Сейчас P.S. И никого не стало. Книга 3

Когда я оказалась дома, без супер-женщины в белом халате на своём посту, с волшебными уколами, которые помогают, мне показалось, что я умираю. У меня болело всё. Я вся была одна сплошная боль. Я вставала под душ и молилась. Я просила не мучить меня долго и поскорее забрать. А потом, когда я выходила, завернутая в полотенце, я видела себя в зеркале, и мне становилось стыдно. Я давала себе по щекам и кричала: «Соберись, тряпка!». Вода приносила кратковременное облегчение, и только под душем мне было не больно, иногда я стояла так часами. Каждый день.

Волосы отрастали очень медленно, вес отказывался набираться. Я не могла есть. Каждый прием пищи сопровождался ноющей болью после, которая терзала меня часами, в лучшем случае. В худшем – меня рвало, в желудке ничего не задерживалось. Много ночей я провела на полу в ванной, содрогаясь от болезненных спазмов, вытирая слёзы. Жёсткие ограничения, моё тело, которое отказывалось выздоравливать, слабость и неспособность выйти на улицу заставляли меня сопротивляться.

Я опять стала разговаривать с Добрым. Он был мне нужен, как воздух. Я время от времени прокручивала в голове наш разговор при подъёме на Шаман, вспоминала его высказывание, что мы – одно, и, если у меня заканчиваются силы, я всегда могу взять их у него. Сейчас самое время.

– Ну вот, вспоминаю твой день рождения и тот несчастный арбуз, – я сидела на полу туалета, прислонившись в стене, – Я же тогда тебе праздник испортила. А ты такой крутой был, просто сел со мной, пока меня выворачивало, и волосы держал. Ну, знаешь, волос как бы нет, – я провели по ежику волос на автомате, – Но, чувак, я бы не отказалась бы сейчас от твоей компании.

Я невесело рассмеялась. Точно, кукуха поехала – сижу, разговариваю с Добрым, и где-то глубоко внутри жду, что он мне ответит. Хотя бы в моих мыслях. Мне по-прежнему не хватает его. Когда я вижу что-то интересное, когда читаю хорошую книгу, когда делаю новые снимки в новой локации. Каждый раз ловлю себя на том, что хочу поделиться с ним каждой моей эмоцией и каждым моим впечатлением. Мне не хватает разговоров по душам.

– Знаешь, Димка, о чём я мечтаю, вот здесь, на полу, каждый раз, когда мне становится плохо? О сметане! Вкусной, жирной, сливочной сметане. Прикинь! Помнишь, всегда ржал надо мной и моим аппетитом. Так вот, я тебе обещаю, как только я смогу нормально есть, я куплю себе килограмм свежей вкусной сметаны. И съем!

Сейчас я точно могу ответить на вопрос, что кроме разговоров с Добрым давало мне силы в то время. Музыка. Каждое утро у меня начиналось с того, что, открывая глаза, я брала пульт и включали DVD, и комнату заливали звуки «Numb»1 и голос Честера Бенингтона2 из Linkin Park. Я лежала и смотрела в потолок. Но уже под «Breaking my habit»3 я заставляла себя встать с кровати и жить. Благодаря энергетике и звуковым ритмам мне хотелось победить. Мне хотелось вернуться в строй и сделать это как можно быстрее. Честер заставлял меня собраться и двигаться вперёд.

– Привет, дружище, – я достала гитару Доброго из-под кровати.

Аккуратно раскрыв чехол и бережно стряхнув пыль, я провела рукой по корпусу инструмента. Пальцы тут же почувствовали энергетическую вибрацию, как будто я коснулась руки Димы. Позже, сидя на полу и бережно прижимая к себе его гитару, я, перебирая струны, в стиле фингерстайл играла «Numb». Другие песни. Другая я.

В те моменты, когда меня не скучивало болью или, когда я не проводила часы у белого друга, сидя на полу в туалете, я всегда брала гитару. Гитара оставалась моей страстью. Меня приводила в трепет возможность перевести мои эмоции в звуки, которые отражали весь спектр моих чувств. Каждый раз, когда мои пальцы перебирали струны, я представляла себе, что где-то там, наверху, Добрый смотрит на меня и делает то же самое – держит на коленях свою гитару и касается струн своими длинными пальцами, его красивые руки порхают как птицы. Мой мозг выплескивал одно за другим воспоминания, но самое регулярное из них было, как мы сидим на полу, завернувшись в пледы, рядом мигает гирляндами ёлка, мы играем «Hotel California» Eagles в две гитары.

Несколько лет назад.

– Рина, ты слушаешь? – парень тронул её за локоть.

– Ну, и что дальше, – я сопоставляла факты в голове.

– Ты же классно играешь! Ну, тогда на рок фёсте ты вообще зажгла.

– Да ну тебя, я электрогитару второй раз в жизни держала в руках, так, для фона постояла, – возразила я.

– Ну, а байк фёст, «На краю Земли», ну, вы тогда у костра с Мутантом отожгли, Дидюля отдыхает, так Ангела4 сыграли.

– Жень, ты сейчас к чему это всё? – фронтмен рок-группы «Arsenicum» нервничал.

– Ну, типа… Апокалипсис у нас. Очень помощь твоя нужна.

– Ой, 4ля, а я-то думаю, чего это. Ну, говори, – я стукнула музыканта по плечу.

– Варвар в больницу загремел. Надолго. А у нас 7 концертов в начале августа.

– Ну, так выздоровеет ваш Варвар, чего кипишуешь раньше времени.

– Не успеет. Серьезное дело там.

– Так Варвар ударник же, от меня-то чего хочешь?

– У нас ещё Конь ударник, но тогда мы остаемся без гитариста и вокала.

– Да нахера вам такие сложности, найдите ударника на замену, ну Хабаровск пошерстите, Благовещенск, что там ещё.

– Искали, пока не нашли никого, сезон, все заняты. А брать неотработанного ударника это можно сразу концерты отменять.

– Бл4.

– Давай бартер, ты нам помогаешь, а мы тебе съемки тура организуем. Это же круто будет, быть в составе группы и посмотреть изнутри.

– Сколько у нас времени?

– Месяц.

– Дай мне ваш стандартный репертуар, видео с выступлений, аудио, что у вас ещё есть. Я подумаю.

– Рин, времени в обрез.

– Сутки. Дай мне сутки.

Я понимала, что Женя хитрит. Да, найти хорошего ударника в разгар сезона тяжело, но можно же найти гитариста на замену Коню. Но это вариант они даже не рассматривали. Им нужна я.

Я постоянно совершенствовала свои навыки, посещала мастер-классы, фестивали, поддерживала общение с известными рок-группами города, иногда приходила к ним на репетиции.

Я позвонила директору моего телеканала и сделала предложение, от которого он не мог отказаться.

Через два дня начались репетиции, я взяла дополнительные занятия по вокалу. Конь помогал мне со своими партиями, он очень переживал за звучание, но в целом был доволен, что его гитара попала в надёжные руки.

Через четыре недели я стояла с гитарой на сцене, предварительно выпив коктейль из валерьянки, настойки пиона и пустырника. Гремучая тормозная смесь. Сердце предательски колотилось о рёбра как у зайца, от страха у меня вспотели ладошки. А потом моя рука коснулась струн, я улыбнулась, представив Доброго с гитарой, и полностью растворилась в жесткой тяжелой музыке.

Позже, расслабившись, я без остатка отдалась энергетике, исходившей от людей. Низким хриплым контральто вторым голосом я с Женей Лосем исполнила два хита рок-группы «Arsenicum».

Постепенно с каждой следующей песней, с каждым ударом по струнам, растворялась в небытие маленькая закомплексованная девочка Рина, которая боялась выступать на публике и падала в обморок на сцене.

Девушка с гитарой в рок-группе это всегда любовь и фанаты. Лучше бы меня приняли, только если б я сидела за барабанной установкой.

С собой у меня была профессиональное оборудование, а Лось под моим чутким руководством выполнял роль видео оператора, на концертах или репетициях его сменяет менеджер.

Так родился проект «Взгляд изнутри», и тур с рок-группой «Arsenicum» подарил новому проекту два первых выпуска.

Я стояла на сцене, а в кармане косухи у меня лежало фото Доброго, который был со мной вместе и не оставлял меня ни на секунду.

Теория шести рукопожатий заключается в том, что каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.

В этом что-то есть. Так или иначе, почти через месяц после моего возвращения домой раздался звонок с незнакомого номера, и я ответила.

Это был Злой. Вот так просто. Я не сразу узнала его голос, уж очень давно мы не разговаривали, но всё же это был он. Я не слышала о нём десять лет.

Пока я была в реанимации, мои друзья по работе через социальные сети объявили сбор крови, в которой я так сильно нуждалась в тот момент. И среди тех людей, которые видели этот крик о помощи в социальной сети, оказался тот человек, который знает Саню и меня.

Звонок. Это был он. Где номер взял?

– Малая, это Злой, Саня Злой, помнишь такого?

– Злой… – повисла пауза, я с трудом выдавливала из себя слова, – Привет.

– Я прилетаю 31-го. Послезавтра буду у тебя. Ты там же, на Уборевича? Тебе что-нибудь нужно?

Что ж, это вполне в его духе. Ни одного лишнего вопроса – замужем, можно тебя увидеть, с кем ты живешь? Буду тогда-то, жди.

Длинные гудки.

Я разревелась. Не знаю, почему. Возможно, боль носила накопительный эффект, возможно, посттравматический стресс накрывает не сразу. Но я впервые плакала не из-за того, что у моего тела что-то болит, а из-за того, что болела моя душа. Я не позволила себе расслабиться и пожалеть себя ни на секунду как пришла в себя в реанимации. Я зажала в себя в кулак и как мантру повторяла каждый день – я хочу выздороветь, я хочу, чтобы это поскорее осталось в прошлом.

И вот сейчас мне захотелось уткнуться в плечо Сани и плакать. Потому что мне больно. Потому что мне страшно. Потому что с ним не надо притворяться сильной, потому что с ним я могу плакать, и мне не унизительно его сочувствие. Мы не виделись много лет, кажется, целую жизнь. В грудине под ребрами опять начало ныть, и мне стало не хватать воздуха.

Он позвонил мне утром 31-го. Сказал, что он уже в аэропорту Кневичи, едет ко мне. Я закончила разговор и побрела в душ.

Я не знаю того мужчину, который спешит ко мне. Я смутно помню, как он выглядел тогда, и уж тем более не узнаю его сейчас. Я начала переживать, что я совсем его не узнаю, потому что он стал чужим.

А ещё через час я дрожащими руками открывала ему дверь.

– Малая…

– Не надо. Не называй меня так. Теперь я Добрая. Проходи, –я отошла, приглашая его вовнутрь.

На пороге стоял человек-гора. Высокий качок с мощной грудной клеткой и огромными руками, с короткой стрижкой. На меня смотрели Злые карие глаза, взгляд был колючий и изучающий. А потом вдруг взгляд потеплел, заискрился, он шагнул в квартиру, выдохнул «варяг» и притянул меня к себе, крепко сжал в объятиях, как будто хотел переломать мне все кости – он меня узнал.