Листая летопись. 220 лет с незабвенным А. С. Пушкиным

1827 г., по средам и воскресеньям, а то и каждый день, квартира Дельвигов в трудные последекабрьские годы становилась даже не в литературном салоне, а своего рода прибежищем писателей пушкинского круга.

Там же помещалась редакция "Северных цветов", где Софья Михайловна (жена) пыталась исполнять обязанность секретаря и переписчика.

Дельвиг умел распозновать литературные дарования и его готовность, порой в ущерб себе, помогать молодым поэтам. Крылов и Жуковский, по свидетельству современников, высоко ставили способность Дельвига угадывать будущих поэтов. Он и сам в сонете, посвящённом Н. М. Языкову, с гордостью посвящает сонет Н.М.Языкову-

"…Младой певец, дорогою прекрасной

Тебе идти к парнасским высотам.

Тебе венок (поверь моим словам)

Плетёт Амур с Каменой сладкогласной"

Из письма А.С.Пушкина к А.А.Дельвигу -

На днях попались мне твои прелестные сонеты – прочёл их с жадностью, восхищением и благодарностью за вдохновенное воспоминание дружбы нашей.

Разделяю твои надежды на Языкова и давнюю любовь к непорочной Музе Баратынского.

Александра Пушкина и певца "Пиров"– Баратынского Дельвиг любил всем сердцем. Он

ни во что не ставил свой поэтический дар в сравнении с их гением.

Великого Пушкина первым услышал и оценил Антон Дельвиг.

Пушкин! Он и в лесах не скроется: Лира выдаст его громким пением.

Философ и критик И.В.Киреевский заметил, что Дельвиг "выше всего является в своих русских песнях". Он был прав: песни Дельвига, положенные на музыку многими композиторами, живут до сих пор. Кто не помнит "Соловья" А.А.Алябьева, "Не осенний мелкий дождичек" М.И.Глинки, "Пела, пела пташечка" А.Г.Рубинштейна, А ведь всё это слова Дельвига!

(В 1984 г. в Ленинграде на Загородном проспекте, где в 1829-1831 гг. жил А.А.Дельвиг, установлена мемориальная доска), прим. автора.

Воспоминания печорского князя

Князь Палавандов был очень молодым юношей, с ограниченным, как у грузина и тифлисского жителя, наблюдательным кругозором, как описал его Сергей Васильевич Максимов, когда имел с ним беседу в 1850-е годы, где тифлисский князь жил в Поморском крае…

Князь слышал про Марлинского (А. А. Бестужева), чуть помнил об А.Грибоедове и лично видел А. Пушкина. Всех яснее у Евсевия Осиповича, князя, запечатлелся образ А. С. Пушкина. О нашем любимом поэте мы можем слушать и читать, и не устаём узнавать, улавливать новую информацию.

И вот что он рассказал писателю, знатоку простонародной России. С. В. Максимов представлял собою сокровищницу наблюдений и знаний в этой области. В каждом произведении Максимова была видна оригинальность, новизна, жизненность произведений. Его имя почти всегда упоминается в ряду других деятелей русского народоведения (П. И. Якушкин, И. Г. Прыжов) и даже выше из многочисленных литераторов-этнографов. Но это будет отдельный рассказ. Обо всём сразу не расскажешь.

О чём же поведал печорский князь Евсевий Осипович Палавандов? Сейчас узнаем:

«Наша грузинская аристократия любила блеск, пышность. Княжеский титул – превыше всего. Многие роды вели своё происхождение прямо-таки от царей Вахтанга V и Георгия, внуков последнего, отдавшего России со всею страной в 1800 году, особенно ласкали и баловали. Попасть в княжеские дома было нелегко.

На встрече нового поместника, графа Паскевича, за почётным обедом, между прочим, для парада прислуживали сыновья самых родовитых фамилий в качестве пажей. Так вот и я числился в пажах и присутствовал.

Я был поражён и не могу забыть испытанного мною изумления: резко бросилось в глаза на этом обеде лицо одного молодого человека – я его как сейчас вижу перед собой в подробностях.

Он показался мне с растрёпанной головою, не причёсанным, долгоносым. Он был во фраке и белом жилете. Последний был испачкан так, что мне показалось, что он нюхал табак! Он за стол не садился, закусывал не ходу. То подойдёт к графу, то обратится

к графине, скажет им что-нибудь на ухо – те засмеются, а графиня просто прыскала от смеха.

Эти шутки составляли потом предмет толков и разговоров во всех аристократических кружках: откуда взялся он, в каком звании состоит и кто он такой – смелый, весёлый, безбоязненный?

Всё это казалось тем более поразительным и загадочным, когда, даже генерал-адъютанты, состоявшие при кавказской армии, выбирали время и добрый час.

А тут помилуйте! – какой-то господин безнаказанно заигрывает с этим зверем и даже смешит его.

Когда узнали, что он русский поэт, начали смотреть на него, по нашему обычаю, с большею снисходительностью.

Готовы были отдать ему должное почтение как отмеченному божьим перстом, если бы только могли примириться с теми странностями и шалостями, какие ежедневно производил он, ни на кого и ни на что, не обращая внимания.

Любил армянский базар – торговую улицу, узенькую, грязную и шумную. Отсюда шли о Пушкине самые поражающие вести: там видели его, как он шёл, обнявшись с татарином; в другом месте он переносил открыто целую стопку чурехов. На Эриванскую площадь выходил в шинели, накинутой прямо на ночное бельё, покупал груши и тут же, в открытую и, не стесняясь никем, поедал их.

Из Тифлиса езжал он и подолгу гащивал в полковой квартире Раевского, откуда привозили подобные же вести: генерал принимает подчинённых в мундирах, вытянутыми в струнку, а из соседней комнаты в ночном белье пробирается этот странный человек, которого по всем правам обязаны почитать. А он вот этого-то самого от наших грузин и не хочет, несмотря на то, что все хорошо знали, что он народный поэт. Не вяжется представление: не к таким привыкли. Наши поэты степеннее и важнее самых учёных.

Наш (грузинский) поэт должен сидеть больше дома, и придя в гости, молчать, он обязан ценить каждое своё слово на вес золота и на площадях и на ветер речи свои не выпускать. Каждое его изречение непременно должно выражать собою практическое правило, и чем лучше и красивее та форма, в которую оно облекается, тем поэт почётнее и уважение к нему больше.

Пушкин пробыл в Тифлисе одну неделю, а заставил говорить o себе и покачивать многодумно головами потом не один год. Это я очень хорошо помню».

II

О Грибоедове, тёзке А. С. Пушкина, у него было другое впечатление. А. Грибоедов в Тифлисе был гораздо больше, и был он раньше Пушкина.

«А. С. Грибоедов – секретарь персидской миссии, он недавно исполнил поручение – переселял из Персии армян в Россию; чиновник по дипломатической части при великом генерале Ермолове – чего ещё больше?

Когда арестовали Рылеева-декабриста, в его бумагах нашли письма А. Грибоедова. Поэтому его ночью тайно схватили и увезли в Петербург. Грибоедов успел оправдаться и вернулся назад с рассказами. Шёпотом толковали о том, что в Петропавловской крепости сидел он, отделённый дощатою перегородкой, рядом с тем жидом, который держал по подряду почту для сношений соединённых славян южного общества с северным тайным петербургским обществом. Жид до того явно трусил, неистовые порывы его оробелого духа не только были смешны, но и надоедали соседу. Грибоедов стал высказывать всем своё твёрдое намерение написать комедию «Жид тюрьме», исполнил ли?

Перед близкими людьми А. Грибоедов шутливо оправдывал свою невинность и непричастность к заговору тем, что написал «Горе от ума» с прозрачными намёками, которые не умели-де понять, а в Чацком (герой рассказа) могли бы заподозрить любого либерала из вернувшихся из-за границы молодых гвардейцев того времени.

По возвращении в Тифлис Александр Сергеевич Грибоедов выпросил у наместника Паскевича позволения жениться. Ему, на счастье, досталась красавица Чавчавадзе, за которую раньше сватался племянник Ермолова, но суровый и строгий генерал не любил, чтобы в боевой армии его находились женатые офицеры, и расстроил брак.

Вот почему и уцелела для Грибоедова красавица Нина Александровна, которую он увёз с собой в Тегеран, отправившись туда посланником и а смерть.

Сестра А. С. Грибоедова желала иметь землю с могилы брата, так я её в мешочке вручил ей в Москве, через которую провожали меня в ссылку в финляндские батальоны».

III

Теперь, мой дорогой читатель, можно узнать немного и о печорском князе, которого отправляли в сылку, и за что?

Евсевий Осипович Палавандов действительно был в опале и в ссылке, обвинённый в участии в заговоре, о котором мало что известно, но организация которого, не лишена интереса. (Палавандов не любил об этом рассказывать, о чем нас предупредил.С. В. Максимов). Не вспоминал он и не сетовал даже на то суровое время, которое привелось ему провести в исправительных финляндских батальонах, отличавшихся не только строгостью, но и жестокостью в обращении с жертвами дисциплинарных взысканий. Незлобливый, добрейший человек вычеркнул из своей ссыльной жизни эти годы и постарался забыть о них. Для него Финляндии не существует, а есть вот прямо перед глазами облюбованная им Печора и застилающаяся в памяти милая, родная, роскошная и цветущая Грузия.

Послесловие

Познакомившись с рассказом князя печорского о нашем Пушкине, о проведённых днях в Грузии, мне захотелось защититься от таких воспоминаний. Мне было не очень лестно узнать такое воспоминание. Но в то же время русский характер поэта, русская душа и раздолье, к которым иногда, позабывшись, стремится русская молодёжь, и отразились на первых порах вступления в свет молодого Александра.

«Грузия с её чудными окрестностями, южным небом, долинами, исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин, поразили поэта. Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые, неотразимые набеги; и с этих пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию. Его имя уже имело в себе что-то электрическое, и стоило только кому-нибудь из досужих марателей выставить его на своём творении, уже оно расходилось повсюду», – так писал о Пушкине Н. Гоголь в те времена (1847 год).

Не мудрено, что время было молодое. Александр Сергеевич Пушкин сам вспоминал это время, когда писал свои воспоминания " Путешествие в Арзрум", в 1829 году. В Тифлисе Пушкин надеялся найти Раевского, но, узнав, что полк его уже выступил в поход, решился просить у рафа Паскевича позволения приехать в армию. В Тифлисе он пробыл около двух недель и познакомился с тамошним обществом.

Когда в Арзруме уже развивались русские знамёна над арзрумской цитаделью, в русском лагере находились пленные. Один из пашей, увидев Пушкина во фраке, он спросил, кто этот челочек. Пущин дал своему другу титул поэта. Паша сложил руки на грудь и поклонился ему, сказав через переводчика: "Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы , бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклтняются". Восточное приветствие паши всем очень полюбилось .Около лагеря Пушкин увидел молодого человека, полунагого, в бараньей шапке, с дубиною в руке и с бурдюком за плечами. Он кричал во всё горло. Ему сказали, что это был брат его, дервиш, пришедший приветствовать победителей.

На обратном пути Пушкин вновь остался в любимо Тифлисе несколько дней в любезном и весёлом обществе.

Грузия прибегнула под покровительство России в 1783 году, что не помешало славному Аге-Мохамеду взять и разорить Тифлис и 20 тысяч жителей увести в плен (1795 г.) Грузия перешла под скипетр императора Александра в 1802 г.

Да, в этом же путешествии Пушкину пришлось повстречаться с грузинами, которые сопровождали арбу в Тифлис с телом убитого Грибоедова.

"Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге, пред отъездом его в Персию. Он был печален, и имел странные предчувствия" – вспоминал Пушкин.

Евсевий Осипович Палавандов не всё рассказал о А.С.Грибоедове, а может быть, и не знал, что Грибоедов погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства.

01.2014 г.

Жизнь Н.М Языкова в письмах

1.

«Помните ли вы, Языкова, в блистательное его время, в 1830-х годах, в Москв. Когда он, бывало, среди дружеской беседы … свежий и румяный, в русых кудрях, украшенный цветами, подняв голубые глаза кверху, начинал произносить свои стихи, полные жизни и силы, пламенные, громозвучные; и вся шумная беседа умолкала около восторженного поэта и, притаив дыхание, слушала его вещую песнь; казалось, это юный Вакх, в лавровом венце, сияющий и радостный, поёт, возвращаясь из Индии», – такими сравнениями одаривает М. П. Погодин в журнале «Москвитянин» в своих воспоминаниях поэта Н. М. Языкова.

«Ужасную новость сообщил сию минуту кн. Вяземский: не стало и поэта Языкова! Боже, всё лучшее падает, давая простор невежеству и бездарности.

Как это известие поразит и Гоголя и Жуковского! Они, после Пушкина, на нём только и отдыхали мыслию», – сокрушался П. А. Плетнёв.

Внешняя жизнь поэта Языкова была очень проста и обыкновенна; деятельность его была на поприще мысли и слова. Можно узнать многое из жизни поэта по стихам его.

Едва Николай Языков начал писать – его голос был услышан

Он ещё учился в университете, а его поэтическая слава прочно встала на ноги. Издатели приглашали его сотрудничать в журналах и альманахах. Он учился в Дерпте, городе, в котором процветал тогда немецкий дух. Небольшая кучка русских студентов теснилась вокруг Ямщикова. Его стихи становились песнями, и часто жители Дерпта собирались на берегах Эмбаха послушать, как поёт удалой хор русских студентов, плывущих на лодке:

Из страны, страны далёкой,

С Волги-матушки широкой,

Ради сладкого труда,

Ради вольности высокой

Собралися мы сюда.

«Избыток чувств и сил», «буйство молодое» нашёл в стихах Языкова Пушкин.

О том же говорил Баратынский: «Языков, буйства молодого певец роскошный и лихой!» Стремительно летящий, упругий, полный жизни стих Языкова быстро завоевал себе место в русской поэзии. Языков вырос на Волге, волжская песенная стихия пробудила в нём поэта. Очень скоро он осознал её как самоценный художественный мир.И Языков стал записывать былины, песни, баллады о «добрых молодцах», Ермаке и Стеньке Разине, о «солдатах беглых, беспачпортных», о «лодочке не ловецкой, молодецкой, воровской…» Недаром же,

не где-нибудь, а здесь, на Волге, в Симбирске, во время одной из страшных волжских бурь возник незабываемый «Пловец»:

Нелюдимо наше море,

День и ночь шумит оно;

В роковом его просторе

Много бед погребено…

2

Из воспоминаний А. Н. Татаринова, 1870 год, сокурсника по Дерптскому университету, Николая Языкова:

«Николай был всех нас богаче: ему доставляли из дому ежегодно до 6 тысяч рублей, несмотря на это, у Языкова никогда не было денег. При получении денег он тотчас же раздавал их своим заимодавцам и снова жил на пуф, т. е. в долг. При нём был крепостной человек, который обращался с ним нецеремонно. Языков часто платил за него трактирные долги.

Вообще Языков не был словоохотен, не имел дара слова, редко вдавался в прения и споры и только отрывистыми меткими замечаниями поражал нас. Мы все его любили за его редкую доброту и гордились его поэтическим талантом, ожидая от него нечто великого. Сам он редко говорил о своих стихах и не любил читать их. Все его стихи, даже самые ничтожные, выучивались наизусть, песни его клались на музыку и с любовью распевались студенческим хором. Без Языкова наша русская, среди немцев, колония, слушая немецкие лекции, читая только немецкие книги, была бы совершенно чужда тогдашнему литературному в России движению, но он получал русские журналы, альманахи, вообще всё новое и замечательное в русской литературе». И далее Татаринов вспоминает:

«В 1827 году в последний год своего пребывания в Дерпте Языков нанял квартиру почти за городом, вместе с другом Петерсоном подалее от соблазнов, чтобы подготовиться к экзаменам в Московском университете. В это же время Николай начал страдать приливами к голове, хотя, по-видимому, казался очень здоровым: он был толст, краснощёк, моложав и силён, но от всякого внутреннего движения кровь кидалась ему в голову, и часто среди весёлой беседы, когда он расхохочется, должны мы были обливать его холодной водой; будучи от природы очень смешлив, он всячески удерживался от хохота и зажимал себе рот платком. Попойки также вредили его здоровью, и он старался избегать их, но почти всегда увлекался нашими неотступными просьбами. Не только университетские лекции и книги образуют человека, но самая студенческая жизнь; даже сходки и пирушки некоторым образом способствуют его развитию, дают крепкую веру в просвещение, в прогресс человечества. На последних сходках,( в особенности по настоянию Языкова), пелись вместо немецких, преимущественно русские народные и цыганские песни, и с восторгом пелись песни Языкова».

После таких воспоминаний Татаринова, мне захотелось, не откладывая в долгий ящик, перелистать стихи Языкова, где бытует его жизнь… Жизнь интересного человека во всех направлениях – житейского, поэтического, как добрейшего человека.

Но я отвлекусь чуть и вспомню про словоохотливость.

Люди бывают совершенно разными, со своими особенностями, которые проявляются в молодом или в пожилом возрасте, но такое бывает. Вот как описал случай Шеллинг, когда он навестил Шиллера: «Пробыть с ним долго я не смог. Это удивительно, как знаменитый писатель может быть таким робким в разговоре. Он смущается и опускает глаза. Что остаётся делать собеседнику? Его робость передаётся в ещё большей степени тому, кто говорит с ним. Этот человек, когда пишет, как властелин обращается с языком, и приходит в затруднение из-за простейшего слова, когда говорит».

3

Н. М. Языков родился в Симбирске 4 марта 1803 года. Отец Михаил Петрович Языков был состоятельным помещиком. Мать, Екатерина Александровна, урождённая Ермолова, была в близком родстве со знаменитым генералом Ермоловым

Сочинять стихи Николай Языков начал лет с 10–11. В первом литературном кружке, куда ввёл юношу-поэта А. Ф. Воейков, Николай и познакомился с бароном Дельвигом, Илличевским, Рылеевым, Баратынским, Очкиным.В это же время познакомился он с Грибоедовым и Одоевским).

А. Ф. Воейков начал печатать стихи Языкова в своём журнале «Новости литературы», А.Е. Измайлов – в «Благонамеренном». Все литераторы-издатели почувствовали в Языкове быстро созревающий поэтический талант. Затем Воейков убедил молодого человека отправиться для продолжения образования в Дерптский университет. В конце 1822 года Языков прибыл в Дерпт. Когда Николай получал образование в кадетском корпусе, учитель русского языка, Алексей Дмитриевич Марков давал частные уроки русской словесности, знакомя ученика с классическими произведениями отечественной словесности. Таким образом, юный отрок с увлечением читал Ломоносова и Державина.

Большая часть времени у молодого поэта проходила в сочинении стихов. Николай писал брату Александру в Симбирск: «Проклятая страсть к поэзии! Я чувствую, что она много у меня отнимет хорошего, и, может быть, и всегда будет то же. Но что делать, пусть это так и останется. Справедливо сказал Шиллер, что страсть к поэзии сильна и пламенна, как первая любовь. Незнаю, какова первая любовь, но совершенно чувствую справедливость этого выражения».

Молодой поэт с большим рвением взялся за учёбу, даже признавался брату, что от непривычки кружится голова после ночных бдений, но это пройдёт. «Скоро привыкну, и тогда давай бог ноги на Парнас». Языков много читает, разбирает произведения других поэтов, интересуется : «Историей Малороссии» Каменского, «Историей» Карамзина, «Древними русскими стихотворениями» Цертелева, Пушкина «К войне».

Он писал брату: «Когда я хочу выразить мысль чужую, то мне в ту же минуту представляется собственная, и я уже думаю о своей». Поэт избегал всяческих подражаний: только несколько ранних произведений напоминают Батюшкова или Пушкина. Это ему не понравилось и уже в 1823–1824 гг. выработался его особенный – языковский стих, где привычные в русской поэзии ритмы неузнаваемо меняются путём пропуска ударений в строках, а также особенным строением фразы – целого стихотворного периода (часто очень длинного), как бы влекущего читателя вперёд.

Увлечённый изучением литературы, он не посещает, как студенты, ни балы, ни собрания, ни танцы. Молодой поэт говорит, что, танцуя, вытряхиваешь ум из головы: этому примеров очень много.

А. А. Дельвиг в «Трудах общества любителей российской словености» посвящает сонет Н. М. Языкову:

…Младой певец, дорогою прекрасной Тебе идти к парнасским высотам.

Тебе венок (поверь моим словам) Плетёт Амур с Каменой сладкогласной. Из письма А. С. Пушкина А. А. Дельвигу: «На днях попались мне твои прелестные сонеты – прочёл их с жадностью, восхищением и благодарностью за вдохновенное воспоминание нашей дружбы. Разделяю твои надежды на Языкова и давнюю любовь к непорочной Музе Баратынского».

Надежду любимых поэтов-друзей Н. Языков оправдывал своим трудом, изучая немецкий, греческий и латинский языки, своими студенческими песнями. И не забывал советовать своим братьям, читать Карамзина, повести Жуковского, новые стихи Пушкина, басню Крылова «Кошка и Соловей».

В. А. Жуковский в «Обзоре русской литературы 1823 года» выразил своё мнение, что молодой студент Дерптского университета имеет слог поэтический; он ещё не написал ничего важного, но во всём, что написал, видно дарование истинное, настоящее.

«Юный, вдохновенный певец отечественных доблестей, Языков, как весёлая надежда, пробуждает в сердце вашем прекрасные помыслы. Он исполнен поэтического огня и смелых картин. Слог его отсвечивается красотами первоклассных поэтов. Его дарование быстро идёт блистательным путём своим. Он сжат, ровен и силён. Чистота души и ясность мыслей пленительны в его стихах», – так расхваливал поэта П. А. Плетнёв в литературном альманахе «Северные цветы», 1825 год.

Творчеством и личностью Языкова заинтересовался Пушкин. 20 сентября 1824 года он пишет А. Н. Вульфу, учившемуся в Дерптском университете:

«Здравствуй, Вульф, приятель мой!

Приезжай сюда зимой,

Да Языкова поэта

Затащи ко мне с собой…»

1824 году А. Пушкин написал стихотворение «К Языкову».

Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует;

Они жрецы единых муз;

Единый пламень их волнует;

Друг другу чужды по судьбе,

Они родня по вдохновенью.

Клянусь Овидиевой тенью:

Языков, близок я тебе…»

«Очень хорошо бы было, когда б вы исполнили ваше предложение приехать сюда, хотя я не имею чести знать Языкова, но от моего имени пригласи его, чтоб он оживил Тригорское своим присутствием», – писала владелица села Прасковья Александра Осипова, мать Вульфа, приятеля А. Пушкина.

Только в 1826 году Языков с Вульфом пожелал поехать в Тригорское. Он сообщает об этом брату Александру: «…в начале летних каникул я поеду на несколько дней к Пушкину; кроме удовлетворения любопытства познакомиться с человеком необыкновенным, это путешествие имеет цель поэтическую: увижу Изборск, Псков, Печоры, места, священные музе русской, а ты знаешь, как на меня они действуют!»

Вернувшись в Дерпт из Тригорского, Языков пишет послание к Пушкину, в чём утверждал с полной верой в своё равенство с ним там, в Тригорском, – «Ты да Я»:

Два сына Руси православной,

Два первенца полночных муз –

Постановили своенравно

Наш поэтический союз.

Пребывание в Тригорском «приятное и сладостное» Языков воспел поэмой, «пламенно и торжественно.

"......туда, туда, друзья мои!

На скат горы, на брег зелёный,

Где дремлет Сороти студёной

Гостеприимные струи;

Где под кустарником тенистым

Дугою выдалась она

По глади вогнутого дна,

Песком усыпанной сребристым.

…

Что восхитительнее, краше

Свободных, дружеских бесед,

Когда за пенистою чашей

С поэтом говорит поэт?

Жрецы высокого искусства,

Пророки воли божества!

Как независимы их чувства,

Как полновесны их слова!

1826 г.

"К П.А.Осиповой"

Благодарю вас за цветы:

Они священны мне; порою

На них задумчиво покою

Мои любимые мечты;

Они пленительно и живо

Те дни напоминают мне,

Когда на воле, в тишине,

С моей каменою ленивой,

Я своенравно отдыхал

Вдали удушливого света

И вдохновенного поэта

К груди кипучей прижимал!

1827 г.

Из Михайловское 9.Х1.1826 года А.С.Пушкин сообщает Вяземскому:

"Вот я и в деревне. Доехал благополучно. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Москва оставила во мне неприятное впечатление. Здесь нашёл я стихи Языкова. Ты изумишься, как он развернулся, и что из него будет. Если уж завидовать, так вот кому я должен бы завидовать. Аминь, аминь глаголю вам. Он всех нас, стариков, за пояс заткнёт".