Бухгалтер в латах

Глава 6

Даже при моем неусыпном контроле, работы по формированию рессорных пакетов затянулись на три дня, затем из каретного сарая притянули… . Что бы вы могли подумать? Правильно – карету! Эта карета, оказалась еще тем убожеством. Ну вот вокруг оружия тут у них пляски с бубнами и каждый завиток выверен, а транспорт воспринимается как несущественный элемент и вообще не удостоился дизайнерско-промышленной мысли, типа – едет и ладно. Разобрали её до винтика. Винтиков конечно в ней не было, но были столярные швы и столярные соединения внахлёст, замковые и комбинированные. Верхнюю часть пока не трогали, а станину разбирали полностью. Местами она была прогнившая, местами изъеденная термитами, местами треснутая. Всё это безобразие нужно было выпалывать, вырубывать и нещадно заменять на новые элементы с двойным, а местами с тройным качеством по показателям прочности.

Очень заинтересовала меня их фанера и способ её производства. Распределялась она по виду назначения. Больше всего было фанеры «мебельной», за ней щитовая, и меньше всего выпускали фанеры оружейной. Из последней делали плечи луков и арбалетов. Её стоимость была приличной, но и себестоимость её производства была тоже достаточно высока. Капитализмом вокруг даже не пахло, а был такой махровый, знаете ли феодализм с натуральным хозяйством, а по сему бояться конкуренции не приходилось. Нужно было поднимать производительность труда, чем я и занимался ежедневно, попросту стоя над душой мастеров.

– Мастер Ларта, скажите, а чем отличается фанера оружейная от щитовой донимал я его. – Тот, когда к нему обращался я, сразу пугался и начинал заикаться, но всегда это длилось не больше двух-трех минут, а потом профессиональная гордость брала верх, он забывал кто перед ним и нескончаемая река лилась не переставая. Он строчил как пулемёт… хрен заткнёшь, но благодаря его по истине энциклопедическим познаниям в области древесины, я очень быстро закрывал собственные пробелы в этой тематике. Заметьте при этом он почти не смотрел на собеседника, а работал руками как заведенный. Казалось его язык жил своей жизнью, а руки своей. Вот жжешь, балабол! В ходе аккуратных расспросов удалось выяснить, что на мебель подходила любая фанера и делали ей из мягких пород дерева. На щиты брали два, иногда три вида древесины и наклеивали их слоями крест на крест. Оружейная фанера состояла из трех или более видов древесины и клеились они только волокнами параллельно друг к другу. Заготовки по хуже уходили на копья и прочее древковое, а заготовки по лучше использовались в луках и арбалетах. Но я уже об этом говорил. Так вот, еще в прошлой жизни мне не давала покоя мысль объединения римского щита – «скутума» и арбалета. Главное достояние скутума по информации историков – это прочность на сгибание. Грамотная манипула могла выдержать даже кавалерийский удар без потерь, если в строю не окажется слабака или труса, который способен ослабить общий строй. А главное достоинство арбалета – это сумасшедшая пробивная способность, по причине того, что заряжали его не мускульной силой человека, а при помощи разнообразной механики. И благодаря этой самой информации в моей подлой голове и зародился план римского воина-танка. То есть пока он пеший и в походе, легионер как легионер, но стоит только трубе дать с сигнал на атаку или оборону то… легионер отстёгивает от щита главную направляющую планку, зацепом упирает планку верхним крюком за тетиву, а затем в нижней части нажимает педаль ножного привода, который за два тонких троса тянет направляющую планку вверх тем самым отгибая тетиву в крайне-заднее положение, достигнув таким образом максимального натяжения. При этом щит изгибается полукругом, по той самой причине, что плечами такого арбалета служит и сами, оригинальные плечи и сам массив плоскости щита, потому что он жёстко прикреплен к плечам арбалета многочленными винтовыми соединениями, что в значительной степени увеличивает силу натяжения, а значит и силу пробивания. Подобный арбалето-щит смог бы с ног на голову поставить всю историю земли, если к примеру, в римских легионах додумались до подобного, но увы. Я же в отличие от римских ученых не болел климаксом головного мозга и не только придумывал разную хрень, но и получил возможно эту хрень реализовать на практике. Эдо Шаур хотел моей практики? Вот, «натюрлих» «ихт ест» у меня!

На четвёртый день сняли с кареты все старые панели из мебельной фанеры, зачистили стыки и на её место стали монтировать щитовую фанеру щедро намазывая нужные места столярным клеем. В это время, в соседнем помещении кузницы Дъёрн, изготавливал первые в этом мире «саморезы», ну или как их называли в советское время «шурупы». Сам кузнец вытаскивал из раскалённой заготовки проволоку, и вместо кругляка как на гвозди делал её слегка приплюснутой, при помощи двух валов и тут же рубил на куски сантиметров по пять. Затем двое учеников кузнеца поочередно брали еще красные куски и делали вначале десять витков вокруг своей оси чтобы получился эффект винта и сразу первый клепал головку с прорезью по середине под отвертку, а второй зубилом с двух сторон подрубал конец под острым углом. Конечно это не было «саморезом» в полном понимании этого слова, скорее всего напоминало такой слегка винтообразный гвоздь в длину сантиметра три с зачем-то испорченной шляпкой. Преимущество такой технологии заключалось в том, что такой «мегасаморез» можно было и забивать молотком и закручивать отверткой. И это «ноухау» в значительной степени помогало экономить время сборки нашего лимузина. Я с ужасом обнаружил, что раньше в карете крыша была просто тентована. Перевожу на русский язык…, броня каретной крыши ровнялась нулю. Тупо залазь с луком на дерево и через пару десятков секунд ехать в ней будут одни трупы. Если кучер слегка глуховат, то он даже и не заметит, как его живые пассажиры станут неживыми. Просто умора. Можно петь гимн, местным тупицам. Приказал немедленно зашить крышу щитовой фанерой. Мастер Клат недоумевал, мол зачем такие солидные меры предосторожности, но когда я ему сказал, что смена правления замка иногда приводит к смене замковых мастеров, зачастую с потерей жизни последних, тот заткнулся и начал работать с еще большим усердием. Пока сохли панели, я мелом в кузне на черненой стене набросал чертеж скутума и послал Ларта на склад за оружейной фанерой. Мастера Клата послал в арсенал за тремя десятками старых арбалетов, которые планировал разобрать, доработать и смонтировать уже на базе щита.

Ларт пришел в ужас, когда узнал, что я планирую дорогущую, оружейную фанеру тратить на щиты. Когда он пытался меня переубедить и видел моё ослиное упрямство то едва не плакал. Он уже, наверное, готов был пойти с горя бросится с подъемного моста, когда я сам сообразил, что я – прожжённый тупица и пустоголовый баран, который не подумал о том, что подобный щит конечно добавит функционала арбалету так как волокна идут поперёк щита, то как щит такое устройство будет полностью бесполезно и просто сломается. Напомню, что щитовая фанера клеится крест на крест волокнами, сломать такое очень сложно, а оружейная волокнами вдоль, что дает ей бешеную стойкость на слом поперёк волокон, но изгиб вдоль волокон дерева, сразу же уничтожит изделие. Вот это я дал, вот так осёл! – Ладно! – Изрек я. – Убедил. Оставляй оружейную фанеру только на плечи, остальное на склад, что тот с радостью и сделал. По выражению лица было понятно, что неся её обратно, он будет приговаривать – «моя прелесть». Уржаться можно!

Три дня ушло на то чтобы дождаться полного высыхания столярного клея. Так как вместо струбцин* мы сразу же все панели крепили по корпусу на саморезы, то я приказал выкрутить отверткой все саморезы поголовно, смочить их в столярном клее и вкрутить обратно по нарезам. Мастера пришли в ужас, так как саморезов было более трехсот. Они реально не понимали, зачем нужна такая странная операция. Меня это взбесило… – Так, стоп! Идите все сюда! – Те, испугано подошли. – Скажите мне, если вбить в дерево гвоздь, это вредит структуре дерева? – Те, не задумываясь кивнули. – А когда гвоздь поржавеет это навредит дереву еще больше? – Те снова кивнули. – Значит, чтобы со временем не разрушать дерево и сохранить гвоздь нужно что…?

– Нужно его выкрутить обмокнуть в клее и вкрутить обратно! – Выкрикнул помощник кузнеца, мальчишка по имени Тери.

– Правильно! – Назидательно поднял я палец вверх. На мальчика уставилось три пары осуждающих глаз дико задолбавшихся мастеров. Тот испугался и «сквозонул» из мастерской, наверное, в надеже, что в затылок не прилетит молоток или что-то по увесистее. – Но это не все… Нужно саморез вкрутить на толщину ногтя вглубь дерева и сверху замазать клеем, чтобы в будущем на него не попала влага. Понятно?! – Мастера дружно кивнули. – Сейчас всё, уходим на обед, а после обеда приступайте. Я приду – проверю, кто «накосячит» – штраф один золотой. – Мастера недобро смотря мне в спину, дождались пока я свалю и только потом начали ворчать, гуськом потянувшись к выходу.

За прошедшую неделю, мои жёны привыкли, что мы едим вместе. Делали мы это обычно молча, но сегодня Лея решила «развлечь» нас светской беседой. – Господин.– Я остановил её взмахом руки.

– Лея, какой я тебе господин. Я теперь твой муж, а Тая моя вторая жена, и мы все роднее друг другу больше чем обычные супруги, потому что Бог освятил наш брак. Так как я могу быть тебе господином если мы больше чем брат и сестра? – Та, «переваривала» сказанное с десяток секунд и начала снова.

– Муж, мой. Я хотела тебе рассказать, как ненавидела тебя, когда только меня призвали к вам на службу. Ты часто бил меня и гонялся за мной по замку, а потом наоборот убегал. Меня много наказывали из-за тебя и думала, что скоро умру, но пришла болезнь и стала молится чтобы ты выжил. Мне показалось, что ты заболел из-за меня, из-за моего желания, чтобы ты умер. Мне стало страшно, и я стала молиться чтобы ты выжил… – При этих словах на неё накатились чувства, ком стал в горле, а из глаз потекли слёзы. Тая, завороженно притихла, слушая Лею и перестала есть. Мы с минуту ждали пока Лея успокоится. – Я не знаю почему, но мне кажется, что чтобы оставаться твоей женой, я должна была тебе сказать правду.

– Жена моя, в жизни мы все совершаем ошибки, но Господь дарует нам мудрость узнать их и смелость, чтобы попросить прощения перед Господом и перед тем, перед кем согрешили. Я прощаю тебя и прошу простить меня за всё зло причинённое мной. Надеюсь, что с этого дня мы всегда будет любить друг друга и заботиться о друг друге. Аминь. – Обе девушки, моментально произнесли – «Аминь» в след за мной. Обалдеть! Вот так жёны, вот так набожность. Может им слово это понравилось? Доев, я засобирался в сад, где меня ждала «экзаменационная комиссия» во главе с моим отцом.

Войдя в сад, я увидел, что на нашей с наставниками учебной поляне расставлены полукругом кресла, а в центре этой конструкции стоит папин трон. Да-да, в этом мире у каждого дворянчика был свой трон, и чем выше титул – тем выше, красивее трон и богаче убранство. В данном случае я видел раскладной, такой полумеханический походный аналог. На нем восседал отец, как всегда с гордым, надменным видом, а вокруг папины приближённые. Странно, но наставникам никто присесть, судя по всему не предложил. Те скромно стояли за спинами сидящих и ждали меня. Рядом с ними стоял сержант гарнизона замка – Дализ. А этот что тут делает? Тоже будет меня экзаменовать? Я подошёл и поклонился, прежде всего отцу. Присутствующие синхронно кивнули в ответ, все кроме отца. – С чего начнем? – Спросил эдо Талмар.

– Я думаю с богословия. – Влез без очереди отец Флорен. Весь прошедший год он не приходил, и моя пятая точка чувствовала, что с одной стороны церковь была моей защитой, но и она же была моей главной угрозой. Они решали, где-то там в высоких кабинетах, что со мной делать и судя по всему решили просто наблюдать. Со словами священника никто спорить не стал, а эдо Талмар благожелательно повел рукой как бы указывая жрецу на меня.

– Прошу…

– Расскажи нам о мире, созданном Богом, сын мой. – И он выжидательно уставился на меня. Мое спасение крылось в жесткой корпоративности церкви. Их святое писание не имело переводов, а знания черпались только из того что на проповедях говорили священники. В моем случае, проповедями занимался эдо Шаур, потому что на время обучение подобное допускалось. Более того, за частую в качестве учителей по разным предметам были сами священники. Здесь подобное было повседневность. И я начал. Я вообще не волновался, потому что боятся чего-либо в пятьдесят три года очень сложно.

– В начале было слово, и слово было – Бог и дух святой парил над миром. Затем Господь решил создать звёзды, солнце, небо и твердь. – Изрекал я по памяти жуткий коктейль из местных проповедей и того что когда-то читал в Библии. Мое повествование заняло минут пять и окончилось созданием Богом первого мужчины и первой женщины. Я точно помнил, что тут ошибки нет и религиозные воззрения обоих миров по сути копируют друг друга, поэтому вообще не боялся попасть в «просак».

– Скажи, а как ты считаешь, в чем назначение верного сына нашей матери церкви?

– В донесении света знаний нашего Господа до всех, кто пребывает во тьме. Можно начать со своих жён и детей, закончить варварскими народами не ведающих правильного пути. – От собственного высокого стиля словоблудия я чуть не блеванул, но мы с батюшкой оба понимали, что по сути я работаю на публику.

Отец Флорен, удовлетворенно кивнул и обратился к отцу. – Я считаю, что знания о Боге и мире дадены в нужном объеме. Эдо Талмар так же кивнул и повернулся к капитану Влатери. – Прошу.

– Спасибо. – Прокашлявшись хрипло выдавил тот. По его состоянию было видно, что до поздней ночи он с кем-то совершал безудержные возлияния спиртного. Блин, вояки они во всех мирах – вояки. – Скажите эдо Драхмар, какие вы знаете осадные орудия?

– Все осадные орудия делятся на два вида: кинетические и механические. – Чесал как по писанному я… – К механичеким орудиям относится «таран», «осадная лестница» и «осадная башня». К кинетическим относятся: «Катапульта», «требушет» и «гастрофет».

– Скажите, сколько солдату нужно свободного времени на отдых?

– Ночью солдат должен спать положенные ему восемь часов если он не в наряде и не в карауле, но днем свободного времени должно быть, чем меньше – тем лучше, так как солдат занят и к нему в голову не лезет всякая дурь. – Коротко выпалил я к удовольствию эдо Влатери, тот беззастенчиво прятал улыбку в усы и важно их поглаживал. Затем сказал: – У меня всё.

Отец важно кивнул и посмотрел на управляющего замка эдо Листа. Тот встал подошел ко мне и громко сказал: – Вчера на склад замка привезли шестьдесят четыре доски, затем еще тринадцать. Рабочие со склада взяли двадцать семь, но затем вернули восемь, сколько досок на складе?

– Пятьдесят восемь, если считать только те доски, о которых вы упомянули. А если считать все доски на складе, то – неизвестно, потому что вы о них ничего не сказали.

Эдо Лист удивленно приподнял брови, но не сдался. – Вы знаете что один «старций»* стоит в два раза больше чем «ленг»*. В первой куче монет находится один «сат»* «ленгов», во второй куче монет находится пол «сата» «старциев». Какая куча монет больше по стоимости? – Эту, точнее похожую загадку с логической ловушкой я решил еще в пятом классе. Возможно для этого мира она была – «вау», но для нашего – просто старье. Даже не задумываясь для солидности я ответил:

– «Сат» «ленгов» больше.

Эдо Лист, улыбнулся, кивнул и пошёл на свое место. – Эдо Талмар, я закончил. Ваш сын ответил правильно.

Отец кивнул и посмотрел на сержанта своей гвардии. Тот подошел, зачем то, осмотрел меня с ног до головы и произнес – Нальез! – Так как мне было уже четырнадцать лет, я упал и быстро отжался на кулаках четырнадцать раз. – Арто! – Выполнил столько же пресса. – Лакри! – Присел на корточки, коснувшись руками земли, затем подпрыгнул и в прыжке хлопнул ладонями над головой, и так снова четырнадцать раз. – Деси! – Подпрыгнул и подтянулся семь раз на ветке. – Сива! – Ловко спрыгнул с ветки, упал на живот и выполнил четырнадцать раз спинной пресс. – Телья! – Встал в вертикальную на руках стойку, оперившись ногами о ствол дерева и в таком положении отжался от земли семь раз. – Теперь шесть упражнений на гибкость. – Сел на пятую точку и раздвинул ноги как можно шире, пригнувшись вначале к левой, потом к правой, затем по середине, между ног коснулся лбом земли. Потом поочерёдно поднес ступню к груди, голове, за голову, и так же вторую ногу. Сел на шпагат, левый, правый, поперечный. Выполнил махи руками так что трещали суставы. Повороты туловища вокруг своей оси сопровождались хрустом позвонков. И в конце встал на мостик, отсчитал три секунды и встал, глядя на экзаменаторов. Сержант же вернулся и встал возле наставников, которые невозмутимо разглядывали цветочки в саду.

Отец щурясь посмотрел на солнце и спросил присутствующих: – Что думают благородные эды, достоин чина сей отрок? – Все сидящие важно кивнули. – Я если честно слегка подзавис. Какого еще чина? Это что значит, что юноша, достигнувший четырнадцати лет должен подтвердить свой благородный чин? Или что? Судя по всему, так и выходило, потому что отец хлопнул в ладоши, к нему подошел слуга с большим подносом, на котором лежал свиток и писчие принадлежности. Эдо Талмар встал и зачитал: – Я, эдо Талмар Ульхейм, верный сын феонората и церкви, поданный нашего пресветлого феонира алье Астарина четвёртого, сей грамотой подтверждаю взросление своего сына эдо Драхмара Ульхейма, утверждаю его титул Подея и право на наследование провинции Лардок со всем движимым и недвижимым имуществом, после призыва его родителей в обитель нашего Господа. Затем он встал, вместе со следующим за ним слугой подошёл к столу, макнул перо в чернильницу и подписал. Затем подошли еще двое слуг один нес подсвечник, а второй бархатную шкатулку. Слуга взял из шкатулки бурый стержень поднес к огню свечи и начавшие капать капли, судя по всему сургуча или чего-то похожего поднес к пергаменту и накапав маленькую горку выжидательно замер. Отец поднес перстень и поставил на пергаменте оттиск. Я так понял, что это у них печати тут такие. Нечто подобное в молодости я видел на советской почте. Э-эх, настальджи… Слуга придирчиво осмотрел печать и склонил голову подтверждая готовность документа. Затем эдо Талмар повернулся к гостям и торжественно произнес: – Уважаемые эды, прошу вас засвидетельствовать сею грамоту. – Начали со священника, тот первый встал и подписал, за ним потянулись остальные. Отец своим титулом символизировал исполнительную и законодательную власть, батюшка – религиозную, эдо Влатер представлял военных, а эдо Лист – эдакий научный отдел. Какой интересный суповой набор, подумал я с улыбкой. Прям, всё схвачено и за всё заплачено.

Я заметил, как по боковой дорожке к нам приближается процессия. Впереди шла моя мать за ней служанка с ребенком, а за той еще пара служанок с небольшими корзинками в руках. Отец тоже их заметил и опять повернулся к гостям хлопнул в ладоши привлекая внимание. Уважаемые эды, представляю вам мою дочь – Ханну. – Мама взяла ребёнка, завернутого в белую материю, встала возле отца, и все гости стали по очереди подходить, поздравлять хозяев с пополнением семейства. А ты говорил нет семейных идиллий. Вот, Витя любуйся, чем тебе не идиллия, ясно что напоказ, ясно что традиции такие, лучше такие, чем никаких. Я тоже подошёл, поцеловал сестрёнку в курносый носик и сразу посторонился, так как в конце шёл отец Флорен снимая с шеи золотой священный символ. Он, аккуратно придерживая его у изголовья начал читать молитву, затем его брови удивленно взлетели. Он неверяще уставился на Ханну, затем удивленно и ошарашенно уставился на меня.

Глава 7

В жизни я видел много разных эмоций. В самом начале я их просто констатировал, не понимая и не распознавая. Годы шли и примерно к сорока пяти годам жизни я научился читать людей. Конечно не как профессиональный психолог, но тем не менее… Я прожил в том мире пятьдесят три года и в этом почти полтора, то есть мне должно быть в сумме почти пятьдесят пять. И что? И то! То, что я видел на лице отца Флорен было высшей степенью аху… Кхе-кхе. Простите. В общем священник был не в себе. Он подлетел как сумасшедший, схватил меня за рукав и потащил в сад. Я же не хрена не понимая, как тряпочка семенил за ним, пытаясь хоть, что-то сообразить. Как только мы отошли, Флорен не вы выдержал и его прорвало: Дхар! Дхар! Дхар! – Грязно выругался он. На местном языке словом «дхар» означался «не чистый» или по-нашему – «чёрт». Я это момент я просто стоял и непонимающе «блымал» глазами. Это что же такого могло произойти если священнослужитель от эмоций потерял контроль и помянул не чистого?! – Дхар! – Повторил он, нервно сжимая, разжимая ладони.

– Эдо Флорен, вы можете хоть что-то объяснить?

– Объяснить?! – Выкрикнул тот. – Да-да объяснить! Что тут объяснять?! – Просто орал он. Орал не на грамм не контролируя себя. Бьюсь об заклад – это в первые в его жизни, когда он в таком состоянии. – Она, такая же как ты! Драхмар, понимаешь, она такая же как ты!

– И что? – Недоумевал я. Был один, стало двое, какая разница.

Флорен, глянул на меня как на умалишённого. – А то!!! Во времена суровых перемен, когда мир стоял на грани краха Господь присылал одного праведника! Понимаешь!? Одного! Тут двое! Дхар! Драхмар! – Он даже не видел, как в истерике схватил меня за грудки и начал в припадке трясти как тряпочную куклу. Затем опомнился, резко отпустил. В какой-то момент его безумие улетучилось и он абсолютно спокойным голосом сказал глядя в пустоту. – Представь, что должно произойти с миром если вас прислали двоих гасить будущий пожар. – С этими словами, он быстро развернулся и стремительно пошел на выход из замка. Я, тревожно проводил его взглядом и решил вернутся к гостям, потому что те чувствуя, что происходит что-то не то, бросали в нашу сторону возбужденные взгляды. Отец тоже как-то не добро посматривал в мою сторону. Я приблизился к гостям окруживших эду Авель с ребенком и с улыбкой сообщил:

– Отец Флорен, передает свои наилучшие пожелания и просил сообщить, что в срочном порядке убыл по неотложным делам церкви. Все понимающе закивали, продолжая сюсюкаться с мелкой Ханной и осыпать мать и дочь комплиментами. Я поймал на себе задумчивый взгляд матери. По её подозрительному лицу я понял, что она мне не верит не на грош. И как в воду глядел…

В преддверии ночи в комнату без стука вошла мать. Выгнала из моей постели голых Лею и Таю… . Те едва успели схватить свои вещи и шмыгнули в коридор. Леди Авель, села в кресло на против кровати и властно сказала: – Рассказывай.

– Что рассказывать? – Не понял я.

– Всё! – На её красивом лице проступили нотки гнева. – Что Флорен увидел в Ханне, рассказывай! Что не так с моей дочерью?!

– Да всё так.

– Не ври мне Драхмар! Какие у вас дела со святошей?! Почему он с тобой говорил и ничего не сказал не мне не дею? Что вы замышляете?! Отвечай немедленно, негодник! – С этими словами, она подскочила ко мне и попыталась влепить пощечину. Я перехватил её руку, потом вторую и не отпускал, дожидаясь пока мать успокоится, но та и не собиралась. Она расходилась еще больше и больше, её буквально «колбасило» в припадке гнева, и я еле удерживал её руки.

– Да успокойся же ты! – Она едва не вырвалась, я еле успел снова перехватить руки.

– Что угрожает моей девочке, что вы задумали со старым дураком?!

– Чтооооо? – Я внезапно отпустил её и залился диким хохотом. Та непонимающе уставилась на меня, ошалев от такой резкой перемены. Я хохотал так, что у меня заболел живот и из глаз брызнули слёзы. Минуты три не мог прийти в себя. Смех меня выворачивал на изнанку. Я кое-как успокоился и кое-как смог взять себя в руки, всхлипывая в остаточных припадках смеха, вытирая простыней слезы. Всхлипывая со смеху, я предусмотрительно поднял руку, чтобы мать снова не набросилась на меня в приступе ярости. – Прости, прости. Не нужно меня больше бить, я сдаюсь. Просто задай тот вопрос, на который я смогу ответить, а не это твое «рассказывай всё». Я понятия не имею, что творится в голове у священника. Казалось до нее только сейчас стала доходить логика моих слов.

– Что сказал, отец Флорен? – С нажимом произнесла она.

– Он сказал, что Ханна святая или что-то в этом духе…

– Почему он говорил с тобой?

– Отвечаю. Потому что отец на приеме – официальное лицо и не может бросить гостей, а ты была с Ханной, остальных же это не касается, это дела нашей семьи. – Бессовестно соврал я, но кажется это прокатило…

– Почему он так был возбужден?

– Потому что он предполагает, что приход мир таких людей, предвещает определенные изменения. Кажется, что-то подобное написано в их храмовных книгах. Я же думаю, что отец Флорен обжегшись на молоке дует на воду. – Я как мог смягчил преподаваемую матери информацию.

Та глянула на меня непонимающе и спросила: – Что?