Обитель Блаженных

– Лишь бы сложа руки не сидеть. – доверительно сообщил Васильич. – А по мне, что зайцы, что студенты – всё одно.

– Мы приметили, как они на автобусе уехали в посёлок Вижай, а сами дождались следующего и тоже к вечеру добрались. – увлечённо вёл свой рассказ Викентий Палыч. – Узнали, что они в тамошней гостинице остановились, и мне это было очень даже на руку, поскольку у меня там буфетчицей одна знакомая работала, и мы с Васильичем к этой буфетчице с расспросами и подкатили. Ну, а она рада-радёшенька оказалась встрече, решила выказывать любую помощь в нашенском деле, хотя мы и не пускались в подробные разъяснения. Глупую бабу вообще легко на всякое такое уговорить. «Чего там, – спрашиваю. – ребятки-то эти?.. всё песни поют или угомонились?..» А она говорит, что давно угомонились, что их всем скопом разместили в один номер, поскольку мест в гостинице больше нету, чему они, кажется, и не слишком расстроились; но есть, говорит, один момент, который меня поразил в самое сердце. «Что же это за момент такой?» – спрашиваю. А она, говорит, что ничего из спиртного в буфете студенты не приобрели, а всем гуртом навалились на варёные сосиски с горошком, за какие-то полчаса всё и сожрали. «Неужели, – спрашиваю. – вовсе отказались выпивку потреблять и учинять умеренное походное веселье?..» Факт отказа от выпивки мне уж очень показался подозрительным, а, главное, неудобным для решения той цели, что была поставлена. «Да. – говорит буфетчица. – Прямо-таки гадливо морщились на моё предложение прикупить винца, и заявляли, дескать, что в ваших краях только один шмурдяк гонят, а нам его даром не надо!» Представляете, какая незадача?

Викентий Палыч опять пробежался взглядом по всем присутствующим и только у крысы Маруси уловил снисходительную отзывчивость.

– Если б они пьяные в ту ночь были, то я бы выпросил у буфетчицы ключи от гостиницы и где-нибудь в полночь заявился с Васильичем прямо в ихний номер. – прилежно вспоминал давние события Викентий Палыч. – Я тогда, как представил себе этих безмятежно спящих ребяток, которые, за неимением лишних мест в гостинице, расположились в тесноте гаденького номера (а большинство прямо на полу, бок о бок), то у меня фантазия шибко разыгралась. Сперва хотел их просто ножичками попугать, вроде как бандиты с большой дороги ворвались, чтоб грабануть да обесчестить. Но подумал, что поскольку студентики трезвые, то могли и сдачи дать, проснувшись с головами ясными и приспособленными к решительному сопротивлению. К тому же, надо правду сказать, Васильич не особый помощник, когда надо ножичком поработать, у него после травмы в токарном цеху, имеется некая непредрасположенность к режуще-колющим предметам, некое недоверие. Он, когда шкуру с зайца снимает, так я со смеха животик могу надорвать, такой уж он неумёха и дуболом. Затем я придумал привидениями прикинуться, накинув белые простыни и разрисовав их какой-нибудь мрачной конкретикой в виде широченных глазищ и рта. Чтоб на студентиков панического страху навести, чтоб понимали до чего ужас смерти может быть внезапно близок. Васильич даже умеет замогильным голосом завывать, как будто мертвяк проснулся и жрать просит – говорит, ещё заводской механик его этому фокусу обучил, поскольку если бы он не обучился как следует, то подзатыльника схлопотал. Покажи, Васильич, как ты умеешь выть, прямо сейчас. Может, тут кто не верит, так ты докажи.

– Уместно ли сейчас? – вскинул брови Васильич.

– А почему бы нет?.. Я считаю, что уместно.

Васильич поднапрягся, прошамкал губами предварительное эскизное хлюпанье, вытянул шею вперёд и завыл надрывным ноющим голосом, возможным напугать до смерти кого угодно. Впрочем, на этот раз даже Улинька не испугалась, а с озадаченным восторгом разинула рот и уже было вознамерилась сама что-нибудь подобное прогорланить, но Евпсихий Алексеевич и Катенька вовремя пригрозили ей пальцами.

– Талант. – едва ли не без иронии похвалил Васильича слегка огорошенный Лев Моисеевич.

– Исключительный талант. – согласился Викентий Палыч. – Но буфетчица сказала, что от этаких завываний ей самой дурно делается, да и тамошний сторож может запросто проснуться и в милицию позвонить, поскольку он дядька сыкливый и, чуть чего, в милицию звонит, а из коморки своей не вылезает. А с милицией, конечно, нам связываться было не с руки. Так, на следующий день, мы и выпустили этих туристов из гостиницы без происшествий, однако внимательно следить за ними не переставали. Видели, как они наняли грузовик для поездки в посёлок заготовителей, и сами поспешили к местной автобазе, чтоб сговориться с шофёрами. Денег у нас, конечно, маловато было, но водка имелась в относительном изобилии – а бутылка зачастую служила самой лучшей валютой в тех краях. Не так ли, Васильич?..

– Всё так, Викентий Палыч. – вздохнул Васильич. – На всяком заборе плакатики висели про алкоголизм, уведомляли, что это бич нашего времени.

– Надо сказать, что до посёлка лесозаготовителей мы добрались ещё и быстрей студентов, поскольку они застряли где-то, бегая по малой нужде – в основном, конечно, по вине девушек, которым в любую минуту может приспичить сбегать по малой нужде – и вот мы их живо обогнали. Приехали в посёлок, познакомились там с одним местным фертом, и чтоб глаз не мозолить, приютились у него в бараке, принялись вроде как выпивать. Сами не очень, конечно, выпивали, а все больше ферта угощали и поглядывали из барака, чтоб знать всякое передвижение студентов по посёлку, чтоб видеть, чего они делают, с кем общаются и куда лыжи намерены навострить. До сих пор я об этой горе Холатчахль не многое и знал – она хоть и гора, но нельзя сказать, что была уж очень известной и заманчивой в плане охотничьего изыска, и совсем не отовсюду была видна, хотя, конечно, издалека мы с Васильичем её видели неоднократно. Даже туземцы тамошние мало чего полезного про гору рассказывали, скорей нарочно умалчивали и отводили глаз, чтоб никто из посторонних туда не лазал, тем более из русских. Не скажу, чтоб они шибко в то время недолюбливали именно русских, но нельзя игнорировать тот факт, что именно русские навалились на их земли и переворошили весь жизненный уклад.

– Да что там уклад… – немножко взгрустнул Васильич. – Вот сколько девушек туземных перепортили – не счесть!..

– Ну, и девушек, конечно, тоже. – согласился Васильич. – А наши студентики обзавелись на следующий день телегой на полозьях, куда можно было скинуть свой тяжёлый скарб, чтоб тащить за собой, а сами встали на лыжи и отправились в дорогу. Прямиком к этой самой проклятой горе. И мы, конечно, собрались вслед за ними, соблюдая позади довольно приличное расстояние, чтоб держать своё наличие в тайне до самого конца. К тому же возраст наш не позволял гнать с той же скоростью, что привычна для молодых, и лыжи наши были иных качественных свойств, больше приспособленных к охоте в лесу, нежели к гонкам по пересечённой местности. Но несколько дней мы с Васильичем преследовали их с упорством, достойным литературной героизации, и почти не переругивались между собой, хотя, Васильич и позволял преизбыток бурчания. Особенно негодовал, когда доводилось ночевать в палатке, не разжигая рядом костра, дабы не привлекать внимания. А я всё не мог выдумать способа, которым лучше всего ошарашить сразу всех мальчиков и девочек. Не понимал, как сразу всех девятерых напугать в одночасье той бестолковой суровостью, что свойственна естеству дикому и необъяснимому. Можно было бы, конечно, просто из ружей пострелять, чтоб устрашить и загнать их куда-нибудь в пещерку, откуда бы они затем несколько дней не высовывались. Можно было бы даже стрельнуть в кого-нибудь, чтоб легонько оглушить да поранить, и не нанося особого вреда для здоровья.

– Это как? – поморщился Евпсихий Алексеевич.

– Вы можете не верить, но вот у Васильича снайперский глаз – он, если надо, кончик уха отстрелит, да так, что вам покажется, будто комарик укусил. В охотхозяйстве любили шутить, что про эту особенность Васильича все таёжные зайцы очень хорошо знали, а потому, стоило им пронюхать, что Васильич на охоту собирается, так сразу шухерились по норам. Я бывало тоже примечал, что можно день-другой бродить с Васильичем по тайге и ни с одним зайцем не столкнуться. Словно всех ветром сдуло. Но уж если попадался Васильичу полезный зверь, то стрелял он мгновенно и наповал. Скольких зайцев, Васильич, ты примерно за всю жизнь пристрелил, не упомнишь?..

– Не упомню. – махнул рукой Васильич. – Кабы дольше прожил, может и миллион бы набрался.

– Ну уж и миллион… – недоверчиво покрутил головой Викентий Палыч. – И вот сидим мы с Васильичем в своего рода засаде, безотрадно всматриваясь вдаль, на то место, где у горного склона эти студентики свою палатку разместили; сочиняем всякие планы насчёт того ужаса, который возможно посеять в их непутёвых головах, и ничего по-настоящему эффектного измыслить не можем… И тут я вспомнил, что у Васильича был с собой запас динамита, поскольку Васильич мужик рачительный, и на охоту много чего полезного не забывал взять… так ведь, Васильич?..

– Так, Викентий Палыч!.. Жил по принципу: сила есть – ума не надо.

– Вот мы и задумали подобраться ночью к горе, да взорвать весь динамит, чтоб снежным оползнем завалило ихнюю палатку…

– Завалило?? – опешили Евпсихий Алексеевич и Катенька, а Лев Моисеевич многозначительно хмыкнул.

– Не так, чтоб напрямую завалило. – подобравшись к самому неприятному пункту в своём рассказе, Викентий Палыч заметно потерял уверенности и принялся мямлить. – А чтоб слегка задело, чтоб основная масса лавины прошла совсем рядышком. Я и специальную схему нарисовал с математическим расчётом у себя на бумажке, чтоб точно знать, где следует совершать взрыв, и правильность расчёта у меня не вызывала сомнений.

– Странный какой-то азарт обуял вас на это дело. – с волнением проговорил Евпсихий Алексеевич. – И не похоже, чтоб это был охотничий азарт, достойный взрослых и умных людей, а как будто игровой, построенный на обессивно-компульсивных расстройствах.

– Очень странный! – незамедлительно согласился Викентий Палыч. – Только правила игры пришлось сочинять по ходу пьесы. Вряд ли кто до нас играл в подобные игры.

– А почему вам в головы не пришло просто взорвать динамит рядом с палаткой? – спросила крыса Маруся. – Этого было бы вполне достаточно, чтоб навести страху на ребят. Зачем надеяться на снежную лавину и на сомнительные математические расчёты?..

– И на это у меня имелось дельное соображение. – Викентий Палыч нарисовал пальцем в воздухе императивную завитушку. – Простой взрыв от динамита, сколь бы он не был гремуч и долог, способен хорошенько напугать только в первые секунды, а затем ты непременно начнёшь приглядываться ко всем этим ухающим сполохам и привыкать к ним, даже отчасти любоваться ими. А затем непременно задумаешься: кто, как и зачем сотворил эту опасность для жизни?.. Обязательно бы пришла мысль, что взрыв этот не случаен, и что имеются у тебя некоторые таинственные враги, решившие покуситься на самое святое, что есть у человека, а, значит, врагов этих нужно срочно обнаружить и пресечь. Таким образом, уже мы с Васильичем могли бы стать объектами охоты взъярённых студентов, и они со своей юношеской прытью запросто бы нас поймали. А если человеческий фактор в низвержении снежной лавины не очевиден, то и винить некого; разве что бессловесную стихию неистовой природы!.. Но ведь это своего рода Божий промысел, вселяющий тот самый ужас, когда по-настоящему задумываешься о непредсказуемости смертного часа. Тут уж всякое обвинение нелепо.

– Вот уж вы тогда и Бога приплели?.. – сердито ухмыльнулся Евпсихий Алексеевич.

– И приплели. Но, будучи созданиями, воспитанными категорически на идеях перманентно атеистического направления, приплели Бога, не как объект беспрекословного поклонения, а как нечто умозрительное и философски назидательное.

– Что же было дальше?.. Вы оказались удовлетворены своим циничным расчётом?.. – спросила Катенька.

– Да как сказать. – вздохнул Викентий Палыч. – Расчёт оказался замечательно верным, но коснулся только одной лавины, которая и прошла чуть ли не в паре метров от палатки студентов. Понятное дело, я не рассчитывал на то, что за первой лавиной поползёт вторая. А за ними и третья. Но вот они-то и поползли, и поползли со всей присущей данной стихии яростной настырностью. Причём, вторая лавина поползла не в сторону палатки студентов, а туда, где прятались я и Васильич. А надо сказать, что лютый грохот и рокотанье природного безумия, стремящегося низринуться прямо тебе на голову, это вовсе не то зрелище, которое оставит равнодушным. И если говорить про массовый психоз, то что-то вроде него и обуяло тогда студентов. Я до сих пор уверен, что если бы девушки не заорали тогда благим матом, прося помощи неизвестно у кого, если б парни когда-нибудь, раньше, в походах, сталкивались с чем-то подобным и понимали, что нужно делать в катастрофических ситуациях, то и страху у них было бы гораздо меньше, и обстановку они оценили бы гораздо верней. Обязательно бы сработали благоразумность и инстинкт самосохранения. А тут они все повыскакивали из палатки прямо в морозную ночь, кто-то заорал истошно, что бежать надо подальше, в сторону леса, где между деревьев можно уберечься от лавины, а иначе всех завалит. Ну и разбежались они кто куда, даже не думая о последствиях, даже не пытаясь остановиться и позаботиться покумекать: как же ты дальше в этом лесу проживёшь?..

– У четырёх трупов, найденных впоследствии, были обнаружены переломы… Вы думаете, ребята дрались между собой?.. Может, еду делили или тёплые вещи?.. – спросила крыса Маруся.

– Не могу знать. – категорически отмахнулся Викентий Палыч. – Рядом с ними не был, пути наши больше не пересекались.

– А почему некоторых погибших обнаружили только в нижнем белье?.. Не могли же они у себя в палатке спать в нижнем белье?..

– Не могли. – согласился Викентий Палыч. – Все, которых лично я видел, выбегали из палатки в свитерах и штанах. Может, ты, Васильич, кого из них голым видел?..

– Да куда мне. – пригорюнился Васильич. – Ничего я в тот раз не видел и не слышал. Самому было страшно до смерти.

– Не, граждане, тут мы с Васильичем не повинны. – отрезал Викентий Палыч. – Мы сами тогда до смерти перепугались, когда вторая лавина с горы пошла, тут Васильич правду сказал. Я кричу Васильичу: бежим скорей отсюда!.. А он вроде застыл, как заворожённый, и меня не слышит, и кажется поехал маленько кукухой. Уж тут я силу применил, огрел его по шее со всего маху, и он очухался. «Да, – говорит. – Викентий Палыч, обстановка складывается не из лёгких, и пора отсюда дёру давать.» Ну так давай, говорю, чего медлишь?.. Еле ноги мы тогда унесли, да только не могла история хорошо закончиться… никак не могла… Мы с Васильичем бросились бежать в сторону реки, полагая, что где-нибудь в прибрежных нишах можно укрыться, а когда пошла третья лавина, то не сразу её заметили. Я говорю Васильичу, что надо на другой берег бежать, поскольку туда лавина точно не докатит, и мы побежали через реку, да впопыхах лыжи переломали, я рюкзак свой потерял. А тут какая-то каменюка прямо нам под ноги упала сверху, и мы вместе с ней под лёд провалились, барахтались чуть не полчаса, еле выползли на берег… Сперва вроде и обрадовались, что живы остались, а потом сообразили, что за жизнь ещё надо хорошенько побороться, лишь бы силы были. Получилось-то, что сами себе устроили конец света – вот ведь как набедокурили. А всего-то помочь людям хотели, подсказать молодёжи, что не всё в жизни идёт гладко, что лучше без особой нужды в пекло не лезть. Да как говориться: не делай людям добра – не получишь и зла!.. Да, Васильич?..

– Кому как повезёт, Викентий Палыч… кому как повезёт…

– А ты не чупучинься, Васильич!.. Фик с ним, со всем. Ишь ты зачупучинился: и то ему не так, и так ему не эдак!..

– Это местные туземцы поснимали с ребят одежду. – неохотно проговорила Варвара Мстиславовна. – Уже не с живых, разумеется, а с трупов. Гул от горных лавин трудно было не услышать в ближайших поселениях, и с утра некоторые местные жители отправились разузнать, что стало с туристами. И когда, ближе к вечеру, добрались до покинутой палатки, то рассмотрели все сохранившиеся следы и сообразили, что к чему. Обшарили окрестности и обнаружили несколько замёрзших мёртвых тел… Ну, а почему бы и не снять с мёртвого человека хороший дорогой свитер или штаны?.. Это ж всё денег стоит, и материал крепкий – ему износу не будет. Не от злого сердца ведь иногда поступаешь плохо, а от бедности.

– Кому как повезёт… кому что надо… – скомкано пробормотал Васильич и примолк, словно подбитый воцарившейся тишиной.