После этого мне сразу стало спокойней жить. Больше никто не перечил и не запрещал ходить туда, куда не нужно.
– Слава богу, – сказал я, наконец-то шагнув за порог.
Там, за порогом, в лицо ударил яркий солнечный свет. Мягкий порыв ветра погладил шершавые щеки.
Я огляделся по сторонам.
Вид из моего любимого окна в «комнате для медитаций» был иллюзорно прекрасен. Но настоящее живое присутствие – это совсем другое дело.
Я сделал шаг вперёд.
– Здравствуй, мой прекрасный мир!
Эти слова вырвались из меня сами собой. А потом я внезапно заплакал.
«Что со мной?»
Слезы текли и текли, капали на деревянный настил крыльца.
«Почему я плачу? Зачем? Какова странная причина такого неожиданного пробуждения эмоций?»
Вокруг не было никого из людей. Да и инопланетяне куда-то задевались. Оставалась лишь вычурная природа. А значит, никто не мог ответить на мои слезливые вопросы. Трава, горы, небо, песок – все они представляли собой одно сплошное молчание.
«Почему?»
Я задрал голову высоко вверх. Я продолжал лить слезы.
Мне было больно.
И в голове свербел один и тот же закадычный вопрос:
«А если бы здесь был некто с даром речи? Что тогда?»
Интересный вопрос.
Целых триста лет я жил в идеальном жилище с идеальным видом из окна и идеальным слугой. И сегодня это закончилось.
«Я знал, что так будет?»
Конечно же, знал. Более того, надеялся и верил.
Деревянное крыльцо было невысоким. Оно имело всего три ступеньки, выкрашенные в лиловый цвет.
«Кто-то его красил. Наверное, каждый год, обновляя поверхность, нивелируя последствия солнечных вспышек и проливных дождей. И кто же он? Где он?»
Я сделал шаг прочь от дома. Деревянный настил под ногами приятно заскрипел. Это было что-то новое, не обрамлённое в трехсотлетние привычки. От этого наслаждения даже слезы отступили.
– Ура! – вырвалось из груди.
И словно окрылённый новизной лёгочных вибраций, я резво спустился по ступенькам, затем пошёл дальше, не стал останавливаться.
Когда кончился деревянный настил, начался шуршащий под подошвами песок. Ему на смену пришла мягкая сочная трава. Я шагал вперёд, почти бежал, не желая останавливаться.
И вдруг…
– Ай!..
Так мне пришлось убедиться, что зачастую от наших желаний мало что зависит. Я не стал исключением. Инерция движения сделала мне очень больно. Я со всего маху угодил носком правой туфли во что-то очень твёрдое и в результате едва не переломил большой палец.
«Что ж так больно?» – спрашивал я, хватаясь рукой за раненую ступню.
Но правильнее было бы спросить:
«А во что я собственно врезался?»
Я действительно задал этот вопрос, но только позже, когда боль в большом пальце пошла на убыль. И тогда я смотрел во все глаза, пытаясь разобраться и увидеть причину. Но я видел все те же горы и все прочие природные достопримечательности.
– Тук-тук!
Голос из-за спины заставил меня вздрогнуть и испугаться.
Я повернулся.
– А ты здесь что делаешь?
Мой взгляд непреднамеренно упёрся в римского легионера, от которого я прежде чудом избавился.
– Слежу за тобой.
– Зачем?
– Я твоя мать.
– Кажется, мы уже решили этот вопрос.
– Вовсе нет.
Понимая, что бессмысленно спорить, я вернулся к поиску причины. Правая нога болела, левой ногой рисковать не хотелось, так что я вытянул левую руку вперёд и попытался нащупать невидимую преграду.
– Что там? – спросил римский легионер.
– Кажись, стена. По ощущениям – стекло, но не хрупкое.
Высоко над головой раздался птичий возглас:
– Кар-р-р!
Я посмотрел вверх, чтобы убедиться.
– У нас здесь есть вороны?
– Ты меня спрашиваешь?
Римский легионер внезапно проявил чудеса сарказма. Впрочем, для моей матери это было не в новинку.
– Мне казалось, ты создал этот мир. А значит, лишь тебе доступно знать его содержимое, – заявила она.
– Точно…
Крайнее утверждение я недовольно пробурчал себе под нос. Легионер (он же моя мать) был прав. Я как Творец был обязан знать все. Однако я не знал. Ни в моей голове, ни в моем сердце не было никаких упоминаний ни о каркающих воронах, ни о невидимых стенах-препятствиях.
– Почему?
– Ты снова спрашиваешь меня и снова твой вопрос неуместен.
– Почему?
– Я не та часть тебя, которая знает. Я та часть тебя, которая берет на себя вину.
– Не понимаю…
– И правильно. Для понимания у тебя есть я.
– Ты же моя мать… Или нет?
– Да. Я твоя мать. Но я не настоящая.
– То есть?
– Всё здесь не настоящее. Цветы, деревья, горы, слуги… Реальна лишь стена.
– Почему?
– Здесь мертвые живы, здесь немые говорят.
– Не понимаю…
– Мы живем и существуем исключительно в твоей фантазии. Ты называешь ее мастерской.
#второй
Я проснулся от громких звуков. Открыв глаза, я увидел несколько мигающих лампочек.
– Пристегнитесь, пожалуйста. Мы входим в зону турбулентности.
Девушка в темно-фиолетовой пилотке стояла на проходе и сверлила меня выжидающим взглядом.
– Вы уж ее послушайте, – посоветовал пожилой мужчина, сидящий со мной в одном ряду, – Иначе она вам выдаст подзатыльник.
– Ладно.
Я сделал правильный выбор.
– Спасибо, – сказала строгая стюардесса, когда ремень безопасности оказался затянут на моей талии.
Потом она ушла.
– Думаю, она видит в вас своего отца, – сказал пожилой мужчина, едва девушка удалилась на безопасное для откровений расстояние.
Я посмотрел на него.
Между нами было свободное место. Но все равно казалось, что он дышит мне в лицо. А еще в пальцах его правой руки была зажата огромная дымящая сигара.
– Разве в самолете не запрещено курить? – спросил я.
Старик усмехнулся и погладил левой ладонью свою седую бороду средних размеров.
– Мне можно.
Такой ответ меня выбесил.
– Что это значит?
– То и значит.
Старик сделал очередную затяжку и смачно выпустил облачко дыма в потолок. Затем он иронично посмотрел на меня и добавил:
– Вы мне напоминаете одного из моих учеников.
Пауза.
– Он такой же строптивый и вечно недовольный.
Я сдержался, промолчал.
Старик злил меня и мне очень хотелось надавать ему по мордасам. Но у меня было правило не бить стариков. Плюс ещё были общественные правила. Так что пришлось мне старательно смириться, впиться ногтями в ладони и сидеть еле дыша.
– Расслабьтесь, молодой человек…
Старик продолжал курить и продолжал говорить.
– Может, вам все-таки стоит заняться в туалете сексом с этой милой девушкой в пилотке. Вам только нужно подойти к ней и стать тем, кем она вас видит. Это легко.
– Вы совсем сдурели?!
Опомнившись, я понял что все же не сдержался. Чувство вины стало неприятно зудеть в глубине солнечного сплетения. А взгляд мой испуганно забегал по салону: глаза настойчиво искали неприятные гримасы полные безмолвного укора.
– В этом и есть ваша проблема.
– Какая?
– Вы не слушаете себя.
– Это моё дело.
Казалось, мой пожилой сосед не знал как самостоятельно угомониться.
– И вообще, можно просто помолчать? – спросил я с предельным недовольством в голосе.
– Нет.
– Почему?
– Не получится?
– Почему?
– Мы будем сейчас обедать.
– Я не хочу обедать.
– Хотите.
– Не хочу!
– Тогда зачем же вы заранее приготовили ложку?
Я оторопел.
Но даже до того как глаза устремились взглядом на правую руку, тактильные ощущения в пальцах уже успели сообщить:
«Ты действительно удерживаешь нечто в руке».
Глаза лишь подтвердили уже известное.
И я увидел большую алюминиевую ложку. Давно таких не видел. Со школьной столовой, наверное.
– Не понимаю…, – прошептал я.
Потом, когда эмоции изумления немного поутихли, я обратился к старику со словами:
– Что происходит?
– А как вы думаете?
Он снова ухмылялся. Он знал секрет, но не собирался им делиться. Во всяком случае, безвозмездно – это точно.
– Сколько? – спросил я.
– Вы действительно этого хотите?
– Хочу.
– Уверены?
– Абсолютно.
– Тогда не обессудьте.
Употребив странное витиеватое слово в конце реплики, дедушка полез рукой во внутренний карман пиджака.
Я ждал. Мне было интересно, что же будет дальше.
Пока медленно и неторопливо текло время этого короткого ожидания, я стал эстетически присматриваться к чужому пиджаку. Клетчатый, тонкого покроя, крупные квадратики демонстрировали все оттенки серого. Мне понравился такой дизайнерский ход. И сразу захотелось купить себе нечто в том же духе.
– Вот.
Дедушка вынул из кармана сложенный в четверо лист бумаги формата А4 и протянул мне.
Я сначала взял его в руки и лишь потом спросил:
– Что это?
– Договор.
Принимая принцип хитроумной немногословности случайного попутчика как данность, я не стал его пытать выспрашиванием деталей. Эта стало бы очередной напрасной тратой времени, ведь дедушка любил экстатически взращивать своё самолюбование, как и непрерывно чадить своей нескончаемой сигарой в салоне самолета.
Итак, я развернул некий документ и начал бегло с ним знакомиться.
Я прочитал быстро. Было совсем немного слов, а значит, не было повода залипать в процессе. С другой стороны, прочитанное воспринималось как сплошное безумие.
– Что за бред? – спросил я, пытаясь смотреть на старика как на сумасшедшего.
– Отнюдь. Все логично.
– В каком это месте?
– Во всех.
Мой сосед по ряду кресел сделал очередную затяжку, а потом продолжил:
– Вы только что были готовы на все. Неужели в вас включился задний ход?
– Но…
Я держал в руке лист бумаги. Пальцы мечтали скомкать его, а потом изорвать. Но все же в душе присутствовал некий азарт.
– Разве нельзя найти компромисс? – поинтересовался я в легкой попытке поторговаться.
– Нельзя.
Я задумался.
А бородатый дедушка-курильщик тем временем радостно встрепенулся.
– Милочка…, – окрикнул он стюардессу.
Та, мягко покачивая бёдрами, подошла к нам с другого конца салона и улыбнулась.
– Кажется, время ужинать, – предположил мой новый знакомый.
– Только через полчаса, – ответила девушка, стараясь быть предельно вежливой и тактичной.
– Но нам очень нужно…
Дедушка сложил ладони на груди как самый заядлый адепт йоги, а потом медленно склонил голову вправо.
– Пожалуйста, – добавил он, – моему спутнику срочно нужно переварить свежие идеи. Это жизненно необходимо.
Девушка оценивающе изучила нас обоих. При этом я почему-то не выразил никакого протеста, словно был полностью согласен с происходящим.
– А что мне за это будет?
Я напрягся. Из разнобоких случайностей складывалось впечатление, что сегодняшним днём провозглашена безграничная коммерциализация.
Дедушка тоже напрягся. Впрочем, думал над решением он совсем недолго.
– Подписывай, – сказал он мне.
Безапелляционный приказ не давал мне пространства для манёвра. И все же я попытался воспользоваться последней отмашкой:
– У меня нет ручки.
– Так вон же она. В вашей руке.
Я посмотрел на руки.
В левой лежала бумага, требовавшая подписи. В правой действительно находилась шариковая ручка.
«А куда делась большая алюминиевая ложка?»
Я точно помнил о присутствии в моей жизни большой алюминиевой ложки.
Или же меня начало клинить?
– Молодой человек, девушка ждёт. Это невежливо.
– Сейчас, сейчас…
Так уж я был воспитан: сначала исполнять желания женщины, а уж потом разгребать последствия.
Черканув шариковой ручкой в нижнем правом углу листа бумаги, я вернул документ бородатому старику.
– Вот.
Дедушка, не взглянув на документ и краем глаза, незамедлительно передал его в следующие руки.
– Это вам, – сказал он.
Девушка взглянула, вчиталась, после чего спросила:
– Тут написано, что все движимое и недвижимое материальное имущество указанного персоналия передаётся в собственность Марии Медичи, верной и незыблемой царице «служителей Иеговы». Это шутка?
– Нет.
– Но меня зовут Алла Гаврилова, и я не имею никакого отношения к «служителям Иеговы».
– Черт!.. – выругался дедушка.
Машинально почёсывая затылок, он окинул взглядом окружающее пространство.
– Снова не в том месте и не в то время. Континуум совсем не щадит моё здоровье.
После этих слов старик внезапно замер, словно складки кожи его лба судорожно зажали очень важную мысль.
– Впрочем…
Его рука бросила так и не докуренную сигару через правое плечо, а потом аккуратно уцепилась за мягкую миниатюрную женскую ладошку.
– Дорогая Аллочка. Вам нужно торопиться. Вы отстаёте по графику, вычерченному Вселенной. Бегите и не оглядывайтесь. Станьте до конца часа Марией Медичи, станьте царицей и, что тоже немаловажно, возглавьте уже «служителей Иеговы». Без вас они совсем пропадут.
– Хорошо, – пообещала стюардесса, сияя как солнышко.
Затем она развернулась вектором движения в сторону кабины пилотов и с гулким топотом каблуками ринулась в заданном направлении.
Я провожал её взглядом, пока мог.
Чуть погодя я спросил:
– А как же ужин?
Мой спутник дерзко махнул рукой и сообщил:
– Рыба невкусная. Можешь уже убрать свою вилку.
Я посмотрел на правую ладонь. Теперь она и впрямь сжимала вилку.
Следующие десять минут прошли в полном молчании. Я то ли не решался заговорить, то ли пребывал в интеллектуальной прострации. Но в конце концов во мне проснулось либо мужество, либо здравомыслие.
– Вы аферист? – спросил я.
– С чего вы взяли?
– Вы только что лишили меня всего важного в моей жизни и ничего не дали в замен.
– Да неужели?
Старик снова впился пальцами в затылок.
– И что же это такое важное, но утерянное?
– Мебель, телевизор, бытовую технику, три счёта в банке…
Закончив чесать затылок, старик начал почесывать бороду.
– И впрямь… не повезло тебе…
Внутри меня возникло легкое удовлетворение, ведь наконец-то хоть кто-то услышал про мои стоны и страдания.
– Хотя знаешь…
В этот момент старик перегнулся через свободное место между нами и хлопнул меня по колену.
– Я тоже потерял кое-что важное…
– И что же?
Старик выпрямился. Я смотрел на него со смешанными чувствами. Тут было и неприятие, потому как я не любил, когда меня трогают. Имело место недоверие, ведь я считал важными лишь те вещи, что были непосредственно связаны с моим бытием. А ещё мне хотелось кушать!
– Моя сигара была безвозвратно утеряна.
Дедушка ностальгически гладил себя по груди.
– Столько лет, столько зим…
Я не понял этих его чувств. И более того, снова не сдержался:
– И слава Богу!
Меня угнетала чертова сигара и производимый ею дым.
– Какому именно? – иронично уточнил мой попутчик.
Он повернулся в мою сторону, не отрывая головы от подголовника. Рука продолжала ласкательные телодвижения.
– Нынче слишком много богов. Каждый день меняются.
Я недовольно поморщился.
– Это просто фигура речи.
– Нет.
Дедушка зевнул.
– Все простое на поверку оказывается сложным.
– Вы цепляетесь к словам.
– А вы за словами совсем не следите.
– Что?!..
«Блин!»
Все эти беседы со странным старикашкой начинали меня угнетать и выводить за грани дозволенного. Я приподнялся в кресле, насколько позволял пристёгнутый ремень, и стал искать взглядом служебный персонал.
– Хотите сбежать? – прямой вопрос раздался раньше времени.
Мне-то хотелось улизнуть незаметно и без вопросов. Естественно, что при таком повороте событий совесть заставила меня соврать.
– Мне бы в туалет…
– А…, – возрадовался пожилой мужчина, – Вы все-таки решили прислушаться к моему совету?.. Но вам лучше поспешить. Она вот-вот выпрыгнет из самолета.
Он тут же, как главный оплот вежливости и благодушия, расстегнул свой ремень и вышел в проход между рядами, освобождая мне путь к туалету. Я же не стал отказываться от такого счастья, тоже разобрался с ремнём безопасности и начал движение при помощи ног.
– Удачи! – сказал дедушка и приободряюще коснулся моего плеча.
– Спасибо.
– Опять вы со своим Богом заладили.
Замечание было дельным, но не едким. К тому же оно исходило от самого сердца.
– Простите.
Ещё мгновение и я уже шагал между рядами. И слева, и справа от меня сидели разные люди: мужчины, женщины, дети…
Странно, но только упершись в штору, отделяющую эконом от бизнес-класса, я вспомнил, что обещался сходить в туалет. Но все знали, что туалет расположен в хвостовом отсеке. Я же приперся в прямо противоположную часть самолета.
Развернувшись лицом назад, я попытался увидеть своего соседа по креслам. Это был рефлекторный жест извинения. Ведь я как-никак солгал.
Но я не увидел дедушку с того, места, где стоял.
«Вот что значит экономить на предварительном выборе места. Без денег тебя всегда стремятся запихнуть в самый конец».
Когда мне надоело ломать глаза, я вспомнил про стюардессу.
– Простите…
С очередной дежурной фразой я осторожно отодвинул штору и аккуратно вторгся в пространство бизнес-класса.
Осторожность оказалась лишней. Все кресла повышенного удобства были пусты. Никто не хотел летать в Южную Америку за бешеные тыщи.
– Извините…
Я двигался дальше. Я искал стюардессу. И я её нашёл.
– Вы ещё здесь!
В душе все возрадовалось.
– К сожалению.
Стюардесса в отличии от меня была огорчена существующим положением дел.
– Что-то не так? – спросил я, включая инстинктивную эмпатия.
– Все плохо.
– А точнее?
– Пилоты не разрешают мне прыгать.
В мгновение ока я сообразил, что прежнее рабочее одеяние девушки сменилось на новое. Теперь она была больше похожа на бывалого прапорщика, наряженного в походный камуфляж и походные ботинки. Из-за спины у неё выглядывал большой рюкзак. Я так понял, это был парашют.
– А в чем собственно дело?
– Говорят, что летим над опасной зоной. Лучше не рисковать, пока не покинем её.
Я задумался. Ненадолго.
Стали включаться очередные инстинкты. Согласно им я не мог стоять по стойке смирно, пока девушка находилась в беде. Но была ли эта ситуация критической? Очевидно, что я сам себя накрутил.
Тем не менее, против инстинктов не попрешь.
– Сейчас, – сказал я и протиснулся мимо девушки.
– Что вы делаете? – спросила она.
Я ответил:
– Сейчас все решу. Не переживайте.
– Да я и не переживаю.
Она была права. Я завёлся на ровном месте, беспорядочно двигаясь к неопознанной цели. И как результат, начал бездумно колошматить в запертую дверь кабины пилотов.
– Эй, вы, там! Открывайте!
Естественно, никто не открыл. Видимо решили, что я полудурок. А я в ответ разозлился (или испугался) ещё больше. Не хотелось мне выглядеть бессильным импотентом в присутствии красивой девушки.
– Открывайте!!!
Я стал кричать ещё громче, а колотить не только руками, но и ногами.
– Что вы делаете? – женские пальцы коснулись моего локтя.
Так девушка попыталась внести в ситуацию долю благоразумия. Но где уж там… Номер не прошёл. С раздражением близким к помешательству я оттолкнул её от себя, схватил какую-то металлическую трубу, лежавшую на полке без дела, и таким образом добавил мощностей своему намерению.
– Открывайте, твари!!!
– Открыто, молодой человек.
Это сказал встроенный справа от меня динамик.
Я опешил.
«Я же проверял…».
Мозг упорно прокручивал события недавнего прошлого в той последовательности, в какой запомнил. Он был четко уверен, что мир не мог поменяться без его величайшего разрешения.
С опаской я положил ладонь на дверную ручку, затем повернул. Замок поддался.
– Бред какой-то, – произнёс я, шагая в открывшийся проём.
– Как я вас понимаю…
И снова молния через все тело. Мои ноги стали подкашиваться.
– Осторожней, молодой человек. Присаживайтесь. У меня тут свободное место специально для вас.
Едва не уткнувшись носом в приборную панель, я смог совершить самый настоящий подвиг. Не сойти с ума и без потери сознания приземлиться задницей в кресло второго пилота. Как только это произошло, я посмотрел влево.
– Снова вы?
– Да.
– Что вы тут делаете?
– Работаю. Разве не видно?
Чертов старик смотрел на меня. Ему было смешно. А мне нет.
– Как вы сюда попали?
– Я всегда был здесь.
– В смысле?
– Это моё призвание.
– Какое именно?
– Рулить, конечно же.
В конце странной полемики я внезапно вспомнил про даму сердца, честь которой я так отчаянно пытался отстоять.
– Алла…, – позвал я стюардессу.
Она не ответила.
Я бросил взгляд в сторону распахнутой двери. В проёме никто не виднелся.
– Поздно, – одернул меня словом пожилой мужчина, который таинственным образом перевоплотился в старшего пилота.
Теперь на нем была одета фуражка с кокардой. Во рту дымилась новая сигара.
– Что вы имеете ввиду?
– Фокус не удался.
– Какой ещё фокус?
– Не стоит прыгать из самолета, если пролетаешь над Бетлицей. Гиблое это место. Ещё бабка наглая сказала.
– Какая бабка?
– Кажись, моя жена… Не помню. Старый я стал…
Дедушка сорвал с себя фуражку и бросил мне на колени. Сам же стал почесывать затылок и рассуждать:
– Значит, решил слетать в Перу?
Это он меня спрашивал.
– Да, – ответил я.
– Дурацкая затея.
Если честно, мне и самому стало так казаться. Простое путешествие постепенно перерастало в самый настоящий сумасшедший дом.
– Но ты не переживай. В следующем году будем на месте, – пообещал дедушка.
Не переживать было сложно. Вся моя прежняя жизнь была одним сплошным переживанием. Помнится, я вздрагивал даже от звонка телефона, предполагая:
«Как бы чего не вышло…».
Идеальный человек в футляре, а значит и самый лучший объект для сторонних манипуляций. Естественно, я напрямую этого факта не осознавал. Мне казалось, что я рулю своей жизнью. Но на самом деле ей распоряжались все кому не попадя. Начальник угрозами и запугиванием требовал выполнения плана, от которого зависела его, а не моя премия. Моя мать тянула из меня деньги, рассматривая меня как свой долгосрочный вклад. Моя бывшая мечтала реализовать свои детские конфликты через меня. И ещё многие… Даже продавщица в магазине, которая сунула мне фальшивую тысячную банкноту. Ведь я потом целую ночь бегал по разным торговым точкам, пытаясь передарить кому-то другому это достояние республики.
– Дать порулить?
– Что?
Опомнившись, я увидел как дедушка держит штурвал одним лишь мизинцем.
– Желаешь?
– Нет, спасибо.
Я отказался. Хотя мог бы стать смелым и решительным.
«Как обычно слишком много «если». А мог бы хоть раз собраться и оторвать жопу от насиженного места!»
Я молча упрекал себя. Это тоже была моя внутренняя изюминка.
Или это снова моя интернализованная мать?
Тогда понятно почему я никуда не двигаюсь. Ей назло. Своеобразный способ мести. Либо банальный протест против системы доминирования.
«Да ну его!»
Внутренние стенания достигли своего утомляющего апогея. И потому я решил переключить внимание на нечто отстраненное.
– Так что случилось Аллочкой? – спросил я.
Дедушка (он же старший пилот) крутил-вертел штурвал как хотел. Ему было не до моих глупых вопросов.
– Что ты сказал? – переспросил он, в очередной раз выправляя самолёт вправо.
– Что с Аллой?
– Какой ещё Аллой?
– Стюардессой.
– А…
Освобождая себя для полноценной беседы, дедушка нажал на зеленую кнопку автопилота и повернулся ко мне.
– Погибла она. Разбилась вдребезги. Мозги растеклись по всей полянке.
Я офонарел от таких откровений. И пока я это делал, дедушка на средней громкости напевал похоронный марш:
– Ту-ту-ту-ту… ту-ту-ту-ту… ту-ту-ту-ту…
– Но…
Дедушка в некотором негодовании хлопнул в ладоши.
– Знаю, – сказал он, – Она умерла, а ты так и не успел ей присунуть. И тут ты сам виноват, ротозей. Я тебе говорил: давай-давай! А ты: в греческом зале, в греческом зале…
– Нет.
– Да!
С ним было невозможно спорить. Однако я все же пытался.
– Как такое могло произойти? – спрашивал я.
– Ну ты же хотел, вот она и прыгнула. Женщины по природе склонны забивать себе башку мужскими идеями. Но ум-то заточен под бабу. Вот и получается…
– Ты должен был её остановить!
– Я?
Дедушка попытался было вернуться к штурвалу, но я схватил его за плечо.
– Ты должен был спасти ей жизнь.
Слегка мутные старческие глаза прошлись по мне стамеской предельного удивления, а морщинистая рука медленно и демонстративно сняла мою ладонь с чужого плеча и поместила на моё колено.