Альбина Равилевна Нурисламова
Цена вопроса
© Татарское книжное издательство, 2016
© Нурисламова А. Р., 2016
Вербер и Это-Самое
Он понял, что оставил ключи в квартире, только когда подошёл к двери, снял с плеч ранец и сунул руку в маленький внутренний кармашек. Тот был пуст. «Может, порвался, и ключи провалились в дырку?» – мелькнула робкая надежда. Но никакой дырки, конечно, не было. Как не было и ключей – ни в многочисленных отделениях ранца, ни в кармане куртки.
Отошёл от двери, снял шапку и сел на ступеньку. Сидеть под дверью собственной квартиры – это уж, как сказала бы мама, просто смешно! Она всегда так говорила, если с ней приключалось что-то особенно обидное. Вот, например, вчера пришла с работы домой и обнаружила, что ей в магазине на сдачу вместо пятисотрублёвой бумажки дали сотенную. Мама сказала: «Нет, ну это уж просто смешно!» – и ушла в ванную плакать. И без того им вечно денег не хватает, а тут ещё такое!
Колька сидел и набирался храбрости. Нужно пойти за ключами к маме на работу – именно пойти, а не поехать, хотя и далеко, и холодно: с утра было минус пятнадцать. Карманных денег на проезд – четыре остановки на автобусе – не хватит: он сегодня в столовой купил два пирожка с яблоками и апельсиновый сок. «Если бы один пирожок купил, – злился на свою прожорливость Колька, – то хватило бы на билет».
На работу к маме нужно обязательно: не ночевать же на лестнице. Она сегодня домой не вернётся, у неё дежурство. Мама – диспетчер в такси «Радуга», работает сутки через двое. Колька представил себе, как придёт в мамин офис, она увидит его и сначала ужасно перепугается, а потом поймёт, в чём дело, и примется ругать. «Я тебе тысячу и один раз говорила: всё должно быть на автомате! Взял ключи – положил в кармашек, вышел из квартиры – захлопнул дверь. Растяпа и безответственный ты человек!» Колька и сам знал, что растяпа. Был бы ответственный, сидел бы себе сейчас спокойненько на кухне, ел котлеты с макаронами и смотрел мультфильмы по телевизору.
Веру Береславовну он увидел, только когда она выросла прямо перед ним. Так увлёкся своими горестными мыслями, что не услышал её шагов. Колька смотрел на неё, она – на Кольку. Молчали, пока Вера Береславовна не спросила:
– Ты почему здесь сидишь? – И тут же догадалась: – Матери дома нет, а ты ключи забыл?
– У нас замок английский. Дверь захлопнулась, а ключи в квартире остались, – объяснил Колька. Потом вспомнил, что забыл поздороваться, а вежливые люди так не поступают, и добавил:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – усмехнулась она.
Так началась Колькина новая жизнь.
Про себя он называл Веру Береславовну сокращённо: просто взял и соединил первые три буквы имени и отчества. Получилось Вербер. Если честно, это не Колька придумал так сокращать, а Цыган из «Республики ШКИД»: Виктор Николаевич Сорокин у него превратился в Викниксора, а Константин Александрович Медников – в Косталмеда.
Вербер и Колька жили на одной лестничной клетке – дверь в дверь, на самом верхнем, пятом этаже. Дом был старый, но недавно отремонтированный. Стены выкрашены в васильковый цвет, перила новенькие, гладкие, кругом чистота: жильцы сами по очереди пол моют, а на лестничных клетках возле окон – цветочные горшки.
Мама с Колькой переехали сюда после смерти бабушки, маминой мамы. В квартире была одна комната, крошечная кухня, ванная и застеклённый балкон. Новое жилище казалось Кольке шикарным, потому что раньше они жили в общежитии, а там туалет, душ и кухня – на шесть семей.
Мама спала на диване, он – в кресле. Спать было тесновато: лежишь, как в коробке. Повернёшься на бок – уткнёшься носом в бордовую ткань, пахнущую чем-то душновато-сладким. Так пахли все бабушкины вещи. Мама говорила, что это запах одинокой старости, и что бабушка сама виновата.
Колька не знал, в чём бабушкина вина, знал лишь, что они с мамой поссорились и не разговаривали больше десяти лет. Только открытки друг другу присылали на Новый год и день рождения. Мама обиделась на бабушку, уехала жить на Север, в город Новый Уренгой. Там познакомилась с Колькиным папой, вышла за него замуж, родила сына.
Через год они развелись: папа ушёл от них к какой-то чужой женщине. Если мама сильно сердилась на Кольку, всегда кричала: «Копия папаши, такой же раздолбай!» Он папу не помнил, даже по фотографиям, потому что мама их все порвала и выбросила – на него она тоже обиделась. Наверное, ещё сильнее, чем на бабушку, потому что бабушкины снимки всё-таки оставила.
Когда Колька был совсем маленький, мечтал, чтобы они жили вместе: мама, папа, бабушка и он. Постоянно загадывал это желание Деду Морозу и всё ждал, что оно сбудется. Потом узнал, что никакого Деда Мороза на самом деле не бывает и перестал ждать. А прошлой зимой они получили письмо от Веры Береславовны, бабушкиной соседки и приятельницы. Та сообщала, что бабушка умерла и оставила маме квартиру.
Мама узнала, что бабушки больше нет и посылать открытки теперь некому, сильно расстроилась и заплакала.
– Что же мы раньше к ней не ехали, если ты её так любишь?
– Потому что она была тяжёлым человеком, – ответила мама и часто-часто поморгала, стараясь остановить слёзы.
– Тётя Зоя вон тоже тяжёлая, толстая – и ничего. Ужились бы как-нибудь, – пожал плечами Колька.
– Дурачок ты ещё. Какая разница, толстая или худая? Я же не об этом. Она была упрямая, на всех давила, всем указывала, как жить.
– Может, знала, как надо? Вот другим и показывала.
– «Показывала!» – передразнила она. – Много ты понимаешь. И вообще, хватит совать нос во взрослые дела.
Мама уволилась с работы, и они переехали в Казань. Сначала Колька сильно скучал по старой школе и друзьям, но со временем стал вспоминать о них всё реже и реже. Даже в Интернете с Юркой не переписывался. А что толку? Захочешь, например, рассказать Юрке, как Галина Сергеевна отобрала у Варламова телефон, по которому он прямо на уроке смотрел видеоролики. Телефон, как назло, возьми и выскользни у Галины Сергеевны из рук: бац – и экран вдребезги!.. Захочешь про это написать – и подумаешь: тогда уж надо объяснить, какой Варламов противный, а Галину Сергеевну, которая похожа на Русалочку из мультика, только без хвоста, весь класс обожает. Писать про всё это – долго, неохота, пришлось отложить. А потом появилось ещё что-то, история с телефоном забылась… В общем, не переписывались.
В новой школе Кольке нравилось. А вот мамина работа не нравилась вовсе. Что тут хорошего, если часто приходится ночевать одному! Днём-то ладно: пришёл из школы, уроки сделал – и смотри себе телевизор или играй в компьютер. А вот ночью…
– Ты уже взрослый! Неужели трудно разогреть себе в микроволновке еду и помыть за собой посуду?! – отвечала мама, когда он говорил, что не хочет оставаться один. Как будто не понимает, что не в еде дело!
Однажды Колька даже всплакнул. Стыдно, конечно, мужчины вообще-то не плачут, спать одни не боятся. Мама обняла Кольку, прижала к себе, так что рёбра чуть не треснули, и сказала:
– Сынок, ты у меня такой умница. Большой уже, самостоятельный. Понимаешь, не могу я эту работу бросить! Другой-то нет, а деньги нам с тобой нужны. Мы ведь одни, помогать некому! – говорит, а голос у самой дребезжит и гнётся, тает. Колька понял, что мама сама хочет плакать, но сдерживается. Она вообще у него плакса: чуть что – глаза на мокром месте.
– Ладно уж, хватит сырость разводить! – сказал Колька. Сказал – и самому понравилось, как прозвучало: солидно, взросло. – Надо, так буду ночевать. Не реви только.
Раз обещал, пришлось выполнять. Больше не жаловался, нашёл выход: приучился спать с включённым светом.
С Верой Береславовной, до того дня, как она застала его сидящим на лестнице, почти не общались. Так, «здрасте – до свидания». Тогда, кстати, всё закончилось хорошо: не пришлось идти к маме на работу. Соседка сама позвонила, объяснила ситуацию и сказала, мол, Коля переночует у неё, не переживайте, ничего особенного. Мама на следующий день не сильно ругала его, можно сказать, вовсе не ругала.
С тех пор прошёл почти год. Колька бывал у Веры Береславовны каждый день. А когда мама уходила на сутки, то и ночевал у неё. Они вдвоём часов в девять проверяли, всё ли выключено, запирали дверь и шли к Вере Береславовне. У той было две комнаты, в маленькой она стелила Кольке. Сначала он каждый раз брал из дома постельное бельё, но потом им надоело таскать туда-сюда наволочки и пододеяльники, и у Кольки появился свой, как сказала Вера Береславовна, персональный комплект. Как была уже и своя чашка, и любимая тарелка с Зайцем и Волком из мультфильма, и полосатое махровое полотенце.
Поначалу он думал, что Вера Береславовна строгая и даже злая. Высокая, на голову выше его мамы, в очках на цепочке (чтобы не терялись), с короткими седыми волосами и громким голосом, соседка смотрела так, будто знает про тебя всё – и это «всё» ей очень не нравится. Теперь Колька точно знал, что Вера Береславовна – самый лучший человек на свете. После мамы, конечно. Но маме всегда некогда – работать надо, по дому хлопотать. А у Веры Береславовны, как она сама говорила, блаженное пенсионерское состояние, то есть полно свободного времени, которым можно распоряжаться по своему разумению.
Она знала кучу разных историй и могла ответить на любой вопрос обо всём на свете. Готовила для Кольки что-нибудь вкусненькое, подсчитывала, сколько слов в минуту он читает, помогала делать аппликации и рисовать. Учительница по ИЗО потом показывала их коллективное творчество всему классу и хвалила. Когда Колька рассказывал об этом Вере Береславовне, она смеялась:
– Могу гордиться собой – на уровне третьего класса рисовать и клеить научилась! Перспективы такие, что дух захватывает!
Они вместе делали упражнения по русскому, репетировали Колькины выступления на школьных спектаклях, запоминали трудный английский алфавит, сражались с задачками по математике.
– Да, – тяжело вздыхала Вера Береславовна, когда опять он не мог сообразить про поезда, которые едут-едут и всё никак не доедут друг до друга. – Настоящий гуманитарий растёт.
– Это плохо? – насторожился Колька.
– Это как я.
Вера Береславовна сорок лет преподавала в институте зарубежную литературу. Книг у неё было столько, что не хватало полок, и приходилось хранить толстенные тома на антресолях.
– Вы их все читали? – поражался Колька.
– Некоторые – даже не единожды. И очень тебе завидую, дружок.
– Почему?
– Потому что тебе это удовольствие ещё предстоит.
Читать он поначалу не очень любил, играть в компьютерные игры было интереснее. Но, желая порадовать Веру Береславовну, брался за книги, которые она ему подсовывала, а потом втянулся, и ему понравилось. К большому Колькиному удивлению выяснилось, что есть книги, а не только мультики и кинофильмы про Карлсона, Пеппи Длинныйчулок и Мери Поппинс. Он зачитывался приключениями Элли и Энни Смит, Вити Малеева, муми-троллей, Муфты, Полботинка и Моховой бороды, а Вера Береславовна прикидывала, когда можно будет приобщить сообразительного и тонко чувствующего мальчика к серьёзной литературе.
В квартире у Веры Береславовны было много фотографий: её родители в смешной старомодной одежде, сестра Валентина, которая жила вместе с ней и умерла, она сама в разные годы. Худенькая, как Колька сейчас, улыбчивая девочка превратилась в стройную девушку с длинной толстой косой, потом в женщину с причёской вроде короны.
На одном из снимков рядом с Верой Береславовной стоял молодой мужчина в костюме – её муж Павел Алексеевич. Они вместе были ещё на одной фотографии: между ними сидела маленькая девочка. А больше ни девочки, ни Павла Алексеевича нигде не было. Колька знал, что она так никогда и не выросла, а он не состарился. «Танечка и Паша погибли», – хрупким голосом объяснила Вера Береславовна, и Колька понял, что больше её об этом расспрашивать нельзя.
Летом Вера Береславовна увезла мальчика к себе на дачу. Участок-то, говорила она, с носовой платок, и поэтому всё маленькое: и домик с верандой, и грядки, и теплица, где растут круглобокие помидоры. Настолько ароматно-сладких помидоров Колька никогда раньше не ел и не думал, что они могут вырастать до таких гигантских размеров.
Колька помогал ухаживать за садом, бегал купаться на речку, объедался ягодами, ходил с Верой Береславовной в лес будто бы по грибы. «Будто бы» – это потому, что на самом деле никаких грибов не искали, она терпеть их не могла, не отличала съедобные от несъедобных. Зато они забредали далеко-далеко, каждый раз отыскивая что-то интересное: то странной формы пень, то маленькое озерцо, и вели бесконечные разговоры.
На даче жили неделями, лишь изредка наведываясь домой, к маме. Время от времени она сама приезжала, привозила гостинцы и рассыпалась в благодарностях Вере Береславовне. Как-то, в самом начале лета, Колька услышал, что мама сказала:
– Возьмите, пожалуйста, деньги, вы не должны тратиться на Кольку!
– Нет никаких особых трат: что себе покупаю, то и ему. И потом, сама видишь, всё своё, с огорода.
– Ага, и мясо своё, и масло, и сыр! Верочка Береславовна, я недавно подшабашила, вы не думайте, у меня есть деньги! – Мама постоянно подрабатывала: замещала диспетчеров, которые болели или уходили в отпуск.
– Прекрати, Анна! Ничего я с тебя не возьму. Колю в школу нужно будет собирать к сентябрю, сколько всего надо. Отложи – будет на что купить.
– Спасибо вам. За всё. Не знаю, что бы мы без вас делали! – мамин голос опасно дрогнул, и Колька понял, что она вот-вот заплачет. Вера Береславовна, видимо, тоже это поняла, потому что быстро сменила тему и отослала маму поливать огород.
Когда в конце августа Кольке исполнилось десять, мама подарила ему роликовые коньки и огромный конструктор. А Вера Береславовна – сотовый телефон. Круче, чем у Варламова! Колька завопил от восторга, а мама закусила губу и сказала, что они не могут принять такой дорогой подарок…
– От чужого человека? – договорила за маму Вера Береславовна.
– Нет, конечно же, вы нам никакая не чужая! – испугалась мама. – Но вы и так для нас с Колей столько делаете, что просто неудобно!
– Считайте, это Коле от бабушки Иры. Она ведь, царствие ей небесное, каждый год покупала внуку подарок ко дню рождения, но отослать не решалась. Ходила по магазинам, долго выбирала игрушки, потом хранила в шкафу и пос- тоянно доставала, разглядывала, гладила… А под Новый год относила в ближайший детский сад. Только в самый первый раз, когда ему годик был, послала подарки вам на Север – посылка обратно вернулась.
– Вера Береславовна, мы с мамой, вы же понимаете…
– Я никогда никого не осуждаю и не обсуждаю, – отрезала та.
– Может, мы отдадим вам часть суммы? – робко предложила мама.
– Только попробуйте, – серьёзно ответила Вера Береславовна.
– Главное, это самое, что ребёнок доволен! – подвёл итог дядя Валера, с которым мама недавно познакомила Кольку.
Дядя Валера – это мамин друг, тоже работает в «Радуге», таксистом. У него всё широкое – лицо, плечи, ладони, спина. А голова как апельсин: круглая, лысая и бугристая. Колька вслух называл его дядей Валерой, как мама велела, а про себя – «Это-Самое». Без этих двух слов дядя Валера разговаривать не умел. «Ты, это самое, уроки все сделал?», «У Серёги-то, это самое, машину стукнули!»
Мама и дядя Валера дружили не так, как Колька с Саньком из третьего подъезда или с Юркой из Уренгоя. Поначалу «Это-Самое» приходил к ним в гости по вечерам с цветами для мамы и пирожными для Кольки. Или заезжал за мамой, и они вдвоём отправлялись куда-то. Причём мама затейливо укладывала волосы, долго красилась, надевала «выходные» платья и туфли на высоченных каблуках, вертелась перед зеркалом и приставала к Кольке с вопросами: «Ну, как я? Не очень толстая?» Кольке казалось, что краше мамы никого на свете быть не может, он ей так и говорил, а она махала рукой и хихикала, как девчонка. Через два месяца такой дружбы дядя Валера пришёл и остался насовсем.
– Ему что, жить негде? – удивился Колька.
– Сынок, понимаешь… Ну, ты же понимаешь, – смутилась мама.
Колька ждал, что она скажет дальше. Мама слегка покраснела и продолжила:
– Мы с дядей Валерой хотим быть вместе. Он мне нравится и… И я ему. А тебе нужен отец!
– Зачем это? Жили же мы без никакого отца!
– Вот именно – «без никакого»! Твой отец живёт себе припеваючи, ни разу не поинтересовался, каково нам! А мне знаешь, как тяжело одной сына растить!
– Тебе разве со мной тяжело? – обиделся Колька. – Я же помогаю! Посуду мою, кровать заправляю, в магазин хожу и вообще…
Они разговаривали ещё долго. Мама то ругала Кольку за непонятливость, то бросалась целовать. Потом она, наверное, устала, и сказала:
– Всё, Коля, это вопрос решённый. Мы с дядей Валерой взрослые люди и знаем, как лучше. Он хороший и тебе понравится, вот увидишь. Может, ты даже захочешь его папой звать.
Ничего такого Кольке не хотелось. Какой он папа? Дядька как дядька. Когда мама готовит, торчит на кухне рядом с ней и рассказывает про машины, дороги и гибэдэдэшников.
– Чего она так радуется, что он теперь с нами? Ей со мной что, плохо жилось? – спросил Колька у Веры Береславовны. – Зачем «Это-Самое» понадобился?
Они собрались печь шарлотку. Колька перемешивал тесто в большой миске, а Вера Береславовна нарезала яблоки. Взяла очередное и сказала:
– Понимаешь, дружок, люди так устроены, что нуждаются одновременно в большом количестве самых разных вещей. Тебе необходима еда, но нужна и вода, так ведь? Нельзя сказать: вот тебе ботинки, так что обойдись без рубашки!
– Человек – не какая-то там рубашка!
– Верно, но принцип тот же. Положи конфету на место! Сейчас суп будет готов, испортишь аппетит. Ты мамин сын, она тебя любит больше всего на свете, и это изменить невозможно. Но вместе с тем ей нужен человек, который будет помогать, поддерживать, снимет с неё часть обязанностей и возьмёт их на себя. И будет с ней рядом, когда ты, дружочек, вырастешь, может, захочешь уехать жить в другой город, женишься…
– Вот ещё!
– Непременно женишься, заведёшь семью, детей. – Она помолчала. – Запомни: нужно отдавать кому-то своё сердце, чтобы чувствовать себя по-настоящему живым. – Вера Береславовна посмотрела на Кольку долгим взглядом и потом почему-то сказала: – Спасибо тебе.
– За что? – Она иногда говорила непонятное.
– За то, что с головы до ног мукой обсыпался! – строго ответила Вера Береславовна и даже нахмурилась, но Колька видел, что глаза у неё улыбаются. – Немедленно отправляйся в ванную и приведи себя в порядок.
– Но папой я его называть не буду! – прокричал он уже из ванной.
– Имеешь право. Это звание надо заслужить.
Если уж совсем честно, дядя Валера был не плохой. Не вредничал, не ругался, не орал, не приставал с глупыми вопросами про оценки, выпивал редко и во хмелю был тихим и спокойным. Почти каждый вечер покупал сладости и фрукты. Маму называл Анечкой, целовал в щёку, помогал ей по дому. Она стала совсем другая – лёгкая, улыбчивая. Вечно напевала что-то, хохотала, тормошила и зацеловывала Кольку.
Дядя Валера много работал и, видимо, хорошо зарабатывал. Вскоре в квартире появились новая стиральная машина и телевизор. «Это-Самое» отремонтировал краны и розетки, сделал ремонт в ванной, купил маме дублёнку, а Кольке – зимнюю куртку с капюшоном. Когда Колька спросил, как он жил раньше, дядя Валера обстоятельно «обрисовал свою жизненную ситуацию»: жил с женой в каком-то районном центре, работал шофёром. Потом они разошлись (как мама с папой, но только детей у них не было), и он приехал в Казань. Снимал квартиру, работал и страдал, потому что думал, что все женщины одинаковые. А потом встретил ни на кого не похожую Колькину маму.
– Мы, это самое, поженимся, Коля, – завершил дядя Валера свой рассказ.
– Женитесь, – согласился Колька. – Чего уж теперь.
В середине ноября мама и дядя Валера поженились: расписались и устроили дома праздничный ужин. В узком кругу, как она сказала. Кроме молодожёнов и Кольки, за столом была только Вера Береславовна. Они с мамой нарядились в красивые платья и сделали причёски в парикмахерской, «Это-Самое» и Колька мучились в костюмах с галстуками.
Колька вспомнил своё давнее новогоднее желание и подумал, что оно почти сбылось. Вот только если бы вместо дяди Валеры за столом сидел папа!.. Что бы ни говорила о нём мама, Колька всё равно считал его хорошим и иногда мысленно с ним разговаривал. Папа в этих беседах был точь-в-точь, как Джек Воробей из «Пиратов Карибского моря». Такой же весёлый, находчивый, озорной, смелый и немножко сумасшедший.
Когда они пили чай с тортом, мама робко поглядела на Веру Береславовну, тихонько перевела дыхание, отставила чашку в сторону и решилась:
– Верочка Береславовна, извините, я бы хотела… то есть мы хотели… – Она умолкла и выразительно посмотрела на новоиспечённого мужа.
– Разумеется, Коля переночует у меня, – сказала Вера Береславовна. – Твои извинения совершенно ни к чему. Или ты о другом хотела попросить?
Мама снова вздохнула, опять посмотрела на дядю Валеру, который почему-то никак не желал приходить ей на помощь, и выпалила:
– Нам на работе дали небольшой отпуск. Всего неделю. Мы хотели съездить отдохнуть в санаторий. На пять дней.
– Отличные условия! – наконец-то подключился и он. – Питание четырёхразовое, это самое, бассейн, кинотеатр, солевая шахта, процедуры всякие полезные.
– Езжайте, конечно, – одобрила Вера Береславовна. – Ты, Анюта, как в Казань переехала, так ни разу в отпуске и не была. За квартирой присмотрю, не переживайте.
– Круто! – обрадовался Колька и спросил: – А школа?
Спросил и замер. Вдруг скажут: и вправду, мы об этом как-то не подумали! Придётся не ехать.
– Дело в том, что… – Мама залилась краской и виновато посмотрела на Кольку. – Сынок, мы с дядей Валерой хотели съездить одни и попросить Веру Береславовну, чтобы она побыла с тобой.
– Это самое, свадебное путешествие, – вставил дядя Валера.
– Вера Береславовна, – умоляюще произнесла мама. – Вы не могли бы… Но если нет, то тогда мы не поедем!
– Почему не могла бы? Охотно останусь с Колей, если он не против.
Кольке ужасно захотелось крикнуть маме: «Предательница! Появился «Это-Самое», и ты с ним сразу в санаторий собралась? А как же я?!» Он даже открыл рот, но посмотрел на маму – покрасневшую, смущённую, испуганную, но в то же время счастливую. Посмотрел на дядю Валеру, который потянулся к маме и тихонько, успокаивающе погладил её по руке. Посмотрел – и ему вдруг пришло в голову, что мама, наверное, тоже загадывала своё желание Деду Морозу. Просила, чтобы когда-нибудь рядом с ней оказался человек, который полюбит её и станет о них с Колькой заботиться. Добрый, простой, честный. И ничего, что он ни капельки не похож на отважного пирата Джека Воробья… А Дед Мороз, которого вообще-то не бывает, как-то умудрился исполнить её желание. Так неужели он, Колька, возьмёт и всё испортит?
– Ладно уж, езжайте, – сказал он. – Я вас тут подожду.
– Сынок, ты не обижаешься? – спросила мама.
– Ещё чего! Что я, маленький – обижаться?
– Побудешь немного без меня? Без нас, – поправилась она.
Колька молча кивнул.
– Хорошего сына ты вырастила, Анна, – проговорила Вера Береславовна, которая, оказывается, внимательно следила за выражением Колькиного лица. – Но раз уж вы отдыхать будете, то и мы тоже немножко пофилоним! Устроим каникулы и погуляем по городу!
– Здорово! – Колька так и завертелся на стуле. С Верой Береславовной он готов бывать где угодно. А если ещё и вместо уроков… – Отпросишь меня, мам? А куда мы пойдём?
– Отпрошу! – засмеялась мама, и они все вместе принялись обсуждать, куда можно сходить и что стоит посмотреть.
Время пролетело незаметно: завтра суббота, мама с дядей Валерой должны утром вернуться из санатория. Перед отъездом мама поговорила с Галиной Сергеевной, и та разрешила мальчику пропустить школьные занятия. Они с Верой Береславовной бродили по центру города, любовались красивыми зданиями, памятниками и фонтанами, побывали в Национальном музее, сходили в театр и на каток. Было здорово и весело, но всё же Колька ужасно соскучился по маме и представлял, как станет рассказывать ей о том, что узнал и повидал за эти дни. Они, конечно, постоянно перезванивались и даже отправляли друг другу фотографии, но прижаться к маме, вдохнуть родной запах и потереться носом об её нос, как они часто делали, – это ведь совсем другое!
Сегодня Колька был в школе, а Вера Береславовна затеяла уборку сразу в двух квартирах. Ещё она собиралась поставить тесто, чтобы напечь пирогов к завтрашнему дню. После уроков он нёсся домой во весь опор: получил целых три пятёрки и спешил похвастаться своими успехами Вере Береславовне.