Абу. Будь собой
Но ведь существует и другой мир: мир книг, где всякая человеческая жизнь – личная книга каждого. «Число возможных книг не ограничено, как и число звёзд. Каждый новый наследник добавляет новую главу или правит страницу предшественника» Борхес. Спасение я находила в чтении, книги держали мой устойчивый интерес, где через слово я могла путешествовать во времени.
Любой герой собственной жизни выбирает из массы одну из тропок, отметая остальные, но есть люди-книги, как Цюй Пен, выбравший все разом. Просто он не верил, в отличие от Ньютона и Шопенгауэра, в единое, абсолютное время. Он верил в бесчисленность временных рядов, сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времён. Я могла хвалиться не собственными книгами, а прочитанными, как Борхес. И я чувствовала себя его героиней, стремившейся к невозможному, пытаясь разгадать тайну бытия, вскрыть свой потенциал, создать себя лаконичной книгой. Книгой, где новизна возникает из комбинации слов, а не в новом сообщении. Ибо уже Платон знал: «Всякое знание не что иное, как воспоминание». И нет ничего нового под солнцем. Эклизиаст
Главное, я по-прежнему была готова отказаться от всего ради Любви, которую я никак не находила. Я уже готова была броситься в океан и принять облик русалочки ради мужчины, которого бы я любила, или стать птицей, и тогда единственно возможное направление стало бы вверх. Только во снах я была так возвышенна и так полна восторгом, что реальность на контрасте становилась всё невыносимей. Особенно, когда приходили холода – и что ещё ужаснее для меня – морозы. Путешествия учат больше, чем, что бы то ни было. Иногда один день, проведённый в других местах, даёт больше, чем десять лет жизни дома.
Закончился очередной проект кино, в котором я отработала не только как художник-декоратор, но и сыграла эпизодическую роль лаборантки судмедэкспертизы. Несмотря на успех картины и решение продюсеров продолжить наш сериал, моё решение всё поменять окрепло. У меня появились несколько месяцев безбедной свободы, и наступал мне ненавистный период холодов, появилась возможность сбежать от них. Уже в заключительные съёмочные смены и приготовления к «шапке» (это весёлая церемония завершения кинопроекта, сопровождающаяся выпивкой, закуской, танцами, спокойным общением коллег и обсуждением новых планов в нерабочей обстановке), моя решительность подкрепилась разговором с Люцией. Довольно странное и редкое имя этой девушки подтверждало её неординарность и соответствовало ей.
Она была особенной. Работала она с нами на проекте буфетчицей, так как ей всё равно было, кем поработать в кино. Ей просто хотелось познакомиться со съёмочным процессом, поучаствовать в этом:
– Знаешь, Алён, сейчас доработаем последнюю смену, и я снова хочу вернуться в Индию. Кино и съёмочный процесс я посмотрела, мне не понравилось.
– В. Индию? Это моя давняя мечта. Наступают холода, и здесь мне остаётся только опять болеть, – удивлённо и с интересом я вступила в разговор, потягивая горячий чай из пластикового одноразового стаканчика, протянутого мне Люцией.
– Мечты надо реализовывать. Так учил мой гуру, когда я жила шесть лет в Пуне, в ашраме Ошо. А индейцы говорили, что люди заболевают от несбывшихся мечт, – продолжала она улыбаясь.
Трудно описать мои эмоции после её простых двух фраз. Мы с ней отработали целый 16-ти серийный проект, днями и ночами она выдавала мне кино-корм в пластиковых коробочках, наливала чай и кофе, изучив мой вкус (сколько кубиков сахара лично мне класть), а я не замечала среди рабочей суеты в буфетчице такого интересного человека?!
Я ощутила в себе умирающую суетность и тут же погрузилась с интересом во внимание. Как мартышка, поедая конфеты, принялась расспрашивать её об Индии, и с каждым глотком менялся вкус чая. Поиски следов моих легендарных исканий себя все последние годы внезапно стали проявляться отпечатками моих ног на мокром песке берегов Аравийского моря, Бенгальского залива, в снегу гор Гималаев. Индия!? Ашрам? Ошо? Что это значит?
– Значения меняются в зависимости от страны и эпохи, – всё с тем же спокойствием и простой улыбкой говорила Люция. – Это как раньше считался путь через пустыню более безопасным, пока древние метеорологи не научились определять время муссонов, использовать ветер и плавать. Знания, которые раньше только ходили с караванами верблюдов, поплыли по заокеанским морям. Способы перемещения меняются, а риск есть в любом пути.
Далее для меня последовали открытия, равные запуску первого человека в космос. За короткое время разговора я перевоплощалась в разные образы: была религиозной паломницей, одинокой путешественницей, человеком-посланником Бога, проповедницей вероучения. Выписанные мной строки из книги автора Бхагават Шри Радшниша и гуру Люции, – Ошо, оказались одним и тем же человеком. Чтобы соразмерить колебания своего тела от получаемой информации – а меня прямо захватывало и наполняло её влияние – я непроизвольно в течение всего разговора сворачивала короткие конфетные фантики в узелки, не придавая этому значения. Я была увлечена её рассказами. А. Люция в конце разговора указала мне на узелковую магию.
– Чего? Какая магия? – воскликнула я.
– Узелковая магия – это форма магии с использованием особым образом завязанных узлов. Такое завязывание узелков, как у тебя сейчас под руками, это отображение твоих пока абстрактных идей, концепций и мыслей, которые скоро обретут конкретную физическую форму. Смотри, – и она подняла сплетённую мной змейку из фантиков, держа её между нами на уровне глаз.
– Что это значит, Люция? Я из таких фантиков в детстве наплетала целые шторы в дверной проём.
– Считается, что количество, форма и расположение узлов может влиять на эффективность конкретной цели. Мощность и интенсивность влияния может зависеть от материала. Эти бумажные фантики лишь обёртки к реализации задуманного, а я вижу, что ты уже в потоке.
На этих словах мне пришлось согласиться с моими коллегами киношниками, считающими Люцию более, чем странной девушкой. Однако менестрель Люция вдохнула в меня мелодии обновления и интереса к жизни. Подтолкнула к вектору нужного мне направления.
После разговора с Люцией в голове помчались образы городов и селений, выстроенных чередой грубых концентрических кругов и радиальных дорог, полноводных рек и мостов странных конструкций, при этом я ехала за рулём домой по известным дорогам города Москвы. На обочинах я замечала воркующих птиц и шипящих змей, яркие сари с контрастными узорами и лица с красными точками на лбу, разукрашенных слонов и каменных быков, конусные чалмы и разноцветные тюрбаны, пёстрые ковры и верблюжьи горбы. И при всём изобилии незнакомых мне образов наступала гармония, определялся мой путь. Люция стала катализатором давно запущенного во мне процесса.
В эту ночь я плохо спала. Мысли роились, как пчёлы на поле со сладким клевером. Образы прибывая, предпочитали оставаться спутанными. Лунный свет струился в комнату. Он бил мне в лицо и просачивался прямо внутрь моих видений. Как я могла забыть закрыть шторы? Подошла занавесить окно и обнаружила себя прозрачной в лунном свете, а, напротив, в отражении окна, я была с плотью, только поменявшаяся местами с призраком себя. И один мираж затенял другой. Замерев, я погрузилась в свой же сон, в мой другой мир, пытаясь, стать всё меньше и меньше, как Алиса, надеясь в конечном итоге совсем исчезнуть здесь и оказаться там. Закрыла глаза и на автопилоте забралась под одеяло, стараясь не спугнуть мираж.
Пробудившись, я уже, как будто выплыла из забытья, где было так хорошо, с полной уверенностью в планах действий. Только тонкий запах джунглей с богатым ароматом экзотических специй (кориандра, корицы, куркумы, гвоздики) не покидали меня, хотя я ещё не знала, как они пахнут, но появилась самосоздаваемая сила обоняния. Реальный мир исчез, как будто растворился, а красота момента ещё не забытого мира грёз, из которого не хотелось выходить, вынуждала затаить даже дыхание, чтобы не спугнуть её. Я обращалась в свою веру.
Всё скрылось, как только раздался телефонный звонок, который и вернул меня в реальность. Только сейчас мне повседневность бытия перестала казаться незначительной. Разговор по телефону, произносимые имена, события в разговоре стали вдруг пустым звуком. Люди вокруг стали говорить и двигаться с некоторым взаимным пренебрежением, охватило гнетущее молчание. Процесс умывания под краном с ледяной водой превратился в омовение.
Я бы предпочла запутаться в череде пробуждений и снов, воспринимать их не как две формы существования, не как две противоположности, а как состояния, постоянно перетекающие друг в друга. Создавая при этом непрерывную череду волшебных ощущений.
Засыпай с мечтой – просыпайся с целью. Ты никогда не сможешь сказать, куда идёшь, только лишь – куда надеешься прийти.
Оскар Уальд писал: «Знание – гибель. Нас чаруют сомнения. Туман делает вещи чудесными» А. Леонардо да Винчи специально окуривал пространство, создавая загадочные образы, в которых нет точных форм, и их надо домысливать. Сфумато. Я сделала себе интересное предложение, точнее вызвала себя на поединок с собой.
Леонардо да Винчи опередил не только науку, далеко обогнав своё время, но и само время. Живя в XVI веке, он уже говорил о «жизненном воздухе», а через 300 лет Лавуазье открыл кислород. Построил модель планера, а через 400 лет стала развиваться авиация. Сам Леонардо родился в крестьянской избе у юной и весёлой красавицы Катарины во Флоренции. Мать умирает, и он попадает незаконнорожденным сыном в дом своего отца, нотариуса Пьеро да Винчи. Его обучают чтению, письму, арифметике, латыни, музыке. Но лучше всего у него получается рисование и лепка. Уже в 20 лет его провозглашают мастером. Искусство для него всегда было наукой. Он прослеживал взаимосвязь живописи с анатомией, оптикой, физикой и математикой. Мир для него был гигантской лабораторией. Он черпал знания из грёз.
Вот и я кожей ощутила связь времён и миров, мой угол видения поменялся, освободилась от давно тянущих меня вниз привязанностей и погрузилась в свой радостный мир грёз. Раздражение сменилось благодарностью за окончание уже пройденного пути. Началась новая эра.
В высших учебных гуманитарных заведениях моей страны знания истории культур преподавались с античности. Мне же захотелось начать с индийских джунглей. С древнейших вед. По жизни все знаки указывали мне моё личное направление. Так во Франции художник Поль Гоген в поисках «первобытного рая» бежал из Европы на остров Таити. Путь к духовному обновлению жизни многие мыслители видели в возвращении к природе. Лев Толстой звал к «опрощению». Американские трансценденталисты Р. У. Эмерсон, Г. Торо, Т. Паркер связывали свои духовные искания с природой. Жан Жак Руссо противопоставлял природу обществу, конфликт «естественности» природного состояния с «неестественностью» культуры и цивилизации. А. Махатма Ганди сделал домашнюю прялку – символом спасения от «машинизма».
Пришла уверенность, что я найду свою Индию в себе, как только захочу. Я считывала знаки своего собственного параллельного мира, грёз и фантазий, принявших чёткую форму. Там меня ждал Абу, время наступило. Прочь напрасные страдания, напряжения, усталость.
Я иду к тебе, мой Ангел. Ты ждёшь меня, я не знаю, как ты выглядишь, но я чувствую тебя! В моём воображении это был мой Леонардо: античного телосложения, участник состязаний и турниров. Отличный пловец, шутник, рассказчик, оратор. Любезный кавалер, танцор, певец, мыслитель. Такие люди появляются на Земле не чаще, чем раз в тысячу лет. Так чего я жду, в своей короткой жизни? Так я не только поддерживала интригу, интерес к манящей неизвестности, но и, наконец, открыла эти астральные врата для себя. Начала писать свою книгу жизни. «ОМ»
Уходя из кино, я уходила от статичных повторяющихся кадров, несмотря на каждодневную суетность бытия. Передо мной, наконец, открывалась полная панорама. Мне перестала быть интересной аудитория окружающих, среди них я не находила больше никаких эмоций. Мне перехотелось «творить» для кого-то, пришло время творить себя.
Я устала от кошмарных снов реальности, где меня выталкивают на сцену, когда я не знаю что там делать, что говорить, не зная роли, а публика ждёт, полный зал народа, глазеет, и жаждет искусственных зрелищ. Когда основа всех религий, ведическая истина (от слов: ведать, поведать, разведать) заменена кино-кормом. Мне необходимо стало омыть свое сердце, а не разрывать грудь на глазах у толпы.
Что это? «Это сознательность и мудрость? Или же пустота и самолюбие?» А. Н. Оуэн Разницы нет. Мои глаза распахнуты, я созерцаю некие видения. Видения превратились в реальность: выхожу на трап самолёта с приятельницей Полиной в маленьком военном аэропорту Индии, Гоа – Даболиме. Полина, запыхавшись с первыми вздохами тропического воздуха, выглядит несчастной, а я, сделав первый шаг, несусь в водовороте восторга: «Я дома».
Я прилетела к искомой формуле: один плюс один равно один. Единение.
Жизнь не всегда дает вам то, что вы хотите. Но если вы присмотритесь внимательно, вы увидите, что она дает то, что нужно для роста. Главное правило реальности – не запутаться в своих иллюзиях.
Глава 3
Мой Гоа
«Всё, что должно произойти, обязательно случится. В нужное время. В нужном месте. С нужными людьми. Всё, что вы ретранслируете в мир, неизбежно возвращается назад»
Л. Хей. ПровереноНикогда меня ещё так не тянуло никуда. Нигде для меня не было столько интересов и непознанного, как в Индии. Каждый день удивления, впечатления. Всё находится и появляется беспрерывно и вовремя.
Для меня Индия открыла весь свой богатый спектр чувств, что позволяет нервным клеткам на бессознательном уровне ощущать истину, даже когда она ещё не доступна определениям и выводам. Свои собственные заблуждения и ограниченность я начала осознавать через интуитивное просветление. Интуиция – это то, чему невозможно научить. «Интуиция – это нечто такое, что опережает точное знание» Н. Тесло
Гоа, Индия. Предчувствия меня не обманули. Рассматривая оформление старого маленького военного душного аэропорта Даболим, набитого людьми, прибывающими целыми Боингами, под лопоухими вентиляторами, вместо кондиционеров, толпа хаотично двигалась тесным потоком. Моя фигуристая приятельница Поля, блондинка с претензиями фыркала и декларировала запросы. Ей было необходимо посетить туалет, переодеться из тёплой одежды, переобуться, попить чего-нибудь холодного, и всё это должно случиться немедленно, или она готова, не выходя из аэропорта, вернуться назад в Россию.
У нас с ней были разные мотивации. Я приехала в Индию не просто отдыхать, как она, а жить, не искать любовь – а любить. Мой внутренний голос твердил, что именно здесь меня ждут глобальные перемены, что мистика началась. Волшебство параллельности мира обняло меня и приласкало. Тропический запах гоанского воздуха насыщал мои лёгкие и передавал сигналы в мозг дышать глубже. Это как попасть с морозной улицы в тёплое фойе театра в предвкушении хорошего спектакля.
После всех необходимых формальностей, все погрузились в автобус и отправились. Трансфермен что-то вещал в микрофон. Мало кто его слушал, я не спала, как многие, но и не слушала. У меня восторг предвкушений сбивал моё дыхание. Светало. Смотрела в окно. Полина спала рядом на сидении.
Движение левостороннее, а я по привычке российского автомобилиста выглядывала дорожные знаки справа и не находила их. Рекламные щиты пестрили английскими буквами и белокожими людьми. На дороге ситуация менялась каждую секунду, неожиданности подстерегали со всех сторон. На дорогах мотоциклов больше, чем машин. Средняя скорость 40 км/час.
Успокаивающая невозмутимость водителя автобуса свидетельствовала о высоком профессионализме. Колониальная архитектура домов, белые кресты во дворах или странные квадратные клумбы с одиноким кустом. Как потом оказалось, по этим признакам перед входом можно узнать религию хозяев.
Стоящие на обочине дороги дети школьного возраста в одинаковых униформах, девочки с бантами в косичках, как в моём детстве. Женщины в контрастных, узорчатых разноцветных сари и длинных лёгких шарфиках. Всё меня улыбало, лаская взгляд, какой-то давно забытой нежностью.
Картинки быстро менялись, и я старалась даже реже моргать, дабы не пропустить кадров первого знакомства с давней мечтой впечатляющих мгновений.
Вот мужчина в майке с торчащей зубной щёткой во рту и белыми подтёками пасты на смуглой коже объясняет кому-то дорогу. Другой в это же время стоит не далеко и прямо с дороги отливает, не прячась и никого не стесняясь. Бедненький, – подумала я, жалея его, – совсем больной, наверно, раз так приспичило с утра и при всех.
Кто-то из окна обогнавшей и подрезавшей наш автобус машины, выбросил пустые жестяные банки и пластиковую бутылку на обочину дороги. Идиоты и здесь есть, – буркнула я.
Чёрно-жёлтые рикши, – надо будет прокатиться, – решила я.
Вот какой-то индийский мужчина сплёвывает красно-оранжевую жидкость на дорогу. Перепил, наверное, тошнит, плохо ему, – посочувствовала я.
Вот целая толпа женщин с ношами на голове, перевязанными тряпками через плечо, а в них голые чумазые дети. И здесь полно цыган, – отметила я.
Вот посреди дороги идут коровы, с верблюжьими горбами. Какие странные, – внимательнее всматривалась я, – вот почему они священные здесь, может и молоко у них особенное, – задумалась я.
Вот собака лежит прямо на проезжей части дороги и все её объезжают. Глупый пёс, не задавили бы, – сморщилась я.
Вот широкая полноводная река и два моста через неё и по каждому из них снуют автомобили. Ого! Какая красота, – подумала я, – странно, почему два параллельных, автомобильных моста и с двухсторонним движением? – удивилась я.
Причудливые храмы, разноцветные дома, люди и животные мелькали перед глазами со скоростью рекламного клипа. Звуки клаксонов, запахи рыбы и специй, всё вскружило мне голову, и я подняла глаза и стала смотреть на небо.
Чистое светлое небо в ноябре, без единого облачка, слепящее светом бескрайнего простора. Вдруг в мою картинку влетел огромных размеров орлан, с метровым размахом крыльев, не меньше! О, принц сил воздуха! Мы поймали взгляд друг друга, поменялись местами, и больше я не спускалась с небес. Будто он специально был кем-то направлен ко мне, – летал кругами перед моими глазами, не выходя из поля зрения. Он внёс в моё состояние чувство реальной свободы, ободряющей уверенности и парения над всей этой суетной жизнью. Я стала видеть его глазами, я стала птицей в человеческом обличии. Я поняла – в Индии надо смотреть на небо, а не на землю!
Утро рассвело так же быстро, как и мои надежды. На солнце засверкала серебряная нить света, связующая мою душу с телом. Ранее утро, а на улицах многолюдно, уже работают придорожные брадобреи, метут и поливают водой около палаточных городков. Значит, въехали в туристическую зону, – поняла я.
Все ездят, ходят, стоят, разговаривают, ползут и прыгают на одной и той же дороге, тротуаров нет. Опасненько, – запомнила я.
Вокруг не догоревший мусор и пепел на красном фоне земли. Какой красный цвет у земли, может такой после пожара? – спросила себя я.
Тут же перед самым автобусом перебегали дорогу разноцветные поросята за упитанной тушкой мамаши. Это так оживило меня, что я стала призывно показывать на них Полине, но она по-прежнему спала.
Мимо проносились рейсовые обшарпанные, старые автобусы с темнокожими людьми и торчащими головами из открытых окон, в упор рассматривающих нас с откровенным интересом и улыбкой.
Вот дети, как по команде махали нам руками, улыбались и кричали «Хай». Некоторые растерянные туристы не зная как реагировать, кто-то робко пытался повторить движение рук детей и выкрикнуть «Привет», только улыбка выходила жалостливой и уставшей. А некоторые зыркали в окна с растущим раздражением и ужасом в глазах. Действительно, красота в глазах смотрящего. Кандолим, Калангут, Бага – районы севера Гоа мелькали за окном. Мы приехали.
Наш мир – это волшебное и воодушевляющее место. Достаточно поверить в это. Инстинкты меня не подвели, здесь, среди экзотических звуков и запахов, новизны ощущений, моё «Я» проявило удивительную реакцию – немедленно обрело уверенное чувство направления. Заселились.
Единственное, к чему мне оказалось сложно приспособиться в Гоа – это к постоянному прайм-тайму, в постоянном не ослабевающем с течением времени суток охвате зрителями и слушателями моей личности. Движуха не заканчивается долгожданным голосом кинорежиссёра, «снято». Безлюдных мест просто нет, уединиться некуда, личного пространства тоже нет. Нет разграничений на сцену и зрительный зал. Узнав, что Индия перенаселённая страна и что на 10 мужчин приходится всего 7 женщин, становилась понятной дикая потребность мужского населения в женщинах. Но мне самой вполне хватало явных признаков своего реального желанного существования здесь, без их назойливого повышенного внимания. Спокойно, – потребовала от себя я.
Ещё ни в одной стране я не испытывала таких эмоций, ни на что не похожих, всё было впервые. Бродский сказал: «Всякое эстетическое переживание есть переживание частное» Полина восприняла окружающее, как наказание изгнанием, а я попала в свою сказку. У нас с ней вместе уже был опыт путешествия, обзорный тур по стране Марокко.
Город Фес, где мусульманин не стесняясь менял жену на верблюда, а наш гид спокойно пояснил, что это в порядке вещей и она сама виновата, либо гулящая, либо бесплодная; Маракеш с заклинателями змей на центральной городской площади; Касабланка с мечетью, куда пускают даже женщин ради туризма; Агадир, где я утопила любимые солнцезащитные очки и где мы пили сладкий горячий чай, который наливается, высоко подняв чайник, над маленьким стаканчиком и появляется пенка. Где мы познакомились с двумя молодыми красивыми, нищебродными берберовцами, которые говорили на трёх языках, т. к. это бывшая французская колония и жаждущими поиметь нас и наши деньги… В целом поездка была познавательной, но желание вернуться ещё раз не возникало.
Индия просто вскрыла меня! Все наши недостатки и добродетели неразделимы в нас, это сущность каждого. А вот что отзывается в душе эхом, что будет резонировать – зависит от наполненности самого человека.
Гоа. Дорога от отеля на пляж шла через свалку в человеческий рост. Здесь была своя иерархия, кастовая система фауны. Некоторые из коров были с противоестественно раздутыми животами, слюнявые и грязные, но не агрессивные. Они молча, чинно и усердно пережёвывали всё, что можно было жевать: пластиковые пакеты, бумагу от пирожков и даже фольгу. Из кустов лёжа и лениво ожидала стая собак своей очереди на завтрак, остатков после коров. Сверху на деревьях вороны аппетитно роняли слюни. Полина испытывала культурный шок от всего происходящего:
– Куда мы попали?! Это ж, средневековая российская деревня среди пальм!
– Не только пальмы, смотри, Тамаринд индийский. Вечнозелёный, семейство бобовых. Тропическое дерево, у нас таких нет, – так старалась отвлечь её от раздражённых мыслей, но она не поддавалась:
– Мало того, что нам предстоит жить три недели в этом сарае с холодной водой, без кондиционера, с обшарпанной мебелью, двумя вешалками на двоих, шлангами из стены у унитаза, пластиковым ковшиком, со свечами вместо электричества. Мало нам завтрака из тоста с чаем и джемом в пластиковом спичечном коробочке, а то и меньше! Мало нам муравьёв и летающих тараканов в нашей хижине! Так и на пляж надо пробираться по мусорным тропам через свалочных вонючих коров и собак. Что за трущобы? Куда ты меня притащила? Я даже боюсь себе представить, что тут за море…
– Полиночка, не нагнетай. Посмотри, вокруг! Доверься. Это же гегемония естественных законов. А у нас с тобой есть шанс продолжить шлифовать свои грубые грани совместимости. Воплотим все отпускные фантазии в реальность, поверь, – убеждала я приятельницу.
Но я думала уже о том, что люди ничего не имеющие общего друг с другом вынуждены смешиваться из-за обстоятельств, и я почувствовала некоторую несовместимость в самой себе. Зря я пренебрегла советом Хемингуэя «никогда не путешествуйте с теми, кого не любите». Нет, к Поле отношение не поменялось, но и близкой подругой назвать её я не могла. Однако, компания всё-таки тогда была для меня лучше, чем одной, а выбирать не приходилось. Одним словом, Поля не была очарована Гоа, как я – а, скорее, разочарована:
– Да уж лучше толкаться в переходах метро. Лучше уж в грёбаной морозной Москве, под покровом серого неба со смогом и без солнца, чем три недели в этом Богом забытом вонючем, курорте международного уровня, – саркастически констатировала она. Тропы сплелись вокруг нас, извиваясь, как змеи. Мы дошли до пляжа в ожидании каждая своего моря.
Конец ознакомительного фрагмента.