– Какие собаки?
– Разные, много разных, целая стая. Я спускалась по тропе утром на ровную тундру, и там были собаки и яранга оленеводов. А еще там был снег. – Мария замолчала.
Коряк вытряхнул из пачки еще одну сигарету и тоже закурил, присел рядом.
– Внизу тут речка глубокая, брода нет, и тропы никакой нет. Ты, наверное, видела нижний мир.
– Какой мир?
Коряк глубоко затянулся.
– У человека есть две души. Одна уходит к верхним людям, – он ткнул пальцем в небо, – вторая – в нижний мир. Когда человека сжигают на похоронном костре. Тебя не сжигали, как ты попала в нижний мир?
– Не знаю. А при чем тут собаки?
– На входе в нижний мир человека встречают собаки, им надо понравиться, ты им понравилась?
– Наверное, да, одна лизнула мне руку.
Коряк помолчал немного и задал еще один вопрос:
– Кого еще ты там видела?
– Мужчину, высокого, в накидке из вороньих перьев, и маленькую женщину.
– Куткынняку и жена его Миты. Ты понравилась Куткынняку, потому и попала в нижний мир и вернулась. Он и меня к тебе привел, через мухоморных людей весточку передал.
– Кто такой Куткынняку?
– Ворон Кутха, самый первый шаман.
Что-то такое было про Кутху, в каждой второй сувенирке в городе продавались фигурки ворона, вырезанные из пахучего дерева, моржовой и мамонтовой кости. Ворон, большой черный ворон, чертивший круги над ее головой.
Коряк докурил, убрал окурок в спичечную коробку и встал.
– Время идти.
– Далеко?
– Нет, час пешком. – Он посмотрел на нее и уточнил: – Скорее, пару часов. Точно не хочешь мухоморов?
– Точно.
– Ну, как хочешь.
Мария поднялась на ноги, начала и почти сразу бросила отряхивать одежду от кусочков коры, веточек и прочего сора. Ее пошатывало, и долбил тремор, как с тяжелого похмелья, мешая мелкой моторике. Зато почти не было холодно, вновь накатившая тошнота постепенно отпускала тоже.
– Меня зовут Мария.
– Алексей, – коряк протянул ей руку.
Лагерь был разбит вокруг домика оленеводов, кривого, вросшего в землю и обитого с одного бока листами гудрона. Чернели две массивные туши замерших вездеходов, дымил полупогасший костер. Начпартии Кристина Олеговна, непривычно трезвая, с застывшим на лице следом суточного стресса, вышла, почти выбежала им навстречу, широким жестом раскидывая в стороны руки.
– Мария! Слава богу! Алексей, спасибо, что нашли ее!
Она обняла Марию, крепко стиснула. Коряк кивнул и нырнул в низкую дверь домика.
– Катя, отведи ее в палатку и налей чаю! – Из-под ближайшего полога выглянула встрепанная студентка с двумя косичками. – И завари кукси! Скажи дяде Коле топить баню. Побежала звонить в город! Хоть бы вертолет не вылетел, если вылетел, вычтем из твоей зарплаты! И родственников твоих многочисленных успокоить надо, чуть не съели они меня… – последние слова она выкрикнула уже на бегу, спеша к своей, самой дальней в лагере, палатке.
– А где остальные? – Мария обернулась к Кате.
– Прочесывают квадратами, уже второй день, скоро вернутся. Мы с прибрежки сегодня примчались, когда с базового лагеря позвонили, по спутнику, карат через скалы не пробивает. Где ты была?
– Потерялась. – Мария тяжело оперлась на Катино плечо. – А кто из родственников меня искал?
– Ой, куча народу звонила, даже дядя твой троюродный, как его… – Катя молчала сосредоточенно, но недолго. – Не помню, какое-то редкое имя.
– Наверное, Нико. – Мария улыбнулась и добавила еле слышно: – Рыжий Нико.
Едва теплый чай, раскаленный дошик в покрытой непривычными японскими иероглифами упаковке. Корякская баня, где, присев на корточки, опасаясь задеть раскаленные камни, она опрокидывала на себя ковш за ковшом горячую воду. Вареная кижучья голова, лопающиеся на зубах шарики перестоявшей гостевой икры. И спирт, много спирта, и никаких вопросов, и теплый спальник, и сон.
Мария выползла из палатки одной из первых, на рассвете. Накинула куртку поверх энцефалитки. Зеленая титановая кружка Icepeak звякнула зубной щеткой. Снаружи было пронзительно холодно, и рассвет впервые за много дней не был фикцией. Унылые лошади облизывали с травы сияющие морозные блестки, под умелыми руками егеря дяди Коли занимался костер. Сам он делал утреннюю зарядку, наклонился до самой земли и, разгибаясь, широко развел в стороны руки в приветствии: «Доброе утро, солнышко!» В густом кедраче возился радостный пес, гоняя мелких суетных птиц.
Мария спустилась к реке, разбила пяткой намерзший ледок и потянулась подальше, туда, где холодная вода омывала прилепившиеся к гальке домики ручейников. Она зачерпнула горсть и ополоснула лицо, поставила кружку на хрупкий ледовый навес, он выдержал, достала зубную щетку. Кусты на той стороне реки затрещали, совсем близко, метрах в пяти от нее, из зарослей почти полностью облетевшей лозы высунулась голова. Медведь медленно вышел на берег. Мария на автомате отложила зубную щетку, чашка звякнула, ледок под ней треснул, и титановый цилиндр заскакал вниз по течению. Медведь остановился и посмотрел на Марию в упор. Она выпрямилась, оказавшись одной ногой в воде, ледяной поток сразу наполнил трекинговый ботинок. Мария этого не замечала, она смотрела прямо в непроницаемую медвежью морду. Охотники говорят, что по выражению морды зверя всегда можно отгадать его намерения. И это действительно так, если имеешь дело с волком или кабаном. С медведями все иначе, у медведей нет даже общих для вида повадок, они непредсказуемы. Мария с удивлением поняла, что мысли ее во второй раз идут по тому же кругу. Медведи индивидуальны, как люди. Морда зверя вдруг перестала казаться ей непроницаемой – удивление, узнавание и усмешка? Мария улыбнулась и кивнула, медведь развернулся и неторопливо пошел вверх по течению, Мария простояла на месте еще несколько минут, пока крупный медвежий зад не скрылся за поворотом реки. Потом медленно отступила назад и огляделась, зеленый бок кружки отблескивал всего в нескольких метрах, складная ручка прочно зацепилась за вмерзшую в лед палку.
– Ты как это умудрилась полный ботинок воды набрать, непутевая? – Дядя Коля закончил свою зарядку и теперь сидел возле костра и дымил.
– Там лед намерз, вот и провалилась. – Мария наконец расшнуровала трек и вылила из него воду, стянула мокрый носок и расположила ногу у самого огня. Тепло пощекотало пальцы, дым, переменившись, пошел в ее сторону, защипало в глазах.
– Курить хочешь?
– Хочу, конечно, вы еще спрашиваете.
– Бери. – Дядя Саша протянул ей пачку.
– Запишите в мой долг.
– Так бери, – он тряхнул протянутой рукой, – только живее, пока не видит никто.
– Спасибо. – Мария аккуратно затянулась, перерывы между сигаретами становились все дольше, а табак все хуже, на этот раз – красный Marlboro. Получше «Оптимы», однозначно, но горло все равно дерет, как будто она курит впервые.
Вода в кане забурлила, и дядя Коля снял его с огня, бросил целую пригоршню заварки, с силой размахнувшись, как принято у бывалых походников.
– Чай готов! – закричал на весь лагерь.
– Чего орешь! – Лохматая голова Лени-вездеходчика высунулась из кунга, пахнуло солярой.
– Переобуться не хочешь?
– Нет, мне и так хорошо.
Мария широким картинным жестом задрала лицо к небу, выпустила дым от последней затяжки. Ей и вправду было хорошо и совсем не страшно.
Аня
хлеб в виневодяной молчалив он сидит на днеуходящий уходита бог пока остаетсяОт картошки Аня почти улизнула, бабушка поймала ее вылезающей из окна гостевой комнаты, там прыгать ниже всего и растет только ревень, ничего не потопчешь. Пришлось собирать жука аж до самого обеда, отрывать от обгрызенных картофельных листов цеплючие лапки и давить пальцами личинки. В обед, когда солнце стало ощутимо греть даже сквозь панаму, всех жуков слили в бочку и, покрыв радужной бензинной пленкой, сожгли.
Слушая треск горящих жуков, Аня думала о том, что бояться неизвестного легко и не так страшно. Вспоминала, как вчера наперебой спорили мальчишки, описывая водяного то зеленой обезьяной с длинными лапами, то большой лягушкой с красными глазами. Рассказывали сказку о холодном упыре, который живет на самом дне бочага. Днем он спит, зарывшись в жирный речной ил, а ночью выходит из воды, чтобы пить людскую кровь, питаясь чужим теплом и обращая горячую алую и соленую влагу в стылую сладковатую жижу, полупрозрачную, голубую, мерцающую в лунном свете и чернеющую под первыми лучами солнца. Кто эту кровь добудет, тот сможет сварить приворотное зелье или зелье смертное, так говорила бабушка Нюра, чужая, съеженная и дурно пахнущая старушка из дома на самом краю оврага. К ней совсем никто не приезжал, не было у нее ни детей, ни внуков, и в деревне говорили, что она ведьма. Все девчонки ее боялись, взрослые стращали, кто из девок будет с ней рядом, когда старая помрет, тот силу ведовскую получит, и с ней проклятие, тому до самой смерти свободы не знать и покоя, мужа не иметь, детей не иметь и порог церкви не переступить, так-то.
Но к ней ходили, у нее клубники много было, малины, и она детям собирать разрешала, просто так, а еще у нее было пианино. Очень старое, оно все еще играло, хоть и плохо, хрипло и не в ноты, так, что по телу бежали мурашки, а волоски на руках вставали дыбом. И все же бабушка Нюра была ведьма не настоящая, точнее, вообще не ведьма. Была в деревне и другая бабушка, настоящая, хотя и не ведьма тоже.
Встретились на мостках уже ночью, повылазили из окошек, кому лестницу приставлять пришлось, а кому повезло, под окном гора песка навалена, не речного, желтого и грязноватого, пачкающего руки, а настоящего, карьерного, крупного и белого, великая ценность. Сидели долго, замерзли все, комары начали заедать, мошка, налетая тучами, выгрызала кусочки кожи, заставляя чесать покрасневшие руки. Сидели долго, уже и истории закончились, по второму кругу рассказали про лешего и поляну его особую, где он днем спит, прикинувшись корявым пнем, про домовых поговорили, у кого какой, над кем ночью он бдит, проснешься, глаза откроешь, а он стоит и смотрит, и так каждую ночь, пока не нальешь молока кружку, рюмочку вина и конфету сверху не положишь, самую лучшую, шоколадную, «Цитрон» или «Полет». Сидели, пока не шурхнуло в камышах, раз и еще раз, все замолкли, и ребята, и лягушки, казалось, даже комариный писк утих. Шурхнуло ближе, потом плюхнуло, заворочалось внизу, под мостками. Все подорвались мгновенно, не сговариваясь, побежали вместе, кучей, карабкаясь по склону.
Трава мокрая и скользкая, лишь бы вниз не покатиться, ждать никто не будет, а спасать и подавно, лежать тебе на речном илистом дне в цепких лапах водяного, пока твой холодный, пропахший тиной труп не поймают в свои сети рыбаки. И мама не узнает, что водяной забрал, будет говорить, убежала ночью купаться, не выплыла, утопла.
Конец склона уже совсем, вот-вот, близко, сзади хлюпает и шаркает что-то, кто-то, звонко прихлопывают ласты по мокрой траве, подвывает еще так жалобно, тоненько, совсем как тоскливая птица, которая ночью кричит в ольшанике. Бежать и не останавливаться, до самой деревни, до старого хлева за кирпичным домом, туда всем вместе набиться и сидеть, запершись, вдыхать слабый, еле ощутимый за давностью коровий дух и молиться, также всем вместе, не стесняясь, и домового просить и дворового, на разные лады.
Долго сидели, час, наверное, сначала молились, потом молчали и только спрашивали друг у друга:
– Ушел?
– Ушел?
Потом уже отпустило, сердце успокоилось, перестали трястись руки, прошла противная сосущая тошнота в желудке, и тогда стали говорить:
– Водяной, он же далеко от воды не уходит, долго без нее не может, у него же жабры, как у рыбины…
– Тут в деревне собаки, а он их ох как боится…
– И домовой со своей территории кого хочешь прогонит, и дворовой еще…
И только Аня сидела и помалкивала, как баба Аля велела.
Нет, знать наверняка в сто раз страшнее, отчетливо видеть крупные влажные глаза-блюдца, подернутые мутноватой пленкой, как у мертвого карпа, и такую же тусклую чешую цвета пыльных пивных бутылок, цвета стеклышек, обмытых речной водой, слышать хлюпающий шорох широких ласт и чуять сладковатый тинный дух. И ведь ничего никому не расскажешь, и про то, что домового в той старой развалюхе давно нет и быть не может, когда уже лет двадцать она пустует, и дворового там нет тем более. Последний дворовой в деревне остался у бабы Нюры, она, одна из немногих, держала скотину и жила в старом довоенном доме. Там на чердаке они с мальчишками однажды нашли настоящий порох, и мальчишек вроде как даже выпороли, когда поймали за сооружением огневой дорожки. По крайней мере, они так сказали, Ане было странно думать, что детей можно бить. Анина мама, по ее собственным словам, руководствовалась новейшими методиками воспитания и была против телесных наказаний. Аня точно ничего не знала о новейших методиках, проводя почти все время с бабушкой. Летом они снимали у деревенской семьи часть дома с собственным входом, что было очень кстати, не приходилось лишний раз встречаться с соседскими девчонками.
Вчера водяного караулить собралась настоящая ватага, почти все деревенские ребята и некоторые девчонки, самые смелые. Аня никак не могла не прийти, хотя затея была глупая, и теперь было немножко стыдно. Ладно мальчишки предложили водяного караулить, они бестолковые, но она-то по-боле их знает, ей баба Аля сто раз говорила: не играть с нечистью почем зря, а с водяным так особенно.
Баба Аля была настоящей бабушкой. Она жила в одном из древних деревянных домов с рюшечками на пенящихся шелушащейся белой краской окнах и высоким крыльцом. Во дворе у нее, кроме пионов и дельфиниума, росли ноготки, календула, мать-и-мачеха, крапива и даже сорные одуванчики. В сенях были развешаны пахучие пуки, связки, мешки и мешочки, баба Аля удивительно легко отличала их в полутьме, на ощупь, по запаху, и учила этому Аню. Точнее, Аня училась сама. В начале лета ей удалось улизнуть, когда бабушка утарахтела в город с дядей Вовой, и они с бабой Алей отправились в настоящий поход за травами. В ближний лес, на ближнее поле, недалеко и ненадолго, были дома еще до заката, но в тот день Аня впервые почувствовала это. Тогда она называла это волшебство – возможно, не лучшее слово. Потом, много лет спустя, уже став взрослой, почти старой, она назвала это Богом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги