Услышав это, Эвард беззвучно вздохнул и, опустив узел галстука, непозволительно расслабился. На такой «джентльменский уговор» он и рассчитывал, решаясь направиться в вотчину Согреда.

– Думаю, что нам нетрудно понять друг друга.

– Я сам сошел с нее, Грюн! Я хочу, чтобы ты поверил мне на слово.

– Мужественное решение. Не знаю никого больше из «Клуба бессмертных», кто бы решился на такой шаг. Хотя последовать стоило бы многим. В том числе и мне.

Эвард помнил, сколь старательно Согред следил за тем, чтобы никто из литературного окружения не забыл о добровольности его ухода, не усомнился в нем. Хотя к тому времени в одном из журналов уже был опубликован его третий рассказ, Согред все же явился на заседание клуба и решительно заявил: «С литературными экспериментами покончено. Я ухожу из клуба и не пишу больше ни строчки. Отныне меня интересует только юриспруденция».

Доктор Краузе и все они, «литературные несмышленыши», как иногда позволял себе называть питомцев президент клуба, только рты разинули от удивления.

«Не дури! – успел бросить вслед ему Эвард, все еще считавший, что вправе давать Рою советы. – Все равно вернешься. Не в наш клуб, так в другой. Мы обречены на эту страсть. Мы на нее – обречены!»

«Это-то меня и задевает, черт возьми, – процедил сквозь зубы Согред, уже стоя в дверях. – Я не желаю зависеть от каких-либо страстей. Это вы всю жизнь будете ползать у ног своей славы, чтобы на смертном одре открыть для себя, что потратили жизнь впустую».

Эвард был уверен, что в эти минуты Рою являются те же видения из прошлого, что и ему. Вот только истолковывают они их по-разному.

– Теперь уж не многие помнят, что я, как никто из них, мог рисковать на литературном поприще, – первым нарушил установившееся тягостное молчание начальник тюрьмы. Слишком уж болезненные воспоминания вызывало у него неожиданное появление на Рейдере одного из счастливчиков «Клуба бессмертных». Все, от чего он так долго и яростно отрекался, вдруг ожило в нем и вонзилось в душу змеиным жалом.

– Почему же, помнят. Во всяком случае, те, кто хотел бы помнить такое, – неуверенно возразил Грюн. – Но ты ведь знаешь: после смерти Дитриха Краузе, «Клуб бессмертных» распался. Встречаемся теперь крайне редко, да и то на страницах журналов или на книжных полках.

Они опустошили рюмки, зажевали хмельную горечь солеными орешками, и Рой вновь взялся за бутылку.

– Так что тебя привело сюда? – вдруг не очень-то дружелюбно спросил он, умудрившись слегка охмелеть уже после второй порции.

– Мне казалось, что так никогда и не задашь этот вопрос.

– Любой вопрос должен быть своевременным и уместным. Имеется принципиальное возражение?

– Я уже говорил о конкурсе…

– Конкретнее, Грюн, конкретнее.

– Мне нужен смертник.

– Кто?! – хмельно уставился на него начальник тюрьмы. – Кто тебе нужен?!

– Я сказал: «смертник». Ты ведь знаешь, что я последовательный и убежденный сторонник психологического натурализма.

– Откуда мне знать? В «Клубе бессмертных» такого термина не существовало.

– Тем не менее меня провозгласили «основателем психологического натурализма в малом жанре».

– Кто это тебя… «провозгласил»? – Согред становился все более нетерпеливым, и Грюн Эвард метался в словесных формулах, как птенчик в клетке, не зная, каким образом вернуться к главному в их разговоре.

– Об этом писали в «Литературном обозрении Фриленда», – объяснил он, едва сдерживая раздражение.

– Я давно не читаю этой погани!

– Рой, мы не о том говорим. Вспоминая о психологическом натурализме, я всего лишь хотел объяснить, что, собственно, заставило меня обратиться к тебе, начальнику тюрьмы.

– А как ты вообще узнал, что я осел в Рейдер-Тауне? Ты ведь обитаешь на другом конце Фриленда, почти на другом конце света. – Теперь он налил коньяку только себе и выпил его, начисто забыв о святой обязанности хозяина заботиться о госте.

– Совершенно случайно. Позвонил какой-то человек. Нагло заявил, что прочел мой новый сборник. А потом спросил, знаю ли, где обитаешь ты. Поначалу я решил, что он попросту хочет разыскать тебя, и ответил, что понятия не имею. Он рассмеялся и сказал: «Теперь Согред – крутой босс. Начальник тюрьмы „Рейдер-Форт“, прозванной „тюрьмой смертников“. Можете послать ему свою книгу с автографом на остров Рейдер. Правда, от зависти он побрезгует даже использовать ее в качестве туалетной бумаги, тем не менее будет счастлив».

– Кто это мечется между тобой и мною, как матадор между разъяренными быками? В чем его интерес?

– Трудно сказать. Представиться не удосужился. Намерений не выдал.

– Тогда к чему ты рассказываешь мне всю эту дурацкую историю? – пожевал нижнюю губу Согред. – Искать меня тоже не следовало. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких! Понял ты, выкидыш психологического натурализма?! Ну ладно, ладно, пошутил. Кто-то, очевидно, знал, что ты увлекаешься психологическим этим самым… И точно рассчитал, что клюнешь на подсунутый тебе адресок, прибудешь сюда. Что ты так смотришь на меня?

В этот раз Грюн Эвард сам наполнил свою рюмку, но, поднеся ее ко рту, замер.

– Послушай, Рой, а ведь мне и в голову не приходило, что звонок может быть «подкидным». Кому-то действительно понадобилось свести нас на этом острове, здесь, в тюрьме «Рейдер-Форт». Как это ты сообразил?

– Что тут удивительного? – уже спокойнее, благодушнее пожал плечами Согред. – Я ведь начинал с детективов. К тому же всю жизнь проработал с преступниками. Меня буквально распирает от детективных сюжетов.

– Однако публиковал же ты не детективы.

– Ну и что? Все равно я весь переполнен кошмарными историями, которые так и просятся на бумагу. Ты не представляешь себе, какое мужество понадобилось, чтобы удержаться от соблазна. Но это разговор обо мне. А какого дьявола взялся за детективы ты? Это ведь первый твой опыт на детективном поприще, разве не так?

– Первый.

– Неужели ты думаешь, что в нашем деле так легко переквалифицироваться? – Согред откинулся на спинку кресла и зло, мстительно рассмеялся. – Гиблый вариант, поверь моему слову. Тем не менее я тебе помогу. В пределах возможного, конечно. Но сначала ты четко сформулируешь суть своей просьбы.

«Он убедил себя, что попытка обречена на провал, и почувствовал облегчение, – расшифровал его доброту Эвард. – Это лучшее из состояний, на какое только можешь рассчитывать, общаясь с Согредом. Так пользуйся же случаем!»

7

– Мне нужен смертник. Я хочу побывать в камере смертников, а затем собственными глазами увидеть казнь. А под нее – еще бы какую-нибудь сногсшибательную историю… Мне необходимо прочувствовать атмосферу этой вашей «тюрьмы смертников», проникнуться ее духом.

– Чью именно казнь? – машинально переспросил Согред.

– Да чью угодно. Я задумал рассказ о смертнике. О последних минутах перед казнью. Когда перед глазами обреченного проходит вся предыдущая жизнь. Когда он вновь и вновь покаянно прокручивает все, что связано с преступлением.

– Бред. Ни черта они не прокручивают.

– То есть?

– Одни мечутся, как звери, и бьются головой о стенки; другие впадают в такую прострацию, что уже напоминают мертвецов. К месту казни их волокут, как фантомов. Зря ты взялся за этот сюжет. Ничего ты в нем не достигнешь. Тоже мне открытие: «Прокручивают жизнь!..» Чушь!

– Подобный сюжет интересен сам по себе. И вовсе не в связи с участием в конкурсе.

– Ну да, ты ведь всегда мнил себя психоналитиком.

– Почему «мнил»? Я многое изучил… Мои критики…

– Знаю я твоих нанятых и проплаченных критиков… – прервал его Согред. – Оставим их в покое.

– Кого, конкретно, из моих критиков ты способен обвинить в «проплаченности»? – Согред заметил, как беломраморно побелела переносица Грюна, и вспомнил, что в дни молодости это тоже было признаком его приглушенного учтивостью гнева.

– Беру тайм-аут, Грюн, – ответил Рой условной фразой, которой в дни той самой молодости им удавалось гасить любые зародыши ссоры. – Ты меня сломил. Какой смертник тебе нужен: профессиональный убийца? Кретин-бытовик? Может, писатель?

– Ну, уж писатель-то у тебя вряд ли найдется.

– Признаюсь, что это диковинная редкость. Но как раз сейчас писатель-преступник у меня имеется. Не исключено, что уже в пятницу мы его казним. С убийцами Фемида и правительство Фриленда впредь решили не церемониться. Так что, может, и в самом деле остановимся на писателе?

Потягивая коньяк, Эвард настороженно разглядывал начальника тюрьмы, пытаясь изобличить его в неуместной шутке.

– Какой-нибудь сумасшедший?

– Сумасшедших у нас не казнят. Весьма спорная гуманность.

– Можешь назвать его имя? Нам с тобой оно было известно и раньше?

– В последние годы он не очень-то блистал и какое-то время жил за рубежом. Затем вернулся, взялся за детективы… Кто бы как о нем ни отзывался, а старик Краузе очень уважал его. Этого было достаточно. Ведь не кто-нибудь – Краузе!

– Черт возьми, кто это? – раздраженно допытывался Эвард. – Имя, имя.

– Том Шеффилд. – Согред выдержал паузу, чтобы выяснить, какую реакцию вызвало у гостя его сообщение.

– Шеффилд?! – осевшим голосом переспросил Эвард. И неожиданно для самого себя, впервые за весь день, рассмеялся. – Брось!

– Не понял. Ты что, не в курсе этой бульварной драмы?

– Совершенно.

– В «Литературном обозрении Фриленда» готовится разгромная, почти издевательская статья по этому поводу. В двух-трех газетах уже появились сообщения о следствии и суде. Неужели все это прошло мимо тебя?

– Почти два года я провел в Штатах, в Сан-Франциско.

– Мог бы сказать точнее: в Саноме, вблизи праха Джека Лондона, твоего кумира.

– Я подолгу бывал в имении Джека, ты прав. Но Шеффилд! – очумело повертел головой Грюн, словно пытался избавиться от наваждения. – За что же он осужден?

По отношению к Шеффилду Эвард никогда не испытывал ни зависти, ни ревности. Хотя одно время тоже увлекался его романами. Просто Шеффилд оставался для него тем профессионалом, завидовать которому Эвард не решался, чтобы не выглядеть маньяком. Его успехи Грюн воспринимал со смирением ученика-подмастерья.

– Как оказалось, несколько последних романов Шеффилд написал по следам убийств… совершенных им самим.

– Не оригинально, подобные примеры литература уже знает.

– И фемиде они достаточно хорошо известны. Впрочем, судьи тоже оригинальничать не стали, расценив его деяния, как проявление особого цинизма. Ни в каком ином случае они не бывают столь безжалостными, как в случае «убийства с особым цинизмом». А знаешь, как он попался? Рассказ о последнем убийстве появился за сутки до того, как полиция успела его раскрыть. Редакция обещала опубликовать творение Шеффилда лишь через неделю, но случилось непредвиденное: какую-то статью пришлось снять прямо с полосы, и было решено заменить ее рассказом живого классика, отчего номер лишь выигрывал. Вот только одному из полицейских, занятых расследованием, сюжет его показался слишком похожим и слишком правдоподобным. Словом, в профессиональном чутье отказать этому служаке трудно.

– Только ли в чутье? Не кажется ли тебе, что кто-то мог подсказать ему этот ход?

– Ясное дело, мог. Но кто? Поэтому пока что эта версия остается в области догадок. А вот то, что Шеффилд приговорен к казни, – реальность.

Несколько секунд двое «бессмертных» выжидающе глазели друг на друга.

– Том Шеффилд!.. – вновь сокрушенно покачал головой Эвард. – Писать романы по заказным убийствам, или же, наоборот, совершать убийства, основываясь на сценах из романов, фильмов, – это еще как-то объяснимо. Даже у нас, в относительно спокойном Фриленде. Но писать свои вещи по следам собственных преступлений, воссоздавать страницы кошмара из собственных убийств!..

Согред наполнил рюмки и, подняв свою, измерил Эварда откровенно циничным взглядом.

– Насколько я понял, ты тоже прибыл сюда, с желанием вдохновиться на нечто шедевроподобное. Пиршествуя при этом на жертвеннике, упиваясь трагедией очередной жертвы и очередного «во грехах падшего».

– Все прочие выдумывают такие истории, или же питаются ими, пролистывая криминальные хроники. Так или иначе, все мы похожи на стервятников, довольствующихся уголовной падалью. Если только решаемся браться за детективы. В этом суть ремесла.

– …В этом суть его проклятия, Эвард. Что не одно и то же. Не будь я в прошлом одним из «бессмертных», выразился бы намного жестче.

– Тем не менее ты поможешь мне встретиться с Шеффилдом. Именно потому, что в свое время был членом «Клуба бессмертных» и понимаешь, насколько это важно для пробующего свои силы в детективе; насколько лично мне необходима встреча в камере смертников «с самим Шеффилдом».

8

Согред ждал подобной просьбы, готов был к ней, что, однако, не помешало ему позабыть о рюмке, пересесть за рабочий стол и, устало откинувшись на спинку кресла, задумчиво уставиться в потолок. Его молчание длилось бесконечно долго. Еще на заседаниях «Клуба бессмертных» Грюн открыл для себя, что Согред умеет держать паузу до умопомрачения, впадая в молчание, как в забытье, и совершенно не замечая, что выводит из себя всех окружающих.

Да, он знал об этой его слабости. Но похоже, что в данном случае Рой нарушил всякое мыслимое приличие.

– Видишь ли, это не будет детектив в обычном понимании, – попытался подстегнуть начальника тюрьмы. – Его герой не столько суперменствует и шерлок-холмствует, сколько проходит все этапы духовного и нравственного очищения.

– Это ты о Шеффилде?! Черта с два: «очищение»! Этого типа не способен очистить даже электрический стул.

– Да нет же, Шеффилд рассматривается всего лишь как прототип, как некая модель. Мой герой будет сотворен по образу и подобию только самого себя. На казнь он идет, как на Голгофу, – взволнованно зачастил Эвард, предчувствуя, что трагедия собрата и впрямь может оказаться для него творческой чашей Грааля. Мысленно он уже носился над телом и духом Шеффилда, словно коршун – над раненой добычей. – Вот почему важно не просто встретиться с Шеффилдом, а хоть какое-то время провести в камере смертников, почувствовать себя в шкуре ее обитателя.

– В шкуре Тома Шеффилда… Понимаю, – с въедливой грустью ухмыльнулся Согред.

– Я имел в виду смертника как такового. – Эварда уже откровенно раздражала манера начальника тюрьмы без конца придираться к словам, заставляя объяснять то, что не нуждается ни в каких объяснениях, и по этому же поводу оправдываться.

– Согласен, в таком перевоплощении из писателя в уголовника-смертника есть нечто таинственное. Уже здесь, в «Рейдер-Форте», я однажды не удержался и специально велел охраннику закрыть себя на три часа в камере смертников. Ощущение такое, словно заглянул в потусторонний мир. Меня вновь осенил великий дар перевоплощения.

– Тем более, – поддержал его Грюн, – что история, связанная с Шеффилдом, сама по себе потрясающий сюжет. А если над ней слегка поразмышлять, углубиться в психологию писателя-убийцы… Признайся: не хочется ли самому засесть за пишущую машинку?

Вопрос был задан в шутку, однако ответа Эвард ждал, как приговора. Совершенно не представляя, как повел бы себя, если бы Рой вдруг согласился принять от него полурастерзанную жертву.

– Я ведь уже сказал тебе, что сошел с дистанции – так и не блеснул утонченностью Согред. На его месте Грюн конечно же постарался бы извлечь наслаждение даже из этой ситуации. – И все! – властно прогромыхал он костяшками пальцев по массивному, как эшафот, столу. – Больше к этой теме не возвращаемся! Ни под каким предлогом! Теперь о Шеффилде… Я не имею права устраивать свидание с ним. Это не положено по инструкции, по закону.

– Опомнись, Рой! Я прибыл сюда черт знает откуда. Это там, на материке, все под жестким контролем. Ты же здесь всевластен, как китайский император.

– Иллюзии. Пойми: ты даже не журналист, – спокойно продолжил свою мысль начальник «Рейдер-Форта». – Ну имел бы удостоверение хоть какой-то газетенки – тогда совсем другое дело. На крайний случай, рекомендательное письмо. Об этом ты, конечно, не позаботился. На имя понадеялся.

– Ты меня разочаровываешь.

– Не пытайся усовещать, – прервал Рой очередную попытку гостя сыграть на давнишней дружбе, больше похожей на затаенную вражду. Терпели они друг друга с трудом, а следили за успехами – с ревностью и отчаянием. – И все же кое-что я для тебя сделаю. – Потирая пальцами седеющий подбородок, полковник Согред артистично задумался. – Представим себе, что тебя направила сюда редакция, предположим, журнала «Западное побережье».

– Это настолько правдоподобно, что вполне смахивает на правду.

– И что я поверил на слово. Кстати, знают ли в редакции хоть какого-нибудь издания, что ты отправился на Рейдер?

– Об этом не знают даже мои ангелы.

– Семью тоже оставил в неведеньи?

– Жену я похоронил вслед за матерью. Детей не было. В этом мире я один, как перст. Судя по всему, состояние одиночества тебе тоже близко.

Согред прокашлялся и задумчиво помолчал.

– Словом, я признателен тебе, Рой, – избавил его Эвард от великосветских условностей.

– Постарайся быть столь же признательным Шеффилду. Пардон, о нем-то мы забыли. А ведь это от приговоренного зависит: пожелает он встретиться с тобой или не пожелает.

– Не чуди, Рой, что ему терять?

– В том-то и дело, что нечего. В мире нет страшнее людей, нежели те, кому уже нечего терять. В мою бытность заместителем начальника тюрьмы в Сан-Сьюдаде, там отсиживал свой срок некий полицейский. Коллеги были уверены в его невиновности и поначалу, из чувства солидарности, пытались напрашиваться на свидания с ним. Бывшего полицейского это приводило в бешенство. Срабатывал комплекс профессиональной вины, при котором ему легче было встречаться с сатаной, нежели со своими сослуживцами.

И все же Эвард не воспринял его предостережения всерьез. Пройдясь по кабинету, он остановился напротив Согреда и, упершись кулаками в краешек стола, убежденно произнес:

– Уверен, что в конечном итоге все будет зависеть от тебя, полковник. Шеффилд почти не знает меня. Имя, естественно, слышал, когда-то мельком виделись, но…

– Это уж точно: не знает, – не отказал себе в удовольствии Согред. – Не отчаивайся, он и писателей покрупнее чтением своим не баловал. Удивительно недалекий человек. Странно, как он вообще оказался в литературе.

– Постараюсь понять это.

Рой тоже поднялся, и на несколько мгновений взгляды их скрестились. Эвард подсознательно ощутил, что только сейчас начальник тюрьмы окончательно решился на нарушение инструкций и закона, о чем свидетельствовал его озорной, меченый отчаянным риском взгляд.

«А ведь он действительно рискует, – попытался Грюн хоть как-то оправдать Согреда. – На его месте ты бы тоже изрядно понервничал. Конечно, за „Рейдер-Фортом“ давно закрепилась слава „земного ада“. Но из этого не следует, что его и впрямь нужно превращать в ад для себя».

– Остановишься у меня, Грюн?

– Что тоже в твоей власти, – не удержался гость, не сумев прервать нить размышлений.

– Отели нынче дороговаты. А я живу один, – объяснил Согред, спускаясь к стоявшему во внутреннем дворике «мерседесу».

– Мне почему-то так и показалось.

– Даже служанка уехала прошлым рейсом «Странника…» на материк. Не знаю, как ты смиришься с едой и выпивкой в моем доме, но места для тебя хватит.

От тюрьмы до небольшого двухэтажного особняка с мезонином было метров пятьсот. Когда Эвард понял это, он рассмеялся.

– Теперь ты догадываешься, почему в столице Рейдера наберется не более десятка частных машин. Одна из них – моя, – похлопал рукой по приборной доске. – Все остальные предпочитают пользоваться машинами, взятыми напрокат, или же давно пересели на велосипеды.

– Наверное, это не самое любопытное, чему мне придется удивляться на этом затерянном посреди океана клочке суши.

9

Единственное окно комнаты, которая досталась Эварду, выходило на залив, а балкон буквально зависал над краем ущелья, в глубине которого, посреди каменного завала, зарождался едва просматриваемый отсюда, с высоты, ручеек. Пройдя на балкон, Грюн на какое-то время уставился на силуэт черневшего у пристани «Странника морей», совершенно забыв о все еще маячившем в двери хозяине дома. Ностальгическая тоска, зарождавшаяся в его душе, сюрреалистически накладывалась на открывавшийся пейзаж, омрачая его красками серой безысходности, черной тоски и тревожных предчувствий.

– Как ты выдерживаешь все это, Рой? – повел он подбородком в сторону укутанного туманом хребта, возвышающегося по ту сторону залива.

– Взвешенно, – сунул руки в карманы брюк начальник тюрьмы. – Но стараюсь пореже подниматься на второй этаж и поглядывать в сторону гавани.

– Я так не смогу.

– Ты здесь всего лишь гость. Случайно прибившийся к берегам Рейдера странник морей. Если тебе и суждено умереть здесь, то не от ностальгии.

– Кто знает! Не успел ступить на остров, как уже ощущаю себя отшельником, не рассчитывающим когда-либо выбраться отсюда. Как думаешь: ностальгия?

– Или предчувствие, – беззаботно подсказал Согред.

– Один мой попутчик назвал сей остров «саваном».

– Бывший моряк? Джон Кроушед? «Саван» – из его лексикона.

– Он так и не представился. Но, судя по виду, моряк.

– Не представился! Для палачей это не обязательно.

– Так он что, – палач?!

– В прошлом – корабельный электрик. Нынче – специалист по электрическим стульям тюрьмы «Рейдер-Форт». Вполне возможно, что Шеффилд станет первым его «пациентом». Прежний палач недавно не вернулся из моря.

– …В которое ушел с поселка смертников Последнее Пристанище?

– Уже знаешь о его существовании, – каким-то поникшим голосом констатировал начальник тюрьмы. – Весь Рейдер теперь – Последнее Пристанище. Такое впечатление, что город и остров вымирают. Всех манит материк. Кстати, разве это не сюжет: поселок моряков-самоубийц?

Согред вышел на балкон и остановился плечом к плечу с Эвардом. Он конечно же лгал. На самом деле он почти каждый день поднимался в эту комнату и подолгу стоял вот так, со смертельной тоской глядя на гавань, на пустующую пристань, возле которой единственный посланец материка «Странник морей» появлялся убийственно редко, но каждый раз – как отголосок былой жизни, упрек несбывшейся мечты и несостоявшейся судьбы. Сколько раз Рой огромным усилием воли сдерживал себя, чтобы во время очередного появления корабля не броситься в порт, не забиться под обтягивавший шлюпку брезент…