Столица беглых

– И на все про все у нас, Алексей Николаевич, сто шестьдесят городовых и четырнадцать околоточных надзирателей, – вздохнул Бойчевский. – Как хочешь, так и крутись.

– А что с сыскным отделением? – обратился Лыков к Аулину. – Где набрали кадр?

Тот вздохнул еще громче полицмейстера:

– Э-эх! Какой тут может быть кадр? Вот давеча сыскной городовой Петр Катков нажрался водки, сел на извозчика и стал разъезжать по городу. Стреляя для развлечения из револьвера. Ну как вам такое?

– Уволили?

Аулин развел руками:

– А где я ему замену найду? Отделение третьего разряда, мне даже помощник не полагается. Три надзирателя и четверо городовых – весь мой штат. Жалованье – без слез не помянешь. Аппарат «Бертильон» куплен на частные пожертвования, казна денег не нашла. Ну выгоню я Каткова. Сам же себе службу осложню. На его место никто не придет. А если придут, то еще хуже будут. Так что я оштрафовал дурака на два рубля и оставил.

Бойчевский с раздражением в голосе поддержал подчиненного:

– Вот скажите нам, Алексей Николаевич: как такое возможно? Иркутск всегда был опасным городом. Тут дважды заводили сыскное отделение, оба раза на временных основаниях. Из-за отсутствия денег их быстро закрывали. А какие сыщики были у нас! Яков Кондратьевич Чусов, Николай Дмитриевич Добронравов – легендарные люди… Но без финансирования, без постоянных штатов что они могли сделать? С каждым годом обстановка в городе все хуже. С конца прошлого века Иркутск держит первое место по тяжким преступлениям среди всех российских городов. Десять лет подряд мы в этом отличаемся. А сыскное отделение учреждают третьего разряда! В таком трудном для полицейской службы месте. Чем они там думали в Петербурге?!

– Я предлагал второй, но Министерство финансов переправило, – буркнул Лыков.

– И как нам быть?

– Служить, Василий Адрианович. Как служат все другие. Не нравится – уходите, что вы еще ожидали услышать?

– Но…

– Описанная вами картина одинаковая по всей России.

– А…

Бойчевский покосился на Аулина и махнул рукой:

– Действительно, Бернард, что мы еще ожидали услышать? От столичного ревизора.

Лыков вел такие разговоры уже много раз, и они порядком ему надоели. Министерство финансов вело себя хуже злейшего врага: урезало штаты, снижало жалованье, восставало против усиленных пенсий для полицейских. Поделать тут ничего было нельзя. Центральная власть сама себе рыла яму с удивительным упрямством. Когда они свалятся в нее, будет поздно принимать меры. И как объяснить это Коковцову?[19]

– Продолжим, коллеги, – Алексей Николаевич вынул из кармана блокнот. – Братья из Кутаиссской губернии, как бишь их там? Родонай. Ниточка для ловли револьверцев и вообще для розыска санатории для беглых. Что у вас на них имеется, Бернард Яковлевич? Валите все, не скупитесь. Агентурное осведомление имеется?

– Нет, и оно невозможно, – отрезал коллежский регистратор.

– Так-таки совсем невозможно?

– Совсем.

– Почему?

Лыков догадывался, что услышит в ответ, и не ошибся. Главный иркутский сыщик стал валить на кастовый характер кавказской преступности. Чужих не пускают, даже говорят между собой на своем языке, постороннему человеку и не подслушать. Сотрудничающих с полицией сразу убивают. Местные жулики у них на подхвате, серьезные преступления им не поручают. И что даст такое осведомление?

– Я понял, – оборвал Аулина питерец. – Сообщите хотя бы те сведения, что имеются. Есть браты-акробаты в вашей картотеке?

Полицмейстер велел принести учетные карточки на обоих братьев. Выяснилось, что они происходят из дворян Зугдидского уезда Кутаисской губернии. Младший, Самсон, был лишен прав и осужден на пять лет за сбыт фальшивой монеты. Отбыв наказание, он поселился в Иркутске, записавшись мещанином. Держал пивную на Поплавской улице и чаевую на Барахольном базаре. Оба заведения пользовались дурной славой. В них спаивали и обирали легковерных посетителей, держали тайную проституцию, покупали краденое. Старший брат Федор приехал из того же Кутаиса помогать Самсону в его темных делах. Агентура сообщала, что он выступает курьером между Иркутском и Кавказом: возит туда на продажу наиболее ценную добычу. Еще лихие братья обменивали у дурных солдат на выпивку оружие и патроны и снабжали ими бандитов. То есть выступали наводчиками, организаторами налетов. Доказать это в суде было невозможно: сами Родонаи в опасных делах не участвовали, а кто участвовал – тот их не выдаст. По сообщению осведомителя по кличке Масляный, адрес пивной на Поплавской знали все сибирские кавказцы вплоть до Владивостока. Там они встречались, обсуждали предстоящие грабежи, прятались от полиции, делили добычу… Русских к этому кругу не подпускали на пушечный выстрел.

– Значит, братья Родонай местные «иваны», заправилы и вожаки преступного мира, – констатировал Лыков. – Так?

– Можно сказать и так, – согласились с ним иркутские коллеги.

– Тогда они вполне могут быть владельцами санатории для беглых, которую мне велено найти.

Тут местные задумались. Аулин стал рассуждать вслух:

– Конечно, эти стрекулисты берутся за все, что может дать доход. Однако… санатория для беглых… Трудное дело. В Иркутске ее спрятать нельзя. А где-нибудь в уезде – там власти Родонаев нету. Вся их сила – в вооруженных бандах кавказцев. Налететь, отнять, спрятать, поделить – для таких дело привычное. Но тайные квартиры в глуши, на мой взгляд, не по их специальности.

Бойчевский поддержал подчиненного:

– Братья, пожалуй, в самом деле «иваны» в ихней табели о рангах. Здесь, в Иркутске. Ну, с ними считаются по всей Сибири – те, кому нужны наводка и скупка добычи. А санатория ваша такой шушере уже не по зубам. Только местный какой царек способен ее учредить и содержать. В тихом углу, где он – главная власть.

– Пусть так, – согласился коллежский советник. – Но Родонаи, скорее всего, с таким царьком состоят в связи. Бегство поляков на это указывает. К ним же они явились, судя по телеграммам.

– Связь может быть, оно весьма вероятно.

– Так давайте сделаем облаву и в пивной, и в чаевой. Вдруг да зацепим кого?

– Из револьверцев? – опять засомневался Аулин. – Это навряд ли. Они ведь не дураки. Уже перебрались в тот тихий угол, о котором говорит Василий Адрианович.

– Все равно налететь нужно, – заявил полицмейстер. – И для порядку, чтобы кавказцы не задавались. И для осведомления. Обыщем все тщательно – мало ли какая подсказка попадется? Краденое накроем да хвост им прищемим.

Однако начальник сыскного отделения возразил:

– Эдак-то лишь для проформы. Отчитаемся: налетели и нашумели, вот мы какие молодцы. Но для дела облава в двух местах ничего не даст.

– Почему же?

– А вот почему, – Бернард Яковлевич зашелестел бумагами. – Гляньте хоть в эти учетные листы. Центр города весь усеян подобными заведениями. Я зачитаю: пивная лавка Головадзе на Кузнечной, квасная Жордания на Сенной, портерная Бебурии на Ланинской улице, трактир Битарашвили на Большой Блиновской… Вот еще две квасные лавки: Шмугия на том же Сенном базаре, и Ахалкалакелова на Пестеревской. Все грузины и заодно с нашими братьями. Если прятать беглых, так они первые и спрячут.

– К чему вы ведете? – не понял Лыков. – К тому, что облава бесполезна и надо оставить, как есть?

– Нет, я имею в виду другое. Если уж чистить, так подряд. Устроить облаву одновременно во многих местах. Чтобы они не перебегали из одного притона в другой. Накрыть всех в один час.

– А сил на это у нас хватит? – одернул подчиненного Бойчевский. – Придется посылать людей сразу по десяти адресам. Иначе нет смысла.

– Скорее даже по двадцати, – ответил Аулин. – Трудно, но можно. Ежели снять уличные посты на три часа, заместив их конными стражниками. И привлечь городовых из Пятой части. Тогда получится.

Полицмейстер вздохнул:

– Да, второе змеиное гнездо придется отложить.

Начальник сыскного отделения пояснил питерцу:

– Василий Адрианович имеет в виду Глазково. Там второй центр кавказского засилья, но на него наших сил уже не хватит. Будем шарить только по правому берегу.

Примечания