Кара Булганака. Роман
– Да, человек не может умереть совсем. Что-то от нас остается, может самое главное, а все лишнее уходит! И оно продолжает жить в других формах и стихиях! В этом наверно, и есть смысл всей Жизни – в изменении и перерождении, и постоянном движении вперед!
– Все верно, вся наша страна, весь наш народ, и каждый из нас должен мчаться как поезд на всех парах! Вперед к светлому коммунистическому будущему! И работать над собой как кузнечный молот – выдавать качественное несгибаемое железо воли! Мы перекуем весь старый мир! Создадим небывалое царство свободы и счастья! Покончим со всем темным, лживым и паскудным! Очистим планету от скверны…
– Все люди заживут наконец-то нормально и безопасно. Земля станет прекрасным садом!
– Ради этого стоит и во мраке подземелья побегать! Веками народы стонали от угнетения и рабства. Теперь мы все изменим! Нигде больше не останется ни хозяев, ни господ… Все будут равноправными товарищами. И общество будет развиваться в любви и согласии. Как одна большая семья!
– Дотянем ли мы до этого чудесного благоденствия?. Все естественное человеческое, что знали и кем были – все пропадает, как будто его и не было, а мы все глубже погружаемся, как будто корабль, который тонет, в море мрака! И не только краски и образы исчезают…
Ведь, и не слышно, становится ничего! Как будто отрезало нас… от всего! Я как радист говорю! Словно выпали мы из хода всех вещей и привычных процессов! И оказались в каком-то жутком затерянном месте! Как в каменном коконе странного проклятия.
– Не все так мрачно, Дементий! Просто тьма и камни давят… Это больше психология, чем что-то внешне реальное. Выход есть везде и всегда! В нашем случае – вон, пройди с десяток другой метров и снова окажешься в привычном мире, где чистый воздух и солнце яркое… Беда в том, что фашист там сидит. Пока…
– Не знаю, мне порой кажется, что провалились мы в какое-то безвременье, безысходную пропасть, тягучее болото… Заколдованный чертог и выбраться отсюда будет очень трудно. Что-то мы тут потревожили… Сами того не сознавая!
– Брось, Дементий! Не нагнетай на пустом месте… Нет такой силы, которая могла бы нас одолеть! Мы – воины Красной Армии! И этим все сказано… Мы можем сражаться с кем угодно, как угодно, и где угодно… Что и успешно доказываем каждый день. Бомбами нас взрывали, газом травили и что? Мы все равно ночами фрицу в рыло даем, со всей пролетарской силой!
– Фашист – это чудовище! Натуральное. Додуматься до такого! Душить людей газом… Разве так воюют? Это же зверство немыслимое… Инквизиция средневековая! Чума беспробудная…
– Она эта инквизиция там и родилась, и к нам в обновленном варианте пожаловала – из просвещенной буржуйской Европы! Все они там, в изысках и красотах купаются, которые из трудового народа с кровью выжали… Упыри!
– Фантазии нацистским палачам предела нет… Как только не изворачиваются! Адское воображение, которое рушит целые цветущие миры! Оживший кошмар….
Как, кстати с газом будем бороться? Это не снаряды и бомбы, от них толща камня не спасет, эта зараза везде заползет, как ядовитая гадюка….
– Решим. Помозгуем совместно, – твердо заверят Кагин, – если мы смогли фрица с катакомбой обмануть, и здесь базу создать и оборону держать, то уж с этой ядовитой вонючкой, и подавно что-нибудь придумаем! Главное не поддаваться панике и страху! А фашист на это рассчитывает. Любят они всякие эффектные театральные номера… Только с нами это не прокатит!
– Что-то противопоставить будет сложно. Здесь другой отсчет… Ни пуля, ни мина. Даже облика врага нет! И все в воздухе растворено… Дышать же не перестанешь! И скрыться негде… Мы в замкнутой системе!
– Не дрейфь, джигит! Прорвемся…
– Я не боюсь! Глупой смерти не хочу… Чтобы тебя как мышь в норе отравили! Я готов умереть, но хоть одного ганса с собой утянуть! А не так, как грызун в поле… Уж лучше выскочить с гранатой в руке, чем в тупике штолен в конвульсиях задыхаться! Воин должен умирать в бою!
– Никто умирать не будет, Дементий! И вообще мысли о смерти выбрось! Хоть героической, хоть обычной! Это приказ… Думать надо только о Победе, и Жизни! И не пускать в себя смурные опасные думы! Это опасно. Как искра к пороху! Пустишь Смерть в себя, хоть на шаг – она в тебе и поселится, и обживется, и заберет… И страх ей двери отворяет! Поэтому наш разум должен быть как дот или броня танка! Ничего чужого и сомнительного не пропускать! Быть всегда в дозоре, за самим собой!
– Ясно, – вздыхает Гегечкори, – будем стараться, товарищ комиссар! Если забытая сила из Глубины не снесет нас штормовой волной… Мы и так сидим в ее каменном чреве! В ее Власти. А вокруг громады чужого непредсказуемого мира! И мы плывем в кромешной тьме по бурлящему морю камня в утлой лодчонке… И где мы окажемся? Скорей бы уже на воздух, на солнце! Там и воевать, как положено, а не под землей, в сырых пещерах ползать…
– В нас живет Сила, которая превосходит все эти титанические нагромождения Тьмы! Свет, что горит у нас внутри могущественней любой страшной стихии! Человек – хозяин этого мира! Венец природного развития… И никто и никогда нас не сломит! Тем более советского гражданина! У нас закалка покрепче стали будет…
– С одной стороны это так! Мы как грозный отточенный клинок, безусловно… И ни один враг во плоти перед нами не устоит! Но есть и другие измерения. Можно ли сверкающим кинжалом разогнать мрак? Одолеть пропасть…
– Почему нет? Когда убьешь заветным клинком то, что скрывается во тьме, она потеряет свою мощь и коварство! Чем больше пафоса и запугиваний, тем ничтожней противник! Это надо всегда помнить и бить быстро, дерзко и решительно! Ни в коем случае не дать темной силе зачаровать тебя…
– Воевать мы умеем, ни одному человеку нас не одолеть! Но вот все неявное другое… Ну да ладно, чтобы ни было, будем биться до конца!
– А как иначе? Перед нами никто не устоит! Ни броня самой лучшей армии, ни черная стихия! Мы – алые, пылающие звезды во мраке! И мы его победим…
Неожиданно в динамике рации раздается треск, обычные завывания, потом странные хрипящие звуки, и как будто нечленораздельная речь…
– Это что? – оборачивается Кагин, – Кажись, твое хозяйство ожило! Никак кто-то на связь пробивается? Может наши?
– Вряд ли, – хмурится Гегечкори, и почему-то слегка бледнеет, – наших уже давненько не слыхать! На немцев тоже не похоже. Это опять… неважно!
– Тогда что это? – удивляется комиссар, – Если не Тамань и не фашисты?
– Помехи… – как-то странно отвечает радист, отводя взгляд в сторону, – Тут скалы дают очень необычные эффекты, и сбивают с толку…
– Какое подозрительное бормотание электрическое, как живое, – напряженно вслушивается Кагин, – я такого не слышал…
– Может быть, стрекот нехарактерный для радиоэфира… Напоминает человеческие голоса, катакомбы шалят наверно! Тут все искажается, как в кривом зеркале. И при кажущейся однообразной унылой простоте, не все так примитивно в этих камнях, они что-то скрывают… Никогда нельзя увидеть, предугадать, что родится во тьме!
Глава 13. Монолог каменоломен. Кто я?
Я не могу проснуться…
Меня что-то держит, что неизмеримо громаднее меня! Когда оно меня захватило? Оно невидимо и недоступно. И кто или что оно? Но я словно во сне, уже долгие и долгие годы…
Я горю грозным, неистовым пламенем или растекаюсь неподступно сакральной водой… Возношусь дыханием забытого священного ветра или засыпаю потерянной землей?
Я ничего не понимаю!
Где я? Куда я попал? Что со мной? Кем я был раньше? Лишь смутные обрывки воспоминаний тревожат мой воспаленный разум и окончательно сбивают с толку. Ибо совместить эти фрагменты с действительностью не представляется возможным, и лишь вызывает полыхание сумасшествия!
Я качаюсь в море обворожительного света… Я помню колыбель. Большие, с полмира, теплые руки матери и ее ослепительную счастливую улыбку.
Потом какое-то темное помещение с тусклыми светильниками культового характера… Здесь курится особенная атмосфера с незабываемым терпким запахом благовоний. Мелькают какие-то пластичные тени, доносятся звонкие голоса. Я смотрю в потолок, с мозаикой какого-то странного усмехающегося божества… Он будто подмигивает и зовет меня! Ко мне приближаются смутные фигуры… Картинка исчезает.
И вот я уже в Прекрасном Саду, все сверкает и переливается, залитое утренней благодатью. Я преисполнен силы и невыразимой Любви! Словно у меня распускаются невиданные горящие крылья, и я готов лететь…
Я жду Ее – мою единственную, несравненную Возлюбленную! Час свидания близок. Она должна скоро придти… Я весь пламенею в сладком томлении ожидания. Сердце выскакивает из груди. Взор туманится от бьющего фонтана невыразимого Счастья! Прелестней Ее нет ничего на свете и она принадлежит мне! Она словно оживший Цветок… Богиня в человеческом облике! И вот она появляется, словно изумительный Рассвет несказанной Красоты! Подлинное Чудо этой Жизни! Необъяснимое Совершенство в женской плоти… Мы радостно мчимся навстречу друг другу, бросаемся в объятия, кружимся в чарующем танце! Я касаюсь ее восхитительного Тела, ее волнующих алых губ…
Теперь я в тесной комнате или в огромном великолепном зале – неясно! Пространство будто изменилось, вывернулось, нарушив все законы, в причудливом шутовском карнавале. Здесь все не так!
Стены кажутся беспредельной зеркальной перспективой, простор – тесным сжимающим интерьером, верх – низом, центр – завораживающей пустотой…
В середине высится не то непонятное орудие, не то гротескный механизм безумных ученых. Все это завлекающе притягательно крутится, как танцующая ящерица, блистая бронзовыми деталями, и цветными стеклами, щупальцами колышущихся труб и острыми гранями фантастического корпуса. Живая небывалая Машина! Торжество дерзкой мысли и тайных учений. Глубинное Откровение! Она как огромная волна, вздымается и вращается, замирает и пропадает, меняя Реальность. Ее движения полны тайного смысла и непередаваемой грации, и завораживают, как апофеоз мистической феерии… Само существование меняется, выкатывается в желтовато-коричневый свиток и читается как зашифрованный текст… Она смотрит пронзительным огненным взглядом, как суровая древняя богиня! Она видит меня насквозь, я ничего не могу утаить – ни мысли, ни чувства! Я словно на суровой и беспощадной Исповеди…
Я вижу что-то запретное… Тайны Жизни или сорванный лживый покров Мира. Странные и не совсем понятные картины проносятся передо мной! Сзади меня незаметно вырастает человек в строгом узорчатом облачении… Похожий то ли на жреца, то ли на опального ученого. Он что-то предлагает… Говорит, что я один из немногих, кто сможет это…
Я проваливаюсь куда-то. Небо полыхает огнем… Реальность яростно пылает и свертывается как подожженный лист бумаги. В клубах черного дыма мечутся разгоряченные воины, сверкая доспехами… Горы и холмы из человеческих тел, ощетинившиеся копьями и колышущиеся щитами, качаются как великаны, опрокидывая врагов и осыпаясь мертвыми людьми, как пожухлыми осенними листьями.
Боевые раскрашенные колесницы наскакивают друг на друга, расшибаясь вдрызг, ломая колеса, человеческие кости, разрывая мышцы как тряпки, раскраивая черепа… Истеричное ржание лошадей порой перекрывает людские крики, звуча адским, сотрясающим хором. Вокруг в диком плясе идет бесконечная рубка человеческой плоти.
Будто пылает темный огонь хищной, голодной разверзшейся преисподней, жадно пожирающей людей… Мой конь убит, я сражаюсь в пешем строю. Мой белый плащ весь в крови. Я уже не понимаю в моей или чужой… Я почему-то спокоен и вращаюсь как инструмент в чьих-то могучих невидимых властных руках…
Я делаю не то, что хочу! Я убиваю своих, свое племя людей! Яростно, зло, вдохновенно… Я режу и колю, рублю сплеча, разрывая чьи-то уникальные жизни. Почему я зову их врагами?
Я делаю это против воли или это наоборот, мое исконное глубинное желание, вырвавшееся, наконец на свободу? Ничего не разобрать… Бурей проносятся лица, части тел, сверкающее оружие… Все кружится в гипнотическом беспощадном ритуальном танце…
Я вижу, как массово гибнет жизнь. Что это? Кому это надо? Что здесь сеется? Кто этим живет? Чьи мы пешки? Чья безумная кровавая забава?
Уютный зал. Здесь собрались самые мудрые и достойные. Идет горячий спор о судьбе… чего-то очень важного, если не самого главного. Мы страстно обсуждаем положение дел и не можем придти к согласию.
Былая Гармония осыпается как краски на старой картине… Свет начинает блекнуть. Что-то темное, зловещее, как жало скорпиона, вплывает из заброшенного угла…
Мы ничего не замечаем, страстно увлеченные сами собой. Мы словно горим неровным рваным пламенем.
Куда меня пригласили? Я иду по узкому коридору. Кажется, из придворных покоев, я уже ушел куда-то глубоко под землю… Говорят, здесь есть храм, скрытый далеко вниз, за известной системой каменоломен, где наши рабы режут камень для строительства домов. Меня пригласили друзья встретиться именно там, в священном месте… У них есть решение. Все наконец встанет на свои места! И мы обретем былое могущество!
Я прохожу несколько тесных проходов с факелом в руке, но не могу никого найти. Везде каменная забытая пустота. Что это за место? Здесь вообще нет ничего человеческого. Только могильный холод и серый скорбный камень гробниц. Я петляю по темному Лабиринту, идя по знакам на стене…
Выхожу… в небольшую освещенную блеклыми лампадами комнату. Ощущается чье-то присутствие. Но я никого не могу разглядеть. Я хочу пойти дальше. И тут словно огненная молния пронзает меня в спину…
Я замечаю сзади зависшую густую Тень… Откуда-то словно из стен, появляются смутные фигуры. Я пытаюсь оглядеться, понять… Но еще несколько полыхающих ударов рвут меня на части!
Я падаю, роняю факел, что-то теплое и липкое на руках. Это моя кровь…
Реальность раскалывается как разбитое зеркало… Все чернеет и исчезает. Я лечу вниз, в жуткую хохочущую бездну….
Теперь я здесь? Где? Я до сих пор не могу понять. Словно меня закрыли в темнице или похоронили заживо, с невидимыми стенами из каменной светящейся Пустоты – их не видно никак, но они прочнее любой скалы. Мне не выйти? Я просто свечусь блеклым огнем! И медленно кружусь как в зачарованном танце. Я вижу невразумительные яркие картины. Свои или чужие? Может это просто фантазии, и я обычный Камень? И ничего больше нет… Я чувствую, что я могуч! У меня крепкое громадное Тело… Я ощущаю скрытую небывалую мощь Духа! Но я будто скован страшным неразрывным заклятием, необъяснимой громадной силой. Словно я пребываю в каком-то глубоком опиумном сне.
Или я потерянно куда-то лечу, не успевая осознать происходящее. Нет ни красок, ни образов, ни оснований и ни одного звука. Нет какого-либо пространства. Нет ни своего, ни чужого. Нет «там» и «здесь»…Нет ничего.
Потом я вижу странных существ, проникающих ко мне – копошащихся, бегающих, сражающихся. Непонятно зачем?
Они чем-то похожи на меня, но в целом замысловато другие… Как маленькие ожившие загадки.
Они тоже – обрывки воспоминаний или причудливых сновидений?
Что им нужно?
Во всяком случае, я уже не совсем один. Они уйдут? Или останутся? Или станут мной? Мы все сольемся в единый монолит? Для каких целей? Во что мы еще превратимся?
Глава 14. Когда все тропы заканчиваются…
В штабе, находящемся почти в самой глубине катакомб, горят блеклые, подергивающиеся от сквозняка светильники из снарядных гильз. Причудливые гигантские тени пляшут на изломанных стенах. Голоса звучат надтреснуто, как вспыхивающие в огне чужеродные элементы. Осунувшиеся лица командиров кажутся угрюмыми масками обитателей темного мира. Нависшие глыбы, кажется, становятся все ближе и сжимают все живое яростно и необратимо. Мрак колышется за порогом, беспредельным хищным морем. Здесь собрались на срочное совещание старшие командиры.
– Это немыслимо! – оцепенело, как камень, на несколько секунд застывает Светлосанов, погружаясь в тяжелые размышления, – Я мог представить что угодно – взрывы, блокаду, штурмовые диверсионные группы, провокации, предателей, но не такое!
– Нарушение Женевских конвенций, – мрачно констатирует Гогитидзе, – и вообще всех правил и законов человеческих! Людей, солдат как грызунов травить! Никакого воинского достоинства и кодекса армейской чести! Выйду – всех перережу! Это же надо такое творить… В голове не укладывается!
– Такого мы точно не ожидали! – мрачно и зло покусывает губы Елкин, – Немцы не перестают удивлять в своей извращенной жестокости! Поразительная гибкость ума «культурного цивилизованного» народа! Гений германского духа! Такого изуверства в истории, пожалуй, еще не было…
– Тем хуже для них! – распаляется Светлосанов, – Наша кара будет грозной и беспощадной! Заплатят за все…
Теперь понятно, зачем они входы взрывали и нас замуровывали! Чтоб банально задушить как хорьков в запечатанной норе! Какой полет европейской просвещенной мысли! Какова стратегия! «Шедевр» военного искусства. Вояки, мать их… Просто как какая-нибудь пухлая Гретхен, у себя на кухне травит грызунов… Стерильно и практично!
– Трусливые шакалы! – закипает Гогитидзе, – В открытом бою, даже неравном, не могут нас одолеть, так они такими подлыми методами решили нас извести… Жалкое отродье! Это не солдаты! Не воины… Сборище тщедушных мерзких пауков!
– Это все от страха, – задумывается Елкин, – боятся они нас! До смертельного ужаса… Уж и стреляли всем калибром, какой возможен, и взрывали чем могли – нам все нипочем! Теперь решили перейти последнюю грань… С кем мы вообще сражаемся? Это точно не люди, а бесы, монстры какие-то! Тут и в сказки про нечисть махровую поверишь… Как она принимает человеческий облик!
– Это Чернота, Зараза рода человеческого, – гневно выдает Светлосанов, – а действует очень эстетично, по-европейски – не пачкая руки кровью… Газ пустил – и гора трупов. Быстро, эффективно и надежно! Экономия и сохранение ресурсов! Практичный немецкий менталитет… Вся их суть! Садистский «здравый смысл»! Фашистская людоедская кухня. Когда другой человек, неариец, просто мясо на разделочной доске… Да, схлестнулись мы с темным вероломным Ураганом из самых потаенных глубин Преисподней…
Каковы наши потери?
– В принципе, могло быть гораздо хуже, – докладывает Елкин, – по степени распространения и объему закаченного газа. Спасли своевременные и грамотные действия личного состава. Не было ни паники, ни опасной суеты. Быстро среагировали и во время приняли надлежащие меры.
Отдельное спасибо медикам, они в минуты сориентировались, работали профессионально и хладнокровно, быстро раздали солдатам марлевые маски. Часть отряда одели противогазы, хорошо, что не выбросили их раньше за ненадобностью. Большой катастрофы удалось избежать…
Тем не менее, больше всего пострадал госпиталь, он был ближе к выходу, и вся масса отравляющего газа обрушилась на него… Даже маски не помогли! Раненые двигались медленно… И почти половина раненых задохнулась!
Среди здоровых бойцов потери единичные, еще около 2—3 десятков отравленных – они сейчас в медсанчасти. Врачи говорят, скоро поставят их на ноги, вернут в строй. Мехбала Нуралиевич сейчас там работает, мы не стали его на наше совещание отрывать… Посты почти все целые. Газ фашисты закачивали чуть дальше от входов, через пробитые отверстия – опускали шланги от компрессоров, шашки кидали в щели и гранаты с дымовой удушающей начинкой.
Часов шесть точно заливали каменоломни этой ядовитой гадостью… Если бы растерялись в первые мгновения, не сообразили, что как следует делать – могли бы погибнуть все, только мы опять выстояли!
– Что ж, и эту коварную атаку фашистов мы сумели отразить, – оживающее сверкают в полутьме глаза Светлосанова, – пока… На сегодня! Но враг на этом не остановится… Что это за газ?
– Непонятно, – задумчиво хмурится Гогитидзе, – у нас химиков специалистов нет… Но кое-какие выводы сделать можно. По характеристикам он не похож на все известные боевые отравляющие вещества, то есть газы… Скорее всего это экспериментальная смесь с присутствием фосгена!
Он обжигает глаза до полной слепоты, вызывает режущую боль в груди, разрывающую рвоту, кровотечение в легких, горловые спазмы и как следствие – мучительную смерть…
Гремучий состав изобрели немецкие прогрессивные умы! Постарались!
Нет предела фашистскому змеиному рассудку! Все новые жертвы ему нужны и воплощение всех его преступных мрачных фантазий! Сатанинское развлечение… Не иначе!
– И как мы будем с этим бороться? – обводит всех цепким взором Светлосанов, – Противогазов мало, и они рассчитаны на час, максимум два, работы, потом начинают пропускать газ… Марлевые маски при нескольких часах химической атаки, становятся, просто бесполезны. При таком раскладе – 3—4 дня и нас всех передушат… как грызунов в яме, даже без боя!
– Не все так страшно, командир! – отзывается Гогитидзе, – Эти газы – больше психологический эффект, хитрый ход. Напугать, подавить, деморализовать… Принудить к сдаче! Они уже в щели листовки кидают пачками! Только мы не сдадимся! Не за тем мы сюда в каменоломни спустились, чтобы с поднятыми руками потом наверху красоваться! Не достойно это воина доблестной Красной Армии! Мы будем сражаться… Дальше и с еще большей силой и яростью! Как львы…
– Каким образом? – не понимает Светлосанов, – И какие львы, Валериан, в нашей-то ситуации? Дать последний бой? И конец отряду?
– Наш последний бой, Миша, в Берлине будет! – твердо чеканит Гогитидзе, вперив в командира упрямый словно каменно-монолитный взгляд, – И не раньше… У нас дорога длинная впереди, и никакие временные препятствия не должны нас останавливать!
– Что-то я тебя не понимаю, Валериан Сафронович! – восклицает Светлосанов, – Ты о чем вообще? Нас газом травят… Нам бы завтрашний рассвет у входа увидеть, или этот огонек лучины хотя бы, а ты о далеком будущем планы строишь! Поясни…
– Охотно! – оживляется Гогитидзе, – Порой и волк своей тени испугаться может… как говорят у нас в Грузии! Весь этот газ – больше буффонада, дешевый цирк, отвлекающий маневр. Опасность есть, но не такая значительная, как мы ее себе нарисовали!
Первое. Газ легкий, летучий, уходит вверх к потолку. Внизу остается пространство чистого воздуха примерно 20—30 сантиметров. Дышать можно! Многие из наших бойцов так и спаслись, упав на землю, вырыв ямку и накрывшись шинелью… Вспомнили время проведенное за партой в училище, хорошо учились, молодцы! Благополучно дождались окончания газовой атаки, без каких-либо серьезных последствий!
Второе. Газ не идет в глубину катакомб, держится только у входов и на верхнем ярусе. Караулы в противогазах и все наши посты могут по-прежнему контролировать всю территорию верхних галерей, меняя защитные маски…
И мы уже эвакуировали госпиталь и других службы вниз, ближе к нам, в безопасное место.
Третье. Техники продумают систему вентиляции – пробьют отверстия, чтобы газ выдувало наружу… Ребята уже работают.
Ну и четвертое. Просто перекроем брезентом, плащ-палатками, другими подручными материалами проходы верхние ярусы, будет наподобие газоубежища… Просто и надежно!
Конечно, часть газа будет проникать, а воздух в наших каменоломнях и без того спертый и тяжелый, особенно в глубине, но катастрофической ситуации я не вижу!
– Ну, комиссар даешь! – облегченно выдыхает Светлосанов, – Просто к жизни возвращаешь! Как гора с плеч! Спасибо тебе, за ум проницательный и трезвый анализ обстановки. А то я уж думал, все… Корабль наш каменный ко дну пошел!
– Рановато, товарищ командир! – радуется Елкин, – Мы еще повоюем! Пусть фриц думает, что мы умираем здесь! А мы неожиданно и скрытно ему удар нанесем, да такой, чтоб захлебнулся изверг, в собственной черной крови! Хотели нас переиграть вероломством преступным, а мы по всем правилам военной науки, штык в горло всадим! Докажем, силу и умения Красной Армии! Полетят фашистские клочья по всей крымской степи!
– Да, ты прав, – светится азартом Светлосанов, – нужна крупная операция, засиделись мы что-то… Разберемся с газоубежищами, изучим обстановку наверху и нападем всем гарнизоном! Это и дух солдат поднимет, и жизнь вдохнет в это мрачное царство! Комиссар опять прав, наша дорога длинная!
– Может она вообще бесконечная! – задорно замечает Гогитидзе, – И пути человека нет предела? И это наша судьба – выравнивать, спасать, охранять, беречь? И иначе никогда не будет? Испокон веков мы сражаемся в одной Битве – Добра и Зла, Света и Тьмы, Жизни и Смерти…
Будет ли у нас когда-нибудь финал всего этого? Никто не знает…
– Все маски когда-нибудь падают, Валериан Сафронович! – мягко и мечтательно произносит Елкин, – И карнавал заканчивается! Все имеет начало и конец… Так и с нами будет. Раньше человек не мог представить, что он будет летать как птица под облаками, или ездить быстрее лошади, или, что помимо огня в домах будет другой свет…
В нас безграничная сила кроется… Мы все сможем! Человек – хозяин этого мира, и нам никакие боги-диктаторы или тайные силы, пытающиеся управлять им – не нужны! Это наш дом!