Я красавчик. И это бесспорно!

Глава 8

Арсений

Она ворвалась, как свежий ветер, – маленькая и стремительная. Моторчик в одном месте. От неё шлейф цветочных духов – слишком сладких, но маме идёт. Волосы в хвост стянуты, на лице – лёгкий макияж.

Маме пятьдесят семь, но никогда не скажешь. И не потому что она моя мама.

– Потрясающе выглядишь, – комплимент не дежурный, а от души. Я целую мамулю в щёку. От неё чуть уловимо веет мятой и кофе. Правда, почти все запахи забивает аромат её парфюма, но я всё равно улавливаю. Кофе с мятой – в этом вся моя мамочка.

– Что у тебя стряслось? – она, не церемонясь, проходит на кухню, рентгеновским взором окидывает стол и стены, заглядывает в туалет и ванную, словно я там кого-то прячу от неё. Что она там ищет – следы чьего-то присутствия или катастрофу – известно лишь одной моей родительнице.

В комнату она влетает после осмотра прилегающей территории и замирает на пороге. Кажется, она икнула. Или вскрикнула – я не понял.

– Эт-то что? – палец у неё не дрожит, но тычется наманикюренным коготком прямо в Данилку. Агрессивно, можно сказать.

– Это не что, а кто. Знакомься: Данька, мой сын.

М-да, перед зеркалом я немного не то репетировал, но мама что пропеллер – нужно быстрее попасть в такт движения её лопастей, иначе – сбой программы и крушение авиалайнера.

Мама не рухнула, не осела по стенке на пол, а лишь пошире расставила ноги, принимая боевую стойку. Я напрягся. В таком состоянии она и в нос кулаком заехать может. Мне, естественно. Дети для мамы – святое.

– Ты что, украл ребёнка?! – мать перешла на ультразвук, но хоть кулак её в лицо не приехал – и то хлеб.

– Ты что орёшь-то? – поморщился я, радуясь, как идиот, что в доме хорошая изоляция. Правда, я пока не знал, насколько: особого повода проверять не было. – Не крал я ни кого.

– Рассказывай! – потребовала мать, и я выложил ей всю историю без утайки. От мамы моей ничего не спрячешь: у неё, что называется, нюх, как у собаки, глаз, как у орла. О, йесс!

Мать прошлась строевым шагом по комнате. Почесала переносицу. Затем нежно взяла Даньку на руки. Мама, кстати, ему понравилась сразу: он с неё глаз не сводил и крика не испугался, а когда в её цепкие лапки попал, так и вообще оживился, загугукал и ладошками по щекам похлопал.

– Ба! – выдал радостно мой сын, и я взревновал, как Отелло: ну, блин, я тут попу ему мою, кашей кормлю, доверие завоёвываю, а маман только пальцем поманила – и сразу тебе «Ба!»

– Видел, балбес великовозрастный? – она так и сияла, как новый медный таз. Никогда не видел, но уверен: вот именно так они и сияют, посылая во все стороны искристые лучи радости.

Мать трижды перечитала записки-бумажки, нахмурилась, поцокала языком.

– Что-то нечисто, сын. Надо бы в полицию.

И эта туда же.

– Успеем. Я как раз тебя для того и позвал: ты посиди с Даней, а? А я пока к юристу, поконсультируюсь и пару-тройку дел заодно решу.

Мать уставилась на картину, где за плавными растительными линиями смутно угадывалась женская фигура с кувшином на голове – нечто такое полуабстрактное, двусмысленное, поэтому и полюбившееся мне с первого взгляда. Она долго думала, покачивая внука на колене. Даньке нравилось.

– Ладно, – сказала она вечность спустя, и я мысленно выдохнул – по-настоящему я и дышать боялся, чтобы она не поняла, насколько я напряжён. – Но только сегодня! Отчитаешься по полной программе, Арсений. И чтобы без самодеятельности! А то знаю я ваши кружки «Умелые руки»!

На радостях попытался наставления ей оставить, как за ребёнком ухаживать, но она лишь приподняла тонкую татуированную бровь.

– Я ещё из ума не выжила, давай, дерзай, а мы тут с Даней сами разберёмся, что к чему.

По лестнице вниз я уже спускался спокойно, уравновешенный, как всегда. Да, я могу быть каким угодно, но с мамой эти номера не проходят: для неё я неразумное дитя. Талантливое, но бессистемное, не нашедшее свой стержень в жизни. Собственно, это издёвка, но я и не спорю с ней. За исключением тех случаев, когда она достаёт уж слишком сильно.

* * *

У Лёхи Петровского, а точнее – Алексея Владимировича для подчинённых и клиентов – всего один недостаток: он рыжий. Эдакий тёмно-пламенный, с тяжёлыми кудрями, которые он нещадно прятал под короткой стрижкой, но это ему помогало так себе: волосы всё равно вились, складывались колечками, как только отменная «шестёрочка» отрастала хоть немного. Рыжие брови, ресницы дорисовывали образ недоделанного Шерлока Холмса из нелондонской действительности. И да – глаза зелёные, тоже яркие, и губы вычурные. Женщины на них залипали намертво.

Вот этот рыжий «прикид» владельца юридической компании «Петровский и Ко» и выделял из толпы безликих властителей Закона, и в то же время снижал уровень солидности до положения риз.

Петровского любили дамы в возрасте. У него обожали разводиться, писать завещания, открывать иски. Впрочем, это не помешало ему выиграть несколько громких дел и упрочить своё положение в обществе.

Мы же с Лёхой были на «ты», потому что когда-то, очень давно, занимались кое-какими делами, о которых теперешний законопослушный гражданин юрист вспоминать не любил. Этот не очень приглядный факт нашей, можно сказать, совместной биографии отношений между нами не испортил. Я, как и он, вспоминать об этом не любил. А дружить, не вспоминая прошлое, нам никто не запрещал, поэтому я и отправился к нему, чтобы получить и грамотную консультацию, и работу, если что, подбросить.

– Ты дурак или сам догадаешься? – щурит Лёха зелёный глаз.

– Дурак, – признаюсь сразу, чтобы на лишние поклоны не размениваться.

– Дети с неба не падают и из воздуха не берутся. Если его подбросили тебе, значит чего-то хотят. В противном случае, бросили бы на вокзале, на лавочке – где угодно.

– Он мой сын. Вроде, – пытаюсь я объяснить собственные мотивы.

Лёха наставляет на меня указательный палец – длинный такой, с узловатыми суставами.

– Вроде – здесь ключевое слово, усёк?

Я усёк. А ещё усёк, что нужна полиция, органы опеки и несусветная волокита вокруг да около.

– Я усыновить его хочу, – попытался обозначить свою позицию.

– Тебе правду или лапши на уши? – Лёха иногда своими вопросами убивал.

– Правду, – звучало обречённо, как у идущего на эшафот.

– Гипотетически, ребёнка может усыновить хоть мужчина, хоть женщина. Практически, одиноким мужчинам усыновление не дают.

– Что за дискриминация такая? – попытался я возмутиться.

– К тому же, – не повёл и ухом на мой лепет Петровский, – учитываются множество всевозможных факторов, как то: постоянное место работы, среднемесячный доход, жилищные условия и так далее. А ещё желательно – наличие жены. Тогда усыновление становится реальнее в разы. А ты всё тем же промышляешь? – пнул он меня в «больное».

– Вот только не начинай, – прорычал с угрозой. – Я абсолютно не стыжусь того, чем зарабатываю.

Лёха закатил глаза и вздохнул. Я бы мог сказать ему, что уже распланирована новая жизнь. И у меня почти всё готово. Но какое это сейчас имеет значение?

– Ты бы тест на отцовство сделал. Сейчас это доступно, – посоветовал напоследок друг. Я кивнул: тоже об этом подумал. Столько дел – голова кругом. А дома – малыш, которому нужно внимание. И мать, что выест мозг чайной ложечкой.

Неподалёку от офиса Петровского мелькает светлое платье.

– Лана! – кидаюсь я вперёд, чтобы поймать бывшую любовницу. Я почти на сто процентов уверен, что это она.

Я, конечно, быстр, но толпа у перехода метро способна поглотить и объекты покрупнее, чем моя бывшая любовница. Она словно сквозь землю проваливается, но я всё равно продолжаю искать её глазами, спускаясь по эскалатору вниз. К сожалению, мне не удаётся поймать эту неуловимую горе-мать. Я уже и не уверен, что мне не показалось.

Ругаясь под нос, возвращаюсь к машине. Делаю несколько бесполезных звонков. Телефон её отключён. И это ещё больше убеждает меня, что именно она подбросила ребёнка. Больше некому – я перебирал мучительно ночью всех, кто мог хотя бы теоретически родить от меня, но в тот период девушек, кроме Ланы, не было.

Лана обожала телефон. Она могла залипать в него сутками. Вечно с кем-то болтала, кому-то звонила, что-то смотрела, с кем-то переписывалась. Такое тотальное отключение могло значить лишь одно: она скрывается.

К сожалению, пришлось задержаться. Звонить матери.

– Делай уже свои дела, – ворчала она беззлобно. – Замечательный ребёнок! – нахваливала Даньку. – Спит, ест, улыбается, писает и какает! С таким нянчиться можно.

Если честно, от матери подобного энтузиазма я не ожидал.

Возвращался домой в глубокой задумчивости, всё голову ломал, как быть с ребёнком. Как ни крути, а поступать нужно правильно. А дальше видно будет.

По пути завернул в магазин. Машину оставил на парковке и направился к дому. Всё шло по классике: смеркалось. В полутёмной подворотне – движняк. Трое подвыпивших к девчонке пристают. Ржут пьяно, сумку из рук рвут. Девчонка молча сопротивляется.

– Эй! – окликнул компанию. Руки у меня пакетами заняты.

– А вот и фраер! – радостно сверкнул зубами в шахматном порядке тот, что повыше и пожилистее. – Красавчик!

– Ага, – подтвердил я диагноз и молча поставил пакеты на землю, вспоминая, когда дрался в последний раз…

Глава 9

Надя

Май пришёл внезапно. Кажется, вот только что март капризничал, апрель насморки раздавал, и вдруг – тепло, листики на деревьях, куртки-сапоги – долой.

– Настало время, когда природа одевается, а девушки раздеваются, – философски заметил Гера.

В последнее время он задумчивый-задумчивый и глаза его ярко-синие – отрешённые. Влюбился, наверное. И только поэтому я не рискнула возразить. Ну, не только же девушки, ёлки-палки! Но, глядя, как у прекрасной половины человечества юбки становятся короче, а ноги – длиннее, даже призадумалась о глубинном смысле Гериных наблюдений.

Это было время творчества и вдохновения. А также пришёл срок испытания: мне поручили первый проект – скромный, но полностью мой, и от того, как я его сделаю, зависело многое.

К тому времени мы притёрлись, даже спелись. Соня всё ещё разговаривала со мной сквозь зубы, но уже не отвергала демонстративно. Гения отпустило ещё раньше. Наступила хрупкая идиллия, и всё чаще в командном порыве мы показывали неплохие результаты.

А вчера на свидании Слава меня поцеловал. Первый раз. Это был очень властный и собственнический поцелуй, где мне не нашлось места. Ну, в том плане, что оставалось лишь стоять и принимать «корону» Его Величества и почти не участвовать в процессе.

Кажется, я к нему привыкала. К улыбке его чуть тяжеловатой из-за жёстких глаз. Иногда, забывшись, он сбрасывал несколько лет и становился вполне понятным ровесником, а не чужим мужчиной, неизвестно по какой причине прибившимся к моей жизни.

Рабочий день прошёл замечательно. Всё ладилось и спорилось, муза моя пела и рисовала. Линии ложились, как задумано. И мысль мелькнула шальная: ну, и пусть это не детские иллюстрации. Оказывается, и от другого вида творчества можно получать удовольствие. Нужно лишь посмотреть на всё под другим углом. Я расширила свой кругозор и не чувствовала дискомфорта. Очень даже наоборот.

Всё шло отлично до тех пор, пока я не вернулась домой.

Двери настежь. В квартире – голоса. Я испугалась так, что готова была кричать и звать полицию, но звать никого не пришлось: как раз полиция и вышагивала по комнатушке, где неподвижно стояла женщина. Скрещенные на груди руки, холодное лицо, короткая стильная причёска. Строгий деловой костюм. От неё пахло дорогими духами и деньгами.

– Что происходит? – вышло как-то жалко. Дама вперила в меня холодный взгляд. Глаза у неё интересные – очень светло-голубые, отчего кажется, что в них лёд осел и не тает.

– Я бы тоже хотела знать, что.

Голос низкий, почти мужской. От тембра – мороз по коже.

– Я сняла эту квартиру на полгода, заплатила вперёд, – я словно оправдывалась. И тут завертелось. Бабку-соседку приволокли. А точнее, она сама примчалась, как на четыре лапы не встала от усердия. К счастью, я жила тихо, никому насолить не успела.

– Лианочка, дорогая! – запричитала бабка противным голосом. – А я-то думаю, куда пропала? Смотрю, девочка поселилась, думала, ты квартиру сдала, а оно вон как! – зыркнула на меня недобро. Правда, на расспросы полиции лгать не посмела.

– А хорошая девочка, тихая. Мужиков не водила, с работы на работу, примерная. Слова плохого не скажу.

Мне пришлось вспоминать и телефон искать, рассказывать, кто квартиру сдавал. Оказывается, не своё жильё. Замки поменял, поселил меня незаконно. Я, не спрашиваясь, на диван упала – ноги не держали.

– Влад, – устало махнула рукой женщина, выслушав мой сбивчивый рассказ о мужчине, что сдал мне квартиру.

– Я по объявлению, в Интернете. Нашла, – пыталась я хоть как-то осознать, что влипла.

Полиция куда-то исчезла вместе с бабкой-соседкой. Кажется, это хозяйка квартиры всех спровадила. Видимо, знала того Влада, что квартирой её попользовался.

Стало тихо. Женщина прошлась к окну, дёрнула штору, а затем посмотрела на меня.

– Деньги, естественно, тебе никто не отдаст, – заявила она. – Ты как бы тоже жертва. Мне жаль. Но это всё, что я могу сделать. Собирайся и уходи. И радуйся, что нет и не будет к тебе претензий.

– А как же… а куда же… а как же я… – жалко лепетала я, слепо шаря рукой по дивану. Сама не знаю, что я на нём искала. Вчерашний день, наверное.

– Мне всё равно куда, – равнодушно пожала плечами холодная сука Илона как-там-её. – Собирай вещи и вали.

И я собрала – благо, вещами не обросла, и всё моё богатство уместилось в сумке, с которой я и приехала. Ноутбук в чехле через одно плечо, сумочку с документами и остатками денег – через другое. Сумку на колёсики – и повалила я. К сестре. Больше некуда.

В какой-то момент малодушно хотела позвонить Славе, но подальше спрятала телефон, чтобы не искушаться. Почему-то со страхом подумала, что он заграбастает меня, и уже я не вырвусь на волю. Уж лучше к сестре. Переночую, а потом решу что-нибудь на свежую голову. Ну, не выкинет же она меня в ночь, как эта сука Илоночка.

Но если удача отвернулась, то конкретно. Пока тряслась в маршрутках, никак не могла дозвониться сестре. Когда добралась до нужного района, уже начали спускаться сумерки. Вечерняя прохлада приятно холодила горячие щёки. Осталось подворотню пройти, а там дом, где жила сестра. Увязались ли они за мной или поджидали в безлюдном месте – я не поняла. Шла, погружённая в свои невесёлые мысли.

– Какая девочка к нам пожаловала! – радостно осклабился хрен с немытыми падлами. – Ладненькая какая, – прихлопнул он пятернёй по моей заднице.

– Да ещё с подарками, – поддакнул худой тип с обвислым брюшком.

– Снегурочка! – дыхнул перегаром третий.

Не знаю, я, наверное, впала в ступор. Не испугалась. А смотрела лишь на несуразную фигуру второго: плечи узкие, ноги в джинсы-дудочки затянуты, а из-под растянутой футболки пузо торчит. Рахитик какой-то. Но когда начали из рук сумку вырывать, инстинкт сработал на «ура»: кто они такие, чтобы лишать меня последнего? Там документы и деньги! Я боролась, как львица, но это их лишь забавляло. Кажется, им нравилось меня попутно ощупывать. По сути, у меня шансы нулевые были, и если бы не их странная игра, всё закончилось бы в считанные секунды.

– Эй, – кажется, я ещё никогда так не радовалась мужскому голосу.

«Помогите!» – хотела заорать во всё горло, но лишь хрипло втянула воздух и так же хрипло его выдохнула. Выдавить из себя хоть слово не получилось. Причёска растрепалась, волосы упали на глаза. Кто он, мой спаситель? И спаситель ли…

– Красавчик! – донеслось, как сквозь вату.

– Ага, – уверенно-спокойное в ответ. И шелест пакетов из супермаркета.

– Нарываешься? – хохотнул Первый.

– Ага, – всё так же спокойно.

Они кинулись на него втроём, повинуясь, наверное, какому-то невидимому мне сигналу.

– Беги! – властно скомандовал мой защитник, но у меня не только голос пропал, а и ноги к месту приросли. К тому же, здесь сумка на колёсиках, а там – все мои вещи. Вот такие глупости в голове крутятся у таких девушек, как я.

Он не дрался – уворачивался. Мастерски. Какие-то неуловимо текучие движения, а затем – серия коротких ударов.

– Ах, ты, су-у-ука! – взвыл рахитик, прижимая ладонь к расквашенному носу. Зашатался и «выбыл из игры». Кажется, пьяного он тоже вырубил, а вот этот, с немытой башкой, наседал конкретно. И тогда я решилась. Сняла сумку с ноутом и с каким-то диким рёвом раскрутила её и обрушила прямо на затылок патлатому. Ну, или куда там я ему попала – не знаю. Ноут у меня тяжёлый. Приложила я его углом. Тело, обмякнув, рухнуло.

Меня трясло, как при высокой температуре. Всё тело ходуном ходило.

– Валите отсюда, – вот кого не трясло ни разу.

– Ну, подожди, падла, – гундосо проквакал рахитик.

– Я вызываю полицию, – достал телефон мой спаситель, и троицу как ветром сдуло: раненые бойцы уносили за собой вожака.

– Ты в порядке? – присветил мне в лицо телефоном мужчина. И правда красавчик. Ладный, мускулистый, высокий. Тёмные волосы слегка длинноваты, но совсем чуть-чуть. Глаз не рассмотреть, но ресницы отбрасывают тень на щёки.

Наверное, я выглядела глупо и жалко. Пялилась на него. Может, и рот открыла – не знаю.

– Пойдём, провожу, – тяжело вздохнул он, поднял свои пакеты с земли и сумку мою за ручку взял.

Мне стало стыдно. Двинулась за ним вслед.

– Я тут… рядом… Вот дом. Совсем немного не дошла.

Бежала, почему-то странно припрыгивая. Он шёл уверенно и не спеша. Широкие плечи, шикарная задница, сильные ноги. На него даже сзади приятно смотреть. У меня словно мозг отключился. Ну, подумаешь. Красивое лицо и тело. Что я, красивых мужиков не видела? Видела. Хоть Геру нашего возьми – заглядеться можно.

– Второй подъезд, – командовала я, постепенно возвращаясь в нормальное состояние духа.

– Да ладно, – бросил красавчик косой взгляд на меня. Ему, оказывается, туда же. Вот совпадение.

– Дальше я сама, – выдохнула у лифта. Спаситель мой, секунду подумав, зашёл за мной в кабину.

– Довезу уж, раз такое дело.

Я невольно пригладила волосы. Кажется, он меня рассматривал, отчего я нервничала жутко.

– Шестой этаж, – вздохнула. Его пальцы замерли на секунду.

– Не может быть, – красивые губы чуть заметно тронула усмешка. Ему тоже, что ли?..

Лифт тронулся, а мы уставились друг на друга так, словно сто лет не виделись, а теперь пытаемся понять, кто мы и когда встречались. Ситуация, однако.

Глава 10

Арсений

У неё глаза – беспомощные. Не голубые и не зелёные, а… что-то такое, прозрачно-изменчивое, как вода. Русая длинная прядь на лоб падает, как сломанное крыло птицы. Немножко смешная – причёска растрепалась, когда-то аккуратные локоны сейчас больше на мочалку похожи. Возле уха – «невидимка» болтается. Руки так и чешутся поправить, убрать лишнее.

Кожа нежная, губы розовые, свежие, как лепестки роз. Под глазами тушь осыпалась, но её ничто не портит. Вся она такая… Не классическая красавица. Грудь чуть больше, бёдра – чуть шире, чем у стандартных красоток, но глаз останавливается и не желает отрываться. Глазу хочется отдыхать на её свежести и притягательности.

Чего-то не хватало для законченности образа, но я никак не мог сообразить – чего. Я понимал: смущаю её своей пристальностью, но мне нравилось это делать, нравилось любоваться. От неё пахло здорово – малиной и каким-то неуловимым ароматом духов.

А ещё она ехала на мой этаж, где всего две квартиры. И будет тупо, если ко мне… Я мог поклясться: никогда раньше не видел эту девушку. Никогда и нигде мы не пересекались. Негде, правда. Вряд ли такой чистый цветок ходит по клубам – не вяжется это с её образом. И, наверное, я бы запомнил, если бы вдруг…

– Приехали, – схватился за ручку её неудобной сумки на колёсиках. Пыточное орудие. Наверное, она больно набила ноги, пока тянула её за собой. – Куда тебе дальше? – обернулся, чтобы ещё раз окинуть взором всю её, с головы до ног.

Рёбра ныли нещадно, скула, наверное, уже шикарная. Мне прилетело, а как же. Какая драка и без синяков? Костяшки я тоже свёз и мечтал лишь поскорее попасть домой и обработать свои царапины. Всё же грязь, инфекция – мало ли.

– Больше никуда. Вот, – махнула она на соседнюю дверь. – Сюда мне.

У меня брови на лоб полезли. Что она забыла в квартире, где живут два скандалиста? Но спрашивать ни о чём не стал.

– А мне сюда, – махнул рукой на свою дверь. – Вдруг чего – зови.

Зачем я это сказал? Не знаю. Но, несмотря на то, что мне хотелось скорее домой и в душ, а ещё там мать бесится, наверное, и ребёнок на ней висит непростительно долго, я намеренно не спеша доставал ключи, тарахтел ими и делал вид, что не могу попасть в замочную скважину. Вообще мог просто позвонить.

Я тянул кота за хвост. Прислушивался, как, вздохнув, девушка нажала на кнопку звонка. Как почти сразу открылась дверь.

– О! – весело завопил сосед. – Надюха! Заходи!

Кажется, он навеселе, но точно сказать нельзя. Надюха ещё раз вздохнула и поинтересовалась:

– А Наташа дома?

– Заходи! – потянул сумку сосед. Та жалобно загремела колёсиками по порогу. Девушка вошла – дверь захлопнулась. Я мучительно вспоминал имя этого скандалиста. К стыду, я не знал имён своих соседей.

Моя дверь распахнулась неожиданно. Мать стояла, как богиня Артемида. Ей только лука не хватало, чтобы стрелять по мне.

– Ну? – грозно рыкнула на меня. – Ты что, пьян, Арсений?

– Нет, – потеснил я её и вошёл в квартиру. Закрыл за собой дверь. Где-то там лопотал на диване мой сын.

– Боже мой, – оценила мой внешний вид мамуля, – и это мой сын. Тридцати двух лет от роду! Ты подрался?

Я чувствовал себя нашкодившим школьником, которого поймали с сигаретой за углом школы. У меня даже уши полыхнули.

– Да. Честь девушки защищал, – и честно-честно посмотрел ей в глаза.

Мать скептически скривила тёмно-вишнёвые татуированные губы. Ей очень шёл этот цвет.

– Там хоть была она, честь эта, чтобы защищать-то?

– Была, – признался честно. Совесть моя чиста, поэтому мамины снаряды в мой окоп не долетали.

– Ладно, счастье моё. Сходи-ка в душ и дай-ка я тебя обработаю, пока здесь.

– Как тебе, понравилось быть бабушкой? – поинтересовался, с готовностью стягивая одежду. Раз мама так добра, нужно поскорее пользоваться остатками её долготерпения.

– В общем, нормально, выдержала. Но несколько раз задумывалась: а так ли я хочу, чтобы ты женился? Это ж ещё и невестку терпеть? Наверное, ребёнка вытерпеть легче.

Мама, как всегда. Прямолинейна. Я рассмеялся и отправился в ванную. Душ, душ, струи воды. Как хорошо-то.

Мать в доме, пришлось трусы натягивать, а не в полотенце щеголять, как я привык. Она придирчиво рассматривает моё тело. Безошибочно тыкает пальцами в те места, куда кулаки местного борца за чужие сумочки прилетели.

– У тебя скоро соревнования, говоришь? Как раз то, что нужно. Будешь выглядеть шикарно.

– Пройдёт, – равнодушно бросаю я. – Или для этого есть грим. Не переживай, ладно? Я сам разберусь.

Почему, когда я собрался всё бросить, мать слишком уж интересуется тем, что я решил оставить в прошлом? Из биографии не вычеркнуть, да я и не желаю. Это часть жизни, и я прожил её достойно. Мне не стыдно, кто бы что ни говорил и какие бы сплетни обо мне ни ходили.