– С рукой-то что?
– Сказали, неплохо, лекаря хвалили. Сложил правильно и осколки удалил.
Казаки повеселели. Может, пронесёт нелёгкая.
Утром пришли за молодыми. Семёна и Васыля увезли, сказали за обещанной наградой, мол, их миссия закончена. Под Ленинградом НКВД их расстрелял.
А майор появился дней через десять. Он и поведал печальную новость, а также рассказал об обращении Маннергейма как президента и верховного главнокомандующего к народу. Призвал он, шуцполицай, финнов вступать в народную полицию для выполнения вспомогательных задач и охраны тыла, запретив самостоятельные действия против Красной армии. Что нам и требовалось. Москва дала самую высокую оценку, хотя и засекретив по самой высокой степени. Молодых из-за этой чёртовой секретности и загубили.
– Теперь, братцы, расскажите, только честно, как вы собирались к финнам чухнуть.
– Плана ещё не было. Барма когда-то с Маннергеймом служил, хотели напрямик к нему обратиться.
– Так, подробней.
– А зачем это вам?
– Есть сведения, что у финнов объявился представитель РОВС. Российский общевоинский союз – контрреволюционная антисоветская террористическая организация. Она много крови пролила. Земляков – белых офицеров – там много. Вашим переходом их эмиссар обязательно заинтересуется. Даже если финны пообещают вам совсем не трогать, побеседовать кому-то со стороны запросто дадут.
– И что?
– Ваш выбор. Хотите вступать, вступайте, перейдёте на сторону врагов России. Но это дорога в одну сторону, пока Советская власть некоторых из вас репрессировала, так сказать, на всякий случай, чтобы уберечь от плохих поступков.
– А ты знаешь, как там нас берегли? – взвился Скиба.
– Уймись, – буркнул Барма.
– Про перегибы сам товарищ Сталин говорил.
– Это он когда говорил, а молодых вчера погубили.
– Короче, – закончил спор Монах, – ты это к чему?
– Решено дать вам перейти к финнам.
– С чего бы такая милость?
Майор достал пачку папирос, вынул одну, подул в мундштук, прикурил, отвёл глаза:
– Не знаю.
Казаки переглянулись, явно не поверив. Барма подумал: «Мудрит майор». Монах: «Знает, но говорить запрещено». Скиба: «Перебьют при переходе».
Волик спросил:
– А нам в спину не стрельнут?
– Не только не стрельнут, ещё охранять будут.
– Вот это и страшно.
– Давай, майор, начистоту, всё равно догадаемся.
– И то верно.
– Старшина Кутько с вами пойдёт.
– А-а-а.
– Тогда понятно.
– Это шанс, казаки!
Тут Скиба взвился:
– Вы что, станичники?! Старшина – хороший человек, но он за Советскую власть гадюку оближет.
– Уймись, казаче. Нам старшина как манна небесная. Только из-за него нашу тройку и отпускают, чтоб подтвердили, что он тоже от Советов решил уйти. Ну, я думаю, это нам ещё подробно расскажут, так, майор? Только мы в РОВС служить несогласные.
Майор выбросил недокуренную папиросу.
– Это только добавит достоверности вашей компании. Биографии у вас такие, придумывать ничего не нужно. – Он растёр каблуком окурок. – Так какие мысли по переходу?
– Можно поближе к столице пробраться, прихватить офицера постарше, ему письмо передать.
– А если вас раньше свинтят? Тут не наши плавни, тут местные опытные охотники имеются.
– Есть у Бармы запасной ход. Дивчину он отпустил, она обязательно на хутор придёт.
– Просто отпустил?
Барма поднялся:
– За дровами схожу.
Сразу за ним вышел Монах:
– Как девицу отпустил, рассказать не хочешь?
– Нет желания, но, если нужно… Нашёл её в дальней горнице, в постели. И, понимаешь, так она мне Маричку, соседку, напомнила. Ничего не говорила, не просила, только жалобно смотрела. Перевернулась на живот, попку подняла, ну я и…
– Понятно. Дальше.
– Одел потеплее, голову замотал, чтоб не раскисла от крови, с хутора вывел. Всё. Ты же знаешь, как на это дело после крови тянет, а я бабу сто лет не видел.
– Как думаешь, вернётся?
– Обязательно. Её хату мы не спалили, барахло там разное осталось. Да и она не младенец, вполне может самостоятельно жить.
– Лет-то ей сколько?
– Метрику не ко времени смотреть было, на вид двенадцать-четырнадцать, а по-женски – вполне взрослая.
– Тьфу, паскудник. Ну да я лицо не духовное, наверное, всё правильно сделал.
– Соседка у меня Маричка, сирота. Жила с бабкой. Я летом в сарае на сене спал. Так вот повадилась эта Маричка ко мне в сарай приходить. К колодцу за водой сходит и ко мне в сарай. Я сплю, а она войдёт, встанет возле головы, юбкой накроет. Проснусь, а вместо света темнеют таинственные заросли. А когда не просыпался, присаживалась и щекотала срамными волосами и ещё чем-то. Проснусь, только хватать – она ведро воды холодной на нас обоих раз и смеётся как скаженная.
Однажды пришла, трогать меня за корень осторожно так начала, я и потёк, бурно так, она на ладошку, понюхала и в рот. «Ты чего?» – говорю. – «Вчера быка приводили к корове. Бык молодой. Тыкается, попасть не может, уже храпеть начал, бабка как заорёт: "Заводи, дура малолетняя! Щас стратит!" Корень у него здоровенный, как твоя рука, а чуть подправила, так сразу до яиц вошёл. И запах как у тебя». – «А на вкус как?» – «Дурак!»
– И что? – спросил Монах.
– Ничего. Вскоре на службу ушёл, когда вернулся, её уже не было. Бабка померла. Прибилась к кому-то Мария, уехала из станицы.
– Бывает. Ты это к чему?
– Та чухонка тоже…
Вернувшись, Монах объявил майору:
– Письмо нужно писать, на хутор снесём. Попробуем оттуда начать. Барма, а вспомнит тебя Маннергейм? Припомни какую-нибудь историю личную. Может, смешное что сказал, развеселил генерала?
– Куда там, где он и где я, простой казак. На службу я попал рано, восемнадцати лет не было, зато в джигитовке мало кто со мной сравниться мог. Вот меня в кавалерийскую брусиловскую школу определили. В эскадрон ротмистра то ли шведа, то ли немца Маннергейма. В школе служба была интересная. Придумывали новые приёмы выездки и рубки. Ротмистр с корнетом писали рекомендации для строевых частей. Периодически Маннергейм начинал хромать, болели давние переломы. Однажды я дал ему горский бальзам, который мне передали с родины. Позднее он уехал на японскую войну. Больше мы не встречались. Ещё помогал ему отобрать трёх лошадей для фронта.
– Ну вот! – обрадовался майор. – Мазь, это он может вспомнит, ещё клички лошадей припомни.
– Один был ладный конёк, вроде Сюрприз или Талисман.
– Порядок! Поеду в НКВД доложу.
– А где старшина?
– Увезли куда-то.
Вскоре прибыл старшина Кутько, и мы с ним спокойно перешли на финскую сторону. Мы дали слово не причинять вреда финским гражданам с условием, что нас не будут трогать и выдавать советской стороне. На жительство нас определили за полярным кругом, подальше от людей. Старшина вскоре уехал вместе с озабоченным господином из РОВС, вообще не похожим на офицера. Срубили себе дома, женились на финках и жили тихо. Только на охоту иногда ходили вместе. Местные не надоедали, тут не принято интересоваться соседями. Барма ту чухонку в жёны взял. То ли женой она ему была, а может, дочкой, или тем и другим. Умер он первым, потом Монах и Скиба.
– А вы кем же будете, Французом или Воликом?
– Неважно. Все сгинули, когда решили перейти на эту сторону.
Когда мы уезжали, спросили у Тарьи, как её фамилию можно перевести на русский.
– Маленькая корова. Маленький бык – Волик.
Выходит, старик не изменил фамилию, продолжил славный род вдали от дома.
Ольга-Лиза Монд
Родилась в Москве. Окончила факультет филологии (отделение теории и практики перевода) Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Кандидат педагогических наук. Автор ряда научных публикаций.
Живёт и работает в США, где получила также образование актёра музыкального театра и драмы.
Является автором одиннадцати пьес и либретто пяти мюзиклов. Её работы неоднократно побеждали в различных конкурсах драматургов, восемь были инсценированы. Две пьесы опубликованы. Пьеса «L.O.V.E» стала финалистом конкурса «Время драмы, 2021, осень».
Над прозаическими произведениями начала работать два года назад. В настоящее время к изданию готовится сборник рассказов и повестей.
Красные дни календаря
(Рассказ)
– Мам, а что такое «красные дни календаря»?
– Нерабочие дни по случаю каких-то очередных праздников и суббота с воскресеньем.
– Я про другие…
– Какие?
– Ну, когда девочки не ходят на уроки физкультуры.
– А, ты имеешь в виду месячные?
– Ну да, месячные.
– Это, доченька, когда матка плачет кровавыми слезами по несостоявшейся беременности.
…Дела…
Это один из многих диалогов между мной и мамой-врачом времен моего детства. Лет пятнадцать я потом переваривала эту формулировку, тщетно пытаясь понять, что именно имелось в виду. Но яркий зрительный образ кровавых слез матки (в быту мной именуемых «дела») не позволял забыть этой знаковой беседы, а когда однажды «дела» не пришли и я узнала о своей беременности, то наконец поняла, что теперь девять месяцев моя матка больше не будет плакать! Не знаю, чему я была больше рада: тому, что скоро стану мамой, или тому, что матка успокоится на какое-то время и перестанет раз в месяц лить кровавые слезы в форме лепестков небольшой лилии. Я всегда заранее ощущала приближение «дел». Примерно за несколько дней до начала месячных мне начинает хотеться убить всех особей мужского пола, живущих на Земле, как же они меня раздражают! В календарь можно не заглядывать: стал раздражать начальник, партнер, брат, отец, муж – значит, дела уже близко. А в день их начала я всегда плачу, нет, рыдаю от жалости к себе самой – самой несчастной женщине из всех живущих на Земле. И еще все очень обострено: значения слов, образы, звуки. Я думаю, что матка – мой самый главный орган… чувств.
– Доченька, у тебя завтра контрольная по биологии? – Да.
– Ответь мне: как устроены органы чувству животных?
– Органы чувств у животных состоят из рецепторов, реагирующих на раздражения.
– Верно. Какие органы чувств больше всего развиты у зайца?
– Задние ноги.
– Н-да… Биология, видимо, не твой конек… Дела…
Итак, матка определяет мои реакции на окружающую действительность. Кроме того, она – колыбель всего самого творческого, что во мне есть. Когда во мне рождается музыка, то она рождается там, в низу моего живота, и только потом по каким-то внутренним каналам приходит в мою голову, достигая внутренних ушей (не знаю, есть ли такие, ведь я не сильна в биологии). Только после этого она материализуется, и ее можно услышать и записать в ноты. Самая пронзительная музыка рождается, когда я грущу, кто-то меня раздражает или что-то не складывается. Музыка – всегда продукт неудовлетворенности и никогда не благополучия. И матка реагирует на неблагополучие феерично, щедро окрашивая мое отношение к событиям и людям. Хорошо помню, как с детства я делила весь окружающий меня мир на красный и голубой. Красный – бодрил и толкал на подвиги, голубой – успокаивал, убаюкивал.
Когда у меня впервые появился друг гей, матка спокойно реагировала слегка голубым свечением вокруг него, а вот при появлении среди близких знакомых лесбиянки начинала трепыхаться пойманной в сеть красной рыбкой с золотыми плавниками и хвостом (наверное, таких уродцев нет в природе, но биология, как мы знаем, не мой конек). Справедливости ради скажу, что ни одна лесбиянка у меня в подругах не задержалась. Виновата матка, я думаю.
– Мама, как ты относишься к женской гомосексуальности?
– С пониманием. Ведь около четверти случаев обусловлено генетически, а также воздействием избытка мужского полового гормона – андрогена.
– Ты им сочувствуешь, считаешь их ущербными, больными?
– Нет, я за них радуюсь, ведь, по статистике, в лесбийских парах девушки значительно чаще достигают оргазма.
– А если бы я стала лесбиянкой, тебя бы это расстроило?
– Нет, скорее меня бы расстроило решение моего сына перейти из гетеро- в гомосексуала.
…Дела…
Хотя такое объяснение соответствует мнению моей матки. Так что проехали. Можно посмотреть кучу фильмов, прочитать немереное количество книг про проблемы геев и лесбиянок, их существование в социуме, но мне кажется, что главное в вопросе принятия гомосексуальных отношений – это осознание того, что их участникам именно от такого секса хорошо друг с другом, потому что их потребности удовлетворяются максимально и полно. И обсуждать это как проблему – глупо и невежливо.
– Мам, что такое секс?
– Секс – это отправление человеческого организма, как сходить в туалет, поесть, поспать. Заметь, базовая потребность, во всяком случае до определенного возраста.
– Какого?
– У всех по-разному.
…Дела…
Может, именно потому, что боится потерять потребность в этом базовом отправлении организма, мой муж с сорока лет измеряет уровень тестостерона в крови ежегодно? А доктор ему объясняет, что незначительное плавное падение – возрастная норма. Он, правда, думает, что «возрастная норма» может кого-то успокоить. И почему учащенное мочеиспускание, часто развивающееся с возрастом как у женщин, так и у мужчин, не является предметом общественного обсуждения, а урежающийся секс между партнерами – проблема для бесконечных телепередач, основа множества сюжетов в литературе и киноиндустрии? Не говоря о том, что это частое физиологическое явление составляет основу финансового благополучия целой армии психотерапевтов и психоаналитиков? Кто-то может себе представить, что основной сюжетной линией фильма является ночной энурез у взрослых, например? Да и с проблемой недержания мочи человек либо обойдется памперсами, либо пойдет к специалисту в области урологии. При этом, думаю, все согласятся, что психологический дискомфорт от еженощного плавания в собственной моче может быть куда сильнее, чем удручающая мысль о том, что секс стал случаться не через день, а раз в неделю, месяц, квартал…
– Мама, а климакс у мужчин бывает?
– Конечно. Тестостерон падает, и они становятся суками: скулят от апатии и угасания либидо, жалуются на сокращение длительности полового акта, огрызаются от неуверенности в себе как достойном половом партнере и плохого физического самочувствия, кусаются не по делу, больше едят и отращивают живот, как у женщин на последних месяцах беременности.
– А когда он наступает у мужчин?
– По-разному, где-то после сорока.
– И сколько длится?
– Может долго, до наступления полного соответствия между новыми возможностями и старыми потребностями.
– То есть они хотят иметь секс так же часто, как раньше, но не могут?
– Нет, они хотят оставаться альфа-самцами. Им тяжела мысль, что лидирующие позиции приходится уступать, да и нелидирующие – тоже. Чем скорее до них доходит, что пришло время молодых альфа-самцов, тем короче их климакс. Есть и такие, кто не переживает этот рубеж, стараясь доказать свою самость, меняя партнерш на все более и более молодых, активизируя себя и усложняя свой образ жизни, чтобы доказать себе свою ускользающую состоятельность. Большая часть относительно спокойно проходит этот период длиной в несколько лет, но бывают и тяжелые случаи, требующие порой медицинского вмешательства.
…Дела…
Много вы видели фильмов и книг про мужской климакс? Или, быть может, смотрели пьесы на эту тему в театре? Или участвовали в обсуждении? А ведь это так же естественно, как женский климакс. У моего папы, например, климакс начался довольно рано и был долгим: лет десять он был обидчивым, плаксивым сверх меры, раздражительным – придирался к нам с братом по пустякам и закатывал скандалы. Потом все прошло, и он стал плюшевым и домашним, отзывчивым и готовым всегда прибежать на помощь своим детям и внукам.
Неоднократно замечала, что при слове «климакс» моя матка как-то неуверенно подает о себе знать: жалобно скребется, я бы так охарактеризовала это ощущение. Интересно, она понимает, что однажды наступит такой момент, когда она наконец перестанет плакать от жалости к себе раз в месяц? Понимает, что ее главное предназначение – дать новую жизнь – навсегда исчезнет и, возможно, она сама дематериализуется?
– Мама, а что становится с маткой при женском климаксе?
– Она инволюционирует.
– Исчезает?
– Нет, осуществляет обратное развитие: уменьшается в размерах, упрощаются ее функции.
– Этот процесс необратим?
– Да.
…Дела…
Что будет, когда «дела» кончатся? Я перестану ощущать свою матку? Мой самый главный орган чувств перестанет посылать в мой мозг сигналы, и я потеряюсь, мне не на что будет опереться в своих суждениях, мнениях, догадках? Я ослепну, оглохну и перестану ощущать прикосновения?
– Ты веришь, что матка может реагировать на внешние раздражители, обеспечивая энергией мысль, образы, чувства, желания?
– Конечно. Муладхара – начальная или корневая чакра, которая в оккультных системах и альтернативной медицине считается основой энергосистемы человека. Она властвует над маткой.
– А на что она похожа?
– На красную лилию с четырьмя лепестками. Конечно! Слезы матки мне всегда напоминали лепестки лилии или, скорее, прекрасного лотоса, которые подбрасывает изящная танцовщица, медленно вращающаяся вокруг своей оси в индийском танце нритта. Лепестки, слетающие с ее длинных ногтей вслед за движениями рук, каким-то неимоверным образом складываются в сменяющиеся геометрические фигуры, образующие причудливый восточный орнамент. Лепестки никогда не достигают земли. Как только они к ней приближаются, танцовщица взмахами своих рук заставляет их подняться и продолжать свой собственный танец.
– Как сохранить свои чувства, ощущения?
– Есть только один способ – постараться создать образ и запомнить: ощущение, картинку, вкус.
– А как это сделать?
– Нет универсального рецепта.
– Положим, я запомню свои яркие образы, но вдруг – беспощадный Алъцгеймер в старости?
– Тогда эта проблема уже не будет тебя волновать.
– Почему?
– Как в анекдоте: ты просто о ней не вспомнишь.
Когда последние лепестки лотоса достигнут земли, я потеряю точку опоры – уйдет моя энергия. Во всяком случае – творческая. И для того, чтобы продолжить свое существование, мне придется навсегда сохранить в своей памяти то, как моя матка реагировала на прикосновения к моему телу, которые мне были приятны, на вкусную еду и хорошее вино, на захватывающий эпизод в фильме и тревожащий душу отрывок книги, на музыку, трогающую за главный нерв души, розовые восходы и кровавые закаты, тревожное полнолуние, белые ночи севера, темные ночи юга, ласкающие волны теплого моря и лизнувшую руку собаку, проникновенные и искренние слова, заставляющие сердце отзываться. В отдельный файл я соберу негативные и нейтральные реакции моей матки, они мне тоже пригодятся, когда наступит период моей инволюции.
Если я справлюсь с ним, то обязательно напишу роман и назову его «Календарь без выходных». Она будет про то, что свои ощущения, получаемые от главного органа чувств, который у каждого свой, нужно ежедневно собирать, классифицировать и сохранять, чтоб они ни в коем случае не потерялись. И заботливо беречь свою коллекцию.
А своей дочке, когда она дорастет до вопроса «что такое месячные», я отвечу так:
– Это праздник, который всегда с тобой, пока ты молода, здорова и можешь родить мне внуков.
Pirate gets drunk
(A story)
That year was a rough patch in our lives. At first, my grandmother was seriously ill, then, within a couple of months, two of our dogs died: a huge, terrible-looking, but kind on the inside Scolann Ku – an Irish wolfhound, and a hurtful, but cute Sona – a Central Asia Shepherd dog or Alabay The first one died of old age, the second – from a complication after a planned surgical intervention. She was only 2 years old.
"I told you, don't take any dogs, it's so hard to experience their death," my husband used to grumble; according to his logic, "it's better not to be born, then you won't die".
"You're right, my dear. No more dogs! That's it, I promise!"
It is impossible to convey in words the pain of such loss. So that no one could see my tears, I went wandering into a forest, following the same paths where I used to walk first with my three dogs (at that time Whita, my beautiful Whita, the Polish Tatra Sheepdog, was still alive), then with the other two, then with one… During one of those walks, I met a woman, a familiar face, one of the dog owners in the area.
"So, what happened? Why are you alone, without your dogs? Why are you crying?" she enquired and turned to me in the hope of starting a conversation.
"I'm crying, because I'm all alone, my dogs are no more… they died!" I sobbed in response.
"Oh, what a grief! But don't cry, take a dog from the shelter!"
"Me? From the shelter? What are you talking about? I have always had purebreds, expensive dogs of rare breeds, which most people have seen only in movies. And in the shelter live mongrels, unimaginable hybrids, and they are all with a broken psyche. No, that's not for me."
"Well, do as you like. Otherwise, go to the website of our shelter. It's called "Eco", I'm a volunteer there. Tell me if you decide: we will help you choose a dog".
"No, thank you," I sobbed and continued further.
All the next week, sitting at work in front of my computer monitor, I would ever so often sniffle, remembering my loss. On Friday, at lunchtime, holding in my left hand a glass of warm sugary juice "Multivitamin", which could only be drunk because of the lack of any alternative, the fingers of my right hand typed in the search engine by themselves – shelter "Eco". A couple of clicks and I was on the main page, from which two pairs of eyes were looking back at me – belonging to mongrels, black and mostly white. One of the volunteers did his best and made the artistic design of the photo: the dogs, gently snuggling up to each other, looked happy, a heart was drawn over their heads with a red line, a few kisses and some pink petals, obviously borrowed from a greeting card, perhaps intended for the newlyweds, but the main thing was, of course, the text: A he-swan and a she-swan, a hussar and his girlfriend, Pirate and Molly, a couple in love! They met in our shelter and can't live without each other. Pirate is a strong, healthy, sociable dog, always ready to stand up for himself, and Molly is timid and unsociable, hut gentle with Pirate. Without him, she will die. Help keep this couple together! Take two dogs to live in a country house, save their Love!
If the phrase "he-swan and she-swan" mentally transformed in my imagination into a pair of sugar swans on the upper tier of a wedding cake, then the situation was more complicated with "hussar and his girlfriend": all previous experience, save for the picture of a brave hussar with a magnificent mustache and an obscure image of a sutler girl looking for the company of brave soldiers, did not suggest anything. But I didn't want to overthink it, deciding that Pirate really looked like a hussar – brave, strong, a real warrior, and Molly was just like a swan.
A copy of the page somehow printed itself out in the printer and crawled into my briefcase, hiding until the end of the working day, in order, I think, to go home in it. In the evening, after dinner, when my husband sat down to watch TV, I put the page in front of him.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги