Как Россия стала чемпионом мира по футболу

На дне. Будем работать

Товарищеский матч. Россия – Франция, май 2018 года.

Из комментария трансляции по ТВ:

«… и вновь неточный пас Кропотова. Ну, что же это такое? Cколько же можно? Флери перехватывает мяч, быстрый пас Треуму. Треум прорывается между нашими защитниками, удар!… Гол… Ноль два. И восемьдесят девятая минута на табло.

А мы даже не можем организовать какую-нибудь сносную атаку. Опять очередной безадресный навес… и Луис без труда забирает мяч.

Финальный свисток.

Наши футболисты аплодируют трибунам. Но, честно сказать, учитывая ту игру, что мы увидели сегодня, да и в предыдущих матчах… Как-то не очень трогает за душу это прощание.

Что ж, на этом мы заканчиваем. С вами был комментатор Иван Васильев.

Через месяц чемпионат мира в России. И давайте любить футбол, несмотря ни на что».

Из обзоров прессы:

Италия:

«А Россия?… Россия опять ничего не показала. Ожидаемый и безоговорочный проигрыш. Натужная игра. В момент, когда надо собраться и проявить свои лучшие качества – какой-то безыдейный стопор и закономерный итог».

Франция:

«Хотелось бы просто из гуманистических соображений сказать: «жаль русских». Но произнести это – значит погрешить против правды и футбола. С такой игрой России трудно что-то предъявить футбольному миру, который привычно ждет скорости, напора и высокой техники. Увы, но России, раз за разом, не удается создать команду, которая не то, чтобы выиграла что-то серьезное, а хотя бы оставила какой-то заметный след о себе».

Германия:

«Серьезные промахи в обороне русские с лихвой компенсировали бездарной игрой в атаке. Когда при счете 0:1 Коннова, наконец, вывели на убойную позицию, из множества вариантов закончить ситуацию голом, он почему-то выбрал простой удар выше ворот.

Вздох на трибуне был такой, что его, наверное, услышали на другой стороне города.

В который раз в решающий момент на русских нападает приступ какой-то одной им известной меланхолии, рецепт от которой, по-видимому, до сих пор не найден. Что ж, надо искать. А пока, удачи, Россия. Большой тебе удачи».

Из послематчевых интервью:

Семен Кропотов, защитник, капитан сборной России

«Игра сегодня не сложилась. Сразу как-то не пошло. Пропустили быстрый гол. Французы переиграли нас в центре поля. Будем разбираться».

Петр Кирсанов, полузащитник

«Сегодня у нас было очень много брака. Передачи не проходили. Не знаю почему… Французы этим воспользовались. Будем работать».

Василий Орлов, полузащитник

«Франция есть Франция. Очень сильный соперник. Они держали нить игры. Владели инициативой. А у нас, практически, ничего не получилось. Постараемся проанализировать свои ошибки».

Михаил Коннов, нападающий

«Моменты у нас были. Подвела реализация… Да… Я тоже не попал в хорошей ситуации. Что будем делать?… Будем работать».

Россия:

«Когда после увиденной игры я сел за эту статью для газеты, первой мыслью было просто достать из архива файл с текстом, который ваш покорный слуга писал про прошлый матч сборной, или позапрошлый, или пятилетней давности, или десяти, какая разница!

Скопировать, изменить кое-где фамилии, минуты и все! Можно отдавать в набор. И не надо ничего выдумывать. Поражения у нас всегда одни и те же. Та же вечная серость, беспомощность и инертность.

Описывать все это в подробностях? Мучительно больно. Искать причины и выход? Еще больнее. И надоело. Безнадега…

Впереди чемпионат мира. Наверное, остается только мечтать…»

****

На самом краю высокого отвесного утеса стоял человек и внимательно смотрел на море в подзорную трубу.

Сухенький старичок, по виду лет семидесяти, невысокого роста, жилистый, ни грамма жира, на лице морщинки. Небольшая копна седых волос на голове. Острые веселые глаза с быстрым цепким взглядом. Одет просто – белая, нараспашку, рубаха с широкими рукавами и ажурным большим воротником, черные узкие штаны. На шее завязан платок.

День клонился к закату. На море был полный штиль. Прибой тихо шуршал о прибрежные камни, на которых сидели чайки и о чем-то шумно переговаривались между собой.

Старик опустил трубу и, подняв голову, перевел взгляд на безоблачное голубое небо.

– Пора… – сказал он сам себе. – Alea iacta est. Жребий брошен.

Затем резко развернулся и пошел куда-то быстрыми, уверенными шагами.

В тот же миг на безграничной, уходящей за горизонт, глади, появились маленькие волны, потом больше, еще больше, вода потемнела, запестрела «барашками». И через некоторое время, не смотря на ясное, солнечное небо, на море начался настоящий шторм.

А старик, даже не обернувшись, пересек лужайку с выцветшей от солнца травой, прошагал по тропинке мимо соснового леса, и вышел к совершенно неожиданному для такого места объекту.

Небольшой стадион. По бокам трибуны рядов в пять. Футбольное поле с аккуратно стриженным газоном, воротами, беговой дорожкой и прожекторами с четырех сторон.

Все здесь было как-то так, да не так. Удивительно.

Вдоль левой бровки возвышалась бетонная стена, покрытая неизвестным материалом, напоминающим или очень мягкий пластик, или даже бархат. Поперек поля по центральной линии была вырыта траншея сантиметров тридцать шириной, как будто туда собирались положить водопроводную трубу.

По всему правому краю вровень с газоном зачем-то была вкопана длинная металлическая рельса. В штрафной площади стояла загадочное сооружение с торчащими ввысь металлическими опорами. В центре – не менее странная конструкция на колесах, похожая на автомобильную раму.

От каждого из этих объектов, а также от стены, из траншеи, от ворот, под землю аккуратно уходили провода и выныривали толстым пучком на первом ряду трибуны, где было оборудовано что-то вроде командного пункта – стол, на нем несколько мониторов и большой компьютер. Рядом висел огромный телевизионный экран.

Кругом были разложены разной величины коробки. Тут и там расставлены какие-то пульты, датчики и индикаторы.

Посреди всего этого «ландшафтного дизайна» вечером, под светом прожекторов, суетился мужичок. За пятьдесят, среднего роста, кряжистый. Простое крестьянское лицо с осторожными глазами дополняли густые усы. А шаровары и стоптанные сапоги на ногах делали его довольно колоритным персонажем «времен очаковских и покоренья Крыма».

Он держал в руках баллончик с краской и задумчиво таращился на поле.

Старик ничего ему не сказал, молча подошел к столу и занялся весьма странным делом. Разулся, и на одну ногу одел новенькую футбольную бутсу. Вторую оставил босой. А сам стал по очереди доставать из разложенных перед ним квадратных коробок мячи. Несильно пинал каждый мяч ногой в бутсе и тут же впивался внимательным взглядом в монитор компьютера. Потом брал следующий.

Вдруг он отложил свое занятие и обрушился на компаньона:

– Ну, где же ты красную линию ведешь, убогий? Сказал же тебе, надо здесь, на фланге, а ты, наоборот, по фрунту! Голова-то есть у тебя на плечах, Прошка?

Мужик вздрогнул и перестал рисовать линию на траве в центре поля. Он поставил баллон и отозвался усталым раздраженным голосом:

– А шут его разберет, где тута надо!

– А чертеж на что? Даром, что ли, рисовали?!

Прохор, кряхтя, поднял с газона большой лист бумаги, и, уставившись в него, начал причитать.

– Напридумывал околесицы всякой. Не сиделось ему. Не накомандовался. Полез куда не звали…

Старик пнул очередной мяч и быстро пошел на поле в одной бутсе.

– Опять?! Опять заладил нытье свое?

Судя по всему, в данной компании, он был главным. Командный голос. Осанка.

– Ай, ладно… Как дите малое… – ничуть не испугавшись, равнодушно махнул рукой Прошка и потянулся за краской.

Но дед повернул его к себе и срывающимся голосом начал:

– Пойми ты, наконец! Как же я могу сидеть, когда такое! Это ж стыд один! Позор! Душа болит!

На это у Прохора был железный аргумент.

– Не выйдет ничего у тебя! Говорю, не выйдет! Бестолковые…

Старик отреагировал эмоционально.

– Сам ты бестолковый! Не виноваты они. Порядка нет. Разгильдяйство одно кругом. Да корысть! Ничего не изменилось. А беспорядок, он, прежде всего, здесь.

И он энергично постучал пальцем по лбу. А потом, положив руку на грудь в область сердца, добавил:

– И здесь. Враг одолевает…

Однако, и Прошка не уступал:

– А ты, кабудто, свалисся тут на них и порядок наведешь? Нужен ты им! У них и без тебя полно забот, да хлопот.

– А как же?! Чай, я разбираюсь маленько в таких делах. Не впервой. Veni, vidi, vici! Пришел, увидел, победил! – вскинув руку, с искренним удовольствием, ответил дед.

Потом улыбнулся и похлопал своего оппонента по плечу.

– Все, Проша. Все. Поздно нюни распускать. Теперь, уж, брат, иль грудь в крестах, иль голова в кустах!

И принялся ходить по полю, инспектируя свое творение, быстро перебегая от одного сооружения к другому.

Прохор крикнул ему вдогонку:

– В какой-то книжке твоей недавно слово прочитал мудреное. У-топия! Фантазии, значит, одне…

Откуда-то с другого конца площадки донеслось:

– Не зли меня, Прохор! Не доводи до греха. Не те слова ты в книжках читаешь! Линию черти! Как следует! А то я тебя…

Прохор промолчал и нехотя принялся за работу.

Часа через три старик распорядился:

– Ладно. Готово все, слава Богу. Пошли в дом.

А еще через некоторое время он уже сидел в небольшой комнатке и, при свете настольной лампы, склонившись, что-то быстро писал в тетради. Вдруг дверь без стука открылась и в комнату по-хозяйски вошел Прохор.

– Отвару тебе принес. От живота. Небось, опять мучаешься. Пей, – он деловито поставил на стол дымящийся стакан.

– Чаю бы, Проша. Черного… – жалобно, как ребенок, заныл старик.

– Опосля чай. Сначала отвару. И еще вот, гляди, что я взял.

Он вышел и, спустя несколько секунд, вернулся, аккуратно держа в руках белый генеральский мундир, какие можно увидеть только в музеях какого-нибудь XVIII века и на портретах двухсотлетней давности. Длинный ряд сверкающих золоченых пуговиц, высокий, расшитый узором, стоячий воротник. Через правое плечо – атласные ленты разных цветов.

И ордена! Большие, маленькие, ромбом, крестом, восьмиугольником…

Старик моментально изменился в лице.

– Чего это ты приволок? – с раздражением спросил он.

– А как же? – довольно ответил Прохор. – Всеш-таки, самого императора Франца подарок. И награды все тут, как на подбор. Андрей Первозванный, Святой Георгий, Анна…

Он заботливо трогал каждый орден и расправлял ленты.

Дедок подошел, скрестил руки и внимательно уставился на мундир.

– Австрийский… – задумчиво произнес он.

– А я и наш захватил. Русский. Преображенский.

Старик взорвался.

– Ты в конец ополоумел, что ли?! На кой они мне здесь?!

– А что ты в исподнем будешь ходить?!!! – с таким же напором набросился на него Прохор.

– Да нешто ты, дурья башка, думаешь, что я здесь в генеральском кафтане и с фельдмаршальским жезлом буду разгуливать?!!! Вези все назад! Немедля!

Прохор оторопел.

– Как назад?! Прямо совсем назад? Туда?… – и он неуверенно показал пальцем вверх.

– Туда, туда. Куда же еще? Не в шкафу же прятать.

– И треуголку отвезть? И ботфорты? А ежели дождь?

– Вези, говорю тебе, не мешкай. Послал же Бог денщика! Тебе дай волю, ты бы и коня сюда приволок!

Прохор опустил глаза, вздохнул и побрел к двери.

– О-хо-хо. Отт… неугомонный. Что удумал, что удумал! Ей-Богу, простота хуже воровства. Не поймет никак, кончилось время-то твое. Кончилось.

И уже, закрыв дверь, тихо добавил:

– Святая простота, ты, Алексан Василич…

Миша

Михаил Коннов, нападающий сборной России

Я ехал за рулем по ночному Варшавскому шоссе после игры с Францией. Настроение у меня было ни плохое, ни хорошее. Так… Никакое.

Ладно хоть матч был в Москве, думал я тогда. Не надо в аэропорт, в самолет. Спасибо, Панфилов после игры разборов не устраивал. Панфилов – это главный тренер сборной, если кто не знает. Сдержался еле-еле. Отдыхайте, говорит. Потом разберемся.

И вот, я уже в машине. Пробок сейчас нет. Можно притопить. Музычка. Пятнадцать динамиков, как-никак, в «мерсе». Расслабон.

И хорошо, что перерыв в чемпионате России. Я играю за… Впрочем, вы сами знаете. Один из наших топ-клубов. Москва.

Еще только май. А я без замен – и в Лиге Европы, и десять матчей по России, и за сборную. И по ноге мне дали. Честно признаться, достало все.

Ах, ах, скажете вы. Страдалец. Поглядите, на него. Они, значит, опять проиграли бездарно. Он с трех метров не забил. (Как я не попал?! Сам не знаю…). А теперь его все достало. И даже не расстраивается. Волосы не рвет, локти не кусает. Катается на «Мерседесе».

Да расстраиваюсь я, расстраиваюсь… Успокойтесь.

А куда ты едешь, дорогой, на ночь глядя, после поражения, а? В ночной клуб, поди? Кальян курить? Виски? Да?… Даааа. Конечно. У нас же, у футболистов, так принято. Мы же, все без исключения, стройными рядами, как проиграем – сразу в кабак.

Сказал бы я вам…

А ехал я, между прочим, к родителям. Потому что у мамы сегодня день рождения. Естественно, до игры я выбраться не мог. Только ночью получилось. У них дом тут в пригороде. Дом, конечно, я купил. Когда пошли серьезные контракты в премьер-лиге. А до этого в «однушке» жили, пока я в академии учился. Вообще-то я из Омска…

Зазвонил телефон. Это Лера, жена моя. Уже третий звонок. Я опять трубку не взял. Пусть помучается. Будет знать, как такое вытворять.

Скажите мне, пожалуйста. Когда вы встречаетесь с родителями, вы все рассказываете про свою жизнь, работу? В деталях? Как вы там, не знаю, учили, лечили, строили, сколько договоров заключили, сколько чего продали? Нет, ведь? Вас спрашивают, «как дела на работе?». И вы отвечаете – «нормально». И все. Опуская, что вы не выполнили план, ошиблись в расчетах, что начальник на вас наорал и лишил премии и прочие «радостные» подробности.

А, вот, я так не могу! То, как я работаю, показывают два десятка телекамер. И даже если я, извините, высморкался на поле, это видит вся страна.

И я, е-мое!, не могу сказать отцу, что у меня все нормально на работе, после того, как я в матче с Францией на глазах у всего мира влупил из вратарской выше ворот!

Когда я приехал, гости уже разошлись. Мама была нарядная, красивая и очень встревоженная. Она начала прямо на крыльце, не обращая внимания на цветы и подарок:

– Почему ты один?! В чем дело? Где Лера?! Она обзвонилась, искала тебя.

– Я не заезжал за ней домой.

– Почему?

Я вздохнул и промолчал. Дальше последовал ожидаемый материнский вопрос всех времен и народов:

– Вы что, поссорились?!

На крыльцо вышел отец и с ухмылкой буркнул:

– Когда успели-то? С утра все нормально было. Вы же и не виделись.

Ах, папа, папа. Сейчас чтобы поссориться, не обязательно видеться и разговаривать. Достаточно зайти в интернет.

Мама продолжала сыпать вопросами «что произошло?», но вмешался глава семьи:

– Ладно, не лезь. Разберутся. Никуда твоя Лера не денется. Пошли в дом.

Я зашел и сердце у меня упало. За пустым столом сидел сосед дядя Витя. И, судя по всему, давно. Так что, он уже нехило «раскрепостился».

Конечно, когда мы покупали этот дом, я серьезно лажанулся. Маме так понравилось это место, эти сосенки, что я совершенно не подумал про соседей. Нет, соседи хорошие. Все приличные, все нормально. Но если вы профессионал, играющий на высшем уровне, выбирайте такое жилье, чтобы вокруг вас были люди, которые интересуются охотой, рыбалкой, скачками, разгадыванием судоку или, на худой конец, выпиливанием лобзиком. Но только не футболом.

Это сложно. Особенно в нашей стране, где все разбираются в этой игре. И готовы в любой момент встать с дивана и выйти вместо меня на поле, чтобы показать «как это делается». И все-таки надо искать. Здоровее будете.

Виктор Алексеевич, дядя Витя, полковник в отставке, был одним из немногих друзей моих родителей, после того, как они переехали в Москву. И, к моему несчастью, страстным футбольным болельщиком. Будучи уверенным в себе сангвиником по жизни и бывшим военным по сути, каждый раз при встрече со мной, он требовал четкого и ясного ответа на простой, незамысловатый вопрос – «почему вы проиграли?».

Вот и в этот раз он дипломатично дал мне сесть за стол, поздравить маму и поесть. Но, как только я отложил вилку, приступил:

– Миша, ну как же так?…

Бутылка коньяка стояла почти пустая, и я понял, что «вечер будет томным».

– Виктор! Не начинай, – как орлица расправила крылья над своим птенцом мама.

– Да, Витька. Не трогай ты его. Сейчас начнется. Дай хоть в день рождения посидеть спокойно, – поддержал ее отец.

Куда там…

– Нет, Оля, я же не со зла, – уведомил он всех заплетающимся языком. – Я же к Мишке, как к родному. Я просто понять хочу…

– Ну, что?! Что ты хочешь понять?! Их и без тебя уже замучили. Пресс-конференции, интервью, всем объясни! – продолжала защищать меня мама.

– Я же не этот… тевили… телеви… зионщик, – не унимался «полковник». – Но пусть он объяснит! Мне. Что не так-то?! Миша, ведь опять нас порвали! Что у них, французов этих, руки-ноги другие? Испанцы, бельгийцы. Вооот такусенькая Исландия. Все могут. А у нас никак! Почему?!!!

Сдерживая себя, я ответил:

– Вы же военный, дядя Вить. Почему одна армия проигрывает другой?

Он чуть оторопел.

– Как почему? Вооружение лучше, обеспечение, промышленность, наука. Генштаб, планирование, хх…омандиры. Вза-имо-действие родов войск. И солдаты, солдаты лучше! Наши…

– Вот. Видите? – сказал я. – Сколько перечислили. Пальцев не хватит.

– Что «видите»? – переспросил сосед и икнул. – Обеспечивают вас, дай Бог! Базы современные, тренажеры. Медицина. Зимой в Турцию, или еще не знай куда!

Он взял рюмку и опрокинул в себя коньяк.

– В академиях учат с детства. Плохо учат, что ли? Денег платят – куры не клюют! Че надо-то?

Отец встал, обхватил его под руки и начал выволакивать из-за стола.

– Все, Вить, пойдем. Домой пора.

Дядя Витя поднялся и нетвердой походкой пошел к двери. Потом остановился и обернулся на меня:

– Вы что, правда, ничего не хотите, что ли? Ничего не надо вам?

Оххх… Заткните уши. Не могу я это переносить спокойно! Почему?! Почему все повторяют эту дебильную фразу – «они ничего не хотят»?!!! Идет решающий матч. Ты весь в борьбе. В поту. Глаза на выкате, язык на плече. Рядом бьются твои товарищи. Трибуны орут, тренер орет. Весь мир смотрит. А ты такой: «Что-то мне неохота… Зачем мне все это? У меня и так бабла немерено. Пропущу я его, пусть забивает нам. Ударю по воротам кое-как, мне все равно – попаду или нет».

Так, что ли, по-вашему?!

Я хочу добиться успеха в каждом матче. Футбол – моя жизнь. Короткая, между прочим. И у меня времени особо нет. Я хочу выигрывать. И все хотят. Сколько чемпионатов мира придется на мой век? Хорошо, если два. И я хочу стать… Ладно… Распалился…

Я не знаю, почему мы проигрываем. Нет, наверное, знаю, конечно. Но все очень сложно. Или, блин, наоборот, очень просто.

Не знаю! Жизнь такая! Такой футбол у нас.

Я не выдержал и заорал:

– Надо, надо! Все нам надо!

Виктор вырвался из рук отца, подошел ко мне, присел рядом и произнес жалостливым, разочарованным тоном:

– Тогда, что же? Мы хуже их всех, да?

– Не хуже, не хуже, – ответил я просто, чтобы ответить.

Он обрадовался и обнял меня.

– Честно?! Не хуже? Чемпионат будет – всех порвем?

– Порвем, – чуть слышно прошептал я.

– Обещаешь?

– Хватит, Виктор! – закричала на него мама.

Вот, что сказать? Да, выпил. Да, башню сорвало. Но не чужой человек. Не с улицы. Не пошлешь куда подальше.

– Мы постараемся, – ответил я.

Дядя Витя долго смотрел на меня замутненным взглядом. Потом встал, похлопал по плечу и молча побрел восвояси.

Отец проводил его до дома и, вернувшись, тоже обратился ко мне:

– Раз уж Витька все это разворошил… Как дела-то в сборной? Все нормально? А то ведь через месяц уже…

Этого безобидного замечания хватило, чтобы окончательно сбить меня с каната душевного равновесия, на котором я пытался удержаться весь вечер.

– И ты туда же?! Мне вполне Виктора хватило.

– Ладно. Не хочешь – не говори. Понимаю.

– Нормально все. Готовимся. Отрабатываем связки. Сегодня с Темировым работали. Пап, лучше ты объясни мне. Ты опять сам копал огород?

Дело в том, что отношения моих любимых родителей с сельским хозяйством вызывали у меня раздражение и два недоуменных вопроса: во-первых, зачем они вообще что-то сажают, копают, полят и таскают с места на место? Вместо того чтобы наслаждаться жизнью в шезлонге на лужайке. А во-вторых, почему все это надо делать вручную?

– Миш, а почему с Темировым? Что с Зиновьевым?

– Панфилов считает, что он не в форме. «Отцепят» его от сборной. Слушай! Я купил тебе хороший дорогой культиватор и мотоблок. Тебе проложили полив. А ты, как крепостной, горбатишься с лопатой, надрывая здоровье. Где логика?!

– Капельным поливом я пользуюсь. Спасибо. Жалко Зиновьева.

– Я не понимаю, у нас что, денег нет на картошку?

Я – поздний ребенок. И мама с папой у меня совсем не молоды. Так вот, я из сыновних чувств честно хотел избавить родителя от тяжелого физического труда. А он – ни в какую. Я даже в свое время поругался с Лерой, которая сказала, что я «швыряю деньги на ветер».

Так мы долго пререкались. Я, наверное, в конце концов, передавил и кончилось это тем, что он на меня обиделся и холодным тоном сказал:

– Достаточно! Раскричался тут! Командир. Богатый он! А как люди-то живут без этих культиваторов и автоматического полива? Что мне лечь и лежать?! Я по вечерам в рестораны не хожу. И на Мальдивы не летаю.

И он вышел из комнаты.

Мама вздохнула и какое-то время мы сидели молча. Моя мама – музыкант. И легко играет Рахманинова на фортепиано. А когда она берет гитару и начинает петь, люди замолкают, как на концерте. Мама до сих пор преподает в музыкальной школе. И если вас когда-нибудь попросят показать человека, который не интересуется футболом, можете смело спорить на любые деньги и вести его к ней.

Я тоже могу сыграть на пианино гамму одним пальцем, если мне напомнят, где находится нота «до». Мама говорила, что у меня есть слух и, в свое время, даже пыталась чему-то учить, но спорт отнял меня у нее в раннем детстве. И она давно признала поражение. Она искренне верит в мой союз с футболом, но, считает его опасным, ненадежным, не смотря на все доходы, которые он приносит. И, как любая мать, волнуется, чтобы он вдруг не треснул, разрушив все вокруг.

– Миша, дорогой. Ты очень нервный. Послушай, у всех бывают кризисы. Вопрос только в том, как сам человек…

– Мам, пожалуйста! Мне двадцать шесть лет. У меня нет никакого кризиса. У меня все хорошо, – я вскочил и вышел из-за стола.

– У меня есть работа. Я играю за одну из лучших команд России и за сборную. Я – чемпион страны. Третий в списке бомбардиров. Меня в Европе знают. Немножко. У меня жена, отличные друзья и со здоровьем все в порядке.