Волшебник

После уборки они снова пили чай. Родион все больше и больше тянулся к отцу, о котором он всегда мечтал. Только он один знал, что на Новый год просил у Деда Мороза не новую игрушку – это было лишь прикрытие. Он хотел, чтоб у него был настоящий папа, который сможет за него заступиться, защитить и научить его тем священным мужским вещам, которым учат отцы своих сыновей и которые были так ему нужны, но недоступны ни маме, ни Арине. Кажется, его увлекал даже не сам папа. Его завораживало чудо, которое произошло. Разве сможет его теперь кто-нибудь когда-нибудь переубедить, что волшебства не бывает? Все-таки сколько же чудес случается летом!

В двери раздались щелчки замка, в котором поворачивали ключ. Женя вернулась с работы немного раньше обычного.

Когда Женя открыла дверь, к ней, как обычно, тут же бросился Рэй. Но сегодня она не уделила псу должного внимания. Напротив нее стояли дети и… муж? Бывший муж? В эту секунду она решила не придавать значения точности формулировок и позже назвать все своими именами. «Вот это началось лето. Только первые дни, а уже такая жара», – подумала она. Несколько секунд она молча смотрела то на Макара, то на детей.

– Ариша, Родя… все нормально?

Родион посмотрел сначала на маму, потом на папу. Он не понимал, почему они оба не радуются такой долгожданной встрече. Арина тоже вела себя настороженно. Он решил, что пришло время, наконец, показать, кто тут главный, и взять инициативу в свои руки.

– Мам, папка вернулся! – Родион побежал обнимать мать.

Он смотрел на нее снизу-вверх и тянул за руку, как делают маленькие дети, когда хотят что-то получить от родителей.

– А где папа будет спать? Мам? А можно мы с ним сегодня фильм посмотрим про пришельцев?

– Сынок, давай мы потом это решим, ладно? С вами точно все хорошо?

Женя еще раз осмотрела детей тщательным рентгеновским зрением матери.

Никакой напряженной ситуации не было – ее создавала она сама. Есть такие женщины, которые очень умело, просто мастерски владеют этим искусством. И еще они умеют так заряжать атмосферу своими электронами, что в этот момент встает вопрос о пересмотре патента на катушку Теслы. Женя была как раз из таких. Вернее, стала такой со временем и благодаря окружению. Поднимать панику – любимое занятие простодушных истеричек и бытовых манипуляторов.

Но не в этот раз. Макар уверенно смотрел на Женю и слегка улыбался в своей невозмутимой, раньше так хорошо знакомой Жене манере.

– Ты уже спрашивала. Неужели ты думаешь, что я мог с ними что-то сделать? Ну удивила, мать. Это сюрприз еще посерьезней моего.

Женя истерично хихикнула.

– Просто мне на работу позвонили соседи, говорят… Сам понимаешь, я сразу же домой. Все-таки мало ли. Сейчас время такое, все, что угодно, может произойти.

– Время меняется, а ты нет. Ну давай их самих спросим. Я вам сделал что-то плохое?

Родион тут же кинулся к отцу.

– Нет, папка. Ты что? Папка, папка!

Родю все еще не оставляло воодушевление от случившегося. Наверное, ему казалось, что если почаще утверждать факт наличия отца вслух, это точно окажется правдой (а то мало ли), и папа определенно больше никуда не денется. Женя смотрела на Арину в ожидании более адекватного ответа, и не получив его в течение нескольких мгновений, сделала лицом вопросительный жест.

– Мам, ну прекрати. Ты ж видишь, что все хорошо. Он не террорист и не собирается нас похищать. И ничего другого не собирается.

– Собираюсь! – перебил ее Макар. – Я буду вас любить.

– Ура! – закричал Родион. – Круто! Круто! Круто!

Женя выдохнула.

– Дети, идите погуляйте. Погода хорошая. Нам с вашим папой надо поговорить.

Арина четко поняла эту «просьбу» и буквально вытолкала брата за дверь – тот даже не успел как следует надеть второй кроссовок. Дверь за ними закрылась, и Рэй издал возмущенный стон. Он не понимал, почему на него до сих пор никто не обратил внимания. Женя наклонилась и потрепала пса по голове. Но он уже не горел желанием вилять хвостом и, слегка обиженный, отправился по своим домашним делам. Женя подняла глаза, и Макар оказался перед ней неожиданно близко. Внутри она даже вздрогнула и немного испугалась, но виду не подала. Макар протянул ей руки для объятий.

– Ну привет!

Женя осторожно подалась вперед и слегка приобняла его, как делают люди, для которых эти объятия не особенно-то интересны. Ведь искренние объятия могут быть какими угодно: сильными, нежными, страстными, грубыми, долгими, усталыми, размашистыми, веселыми, наглыми, очищающими, робкими и даже дежурно-приветственными. Но только не нежелательными. Это противоречит самой сути этого процесса, его естеству и цели, ради которой он был выдуман и создан. Если обнимать человека неправильно, объятия лишаются волшебной силы, получение которой – и есть их цель. Неискренние объятия – это настоящее предательство.

Макар держал ее довольно долго. Только сейчас он, наконец, ощутил это чувство. Он дома! Вот он где, его дом. Его не спрячешь за новыми обоями, дорогой бытовой техникой и перестановкой мебели. Он тут, Макар не ошибся квартирой. И сейчас он это почувствовал.

Женя уже просто стояла, отпустив руки вниз, и немного раздраженно ждала, пока Макар устанет ее так держать. «Чего он прилип-то? С другой стороны, не отталкивать же его». Она не знала, что в тот момент, если б с ним заключили пари, сможет ли он это делать до конца жизни, он бы уверенно выиграл. Но Женя все-таки уже устала.

– Ааа… я бы переоделась, – очень дружелюбно сказала она, разрушив идеальное состояние Макара и обозначив границу между ними.

Границу, которая возникла давно и теперь уже окрепла и надежно охранялась.

– Да, конечно.

Макар отпустил ее из объятий.

Женя тут же выскользнула из рук Макара, быстро взяла одежду из шкафа и скрылась в ванной, заперев дверь на защелку. Не прошло и секунды, как она включила мощный напор воды. Какое-то время ей срочно надо было побыть одной и собраться с мыслями, смыв растерянность от ситуации.

Через полчаса они уже сидели на кухне, где Макар вел себя, конечно, не по-хозяйски, но как хорошо освоившийся гость.

– Ты есть не будешь, что ли? Там суп, наверное, еще горячий.

– Нет, нет, я не хочу. – Женя сразу решила перейти к делу. – Макар, понимаешь… Тебя так давно не было. В наше жизни многое изменилось, и…

Макар хотел накрыть ее руку своей, но в последний момент понял, что именно сейчас это будет совсем неуместным жестом и может только оттолкнуть Женю еще дальше.

– Я понимаю. Ты расслабься. Я ж не дурак – десять лет дома не был.

Женя согласно покивала головой – слава Богу, одной проблемой меньше. Это, с одной стороны, немного облегчало ситуацию. Хотя, с другой, вгоняло ее в еще более темный лес. Сидящий перед ней Макар, спокойный, уверенный в себе и рассудительный взрослый мужчина сейчас больше походил на мудреца, чем на того Макара – ее мужа, который пропал. Не всегда сдержанный, порой очень грубый, а порой невероятно ранимый из-за пустяков, простодушный и прямой водитель автобуса, Макар бывал резок на словцо, мог начать задираться и язвить, но был на все сто прост и насквозь прозрачен. Обычный парень с обычными желаниями. А сейчас перед ней сидел человек, явно переживший что-то очень серьезное, внутренне изменившее его до неузнаваемости. Седина была тому подтверждением. Что же такого могло произойти, что из нагловатого, пусть и хорошего, провинциального со всеми вытекающими парня получился… умудренный старик.

Женя подняла на Макара глаза. Ее взгляд был жестким и требовательным. Таким взглядом сегодня обладают многие начальники. Он уже с претензией, хотя ты еще ничего не сделал (хотя это тоже вполне может сойти за повод для претензии). Макар посмотрел ей в глаза своим новым, мягким и глубоким взглядом. Это несколько смутило Женю, потому что на свои резкие визуальные выстрелы она привыкла получать соответствующие ответы, но никак не доброту и тепло. Она на мгновение смягчилась, но вдруг поняла, что это тоже может быть ловушкой, хитрым ходом, и надела привычную и комфортную маску обратно. В этот момент Макар точно понял, что это уже совсем не та его Женя. Да, у нее были прихоти и капризы, как у многих закомплексованных женщин. Она тоже хотела хорошей и обеспеченной жизни, о которой мечтают все бедняки, а получив достаточно еды и крышу над головой, продолжат мечтать бедняки духовные. Но теперь изменения коснулись самых глубин. Возможно, то, что произошло, и можно будет исправить, но точно не таблетками и мазями, а только хирургическим путем.

– Макар, что произошло? Где ты был так долго?

– Я не могу сказать. Еще не пришло время. Потерпи, пожалуйста, немножко. Скоро все узнаешь. Когда будет можно.

Женя смотрела на Макара если не с открытым ртом, то уж точно с широко распахнутыми глазами. И все равно она не могла поверить ни собственным глазам, ни тем более ушам.

– Ты… что? Ты это серьезно сейчас? Тебя не было десять долбаных лет, и ты не можешь сказать, почему?

Женя не просто была шокирована ответом. Ей казалось, что Макар над ней жестоко издевается. Если бы это сейчас происходило не с ней, то вполне могло бы сойти даже за розыгрыш в стиле «скрытая камера» – настолько происходящее выходило для нее за все придуманные рамки.

– Я правда не могу. Время…

– Время?! – Женя не выдержала. – То есть десять лет – это не время, Макар? Нужно еще подождать? Лет сто? Пока придет какое-то там время, когда будет можно? Макар, объясни мне прямо сейчас, что с тобой было?

– Это не получится объяснить. Ты просто не сможешь в это поверить. Ты пока просто не готова.

Макар, в свою очередь, никак не ожидал такой реакции Жени. Будучи изрядно потрепанным жизнью и заплатив за такую науку мудрости очень дорогую цену, никаких душевных расспросов о том, что с ним случилось, не было ли ему все это время плохо, больно, одиноко, страшно, хорошо ли у него со здоровьем, и через что пришлось пройти, он, конечно, не ждал. Хотя, оставаясь, не смотря на все, что с ним произошло, человеком добрым и в чем-то даже романтичным, в глубине души немножко надеялся. Но такое агрессивное нападение со стороны Жени было для него если не неожиданностью, то самым последним, на что он, по его мнению, мог рассчитывать. Насколько он сумел изучить и понять людей, у Жени есть четко сформулированное и доказанное самой себе понимание его вины и справедливое с ее точки зрения чувство глубочайшей обиды. И он не ошибался.

– Ты же ушел от нас, да? Просто взял и бросил? А теперь нагулялся…

А дальше произошло то, что Женя точно никак не могла ожидать, потому что в мире, в котором она жила, так не поступают. Макар опустился к ее ногам, взял ее руки в свои, и, смотря ей прямо в глаза, произнес:

– Поверь мне, я бы никогда вас не бросил.

Это был не умоляющий жест и не жест унижения. Видя находившегося на полу у ее ног Макара, Женя ощущала, что он сейчас гораздо выше ее с психологической точки зрения. Более того, его уверенный взгляд и абсолютно спокойный тон не оставлял ей никаких шансов на продолжение конфликта. Она была не просто повержена со своими дешевыми дилетантскими приемами из книг серии «Как стать лидером за две недели» или «Будь шакалом – ешь слабых». Она была раздавлена и распылена в пространстве на самые мельчайшие частицы. По крайней мере, ее сознание. И ей потребовалось некоторое время, чтобы хотя бы просто вернуться в ту реальность, откуда ее только что вышибли. Конфликтовать дальше она не могла.

– Макар, понимаешь, тебя долго не было, и… а нам… мне деньги были нужны одно время. Машина на тебя была оформлена, и чтобы ее продать, пришлось… В общем, по документам ты уже почти пять лет как умер. Это все по закону, я через юриста оформляла, и все можно восстановить. Мне говорили, что это не проблема.

Макар засмеялся. Ему было весело от того, что сейчас он узнал. Женя, увидев его реакцию, почувствовала, что определенный моральный груз с ее плеч упал, и ее настроение тоже улучшилось. Она даже улыбнулась.

«Значит, умер, – подумал про себя Макар. – Если бы ты знала, насколько точны твои документы».

– Ладно, я пойду, – сказал Макар. – Мне нужно еще найти, где переночевать.

– Подожди.

Опять далекая вспышка надежды, и опять она гаснет, не успев зажечься.

Женя ушла с кухни, а через секунду вернулась и положила на стол ключи от квартиры родителей Макара.

– Они недолго держались. Ждали тебя. Мама каждый день плакала, и через год ее не стало. Вся вышла, как твой отец сказал. А сам он после нее еще два года прожил. Если это можно жизнью назвать. Оба ушли очень быстро. Не мучились. Физически, конечно, я про это. Папа вообще с нами был вечером, веселился даже. Я обрадовалась, думала, смирился, надо ж жить как-то дальше. А он домой пошел спать, и все. Я только потом поняла, что это он прощаться приходил. Хотел, наверное, чтоб его таким запомнили – веселым, шутливым. Хотя, может, мне так кажется, и это просто ужасное совпадение. Мы в квартире ничего особо не трогали, вещи только мамины раздали, но это еще когда папа был. А, и телек их я продала. Мы вообще подремонтировать хотели квартиру и сдавать, но раз так… Она на Аришку оформлена, но если надо…

– Не надо. Спасибо.

– Я объясню, где их могила, если хочешь. Мы их вместе похоронили. Хотя последние два года своей жизни папа, считай, и так там провел.

– Потом.

Макар встал из-за стола.

– Спасибо тебе за все. Я суп поел, и сардельки. Очень вкусно было. И за ключи спасибо.

– Так давай я тебе поесть с собой соберу. Там же пустой холодильник.

Женя резко встала со стула. Правда это был не столько актом вежливости, сколько желанием, чтобы Макар побыстрее ушел. Ей было очень не по себе в его обществе. Да еще и этот новый Макар хоть был и странно хорошим, или хорошо странным – она еще не решила, – но явно чужим для нее человеком.

Макар взял ее за плечи и усадил обратно.

– Не беспокойся. У меня все в порядке. И еды у меня достаточно.

– Какой еды? Откуда у тебя…

– Все хорошо!

Макар еще раз посмотрел на Женю, развернулся и ушел. А она так и осталась сидеть, пока не закрылась дверь. И после этого она еще долго не сходила с места, пытаясь усвоить и переработать всю информацию, которая к ней поступила за сегодняшний день.

Зайдя в квартиру родителей, Макар почувствовал, как сжалось его сердце. В каждой из трех комнат было несколько рамок с его фотографиями разных лет. Только сейчас он впервые по-настоящему понял и даже почувствовал, что такое родительская любовь. И как легко ее не заметить, находясь с ней бок о бок. Истинно, большое видится на расстоянии. А огромное – на огромном расстоянии, измеряемом не только километрами и годами, но целыми человеческими жизнями.

Долгое время он скитался из комнаты в комнату этого старого, но такого уютного и сделанного с душой храма воспоминаний о себе, и думал-думал-думал. Думал и вспоминал. О том, что с ним произошло, что его жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. Нормально, как у всех. Что мама и папа могли бы быть живы, и он еще смог бы их увидеть, хотя бы даже и в последний раз. Он думал, было ли случайностью, что все это произошло именно с ним. Но больше всего он думал о том, что суп, который готовила мама, был самым вкусным. И как он никогда больше не попробует этого вкуса, так никогда больше не будет прежнего Макара и обычной человеческой жизни, которая закончилась той ночью десять лет назад. Но будет жизнь другая. Даже если не у него, то у его детей. И кое-что он может для этого сделать. А раз может – сделает. Эту черту характера в Макаре ничто не поменяло.

Среди множества своих фотографий в рамках он нашел одну единственную не свою. На ней папа и мама были вместе, и сделана она была, конечно, до того, как он пропал. Еще довольно молодые, они были полны жизни и самых простых, маленьких человеческих надежд. Что у сына в жизни все получится. Что их внуки будут здоровы и счастливы. Что они если не в следующем году, то через год обязательно съездят на море. Что на работе дадут премию, а, возможно, с Нового года немного поднимут зарплату. Что в стране, их стране, все наладится. Что все обязательно будет хорошо.

Макар взял стул и поставил его напротив старого дивана. На нем он размесил фото родителей. Он сидел на диване и долго смотрел на него, пока не уснул, прямо так, сидя и с не выключенным светом. Так он и проспал всю ночь. Он теперь всегда избегал полной темноты, и в помещениях в темное время суток никогда не выключал свет.