Книга Из бабочки в гусеницу - читать онлайн бесплатно, автор Галина Григорьевна Черненко. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Из бабочки в гусеницу
Из бабочки в гусеницу
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Из бабочки в гусеницу

После того, как я огляделась и освоилась, я наконец то решила заняться собой и посмотрела на себя. Я лежала справа от двери, рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой стоял поильник и лежал градусник. Лежала я на спине, простынь была натянута по самое горло, руки лежали сверху простыни, неудобная поза. Сейчас бы повернуться на бочок, принять позу зародыша и заснуть! Но мозг тут же напомнил, что у меня перелом таза, и ворочаться мне нельзя, в этот момент я до конца вернулась в реальность.

В ногах, прикрученная к головке кровати, стояла держалка, которая удерживала бутылку, от которой по трубочке какая то жидкость поступала мне в пах. Но это мне объяснили позже, а сейчас я тупо рассматривала неизвестную конструкцию и осознавала, как себя чувствую. Боли не было от слова совсем. Не болело ничего, даже спина. Я попробовала пошевелить ногами. Правая шевелилась медленно , с пробуксовкой, зато левая исполняла все мои желания, без боли и , и это было удивительно. Но я тогда подумала, что это заслуга наших медиков, самых умных и талантливых.

Хрупкую тишину, разорвал резкий звук и крик, женский крик. Это было так неожиданно, что я не поняла, кто кричит и откуда кричит, и что это за резкие звуки раздаются в тишине. Когда пошёл повтор, я поняла, что кричит женщина, которая схватилась за головку кровати, резко села, и теперь, сидя, раскачивает себя и кровать,и в это же время кричит какую то странную фразу:"Мужики, дайте закурить!". Процесс со стуком кровати и с криком длился минуты три, это разбудило всех, и тех кто просто спал, и тех, кто отходил от наркоза. Все открыли глаза и наблюдали за происходящим, тем более, что не все мы осознавали, что происходит.

В этот момент зажегся свет и в палату зашли мужчина и женщина, врач и сестра. Они зафиксировали буйную, поставили ей укол и присели рядом. Через пару минут женщина успокоилась и засопела, и они пошли вдоль коек, расспрашивать нас о самочувствии. Когда они подошли ко мне, я поняла, что они очень удивлены тем, что я в сознании, спросили о самочувствии, смерили температуру, заставили пить. Я не хотела не пить ни есть, но врачей надо было слушать, и я стала тянуть из носика поильника жидкость. Компот! Мамин компот из кураги! Его я могла отличить, даже если бы мне предложили попробовать тысячу напитков!

Значит она здесь была? Я впервые с тех пор как лежала под мостом вспомнила про маму! Я ещё сама не до конца понимала, что со мной произошло, но как это пережила мама? Ведь я у неё единственная поздняя дочь! В этот момент я поняла, что меня укололи и раздумья мои на какое то время прервались.

Жизнь в реанимации быстро стала привычной, я различала звуки, походки, я даже стала различать кто как стонет и кто как дышит, в общем я влилась в наш немногочисленный коллектив битых и грабленных, которым подарили жизнь. Мы ещё все были живы, поломанные, разорванные, искалеченные, но мы дышали, разговаривали, желали друг другу доброго утра. Мы знали диагнозы друг друга и динамику выздоровления, не запоминала я только имена, я считала это бессмысленным.

Почему? Потому что даже здесь, в этой преисподней, куда мы прорвались сквозь тернии, нас сортировали, отбирали, и каждый день был вариант расстаться с этим светом, раз и навсегда. Каждый день кто то покидал нас, почему? Меня всегда интересовал этот вопрос. Почему человек выжил, его откачали, собрали, привезли в реанимацию, он дышит, и живёт, и вроде все стало налаживаться, и вдруг раз, и все, выключили лампочку? И вот потухли глаза, кожа стала серой, и нет больше человека, осталось тело, неподвижное и застывшее.

Ещё хочу вспомнить ветеранов советской медицины, это шприцы и иголки. Помните, их ещё кипятили в таких металлических ванночках? Сколько уколов делали одним шприцом, пока он не лопался при кипячении или не разбивался при падении. А иголки? Вот это точно, тупые и ещё тупее. Иголки то не бились, только гнулись, но их разгибали и эксплуатировали дальше. Что можно было чувствовать, когда в тебя втыкали такую иголку? Страх и боль, меня просто плющило, когда ко мне приближалась медсестра, хотя укол всегда нёс облегчение. Иголка, тупая от частой работы вгрызалась в мою кожу, а не входила, мягко и стремительно. И к моей хронической боли прибавлялась ещё эта мелкая и частая боль, которая делала меня совсем несчастной.

Ещё в этой реанимации было сюрпризное или необдуманное расположение. Она располагалась посредине, вернее между. Между операционной и курилкой. Самая малочисленная операционная бригада в то время, в той больнице состояла из четырёх человек, а самая многочисленная из одиннадцати, я сама считала, у меня было достаточно времени. Так вот, больница дежурила через день, значит через день работала и операционная. Она начинала работать с 8 утра, и целые сутки она напряжённо спасала всех, и только следующим утром работа затихала.

Так о чем я? О том ,что после операции все хирурги, травматологи, сестры, санитарки, анестезиологи шли курить, всем коллективом, через реанимацию, а потом обратно. А зданию, где располагалась больница было лет сорок, поэтому реанимация просто паралитично тряслась, когда врачи проходили туда обратно, а вместе с реанимацией тряслись наши койки и мы на койках.

Пока шла операция все было тихо, потом снова шествие туда обратно, и так целые сутки. А мы от этого просыпалась, возбуждались, дергались, и просто находились в вечном стрессе. Мне повезло , меня кололи через 4 часа, поэтому я была в постоянном наркозе, но даже меня это напрягало, хотелось тишины и покоя. И мы этим наслаждались сутки, через сутки.

Вот такая жизнь наступила у меня, а я находясь постоянно под влиянием медикаментов, даже не понимала, что я пережила, что со мной случилось, что будет дальше. Хотя иногда наступало просветление, и я пыталась выяснить свой диагноз, свое состояние, но скорее всего я боялась узнать правду, поэтому не столько искала её, сколько бегала от неё, от этой правды. Но рано или поздно это все равно станет явным, сколько времени еще мне оставалось быть в неведении?

Каждое утро здесь начиналось с суеты, ну а как по другому, это же больница. Сначала появлялись звуки, голоса, потом загорались лампы дневного света, потом шли сестры с градусниками. Это начинались обыкновенные будни травмотологии, коляски, носилки, каталки, капельницы, перевязки, обходы.... Я во взрослом виде никогда не лежала в больнице, поэтому все это для меня было, как новостная лента, по крайней мере первые три дня, после того, как я пришла в себя. А когда я пришла в себя я почему то была уверена, что со мной все хорошо, что я быстро выздоровлю, и быстро вернусь в ту, старую жизнь. Хотя в то утро, когда я очнулась, я не знала о себе ничего, ни того, какой диагноз, ни какое сегодня число, ни какой месяц,ни того, сколько дней я была без сознания.

Первый мой осознанный медицинский обход был для меня настолько интересным, что я превратилась в глаза и уши. Группа врачей и сестёр, численностью человек десять переходила от кровати к кровати, я с интересом слушала чужие диагнозы и назначения, узнавала, сколько лежат здесь мои соседи, и какие прогнозы. Но почему то когда врачи подошли ко мне , мой мозг выключил мои уши и я не услышала слова "ампутация", хотя оно должно было прозвучать, это был мой диагноз. Так мой мозг берег меня от стресса и срыва, он хотел, чтобы я хоть немного восстановилась для того, чтобы пережить это.

Но у меня был вопрос который меня волновал. Я точно знала, что у меня перелом таза, я берегла себя, я лежала на спине, а мой позвоночник проседал, и с каждым днем я это чувствовала больше и больше, поэтому и спросила у всей этой медицинской толпы, какие нибудь прогнозы насчёт моего таза и позвоночника есть? Мне никто не ответил. Сейчас то я понимаю почему. Мзои врачи не очень были уверены в том, что я вообще выживу, я находилась на грани, вроде выкарабкалась, но потеря крови огромная, из за этого ресурсов у организма не осталось, восстановление идёт медленно, и не очень уверенно. А зачем заморачиваться на сломанной опе, если пациенту осталось жить даже не два , а до ближайшего понедельника? Трупам не нужны целые кости таза.

После обхода последовала перевязка, и проводила её не медсестра, а врач-травмотолог. Я тогда ещё не знала, что если перевязку делает врач, то это тяжёлая перевязка, с возможными осложнениями. Но даже лёжа на спине, и не видя ничего я понимала, что происходит что то загадочное, правую ногу, которой я упиралась в рельсы, перевязывали сверху донизу, а левую, которую должны были перевязывать сверху донизу бинтуют в одном месте. Сейчас я не помню, виден ли был мне процесс перевязки или нет, но понимаю, что если бы я захотела это увидеть, то увидела бы, я не хотела знать о том, что я стала безногой, и постоянно убегала от этой информации, заменяя её какими то бессмысленным вопросами. Мой мир в тот момент был искажен, для моего же блага.

А после обеда пришла мама!!!! Господи, как же я по ней соскучилась! Сколько же дней я её не видела? Целую вечность! Мама, человек, который мог вытянуть меня из любого д@рьма, я свято в это верила, поэтому настроение моё кардинально изменилось! Я не видела, что у неё со щёк сошёл румянец, что её глаза провалились , нос стал острым, что даже грудь, мамино достояние, опала, она просто за несколько дней очень похудела. Я всего этого не видела! Да и зачем , я даже не знала, что со мной произошло, и свято верила в то, что 8 марта выйду на работу! Хотя врачи не были уверены в том, что я вообще выживу. Я помню, как я тарахтела, не переставая, рассказывая, как у меня все хорошо, как меня на днях выпишут, а она сидела и молча смотрела на меня, без слез, без истерики. А я бы на её месте просто билась в конвульсиях . Ведь мама знала то, чего не знала я, врачи донесли до неё и диагноз и последствия, и то в какой точке невозврата я сейчас нахожусь. А она сидела передо мной, кивала головой, и держала лицо, лицо она держать умела. А кроме этого она не перебивала меня и не разочаровывала, она была мудрой, и не хотела отбирать у меня последнюю надежду.

Мама ушла, не знаю в каком настроении, ведь она впервые увидела меня после расставания, не знаю, сколько дней прошло с того момента. А зрелище было не для слабонервных, сейчас я опишу себя с чужих слов. Представьте, что из высокой, красивой, белокожей, румяной девочки выпустили всю кровь. Девочка стала весить не 69, а 45 килограммов, кожа стала не белой, а серой, глаза провалились. Голову, из которой несколько дней назад бежала кровь зашили и забинтовали, но кровь вытирать никто не стал, а зачем, все равно умрёт, а мёртвым это не важно. Вот эта, красная несколько дней назад кровь, размазанная мной по лицу, свернулась, почернела и так же осталась на лице. В общем моя мама два часа смотрела на полутруп с серой кожей, с провалившимися глазами, с панцирем из свернувшейся крови на лице, и привыкала к тому, что это её дочь.

Мама принесла с собой позитивные эмоции и оставила надежду. Душа моя пела и плясала, я улыбалась всем, нянечкам, медсестрам, соседям по палате. Мне хотелось со всеми поделиться тем, что принесла мне мама, боевым задором. Мир изменился из серого и холодного, он превратился в тёплый и цветной. Реанимация казалась уютным помещением, где все мы почти здоровы и завтра нас выпишут. Я не знаю сколько это продолжалось бы, мой восторг и веселье, но пришла сестра и вколола мерзкой иглой хороший укол, и я в замечательном настроении заснула на несколько часов, а может до утра. Именно с тех пор я знаю, что сон, самый хороший лекарь, если бы я тогда не спала сутками напролёт, я бы не выкарабкалась.

Я очнулась от того, что рядом загромыхал трамвай. Сейчас я думаю, что реанимация окнами выходила на трамвайные пути, и когда мимо шёл трамвай, все стекла в огромных окнах реанимации тарахтели изо всех сил, и на фоне движения многотоного вагона, это было просто неповторимо. Даже было бы неудивительно, если бы от этого звука приходили в себя мёртвые! Ну а я ещё не умерла, поэтому мне было проще прийти в себя, и я пришла, открыла глаза и оглянулась вокруг, вечер. Все вокруг меня тоже были разбужены и очарованы лязгом стёкол, и те, кто мог, тихо начали переговариваться.

Трамвай прошёл, стекла перестали дребезжать, и мы, каждый по своему пытались расслабится и заснуть, но тут открылись двери операционной, и толпа медиков отправилась курить, а к нам, на свободную кровать прикатили ещё одного задохлика. Все мы в один момент поняли, что заснуть нам удастся только в том случае, если люди сегодня не будут падать на рельсы, и прыгать без парашута с высоких этажей. Но этого быть не может. И сегодня НИИТО, Научно исследовательский институт травматологии и ортопедии дежурит и спасает этих экстремалов, а мы терпим хождение медиков.

Пришёл вечерний обход, хоть какая то развлекуха. Мы узнали диагноз новоприбывшего, ампутация правой руки. Буквально за несколько дней, люди попавшие в реанимацию так менялись, что их поведение очень удивляло. Мы, отрезанные от внешнего мира стенами и сном, радовались любой новости, старались увидеть все, что происходило вокруг нас, нам интересна была любая жизнь, своя то затормозила в больничных стенах, а если случалась клиническая смерть, то это был самый интересный фильм длинной минут двадцать, а потом ещё двух часовые рассуждения на тему "А если бы". Это была наша тогдашняя жизнь. Умереть от остановки сердца в этой реанимации было невозможно, всегда находился тот, кто это видел и звал на помощь, и медики всегда заводили это загадочное, сюрпризное сердце.

Обход прошёл, и ушёл, но две медсестры притормозили возле меня. Я вообще была интересным персонажем, так как пришла в себя не более суток назад, вылезла из под поезда, была похожа на жертву концлагеря, но была жива и разговаривала, при чем с удовольствием. Я так же поговорила с этими сёстрами, но я напрягаясь. Потому что этих двух тёток интересовало, сколько раз по мне проехал поезд. Зачем им это? Ногу хотят отнять? И я свято хранила внутри этот секрет, как будто это как то могло повлиять на уже свершившееся. Но я же ещё не знала об этом, да и не хотела знать, и у меня ещё было время побыть счастливой.

Утро пришло вместе с мамой. Сегодня говорила она. А я наверное не слушала, что она говорила, потому что не помню о чем. Мама видимо просто пыталась меня заболтать, а мне это было не нужно, мне было просто хорошо, от того, что рядом была мама. Она кормила меня больничной пшенкой, у меня тогда не было сил даже ложку держать, а меня это почему то не смущало! Потом она заливала в меня компот с курагой, сладкий и холодный. Потом помню, что с маминого пальца слетело обручальное кольцо, и укатилось под кровать. Даже пальцы у неё похудели за несколько дней, но я не хотела ничего видеть и ничего сопоставить, я жила в каком то своём придуманном мире.

Потом был целый реанимационно- травматологический день, я периодически спала, а периодически вязалась к врачам, с вопросом о моем тазе, но ответов не услышала. Но видимо все было не так плохо, раз я не закатывала истерики и не кидала в стенку стеклянные банки, просто принимала ситуацию. Опять же, а что я могла сделать, я даже ложку не могла держать, не говоря уже обо всем остальном. Слова, вот и весь мой инструмент воздействия, но в тот момент он был неэффективен, не знаю почему.

А вечером пришла вечерняя смена и медбрат Коля. Коле было 21, он учился в меде и подрабатывал здесь. Он обошёл реанимацию, прочитал назначения, отметил тех, кто вновь поступил, и решил пообщаться со мной. Их всех тянуло ко мне, что со мной было не так, в тот момент я об этом не задумывалась. Он был молодым и смешливым, рассказал пару анекдотов, последние Иркутские известия и пару смешных случаев в больнице. Честно говоря, мне было не очень смешно,тем более я его первый раз осознанно видела. Фиг его знает, что это за черт и что ему от меня надо.

Рожа у меня от этого ,видимо, была не очень весёлая и он решил меня поддержать. Фраза, произнесенная Колей:"Галя, ну что так киснешь? Медицина у нас продвинутая.Сейчас такие протезы делают, что через полгода танцевать будешь!", ввела меня в стопор. "Какой протез, при чем тут протез, зачем мне протез, мне же собрали ногу?",– спрашивал мой мозг, и не находил ответа на эти вопросы! Мы ещё о чем то разговаривали, шутили, но меня здесь не было, я была в совершенно другой реальности, где не было реанимации, Коли, меня, а был один большой вопрос-ЗАЧЕМ МНЕ ПРОТЕЗ? Коля видимо это понял, поставил мне укол, подождал, когда я усну и ушёл.

Я проснулась глубокой ночью, было тихо, светила кварцевая лампа, мне было достаточно света для того , что я задумала. В палате никого из медиков не было, все мои соседи спали, у них не было важных дел, а у меня было. Я помнила, что у меня сломан таз, так что шевелить и поворачивать его нельзя. Поэтому я привстала на локтях, положила подушку на железную головку кровати и устала. Ну и ладно, полежу. Подкопив сил, я снова привстала на локти и осторожно подтянула свое тело повыше, чтобы можно было лечь на подушку, которую я оперла на головку кровати. Ну вот , приготовления выполнены , можно начинать. Я протянула руку и откинула одеяло. Ну вот и все. Ты это хотела увидеть? Смотри! Да даже если и не хотела, это уже никак не изменишь! Все, что знали все вокруг, глубокой ночью увидела я! У меня была одна нога, от второй ноги ничего не осталось! Мой мир рухнул! Я завыла. Я выла, как волк на луну, мне было все равно кого я разбужу, моя душа разорвалась, я умирала, я не хотела жить. Коля примчался махом и через пять минут я уже спала, мою смерть опять отложили.

Осознание того, что со мной произошло, взорвало мой мир. Как я не старалась, как мой мозг не оберегал меня от этой катастрофы, она все равно произошла. То, что я увидела, было страшным и нереальным, но я же увидела это своими глазами, а если бы захотела, можно было бы все это потрогать. Да, можно было потрогать изуродованную, забинтованную сверху донизу правую ногу и огрызок левой ноги. Только всслушайтесь в это слово, огрызок, обрубок, и это была не только характеристика моей левой ноги, теперь это слово стало характеристикой моей особы.

Остаток ночи превратился в кошмар, я то проваливалась в небытие, то всплывала оттуда и вспоминала, что со мной произошло, и на кого я теперь похожа. Меня разрывал обрушившийся на меня стресс, я не хотела принимать эту действительность, я не хотела принимать себя. Стресс активизировал все мои раны и переломы, и не смотря на то, что Коля поставил мне укол, для того, чтобы вырубить меня, ничего не получилось, я завязла в этом стрессе, я была к этому не готова, у меня не было сил перенести это, я металась по кровати. Меня накрыла боль, и душевная, и физическая, в тот момент я просто была огромным скоплением боли, которое пульсировало, горело, разрывало меня изнутри.

С этой ночи в мою жизнь навсегда вошёл стресс, стресс, который принёс с собой негатив, негатив, который ежечасно увеличивался в геометрической прогрессии. Я теперь ждала укола не как избавления от боли, а как облегчения от этой жизни. Уколоться, и упасть на дно колодца, это про моё тогдашнее состояние. Я не хотела приходить в себя, я не хотела просыпаться по утрам, я не хотела никого видеть. Даже когда приходила мама, я делала вид, что я сплю. Я боялась смотреть в глаза моей прошлой жизни, а мама была оттуда, из моего яркого счастливого прошлого.

Мне было так плохо в тот момент, что я даже ни разу не подумала о том, как чувствует себя моя мать, у которой чуть не умерла единственная дочь! Меня саму в тот момент накрыла такая боль, моя личная, такой силы, что я не могла ей ни противостоять, ни отвернуться от неё, ни даже отодвинуть, хотя бы на чуток. Я просто утопала в этой боли, она жгла меня, раздирала на куски, выкручивала наизнанку, и это только то, что я чувствовала физически. А душа, моя душа была опустошена и выжжена, она тихо и плакала, не надеясь на то, что кто то поможет. Да и кто мог помочь в такой ситуации? Бог? Чем? Послать мне смерть? Но я только на днях у него выпросила жизнь!

Если бы рядом с моей кроватью висело зеркало, и я могла увидеть себя в полной красе, я бы конечно нашла способ расквитаться с этой жизнью! Но я принимала себя кусками, обрубок одной ноги, вторая, забинтованная сверху донизу нога, руки , похудевшие и посеревшие, на которых не было живого места, все, что можно истыкали иголками. Я не могла нигде увидеть своего лица, это бы был контрольный выстрел в голову. Но и не осознавая себя полностью, я понимала, что из девятнадцатилетней королевы красоты, ростом 178 см, длиной ног 97 см, я превратилась в обрубок, забинтованный от макушки до пяток. Как дальше жить, этот вопрос заставлял содрогаться всю мою сущность и кипятил мозг, ответа на него не было.

Теперь утром я просыпалась от боли, потом приходило осознание происшедшего, и меня накрывало с головой этой безысходностью. И горе было тому, кто оказался рядом со мной! Люди потеряли для меня ценность. Уважение , любовь,? А что это? Я сразу начинала искать жертву на которой я отыграюсь. Мне неважно было, кто это будет, санитарка, сестра, врач, у меня была задача выплеснуть свой негатив, и если не получалось словами, в медработников летели подручные средства, поильники, бутылки, тарелки, и даже судна. Боль утраты наделяла меня достаточной для этого силой, а после выплеска своей боли на окружающих, я успокаивалась, давала поставить укол и засыпала. Через три часа все начиналось сначала.

Это был, наверное, самый отвратительный отрезок моей жизни, наполненный до краёв физической болью, костром внутри, который выжигал там начисто все человеческое, чувства, ценности, мечты и надежды, и превращая меня в человеконенавистника. Я ненавидела всех вокруг, все были виноваты в том, что со мной произошло и происходит, я ждала от жизни только д@рьма, да и себя я в тот момент считала д@рьмом. А как по другому, ведь вокруг себя я видела жалость и все. Даже здесь, где лежали одни полумертвые, эти полумертвые сочувствовали мне! Даже им было страшно подумать, что со мной будет! Врачи? Врачи все циники реалисты, они таких, как я видели перевидели, поэтому могли мою дальнейшую жизнь расписать по пунктам. Именно поэтому в глазах этих ангелов с золотыми руками я читала только жалость и безысходность. Как мне было жить во всем этом? А я жила.

Очередное утро началось с очередного д@рьма. А по другому теперь и быть не могло, все вокруг меня превратилось именно в это. Я проснулась, как всегда от боли, но решила послушать себя лучше, чтобы начать наезд на врачей аргументированно. Ну конечно болят ноги, слегка голова, но что то есть ещё, не очень знакомое, и не очень привычное, что это? Мне даже пришлось замереть и замедлить дыхание для того, чтобы узнать, что со мной происходит. Я лежала и не дышала, и мне казалось, что болит все от макушки до пяток. Причём эта боль проснулась видимо вместе со мной, или я проснулась с ней, потому что она с каждой минутой становилась все агрессивнее.

Болела спина, от шеи до копчика, причём это была не совсем боль, а спина просто горела, казалось, что позвоночник раскалился, и перенёс свой жар на всю спину. Осознав боль, я реально поняла и откуда она. Я не знаю, сколько я здесь лежу, пять дней, неделю, но все это время я пролежала на спине. Потому что пока все ждали моей смерти, я берегла свой сломанный таз, потому что верила в свое бессмертие и хотела, не смотря ни на что, выносить и родить детей, хотя бы двоих. О моих желаниях, конечно никто не знал, а о переломе таза, сколько бы я не говорила, слышать никто не хотел.

В общем состояние у меня было мерзкое, боль в спине отвратительная, и я не собиралась держать это в себе. Сегодня я была готова поделиться накопившиеся злостью и претензиями с окружающими. Для начала, я постучала ложкой по стакану, реакции не последовало, ну и слава богу, злость выплеснулась наружу, у меня началась истерика. В тот момент я была очень большим специалистом по истерии, поэтому две медсестры прибежали сразу. Ну а зачем мне медсестры, у меня к ним то нет ни претензий ни вопросов, я продолжала орать и колотить руками по судну, перевернутому вверх дном, как барабан.

Явился дежурный врач, но я понимала, что ему осталось 40 минут смены и я ему неинтересна, самое большое, что он может для меня сделать, это обезболивающий укол. Истерика продолжалась по нарастающей, я не собиралась в этот раз сдаваться, мне нужно было, чтобы что нибудь решили сделать с моим тазом, так как времени было достаточно, а процесс где был, там и остался. Через 15 минут после начала истерики наконец то подтянулись мой лечащий врач и заведующий реанимацией, можно начинать.

Я им в очередной, восемнадцатый раз сообщила, что у меня сломан таз, и я все время лежу на спине, спина от этого болит, а от боли в спине мне плохо. Вопрос моего лечащего врача ввёл меня в ступор:"Откуда ты знаешь, что у тебя таз сломан?". Эй ты, урод, я тебе это объясняла 40 раз, ты меня слушал, или где? Я объясняю ещё один раз, но веры мне почему то нет, видимо думают, что я не в себе. Врач по простому подходит ко мне, и применяет метод научного тыка, поворачивает меня на бок, вот так просто. Тысяча кинжалов одновременно пронзила меня, больница никогда не слышала такого крика, даже на четвёртом этаже зазвенели стекла.