Горькая полынь моей памяти
Постучал несколько раз, дверь явно была отворена, но никто не отзывался. Дамир сделал шаг в дом, замирая на входе. Типичная прихожая, называемая по-простому «сени», была захламлена какой-то старой посудой, ветошью, обувью. В углу валялись босоножки Эли, их Дамир запомнил, когда разглядывал пальцы ног синеглазой, второй палец у неё был длиннее большого, так называемый «палец Мортона». Говорили, такая женщина будет управлять мужем. Интересно, получилось бы у Эли управлять Дамиром?..
Открыл дверь из сеней в дом, слева, сразу у входа – фанерная пристройка, даже обоями не обклеена, внутри короба подобие кухни – газовая плита, разделочный стол, обеденный. Напротив входа – печка, как памятник прошлому, газовое отопление провели в Поповку относительно недавно. Коттеджи построили раньше, и по изначальному проекту топились они дровами или углём, кто как приспособится. У печи стоял стол, за ним, на косом стуле, сидел мужичок – какой-то худой, высокий и нескладный, наполовину седой, с глубокими морщинами у рта и на лбу.
– Чего надо? – мужик посмотрел мутным взглядом на Дамира. Было ясно, что он сильно пьян, вряд ли вспомнит, что вообще кто-то приходил.
– Эля дома? – почему-то поздороваться Дамир не посчитал нужным, а мужик не придал значения.
– Спит Эля после дежурства, в зале, – Дамиру махнули в сторону одного-единственного проёма, ведущего внутрь дома, и равнодушно отвернулись.
Дамир прошёл всего три шага, одёрнув шторы вместо двери, остановился, осматриваясь. Нехитрый быт, Дамир встречал такой у некоторых сельских приятелей, он никогда не чурался бедности, друзей выбирал не по финансам. Простенькая мебель, металлическая кровать середины двадцатого века, эби спала на такой и никак не соглашалась менять на любую другую. На спинке стула висело несколько платьиц, на подоконнике стояли духи, валялась какая-то косметика, нехитрый женский скарб. На столе стопкой – книжки, вперемежку художественная литература и учебники, тут же половина шоколадки с миндалём, выделяющаяся яркой обёрткой в унылом царстве, и недопитая кружка молока.
А Эля лежала на кровати, той самой, металлической, на боку, обняв подушку в белой наволочке. В цветастом сарафане, с разрезом выше середины бедра – во сне подол задрался и приоткрыл гладкие стройные ноги, заканчивающиеся крутым изгибом бедра и выемкой талии. Налитая грудь призывно выглядывала в откровенный вырез сарафана. Эля, как почувствовав, что на неё смотрят, перекатилась, открывая внутреннюю, нежную, соблазнительную часть бедра, демонстрируя ряд родинок, убегающих под махонькие трусы с кружевом спереди.
Как часто впоследствии Дамир пробегал губами по этим родинкам, ныряя языком выше, оглаживая манящие места, где родинок уже нет.
Дамир присел рядом с кроватью, легко тронул руку Эли. Она мгновенно открыла глаза и какое-то время глядела расфокусированным взглядом на пришедшего, хмуря брови.
– Не узнала, синеглазая? – улыбнулся Дамир.
– Я думала, ты мне приснился… – пробормотала Эля. Голос со сна был хриплым.
– Приснился? – он негромко рассмеялся и провёл ладонью по лицу Эля, мягкой коже губ и тонкой, шелковистой на шее.
– Уснула с утра, в обед встала, думаю, надо же, какой сон приснился. Парень прямо из Америки ко мне в Поповку приехал! – Эля заразительно засмеялась. – Кто поверит, что на самом деле?
– Действительно, я бы не поверил, – он прикрыл глаза в отчаянном, щемящем удовольствии, позабыв про всё на свете, что где-то существует мир, что в нескольких метрах стоит автомобиль, ждущие его друг и сестра, что сеанс начнётся через сорок минут.
Эля потянулась, как-то нелепо, как неуклюжий котёнок, потом выгнула спину, совсем не детским движением, соблазняющим, а потом потянулась к Дамиру, обняв его за шею. Ему пришлось нагнуться над кроватью. В момент, когда девичьи руки скользнули по его плечам, он не выдержал, порывисто прижал к себе, приподнимая на кровати. Она стояла на коленях, упираясь в скомканную простыню, а он рядом с кроватью, скользя руками по цветастой ткани сарафана, чувствуя грудной клеткой упругую девичью грудь. Сногсшибательное ощущение, невероятное, аж руки затряслись, как в пятнадцать лет, когда обнимал в первый раз девушку.
– Ты ведь не исчезнешь? – шепнула Эля, одаривая горечью. Странный запах, знакомый, родной, понятный и при этом горький, даже на языке отдавался горьковатым привкусом.
– Нет, – пообещал он.
Как в воду глядел – не Дамир исчез, а она. Испарилась, как в воду канула. Истёрлась от времени.
– А ты зачем пришёл? – вдруг спросила Эля, будто только сообразила, что утренний попутчик стоит рядом с ней, в её доме, даже сарафанчик одёрнула, брови нахмурила, посмотрела исподлобья.
– В кино тебя позвать, – он пожал плечами.
– А где здесь кино?
– В городе.
– Когда?
– Сейчас, сеанс через, – он посмотрел на часы, – тридцать минут. Успеем, если поторопимся. В машине ждёт мой друг и сестра. Поедешь? Я могу тебя отпросить у родителей. Где они?
– Поеду. Не надо отпрашивать, я так пойду, – Эля соскочила с кровати, выглянула за штору. – Папка спит уже.
– А мама? – так это был Элин «папа»? Хорош, нечего сказать. Как же хотелось съездить по лицу этому горе-папаше. Бедность – не порок, не всем везёт в жизни, время непростое, иной зарплаты хватало только на еду да минимум одежды. Дамир сам по-первости не шиковал в Нью-Йорке, отец никак не помогал, считал, что оплатив учёбу, сделал сыну огромный подарок, тот был с ним согласен. Во время учёбы хватался за любую работу, на которую дома и не глянул бы. А вот алкоголизм осуждал, тем более – на попечении девочка, дочь.
– А мама в Заакакурье, – легко ответила Эля. – Выйди, пожалуйста, я соберусь быстренько, и поедем.
– Хорошо, – Дамир сделал шаг и встал за шторой.
Подглядывать не решился, хоть и чесалось всё внутри, настолько нестерпимым было желание, а ещё сильнее билась потребность бросить всё и остаться с Элей здесь, на металлической кровати, вдавить её в матрас и целовать до потери пульса, остановки дыхания, смерти.
Она собралась на удивление быстро. Переоделась в симпатичную кофточку с воланами на груди, к радости Дамира скрывающими соблазнительную грудь, так не подходящую острым ключицам, и джинсовую юбку. Длину бы Дамир прибавил, а в целом довольно мило… по-девчачьи. Косметику не использовала, шепнула, что не успела. Дамир искренне ответил, что ей не нужно. Дело не в воспитании, никто не запрещал девушкам прихорашиваться, главное, соблюдать меру, как и в любом деле. В школу малевать губы и ресницы не стоит, а на праздник, совсем немного, можно, а то и нужно.
Карима – красивая девушка, похожая на мать, но не яркая, не бросающаяся в глаза. И если в Зариме было то незримое достоинство состоявшейся женщины, знающей себе цену, то Карима – девчонка совсем. Немного косметики – и другая мордашка у девушки. Может, отец и придерживался иных взглядов, а Дамир считал, что внешность чучела не показатель скромности, да и мать, похоже, считала так же.
А вот Эле не нужна была косметика, чтобы выделяться. Одни глазищи лукавые чего стоили, в пол-лица, с васильковыми сполохами, брови вразлёт, придающие немного удивлённый вид нежному личику, улыбка открытая, с хитринкой, ключицы эти, яремная ямка, куда впиться бы губами, а то и зубами, и совершенная фигурка. Ведь просто девушка, в самой простенькой одежде, а соблазном веет от неё за три версты, пороком.
Равиль вышел из машины, приподнял в удивлении брови, оглядев Элю немного пристальней, чем понравилось бы Дамиру, но никак не прокомментировал «человечка» друга.
– Здравст… вуйте, – растерянно поздоровалась Эля, глядя на Равиля. Дамиру показалось, она запнулась, смутилась, кинув быстрый взгляд в машину.
– Здравствуйте. Равиль, – тут же представился друг.
– Элеонора. Эля, – растерянно ответила Эля.
– Расшаркивание закончилось, надеюсь? – сдерживая откуда-то взявшуюся злость и ревность, заметил Дамир и открыл Эле заднюю дверь. – Карима, это Эля. Эля, это Карима. Опаздываем, поторопись, – он подтолкнул замершую в нерешительности Элеонору и резво запрыгнул на водительское место.
В кинотеатр они добрались почти к началу сеанса, к счастью, свободные места были. Пока Дамир покупал билеты, Равиль взял колу и попкорн, заставив Кариму зардеться, будто он интимный подарок преподнёс.
Кино Дамиру не понравилось. Какая-то лютая чушь про вампиров в париках и с сиреневыми губами, почему-то не жрущих людей, и оборотней, которые тоже людьми брезговали. И любовь, конечно, куда без любви? Странная любовь напудренного вампира со страшненькой девочкой. Ни тебе рек крови, ни жарких поцелуев, ни перестрелок, вообще глазу зацепиться не за что. Хоть бы грудь была у актрисы…
Впрочем, особо в происходящее на экране Дамир не всматривался, оно ему скорей мешало, отвлекало от Эли, не отводящей взгляда от действия. Девчонка даже пару раз пискнула, прикрыв рот ладонями. Равиль с Каримой сидели впереди, остались места только порознь. Дамир не мог рассмотреть точно, что они делали – какая-то парочка постоянно шепталась, парень нагибался к её лицу, она поворачивалась к нему, но кто это был… Одни очертания затылков на фоне яркого экрана. К тому же стало плевать, не станут же они переходить границы в кинотеатре, а немного переживаний сестрёнке полезно, наверное.
Сильнее Дамир был занят Элей, её тонким профилем в свете экрана, вздымающейся грудью под соблазнительными воланами, юркой ладонью, ныряющей за попкорном, и тем, как она скармливала этот ужасный продукт Дамиру с рук. Он задевал губами кожу на руке, ловил тонкие пальцы, чувствуя пластину гладкого ногтя и папиллярный рисунок, опаляя дыханием тонкую ладонь.
Какая это была игра – тонкая, на грани невинности, за гранью чувственности. И его рука, небрежно опустившаяся на плечо Эли, выводившая подушечками пальцев лёгкие, едва задевающие круги. Одурманивающий аромат, остро-горький, летний, свободный. Полудвижения, едва ли намёки, лишь намётки на скрытое за занавесом, чувственное, откровенное обещание большего.
Ему пришлось задержаться в кинозале, сделал вид, что выронил телефон, не выходить же с выпирающим бугром под джинсами. Едва отдышался, желание било в висках и паху такой силы, что впору было идти в уборную и там решать проблему. С трудом придя в себя, Дамир вышел из зала, и первое, что увидел – Равиля рядом с Элей. Неприятно ёкнуло сердце, противно засосало под ложечкой. Неприятное чувство ревности, скользнувшее склизким хвостом в самом начале, сейчас утроилось. Показалось, Равиль и Эля знакомы. Спросить друга не успел, а у Эли не стал, да и не до того было, кровь стремительно покидала голову.
– Где Карима? – спросил он, как ни в чём не бывало, подходя к парочке.
– В туалет пошла, – ответила Эля.
– В туалет?! – рыкнул Дамир, уставившись на Равиля.
– Эй! Ты в уме? – тут же парировал друг. – Что с тобой происходит? Твоя сестра пошла в туалет, люди иногда так делают.
– Пф-ф-ф, – выдохнул Дамир, встряхивая головой. Совсем рехнулся, прав друг. Даже если прямо сейчас оставить Кариму в кинотеатре, она спокойно доберётся домой, вызовет такси и уедет. Она современная девушка, а не забитое вековым шовинистским гнётом существо.
– Я тоже, пожалуй, схожу, – пролепетала Эля и тут же развернулась в сторону уборных.
– Всё нормально? – Равиль внимательно посмотрел на друга. – Слушай, если для тебя это такая проблема, просто скажи, – он поднял руки, как бы сдаваясь. – Я не собираюсь поступать дурно с Каримой. Ты как в Арабских Эмиратах в роли шейха живёшь, честное слово, а не работаешь в строительной компании в Штатах.
– Ты знаешь её? – он перебил поток мыслей друга.
– Кариму? Знаю, прикинь.
– Элю!
– А! Вот я осёл, не врубился сразу! Ну, как знаю, видел. Она у Натки в отделении работает ночной санитаркой, иногда днём. Натка говорила, у неё проблемы в семье, а что именно – не знаю, то ли забыл, то ли не уточнял. Здрасти – до свидания, вот и всё знакомство. Я сам на работу к Натке раз пять заходил, не больше.
– Работает? Она только школу закончила… Без медицинского образования можно санитаркой работать?
– Не знаю, наверняка можно, там, в основном студенты из меда или училища, да пенсионерки трудятся.
– Понятно… Погоди, так Эля знает, что ты с Наткой мутишь? – наконец-то дошло до Дамира, как до жирафа. – Эпический пипец!
– Я попросил ничего никому не говорить, а что оставалось? – Равиль нервно дёрнул плечом. – Эля сказала: спасибо за попкорн и колу, очень вкусно, а личная жизнь Натальи Сергеевны её не касается. Умная девочка, вёрткая. Ты бы поаккуратней с ней.
– Я постараюсь, – засмеялся Дамир.
Постарался… Так постарался, что через шесть лет в себя не прийти, не опомниться, не ожить.
Немного погуляли в парке аттракционов, ночь стояла тёплая, звёзд не видно из-за иллюминации. Катались на колесе обозрения, Карима визжала, когда Равиль начал раскачивать кабинку, Эля лишь вцепилась в поручни и, показалось, усмехнулась.
В село приехали ночью, Дамир заранее предупредил родителей, что они задержатся. Правильнее было бы свернуть в Поповку, завезти Элю, но Дамир проигнорировал развилку, упрямо свернул в сторону дома. Равиль приподнял бровь, никак не комментируя происходящее. Дом Файзулиных находился в центре села, лишний круг, хоть и по пустынным улицам, если потом ехать в Поповку.
– Карима, прогуляемся? – Равиль глянул на Кариму. – Дамиру ещё в Поповку.
– Довезу, – коротко бросил Дамир.
– Не веришь? – друг криво улыбнулся.
– Верю, но довезу.
Подъехал к воротам дома, осветив зелёную улицу с фруктовыми деревьями, нажал на клаксон, несмотря на ночь, вызвав перекличку собак и шавок по всей округе, кое-где всполошились курицы, недовольно гоготнули гуси.
– До двери хоть не пойдёшь провожать? – усмехнулся Равиль, открывая дверь Кариме.
– Зачем провожать? – Дамир широко улыбнулся и показал глазами на горящий свет в окне родительской спальни. – Я тебе больше скажу, у эби бессонница.
– Непруха, – загоготал Равиль, беря за руку Кариму, уже открывая калитку, чтобы войти во двор.
– Ну, что, поедем тебя провожать, – он обернулся на Элю, сидевшую по струнке на заднем сидении и в удивлении смотрящую на выхваченный светом фар угол трёхэтажного дома из жёлтого огнеупорного кирпича, с металлическими воротами и высоким забором, как символом благополучия и закрытости от мира.
– Поехали, – тихо ответила Эля.
И он провожал её, до самого утра. Не мог насытиться, налюбоваться, оторвать рук от сладких изгибов.
Глава 9
Карима. Прошлое. Поволжье
За два месяца до приезда Дамира
Андрей Горшков уговаривал Кариму сходить с ним погулять или в кафе почти полгода. Вообще-то, он был приятным парнем. Высоким, спортивным, красивым, компанейским, хорошо учился. Он нравился, кажется, всем девчонкам в классе, и ей он нравился, тайком и совсем немного. Тем не менее, никуда ходить с ним Карима не собиралась, а почему, и сама ответить не могла, никто же не запрещал.
На прошлой неделе с компанией одноклассников договаривались сходить после уроков в кино. Шёл первый день показа «Мстителей», Карима страшно боялась выудить в сети спойлеры, даже в интернет не заглядывала целый день. А к окончанию уроков выяснилось, что из желающих пойти остались только Никита Сухов и Серёга Лакшин, девчонки дружно передумали. И что прикажете делать Кариме? Она уже отпросилась у мамы, отец сказал, пришлёт водителя к кинотеатру, не отменять же поход в кино из-за глупых дурочек, которым срочно понадобилось пройтись по магазинам, словно другого времени нет. Карима плюнула на всё и пошла в кино с Никитой и Серёгой. Они взяли пончики перед сеансом, каждый на свои деньги, наелись от пуза, а потом, открыв рот, сидели в кинотеатре. Водителю ещё пришлось ждать Кариму, потому что она никак не могла наговориться, обсудить всласть фильм с мальчишками. Они даже подвезли Никиту Сухова, как раз по пути, и всю дорогу спорили, в итоге договорились сходить на следующей неделе ещё раз.
Правда, пришлось признаться маме, что отпрашивалась с девочками, а получилось вон как… вроде и неплохо, но и ничего хорошего.
– Кино-то понравилось? – улыбаясь, спросила мама.
– Конечно! – и за несколько минут Карима вывалила все свои чувства и переживания о героях Марвел на маму, которая только охала, смешно взмахивала руками и смеялась.
А вот с Горшковым никуда идти не хотелось. Наверное, уж слишком он настаивал, пугающе как-то. Ещё и ухаживать начал, подарки дарить, двери открывать. Не досаждал, но…
Не нравилось всё происходящее Кариме, отчего-то казалось странным, подозрительным, слишком взрослым, что ли, обязывающим.
– Слушай, не маринуй парня, – Ленка, подружка с первого класса, закинув ногу на ногу, сидела на лавочке в парке и отпивала маленькими глотками джин-тоник. – Или сходи куда-нибудь, или откажи.
– Я и отказываю, – возразила Карима.
– Ты нормально откажи, по-взрослому, что ты бегаешь от него и глаза прячешь, он же реально думает, что ты стесняешься. Воспитание не позволяет или ещё что, а вообще не против, даже «за».
– Как нормально? – Карима нахмурилась. Ей не хотелось обсуждать эту тему, а лучше, чтобы она испарилась вовсе, вместе с Андреем этим Горшковым, будь он хоть тысячу раз любимчиком одноклассниц.
Дело не в том, что родители как-то по-особенному сторожили Кариму, запрещали дружить, не отпускали в гости, в кафе или кино, просто она всегда знала, что ей позволяется, а что нет. И это было для неё нормально, естественно.
Естественно садиться после лицея в машину с водителем и ехать домой, естественно делать всё домашнее задание, естественно отпрашиваться у родителей, если хотела задержаться после уроков, и всегда точно говорить, где находишься.
И ненормально сидеть в парке так, как сидит Ленка, закинув ногу на ногу, задрав юбку до середины бедра, и пить алкогольный напиток. Ненормально отвечать на скользкие взгляды Горшкова и тем более ненормально идти куда-то с таким парнем.
При этом напрямую отказать у Каримы духу не хватало. Получается, надо обидеть человека, а за что? Ничего же плохого Горшков не сделал… И посоветоваться не с кем. Подружки только рассмеются, им такие проблемы непонятны. Они вроде и знают, что Кариму воспитывают по-другому, что отец строгий, братья, но больше посмеиваются за спиной. Они-то ходят, куда и когда хотят, конечно, в пределах разумного, в девять нужно быть дома, родителей предупредить необходимо, отзвониться, но особенно в известность ставить необязательно. С Горшковым ты в кафе или с Никитой в кино.
А дома тоже не поделишься, мама скажет – спровоцировала, дала понять, что доступная, про девичью честь начнёт говорить, вздыхать, смотреть с укоризной. Про отца Карима старалась вовсе не думать. В последнее время ей не влетало – как прошлым летом в сердцах прошёлся шнуром от пылесоса по ногам пониже задницы, так с тех пор тишина. Долго тогда Карима в брюках ходила, летом, в тридцатиградусную жару. Она, конечно, сама виновата – обещала, что уберётся, вытащила моющий пылесос, раскидала шнур по дому, а сама забыла, заболталась с подружками в интернете, ну и словила… Виновата-то, виновата, но ходить снова с битой жопой, да ещё из-за какого-то Горшкова, не хотелось совсем.
– Ладно, пошли в школу, – поднялась Карима с лавочки, глядя на Ленку.
Шёл урок физкультуры, а после него классный час. От физкультуры Ленка была освобождена, какие-то проблемы с почками, а у Каримы временное освобождение, по физиологическим причинам. На классный час можно было не ходить, судя по тому, что подружка выпила банку джин-тоника, она и не собиралась это делать. В крайнем случае, зайдёт за рюкзаком в раздевалку, а то и верного пажа своего отправит – Вальку Семёнова. Тот был влюблён в Ленку с младшей школы, и она бесстыже этим пользовалась. А Кариме не идти нельзя, она даже не знала, почему нельзя, но точно знала, что на классный час явиться должна.
– Брось, отправим Вальку, он принесёт рюкзаки, твой тоже, – снисходительно ответила Ленка.
– За мной водитель приедет.
– Слушай, он же после классного часа приедет, после седьмого урока?
– Ну да.
– Вот тогда и пойдёшь к школе, он же не проверяет твою успеваемость, – закатилась Ленка в смехе. – Давай погуляем, погода-то какая! Лето почти! Тепло, травка зелёная, красота.
– Трава и трава.
– Это тебе «трава и трава», живёшь на свежем воздухе, в частном доме, а я – городская жительница, нам знаешь, как не хватает всего этого. Давай посидим, поболтаем.
– Не могу я.
– Карима, вот чего ты такая упёртая?.. Когда ещё у тебя такая возможность будет? Выдадут замуж, обрядят в паранджу, будут бить по средам и пятницам, света белого не увидишь, хоть сейчас посиди со мной. Я же тебя не в кровать к парню тащу, а просто в парке посидеть!
– Мы не носим паранджу! – взвилась Карима, порой Лена переходила границы, начинала смеяться, говорить глупости, а то и гадости, как сейчас. – И замуж я выйду, когда сама захочу!
– Ну прости, это я так, для красного словца. Прости! Ты же знаешь. Давай посидим, тем более – классный час уже начался.
– Отлично, – занервничала Карима, почти встала, чтобы направиться в школу, как Ленку повело в сторону, а потом вырвало прямо на тропинку из тротуарной плитки.
– Блин… – отплёвывалась Лена. – Что-то мне плохо… – её ещё раз вырвало, и ещё. Карима еле держалась, чтобы не последовать примеру подруги, хотя алкоголь она не пила, ни сейчас, ни когда-либо в жизни.
Карима носилась вокруг подруги, не зная, что предпринять и с какого угла подойти к Лене, ту швыряло из стороны в сторону. Да она была пьянющая, насколько Карима могла судить. Особого опыта у неё не было, даже отца никогда в жизни пьяным не видела. Один раз – старшего брата, но тогда она маленькая совсем была, мама её сразу увела, как отец схватился за ремень. Карима так обалдела от того, что взрослого, восемнадцатилетнего Дамира тоже могут отлупить, что о причине наказания забыла. Тем более, как эта причина выглядит.
А теперь скачет, как сумасшедшая белка, и не знает, что делать. Оттащить в школу? Взрослые увидят, что Лена пьяная. Посредине дня, во время урока физкультуры! Ну и что, что освобождение? Они должны находиться в спортивном зале, а не шляться в парке. Физрук отпустил, конечно, но неофициально… Официально он несёт за них юридическую ответственность, а здесь такой подарок! Ещё и Кариму накажут, а если до отца дойдёт… Прогул, пьянка во время уроков… Ноги у Каримы подкосились. Словно прочитав мысли подруги, Лена грохнулась на скамейку и вытянулась, сообщив, что никуда не пойдёт, а будет спать.
– Лен, вставай, я домой тебя отвезу! – начала трясти подругу Карима.
– Как?
– На такси, – план действий пришёл сам собой: вызовет такси, оттащит Ленку домой, у той родители на работе, и вернётся в школу, денег должно хватить. Вот только как поднять Лену, она растеклась, как медуза, ещё и слюни пускает. Как же отвратительно выглядит…
Карима решила – никогда в жизни не будет пить. Если всего-то банка джин-тоника превращает симпатичную девушку в безобразное существо, то ей это сто лет не нужно. Ещё и вонь.
– Лен, вставай!
– Не могу, – заныла подруга, – ноги как не мои, не слушаются.
– А как я тебя подниму?! – спросила Карима после неизвестно какой по счёту попытки, закончившейся тем, что Ленка свалилась на неё, уронив обеих на газон, в завершении порвав колготки Кариме.
– Горшкову позвони, – заплетающимся языком проговорила Лена.
Так Карима и сделала, а что оставалось? Ленка с Горшковым приятельствовали ещё с садика, были соседями. Особенно близки не были – в старших классах и вовсе разошлись по разным компаниям, – но относились друг к другу с теплотой, пониманием, можно сказать. Дать списать, поделиться соком, стрельнуть денег – всегда пожалуйста. Они даже в кино время от времени выбирались вдвоём, от скуки, когда другой компании не нашлось.
– Вовремя ты, – Горшков завалился на лавочку рядом со стонущей Ленкой. – Хорошо, что здесь застряли, в эту часть парка никто не ходит, только собачники, а сейчас день. А то бы точно вас директору спалили.
– Лен, вставай, – снова запричитала Карима. – Тебе домой надо.
– Да уж, подруга, давай выбираться, – Горшков подтянул на себя Ленку. – Давай, давай! Договаривались же после уроков, не утерпела, коза дурная.
– Я же немножечко… капельку, – глупо улыбалась Лена.
– Андрей, она и правда немножко, – заступилась за подругу Карима. – Вон, джин-тоник так и не допила.
Горшков потянулся к банке, понюхал.
– Ага, хорошо, что не допила. То-то я думаю, водярой несёт! Эй, коза, ты зачем водку в джин-тоник добавила? На жаре ещё!
– Во-о-о-одку? – Карима вылупилась на банку, словно оттуда полз ядовитый паук. Здоровенный, страшный, опасный, умеющий прыгать метра на полтора, как раз ей на лицо.
– Чёрт, она меня облевала! – завопил Горшков, отталкивая несчастную на газон.