Музей

– По статусу, – заметил Верлибр.

Салтычиха, крупная черноглазая женщина, смерила взглядом директора и уставилась на меня.

– Новенький? Кто?

– К Салтыкову разнорабочим, – сказал Верлибр.

– В понедельник к девяти ко мне! – строго взглянула на меня Салтычиха.

– А вы кто? – спросил я.

Элоиза рассмеялась, а Верлибр крякнул.

Салтычиха обдала всех тяжелым взглядом и вышла.

– Под ней вся хозслужба, – сказала Элоиза.

Я вопрошающе посмотрел на директора, но тот не заметил моего взгляда. «Значит, и в самом деле, вся», – подумал я.

– Вы, я слышал, с высшим образованием? – спросил он задумчиво.

Видимо, я его чем-то заинтересовал.

– Познакомьтесь с нашим начальником охраны, – представил Верлибр коренастого мужчину в пятнистом костюме и черной перевязью на лбу, столкнувшегося в дверях с Салтычихой.

Тот подошел ко мне и, притронувшись к повязке на лбу, сказал:

– Пантелеев. Черный пояс. Там Вова Сергеич пришел, ищет вас.

– Элоиза, проводите товарища, – попросил директор. – Он тут еще плохо ориентируется.

Спустившись по лестнице в подвал, мы ткнулись в закрытую дверь.

– Кто закрыл все двери? – Элоиза рванула на себя дверь и поглядела на отвалившуюся ручку. – Ну и двери!

Я толкнул дверь плечом, она открылась. В коридоре стояла мертвая тишина. Даже шаги наши были не слышны. Дверь в комнату таксидермиста была приоткрыта. Я вошел первым. На меня с верстака прыгнула рысь.

И тут же меня выдернули за руку в коридор.

– За ТэБэ-то так и не расписались! – воскликнула Элоиза, захлопнув дверь. – Пошли, журнал наверху!

В дверь глухо ударилась рысь. Один раз, и вновь наступила мертвая тишина. «Не может быть, – подумал я, – это сквозняк, от сквозняка она свалилась на пол».

– Чую, в этом году останусь без чеснока, – сказала Элоиза. – Еще в мае стал желтеть. У вас как чеснок?

– Как и лук, одни стрелки. Стрелки, стрелки, стрелки… Целый колчан.

– Нету дачи, что ли? А что делаете по выходным?

Я неопределенно пожал плечами.

– А у нас всех дачи есть. Даже у Федула. Но он летом больше на речке торчит, а на зиму запирает ее. А может, уже и спалил, грозился всё. Вовчик тоже свою терпеть не может, это у них с Федулом фамильная черта. Хотя в этом году вроде как собирается отдохнуть на ней. Он больше любит зверей да птиц стрелять или в силки ловить, чтоб не попортить… Живодер!..А чучела лучше у Федула получаются.

– А он разве работает?

– Зимой. А летом шляется по городу и окрестностям. То рыбкой промышляет, а то и для музея зверя или птицу принесет.

– А где Вова Сергеич?

– Как где? В своем кабинете. Распишитесь в журнале. Салтыкова ждать не будем, Салтычиха за него подмахнет. Имеет право. У вас и машины, наверное, нет? – В ее голосе почувствовалось сочувствие.

– Откуда?

Мы взяли журнал и зашли к Салтычихе. Салтычиха приседала на одной ноге, держась рукой за край стола. Потом стала приседать на другой. Она нимало не смутилась.

– Рекомендую! – воскликнула она. – Хорошо разгоняет кровь и дурные мысли! Это вам не геморрой высиживать!

Элоиза блеснула глазами, но ничего не сказала. Изгнав геморрой, Салтычиха расписалась там, куда Элоиза ткнула пальцем. А потом уселась за стол под настольной лампой с желтым абажуром и, нацепив на нос очки, стала вышивать гладью потрепанный вылинявший платок. Ей бы чепец и легкую белизну, а не красноту лицу – получился бы недурной Диккенс!

– Конец прошлого века, – пояснила она непонятно кому. – А я реставратор на полставки. Вот, полюбуйтесь, какие стежки! Лучше, чем было. Правда, плотно?

Элоиза искренне похвалила.

Пришел главный хранитель Скоробогатов. Поинтересовался секретом Салтычихиного мастерства. Хотел помочь ей и загнал иголку в палец. Элоиза щелкнула зажигалкой и прокалила иглу.

– Чтоб не подцепить какую заразу, – сказала она, подмигнув мне.

– У Семаги вот так же вот иголка застряла в щеке, – сказала Салтычиха, – а потом гуляла по всему телу. Беднягу изрезали всего! В сердце поймали.

– Как же так, в сердце?! – содрогнулся Скоробогатов.

– Да, в самом сердце. Патологоанатом поймал.

– Да не слушайте вы ее! – сказала Элоиза. – Это вовсе не Семага был, а Чистоплюев. Он от себореи загнулся.

– А это что такое?

– А я откуда знаю, себорея и себорея, как чума или простатит.

– Теперь полный порядок, – сказал главный хранитель, любуясь почерневшей иглой.

На неделю командирую тебя в женский батальон…

– На неделю командирую тебя в женский батальон, – сказал Салтыков. – К Скоробогатову.

– В женский? – уточнил я.

– Козьма Иванович – администратор. В непосредственное подчинение Шуваловой. Фонды надо подготовить для ремонта. Экспонатов там больше, чем у меня гвоздей.

– У меня большой опыт по части перетаскивания грузов.

– Вот и прекрасно. Где вас Вова Сергеич нашел? Обычно разнорабочие у нас все без исключения потомки Герасима.

– Рабочие, они ведь тоже разные, – возразил я. – Я, например, внук Муму.

– Ступай.

В фондах Элоиза прыгала со стремянки на стремянку, разыскивая что-то на стеллажах.

– Помочь? – спросил я, сдерживая улыбку.

– Да, пожалуйста, – она подозрительно взглянула на меня. – Не могу найти вазочку одну.

– А другую нельзя?

Элоиза рассмеялась. Рассмеялся и я. Впервые за этот год.

– Можно, но не поймут! Выставка китайского фарфора, нужна именно та. После реставрации начальник сунул куда-то. Теперь ищи!

– Какая она?

Элоиза в воздухе нарисовала контуры вазы.

– Глазурованная. Тут синяя, а тут золотая.

Фарфором были забиты все стеллажи. Мне повезло, и я сразу же нашел вазочку. Скорее невзрачная, чем никакая. Элоиза даже пискнула от удовольствия.

– У вас легкая рука! – воскликнула она.

– Да, я пока не таскал ничего. Прислан вот потаскуном к Шуваловой.

Элоиза расхохоталась. Смешливая попалась девушка. Я тоже стал посмеиваться.

– Потаскуном, значит? Ко мне?

– Не знаю, может, и к вам. К Шуваловой.

– Шувалова в музее одна, это я.

– Ничего, если я вас буду продолжать звать Элоизой?

– Ничего, Оцелот.

Я не стал возражать против Оцелота. В мужчине должно быть что-то от дикого зверя, не запах, так хоть имя. Если он, конечно, не администратор.

– Это уникальная вазочка, – Элоиза любовалась ею. – Другой такой даже в Китае нет.

– И как он без нее?

– Вы, как я погляжу, не меньшая язва, чем я? – Элоиза поставила вазочку на тумбочку, где лежали отобранные вазы и статуэтки для выставки.

Я хотел ей сказать, что мы с нею два уникальнейших явления не только в Китае и России, а вообще во всем мире, но тут пожаловал Козьма Иванович.

– Как вам новенький? – обратился он к Элоизе, игнорируя меня взглядом.

Та снисходительно улыбнулась в ответ. Кому она предназначалась, ее снисходительность? Мне показалось, мужчинам вообще.

Я поменял стремянки местами. Скоробогатов с интересом следил за моими манипуляциями. Я потряс их для проверки устойчивости, вздохнул и стал завинчивать ослабленные винты.

– Вы к нам кем поступили? – поинтересовался Козьма Иванович.

– Разнорабочим, – сказал я.

– Вот и таскайте, разнорабочий! Шувалова, покажите ему, что надо делать. И побыстрей, сколько можно возиться с этим фарфором?

Скоробогатов вышел.

– Сволочь, – бросила Элоиза.

«Тебе виднее», – подумал я.

– Может, вы еще одну штучку найдете? Начальник сунул куда-то.

– Для маленькой девочки я обязательно найду маленькую штучку.

– Она большая, – вздохнула Элоиза. – Фарфоровая ваза, простенькая, но уникальная. Бисквит, стояла всю жизнь вот там, как урна. Начальник, может, забрал. Зачем? Второй день ищу.

– Ну и спросите у него. Может, он знает.

– Шутите? Он же администратор! Ему не до конкретных мелочей, где они лежат и как называются. Его мечта – работать в мэрии, вот там фонды! А тут…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.