Стальное поколение
– Гони! – заорал на водилу Попов – жми!
Волга прыгнула вперед, взревев клаксоном.
– Аптечку. Живо!
* * *Больница пахла как и все больницы – дезинфицирующим средством, лекарствами, спиртом и бедой. Оглушенный, растерянный несмотря на весь свой опыт – Попов сидел перед операционной, в накинутом на плечи халате, и думал, как дальше быть…
Встретили, называется…
Он не смотрел на часы – просто сидел и сидел, хотя уже стемнело. Только когда резко вскочил Дементьев – он поднял голову и увидел идущего по коридору Бориса Васильевича Цадикова в своих неизменных очках в золотой оправе и с чеховской бородкой, делающей его похожим на консерваторского педагога или профессора филологии. Вместе с ним был полковник Соколов из пятого управления – серьезный профессионал, занимающийся не антисоветчиками – а подрывной работой высшего уровня, на уровне Радио Свобода. Их сопровождали двое профессионально неприметных товарищей с одинаковыми кейсами. В каждом из таких кейсов скрывался автомат АКС-74У со снятым пламегасителем.
– Как? – спросил Цадиков.
– Состояние тяжелое, товарищ генерал – отрапортовал Деменьтев – идет операция…
Цадиков взглянул на закрытую дверь, над которой горел транспарант «не входить, идет операция».
– Оставайтесь здесь. Соколов, останетесь с ним, потом доложите.
– Есть.
Вместе – они вышли к новенькой, с квадрантными фарами «двадцать четвертой» Волге. Попов невольно скользнул взглядом по крышам, хотя стемнело уже и ничего не было видно.
– Не бойся – заметил Цадиков – уже встретили. Садись назад…
Телохранители – сели впереди, один за руль, другой рядом Волга тронулась с места.
– Откуда сорвали?
– Мазари Шариф. Телятников ушел за кордон.
– С-сука…
Слышать такие выражения от интеллигентного, читающего Теодора Драйзера в подлиннике Цадикова было странно. Но видимо все озлобились. Попов замечал это… еще лет пять назад такого точно не было. А сейчас – было. Самые простые вещи – делались либо «на, отъ…сь», либо с какой-то непонятной злобой. Было такое выражение среди трудового народа – фигачить. Вот и фигачили. В разговорах – тоже проскакивала какая-то непонятная злоба, срывались по любому поводу. И Цадиков – был не исключением…
– Возьмут, думаю…
– Это как водится.
Цадиков помолчал. Машина мчалась по ночному Еревану.
– Заселишься рядом со мной в Интурист. Держи глаза на затылке…
Волга выскочила на эчмиадзинскую дорогу.
– Что это было? – спросил Попов.
– А сам как думаешь?
– Покушение?
– Да нет… не покушение. Встретили тебя. Намекнули с порога, скажем так. Здесь гостей любят. Но намекают – с порога…
Цадиков и Попов знали друг друга с начала восьмидесятых, когда они работали по делу, связанному с разгромом Мосторга. Дело курировал лично Андропов. С тех пор – они поняли уровень друг друга и уважали друг друга – как человека и как профессионала.
– А Абаяна то за что?
– А ни за что. На пути попался. Люди здесь в счет не идут…
Цадиков приоткрыл окно. Ночная чернота, едва разбавленная редкими городскими огнями – рвалась в салон.
– Завтра все сам увидишь. Тебя не к моей группе прикомандировали, как работать решай сам. Чем смогу – помогу. И помни одно – своих здесь нет!
Своих здесь нет…
– Борис Васильевич. Для прикрытия – поработаю с вами. Обстановку совсем не знаю, что к чему…
– Подставляешь ты меня. Местные съедят. Ну да ладно…
Волга свернула к Интуристу.
* * *На следующий день – Попов проснулся с больной головой. Заснул поздно и спал плохо. Хотя номер был уютный, хороший. Ему как полковнику полагался одиночный, но номеров не хватало – все забито корреспондентами. В итоге – в номере стояла еще и раскладушка, но с кем он должен жить – так и не понял, другой жилец не появился…
Спустившись и позавтракав в ресторане – цены конские, готовили плохо, как впрочем почти везде в Интуристах – поехали в местный УКГБ.
По пути – проехали какую-то площадь. Попова поразило то, что на ней – люди причем довольно много, несколько тысяч человек. Для такого города как Ереван и для рабочего дня – это очень много. Люди стояли кучно и явно не просто так.
– Что тут происходит? – спросил Попов.
– Митинг.
– Митинг.
– Солидарности с Карабахом. Требуют передачи Карабаха Армении.
Мелькнул плакат – кулак, и русскими буквами – КРУНК. Застрявший в Средней Азии Попов и думать не думал, насколько все это серьезно.
– Рабочий же день.
– Им плевать. Задерживали. Проверяем – работник ТТУ[44]. Нагрянули на работу – смена стоит. Еду им подвозят как бригаде в поле – несмотря на то, что в магазинах много чего нет.
– Чего не разгонит никто?
– Этих разгонишь – завтра сотня тысяч соберется…
* * *Здание УКГБ по Армянской ССР располагалось на узкой, очень крутой улице и сильно походило на обычный жилой дом – пятиэтажку. Судя по размерам управления – про безопасность здесь особо не думали, в некоторых областях РСФСР – здания областных управлений больше раза в два. А тут граница и не простая, а горная, да еще со страной членом НАТО. Но есть как есть…
В самом здании – они наткнулись на невиданное дело – пулемет. Самый настоящий, от его вида Попов аж споткнулся. Пулемет было видно за кирпичной стеночкой, который для его маскировки возводили. Наверное, и плакат повесят. Но пулемет есть пулемет…
Молча следуя за Цадиковым – он поднялся наверх. Зашли в небольшое помещение, в котором был стол, стулья, черная, школьная доска. Там уже собрались сотрудники.
– Товарищи, полковник Попов Владимир Степанович. Работает по второй линии…
Первым – поднялся один из офицеров, сидящий во главе стола. Пожилой, статный, с профессиональной усталостью в глазах.
– Гаригян Аслан Арутович. Как встретили… ах, да…
Попов понял, что это и есть председатель Армянского УКГБ. Точнее и.о. – на коллегии пока не утвердили.
Как было положено – обошел всех по очереди, пожал руку. Тихим голосом представлялись друг другу, смотрели в глаза. Никто не избегал… но на то они и профессионалы. А какой камень каждый за пазухой держит – поди, знай. Врать то всех – в одном месте учили.
– Как товарищ Абаян? – спросил председатель.
– Опасность для жизни миновала, товарищ председатель – доложил присутствующий тут Соколов – врачи гарантируют, что через месяц, максимум полтора он сможет приступить к работе. Семья уже у него.
– У нас может не быть полутора месяцев – сказал Цадиков – каждый человек на счету.
– Кто занимался этим делом, доложите…
Встал невысокий армянин, доложил. Стреляли из карабина с оптическим прицелом, предположительно Лось-7. Был только один выстрел, гильзы не нашли. Милицией устанавливаются владельцы всех карабинов, проживающие в республике Армения, но не факт, что это что-то даст. Республика маленькая, могли прийти и оттуда…
Что в таких случаях понимается под словом «оттуда» – Попов не сразу понял, объяснили уже потом. Оттуда – это значит, с территории Азербайджана. Несмотря на то, что это были две союзные республики, соседские республики – органы милиции и КГБ считали долгом заволокитить просьбу соседа.
– Неплохой выстрел – задумчиво сказал председатель – сколько там было…
– Около трехсот пятидесяти метров.
– Триста пятьдесят метров по движущейся машине, и попал…
– Промахнулся же, товарищ председатель…
И докладчик и все присутствующие неловко замолкли – понятно, что было сказано на самом деле.
– Все в порядке – сказал Попов – я знаю, что целили в меня. В меня уже стреляли в Афганистане. Но я жив. Все нормально.
– Мы приставим к вам охрану, товарищ Попов.
– Не надо охраны. А вот пистолет был бы не лишним…
Требование по любым меркам было наглостью – чужой сотрудник требует выдать пистолет. Отвечать то – тому кто выдал, верно? Но тут – не тот уровень, чтобы отказывать, чай не прапорщик просит. Да и случай – резонансный, покушение на сотрудника Особой Инспекции КГБ СССР. Тут если что и с пасет, так это то что только что дела принял.
– Напишете рапорт. Я подпишу.
– Есть.
– Так, к делу…
Пошли доклады. Дело было одно – взрыв в аэропорту Звартноц, как будто других дел для оперативки не было вообще. Попов внимательно слушал.
Как и положено – отрабатывали несколько версий. Конкретно – уголовный след, террористы националистического толка, террористы религиозного толка, провокация иностранных спецслужб с целью обострения обстановки и возможного разжигания войны СССР и США, случайный взрыв бензовоза по техническим причинам или неумышленным действиям водителя, взрыв вследствие выстрелов охраны КГБ или даже американской охраны по случайно приблизившемуся бензовозу. На каждой версии были брошены специалисты именно по этому направлению, так первая линия проверяла версию любого рода провокации, вторая линия отрабатывала уголовный след, пятая – националистов и сектантов. Судя по докладам проверялось все, вплоть до версии о провокации людей, которым не дали вылететь за границу, хотя уж это то было полным бредом.
Попов сильно удивился, поняв, что основной в расследовании является уголовная версия. В республике было неспокойно, постоянно митинговали какие-то националисты, требовали своего люди из Нагорного Карабаха – организация Крунк. Он бы больше поверил, если бы рассматривали версию о подрыве самолета азербайджанцами, чтобы насолить армянам – маловероятно, но мотив есть мотив. Но тут – на первое место вышла именно уголовная версия и на ее отработку брошено едва ли не столько сил, сколько на все остальные версии вместе взятые. Он знал, что в Средней Азии например, уголовники приобрели опасный вес благодаря поставкам армейского оружия и наркотиков из ДРА. Но Армения…
Судя по тому, как строился доклад – Армения представляла собой настоящий криминальный заповедник. В республике с несколькими миллионами населения было сорок два человека с криминальным титулом «Вор в законе», из них семнадцать – все еще продолжали оставаться на свободе. Главным среди них считался Карпет, уроженец высокогорного села, в тринадцать лет ударивший сверстника ножом в живот и тем самым открывший свою криминальную биографию. На сегодняшний день его стаж составлял шестьдесят два года[45].
Исходя из того, что докладывалось – Попов не очень то понял, а за что собственно разыскивают Карпета и почему именно он – стал главным подозреваемым в этом деле. Нет то что он вор это понятно. Но как это связано с террористическим актом?
– Разрешите? – он поднял руку.
– Слушаем.
– Какие конкретно есть доказательства причастности Карапетяна к террористическому акту?
Сотрудники странно переглянулись.
– Вообще то, это всем известно, товарищ Попов. Карпет связан с националистическим подпольем, он является основным в приграничной зоне, отвечает за контрабанду с той стороны границы. В Турции у него много сообщников, которые переправляют ему дефицитные наименования ширпотреба.
– Ну и что? Как это связано с терроризмом?
– Карпет – сотрудник принялся разъяснять ему как маленькому – больше всех заинтересован в дестабилизации обстановки в республике. У него не только контрабанда через границу, он еще организовал незаконное производство чачи в НКАО, отправляет ее по всей стране. Его племянник – играет важную роль в антисоветской оппозиции.
– И что? – допытывался Попов – как это относится к террору?
– Есть агентурные сообщения, что именно Карпету заказали акцию…
– Я могу их посмотреть?
– Да, конечно…
– Товарищ Попов – сказал Гаригян – вопрос даже не в агентурных сообщениях. Карпет – больше чем кто бы то ни было заинтересован в обострении обстановки. Мы считаем – у нас есть серьезные основания так считать – что Карпет уже давно является агентом иностранной разведки. Есть сообщении я о том, что он пошел на путь измены для того, чтобы свободно менять рубли на свободно конвертируемую валюту. Турция – как никто другой заинтересован в том, чтобы столкнуть нас с главным противником. А кроме как через Карпета – такую акцию у нас не провернуть. Остальные побоятся.
– Карпет считается «ломом подпоясанным». Он даже в Белом Лебеде[46] подбивал заключенных на бунт.
Председатель недовольно посмотрел на сотрудника – и тот умолк.
– Спасибо, я все понял – сказал Попов…
* * *После утреннего оперативного совещания – Попов написал рапорт на имя Гаригяна – и через час одышливый прапорщик поднял ему пистолет. Обычный Макаров, две обоймы, шестнадцать патронов. Он расписался.
Спустившись в архив – он заказал несколько дел для изучения, и все время до обеда посвятил именно им. Никто из фигурантов ему не был интересен, ему надо было просто кое-что сделать. Пустит пыль в глаза, запутать, сделать вид. Дела – это громоотвод, пусть займутся им…
Вашингтон, округ Колумбия. Гольф-клуб. 15 августа 1988 года
Как связаться с заинтересованным лицом в другой стране, чтобы оговорить варианты сотрудничества и обменяться информацией? Зависит от обстановки в стране, конечно – но вариантов два. Первый – направить человека, второй – использовать местную сеть. Проблема была в том, что ЦРУ США не могло использовать ни один из этих каналов. Оба считались скомпрометированными.
Олдридж Эймс, суперкрот в ЦРУ, один из самых опасных предателей за всю американскую историю – полностью сдал всю агентурную сеть в странах СССР и восточного блока, теперь это уже было понятно. Уйти удалось только тем, кто был за границей, и, получив сигнал о возвращении, вовремя купил билет на самолет в первую же цивилизованную страну. Судьба остальных была неизвестна, но очевидно страшна. Неизвестна была и судьба самого Эймса. Кто-то в Лэнгли считал, что он погиб в страшной перестрелке на советско-финской границе, унесшей жизни двадцати американцев, кто-то считал, что он жив и находится у русских. Но специальному помощнику директора ЦРУ Гасу Авратакису было ясно как божий день – использовать хоть какие-то ранее протоптанные тропки – означало обречь армянскую сеть на уничтожение. В ССР было, что прощали – но там никогда не прощали предательства. Судьба предателей была одна – пуля в затылок, в то время как в США за измену максимальным наказанием было пожизненное заключение[47].
Авратакис думал недолго – его преимуществом было то, что он был компанейским человеком и не гнушался никакими знакомствами. Он так же оказывал людям возможную помощь… не потому что бы таким уж добрым. Просто если ты оказывал кому-то помощь – то вправе был рассчитывать на ответную любезность. И черт знает, когда и в каких обстоятельствах она потребуется…
Сидя в своем служебном Понтиаке – Гас Авратакис набрал по памяти номер. У него была хорошая память, хотя этот номер он не набирал с рождества. Тогда он поздравил кое-кого… простая вежливость…
– Британское посольство, чем я могу вам помочь, сэр? – раздался в трубке приятный женский голос.
– Филиппа Айри, атташе по культуре, будьте добры…
– Одну минутку, сэр, сейчас я посмотрю, на месте ли мистер Айри…
Филипп Айри был резидентом МИ-6 в Вашингтоне, на это место его послали в качестве почетной ссылки, чтобы тот мог выслужить полную государственную пенсию. До этого – Филипп Айри работал в Инспекции по Среднему Востоку и занимался проблемами помощи афганским моджахедам и противодействием коммунистическому вторжению в Афганистан. К мятежу афганского президента Наджибуллы британская разведка оказалась совершенно не готова, а после того, как русские сбросили на Пакистан две атомные бомбы – работы у Филиппа Айри не стало. Он вряд ли был в чем-то виноват, но в таких ситуациях всегда должен быть виновник – и виновником стал он. Три месяца он сидел без содержания, пока шло служебное расследование, потом друзья пробили ему необременительную должность атташе по культуре в Вашингтоне. Наверное, не в последнюю очередь выбор британцев определялся знакомством Айри с ним, с Гасом Авратакисом. Британская разведка считала, что в этом регионе не все еще кончено, и хотя сама не хотела ничего предпринимать – но все-таки в Лондоне хотели быть готовыми, когда герольды затрубят в трубы…
– Сэр, спасибо за ожидание, мистер Айри на месте. Я вас соединяю…
Почему-то от британской вежливости – у Авратакиса начинали болеть зубы.
– Да, кто это? – раздался голос Айри.
– Эй, если ты так будешь отвечать, люди подумают, что ты никакой не атташе по культуре, нахрен…
– Боже мой… Гас…
– Собственной персоной. Как начет пообедать?
– Извини, уже. Но я собираюсь пройти пару лунок в Анакостии, не составишь компанию?
– Эй, ты же знаешь, что я профан во всех ваших аристократических забавах. Если я врежу клюшкой по мячу – боюсь, кто-нибудь пострадает.
В других местах – можно было бы встретиться в каком-нибудь ресторане, но не здесь. Положение атташе по культуре в британском посольстве в Вашингтоне было очень шатким. С одной стороны – особые отношения между метрополией и бывшей колонией начисто исключали все обычные формы шпионажа, как в Вашингтоне, так и в Лондоне. С другой стороны, начальство ставило планы, и их надо было выполнять. Для Авратакиса такая встреча тоже была чревата – он был «на виду», скажем так из-за провала в Афганистане и враги готовы были использовать против него любую оплошность. Все те, кого он когда-либо оскорбил, в том числе заместитель директора ЦРУ по операциям жаждали его крови…
– Все равно, приезжай. Хотя бы поучишься.
– Через полчаса. Хорошо?
– Годится, до встречи…
Авратакис посмотрел на густеющий на глазах поток машин впереди, на мигание стоп-сигналов и решил, что с получасом он возможно и поторопился…
* * *– Ха-ха-ха…
– Помнишь, что ты тогда сказал?
– Ага…
– У меня есть знакомый агент по недвижимости, который подыщет вам достойную квартиру в Бельгравии, и если у вас найдется время… я бы хотел познакомить вас с моим портным.
– Ага… А помнишь, что я ответил.
– Еще бы. Ты сделал рожу, такую, что Миниц чуть в штаны не наложил, и сказал в техасском стиле: эй, парни, я сюда дела приехал делать, а не перебирать свой чертов гардероб, ясно!
– Кстати, как он?
– Миниц? Старик на пенсии.
– Тот еще фрукт…
– Да… Он еще помнит, как забрасывали группы на континент[48].
– Афганистан?
– Он самый. Крепко тогда всем влетело. Тебе, как я понимаю, тоже?
– Меня не так просто вышибить из седла…
– Твое здоровье…
Двое игроков, сидящих в шикарном ресторане, работающем при Вашингтонском гольф-клубе, расположенном в районе Анакостии – отсалютовали друг другу бокалами. Совсем рядом – неспешно тащил свои воды к Атлантике Потомак.
– И все-таки мы хорошее дело сделали тогда.
– Пока русские все не изгадили.
– Поверь, все еще перевернется! – уверенно сказал Авратакис – и русские за все заплатят. У них в стране – несколько десятков миллионов мусульман. Они уничтожили Пакистан – но поверь, лет через десять они получат Пакистан в своей собственной стране, вот увидишь…
– Ты о чем-то конкретном? – как бы вскользь спросил Айри, переходя к делам.
– Не совсем… – Авратакис улыбкой смягчил отказ.
Айри был должен и знал об этом. Долг касался афганских дел, которые были в прошлом, но это ничего не меняло, долг есть долг. В свое время, в Лондоне – Авратакис удивился двум вещам. Первая – как же британская разведка бедна деньгами и второе – как она богата агентами. Пока придурки на седьмом этаже вкладывали миллиарды в космос – британцы работали с людьми. Если сейчас в Пакистане американцы выглядели глупыми ковбоями, которых сам Аллах велел обжулить – то британцы пожинали плоды своей дальновидности. В тех местах были семьи, где осведомительство передавалось от отца к сыну – дед, отец, сын – поочередно становились агентами британской разведки. Пакистан был одним из тех мест, откуда британцы уходили последними, последний аутпост рушащейся на глазах империи. И уйдя, британцы оставались – военные и политические лидеры отдавали своих детей в британские школы и военные училища, нанимали английских нянь… по сравнению с британцами, американцы выглядели непослушными и трудными подростками с большой битой. Все, что было у американцев и не было у британцев – это были деньги.
Солнце садилось, играя оранжево-красными бликами на воде.
– У меня есть вопрос, Филипп. Как начет национализма. Национализма в СССР.
– А что такое с национализмом? – сделал непонимающее лицо Айри – я знаю не больше тебя.
– Да неужели. Как насчет плана Лиотей? Или ты думаешь – в Лондоне я учился правильно подбирать галстуки к костюму?
На лице Айри отразился испуг.
Лиотей…
Программа Лиотей была разработана британской разведкой в начале пятидесятых и была рассчитана на период до две тысячи пятидесятого года. Названа она была в честь наполеоновского маршала Лиоте и одной истории, с ним приключившейся. Как то раз в Африке, осматривая дом, который квартирьеры присмотрели под резиденцию, он заметил, что солнце сильно печет, и приказал высадить деревья. Сопровождающие его офицеры с удивлением заметили, что деревья дадут тень самое раннее через двадцать пять лет. Именно поэтому – сказал маршал – начните работы прямо сейчас, не медля. В его честь был назван долговременный план действий британской разведки, увидеть результаты которого – было суждено лишь внукам тех, кто стоял у его истоков. Конечным итогом плана Лиотей должно было стать уничтожение СССР как государство, распад его не менее чем на тридцать – сорок лимитрофных государств и уничтожение русских как народа, поддерживающего государственность в этой части света[49]. В преамбуле плана констатировалось, что существование русских как народа, способного принять лидерство в третьем мире – является постоянной угрозой для всего цивилизованного мира. Авратакис завидовал англичанам – несмотря на то, что они были бедны как церковные мыши – их разведка давала результат как раз благодаря таким вот долгосрочным программам, запущенным в действие еще отцами и дедами. Директор МИ-6 всегда назначался из числа проверенных людей, кадровых разведчиков – настоящий, естественно, а не тот о котором объявляют. Этим они отличались от ЦРУ, которым то и дело назначали командовать какого-нибудь адмирала предпенсионного возраста, с его бредовыми идеями, что полевые агенты больше не нужны, хватит с спутников. Ну вот, кстати… мечта сбылась. У него нет ни одного полевого агента в Москве, и он вынужден одалживаться у британцев твою мать!
– Эта не та тема, которую стоит обсуждать – сказа, наконец, Айри.
– Да неужели? – давил Авратакис.
– Высшая степень секретности. Долговременный план, я не могу знать всего.
– Хорошо, чем занимался лично ты? Я знаю, ты этим занимался.
– Ладно… – сдался Айри – кое-что я могу тебе рассказать. Что ты знаешь про украинцев?
Представления об украинцах – у Авратакиса были смутные. Он полагал, это кто-то вроде балканцев… а США их было немного.
– Понятия не имею. Что-то вроде балканцев?
Айри усмехнулся.
– Промах, дружище. Это самая большая нация в СССР после русских. Семьдесят миллионов человек – при том, что самих русских – около ста тридцати[50].
– И что?
– А то, что они не русские. И становиться русскими не хотят. У них был герой. Степан Бандера. Он воевал с гитлеровской Германией, когда Вермахт оккупировал Украину, а когда на Украину ворвались большевики – сражался и с ними. Мы имеем данные о продолжении сопротивления до начала шестидесятых годов. Все это началось еще давно, в начале двадцатого века, когда Украина отделилась от Российской Империи и пыталась создать демократическое правительство, а большевики потопили восстание в крови.
– И что? – продолжал допытываться Авратакис – там идет сопротивление?
Эйри сделал неопределенный жест рукой.
– Не то чтобы сопротивление. Но у нас есть информация о малочисленных независимых группах, нападающих на коммунистические органы власти. Войска КГБ сражаются с ними, сам понимаешь. У нас есть хороший актив в Канаде, в основном боевые ребята, прошедшие вторую мировую войну. Их несколько сот тысяч и они серьезная сила…
Авратакис откинулся на спинку стула.
– Чушь!
– Почему.
– По нескольким причинам. Первое. Если бы там было сопротивление – мы бы об этом знали. Понимаешь – не догадывались, а точно знали. В конце концов, мы разведка…
– Это Советский Союз… – обиженно начал Эйри.
– И у нас есть достаточно возможностей, чтобы отследить хотя бы резонансные преступления. Брось Фил, ты же видишь, что творится в Белфасте, в Дери. Если бы это самое было у русских – мы бы это знали. Но этого нет. И знаешь почему? Украинцы слишком большой народ для того, чтобы действовать подобным образом. Их слишком много – а потому социальные связи между ними ослаблены. Вы делаете выводы по кучке фашистских ветеранов, которые где-нибудь в Монреале сидят в баре, пьют пиво и вспоминают, как они вломили этим красным. Причем девять из десяти историй – брехня полная. Ты стегаешь дохлую лошадь, мой друг.