Любовь на двоих. Покориться судьбе. Книга 2

– А если выяснится правда?

– Кому нужна эта правда, мам? Раскопают раньше, значит, Воронцов не допустит развода.

– Держись, доченька, я всегда с тобой!

– Спасибо, мамуль! Я это знаю. Чувствую.

Графиня Вересковская, казалось, хотела рвать и метать. Будучи слишком хорошо воспитанной и обладая бесценной женской мудростью, она всецело потакала действиям своего супруга даже тогда, когда не одобряла его действий. На этот раз Григорий перешел все рамки. Он, похоже, забыл, что женат вовсе не на кроткой овечке, и лишь ее безграничное терпение и любовь к нему позволяли смолчать там, где молчать совершенно не хотелось. Женщина нервно крутила в руках мобильный, размышляя, что предпринять и как помочь дочери. Наверное, Сашка – главная фигура. Нужно образумить ревнивца, остальное будет проще и Насте легче, если супруг встанет на ее сторону. С Элеонорой бесполезно говорить – она едва не потеряла еще и сына вслед за мужем, а значит, взывать к адекватности тут не приходится.

«Григорий… только попадись мне… уж я тебе устрою!»

Будто услышав ее, в комнату вошел граф Вересковский.

– Душа моя! – мужчина оторопел от холодного взгляда жены. – Что случилось?

– Я говорила с дочерью.

– Я тоже говорил. Послушай, Наташенька, нам всем сейчас очень сложно.

– Ты от нее отказался. Ты унизил ее всеми доступными способами.

– Наташа!

– Как ты мог, скажи? Как ты мог предать дочь, своим недоверием?!

– Она преступила грань дозволенного! Она нарушила закон и пошла против мужа, против совести и против Бога.

– Где доказательства?

– На пленке, Наталья!

– Ее могли легко сфабриковать!

– Кому это нужно, скажи? Кому нужен развод детей, как не самой Анастасии и ее прихвостню-адвокату?

– Твои обвинения голословны.

– Разве нормальная женщина будет способна на то, что утворила наша дочь со свадьбой и с Алексом? Эта выходка была верхом авантюризма, да хоть закончилась хорошо. Но теперь.

– Знаешь, Григорий, – резко оборвала Вересковского супруга, – я всю свою жизнь посвятила семье и тебе. Я поклялась перед Богом в любви и уважении к своему супругу на веки-вечные. И я столь сильно тебя любила всегда, что позволяла навязывать себе твое мнение, не переча ни в чем. Хотя это не означало, что у меня нет своего собственного взгляда. Я оставила любимое дело по твоему настоянию, я многое бросила из-за необходимости согласия с тобой. Ты всегда был моим супругом и господином. Я даже позволила превратить нашу дочь в посмешище, когда должна была остановить твое самодурство и давление. И как я была рада, что Настя не поддалась твоей термоядерной психологической обработке. После выходки с замужеством я поняла, что моя дочь – моя точная копия. Практически клон, не считая внешности. И я уверена, что она в отличие от своего отца не способна на подлость и тем более на убийство. Я твоя жена перед Богом и людьми и останусь ею до смерти, но сейчас – мое терпение исчерпалось. Я уезжаю в имение моих родителей, потому что не в состоянии говорить с тобой и видеть тебя даже мельком.

– Наталья, не смей!

– Это своей любимой кобыле скажешь «не смей»! А я вернусь, когда буду в состоянии хотя бы взглянуть на моего супруга. – Наталья Филипповна быстрым шагом вышла из комнаты, а Вересковский развел руками в бессилии.

– Совсем бабы от рук отбились! Но Наталья! Я не узнаю ее просто.

Анастасия, не чувствуя ног, вошла в свою комнату и на полдороги вспомнила, какие оставляла для Олеси указания. Девушка заглянула в спальню мужа и поняла, что все выполнено безукоризненно. Все ее вещи были распределены по его комнате. Ася вошла и, не включая свет, присела на кровать на половине Алекса, а спустя минуту свернулась на ней калачиком, обнимая его подушку.

– Мадам! – шепотом позвал голос Паскаля.

– Да, Паскаль, я не сплю

– Хотите кушать, мадам?

– Я не хочу, но желудок протестует. В нем лишь утренний кофе и круассан с шоколадом.

– Вы должны поесть.

– Принеси, только что-нибудь вкусненькое, а то меня еще и подташнивает.

– Конечно. Это от голода. И давайте мадам, я сделаю вам чаю.

– Хорошо, Паскаль.

Когда она проснулась утром, на тумбочке так и стоял нетронутый поднос и Ася, не мешкая, уселась на кровати, чтобы съесть холодный ужин. Видимо она провалилась вчера в сон, как только Паскаль вышел из комнаты. На удивление остывшая еда была очень вкусной.

– Мадам, что же вы! Я приготовил все свежее и горячее, вот пришел забрать поднос! – стал возмущаться повар, появившийся в дверях как по мановению волшебной палочки.

– А ты неси и свежее, и горячее. Я еще не наелась, – ответила повеселевшая Ася. – Неизвестно, когда мне сегодня придется еще покушать.

– А… ну, вот, совсем хороший разговор! – обрадовался мастер-шеф.

Едва Паскаль скрылся за дверью, зазвонил мобильный. Это была Болотова.

– Анастасия Григорьевна!

– Да, Жанна! Давайте только без Григорьевны.

– Мне так проще. Нет неловкости.

– Ладно, как скажете.

– У меня не очень хорошие новости. Селезнев уехал спозаранку и будет только к вечеру, и мне не понравилось, как со мной говорили. Такое впечатление, что он не хочет нас принять.

– Как чувствовала, что что-то пойдет не так. Я сама ему буду дозваниваться, Жанна. Тем более, что и пленки на руках пока нет. А увидеть Федора получится?

– Да. С этим все в порядке, но вам не разрешили присутствовать на встрече.

– Вот черт! Все упирается в Селезнева – это он. И отец, скорее всего, свою руку.

– Давайте будем на связи, держите телефон при себе.

– Хорошо. Я поеду в редакцию. Там конь не валялся. Можете там меня найти, адрес я пришлю в СМС.

– Договорились!

Ася позавтракала второй раз, и настроение улучшилось еще немного, несмотря на нежелание проблем растворяться. Она прошлась по спальне, как бы размышляя, и приняв решение, собрала необходимые вещи в свой дорожный чемодан.

– Мадам! – на пороге нарисовался неугомонный Паскаль, вертевшийся возле нее, будто нянька.

– Жак.

– Мадам, вы разве собирались уезжать?

– Нет, Паскаль, не собиралась. Просто в свете происходящих событий мне нечего делать в этом доме. Наш развод с Александром Викторовичем дело времени. Он скоро вернется из больницы, и я не хочу, чтобы мой муж застал меня здесь. Не стоит ему мешать.

– Но мадам, как же…

– Как-то так, Паскаль, как-то так. Если меня будут искать – я в гостинице «Ореанда». Там и до работы ближе. Немного позже я вернусь за остальными вещами, а пока возьму лишь необходимое.

– Как скажете, мадам. Мне очень жаль.

– Мне тоже, Паскаль.

– Позвольте, я сложу вам вкусненького на обед?

– Было бы замечательно.

Потом Ася оделась и поехала в редакцию, прихватив вещи и термосок заботливого повара.

День на работе выдался суматошный. Анастасия не заметила, как наступил вечер. Селезнев по-прежнему не отвечал и, где его можно найти никто не давал точной информации. Дело закончилось тем, что Ася съездила в участок и в присутствии Жанны дала другому следователю показания относительно пленки и себя на ней. Как Болотова не протестовала, но ее подопечная осталась непреклонной. Шел уже третий день, как Леснова задержали. По появлении Селезнева его обещали выпустить. Ася поговорила с Ланкой и с мамой, но легче не становилось. Ночь выдалась бессонной, из-за нервов, и только под утро она заснула, истерзанная невеселыми мыслями.

Завтрак в гостиничном ресторане не принес удовольствия столько, сколько вчера домашняя стряпня Паскаля. Ася прошла к ресепшину и поинтересовалась, нет ли для нее новостей. Приветливая девушка передала ей пакет. Можно было сразу догадаться, что Паскаль не оставляет надежд поднять ей настроение едой. Анастасия вернулась в номер и не удержалась заглянуть внутрь посылки. Из нее запахло домом, как ей показалось. В результате аппетитная курочка была съедена полностью вместе с ее любимым салатом и благодарно запита горячим шоколадом.

– И куда я столько ем, – сама с собой размышляла Ася. Скоро в одежду перестану влезать. До чего только нервы не доводят. Зато на душе тепло.

Чужой человек, наемный повар, старается подарить хозяйке душевное тепло, что так ей необходимо и которого ей так сейчас не хватает, а близкие презирают и оставили ее. Очередной день в редакции обещал быть невеселым. За добрую его половину не было никаких хороших новостей. Но плохих не было тоже, а значит, не стоило жаловаться на судьбу. Отсутствие звонков нервировало. Зато около трех Ася услышала в трубке раздраженный голос Тимура:

– Ты решила не только меня окончательно покинуть, но и лишить вдохновения навсегда, моя муза?

– Тимур, что стряслось? Говори, по сути. В моей жизни очередной бардак, и я не знаю, с какого боку его начать разгребать.

– Где ты должна сейчас быть?

– А где?

– У меня на массаже, прическе и макияже! Не у тебя ли в восемь какая-то церемония?

– Твою м…, – проглотила ругательство Ася. – И Леснов пойти не может.

– Может или не может мистер Нарцисс, но мне тут нужна ты, а не он.

– Я буду, через час-полтора точно.

Анастасия без сил плюхнулась в свое кресло. Про церемонию вручения премии для их журнала она забыла напрочь. Платье было готово загодя и это радовало. Не пойти нельзя – на кону деньги, которые нужны ей, журналу и людям в редакции. И неизвестно куда еще вывернет образовавшийся вокруг нее скандал.

В кабинет влетела Лиза:

– Анастасия Григорьевна, на нас здорово наехали. Нужно давать опровержение или что-то еще делать. Я позвонила узнать насчет пресс-конференции, не поверите – отказали. Звонил Георгий Константинович и сказал, что нас выслушают два канала точно.

– Час от часу не легче. Еще и с собственным отцом приходится воевать. Дочь в опале, и придворные боятся попасть в немилость. Противно. Ладно, Лизок, задача такая: командируй Васю ко мне домой, пусть привезет мое вечернее платье, которое висит в моей гардеробной на манекене. И пусть позвонит мне оттуда: еще нужно туфли и шкатулку с побрякушками… блин, но это ж Вася…

– Босс, я оставлю Ваську в приемной, и сама привезу вам все, что нужно.

– Лизок, да ты просто гений! Чтоб я без тебя делала!

– Я ваш секретарь, это всего лишь моя работа. – девушка приветливо улыбнулась.

– Лиз, тогда возьми мою машину и отвези все в «Ореанду», а я после салона подъеду прямо туда.

– Все сделаем, босс!

Лизу сменила Жанна, вернувшаяся со встречи с Федором.

– Селезнев так и не появился. Я приехала рассказать о Федоре и поеду его разыскивать. Итак. Мой клиент настаивает, чтобы я сопровождала вас по пятам, а значит так и будет.

– Я большая девочка и мне не нужна нянька.

– Это его решение, а я должна его неукоснительно выполнять. Хватит того, что вы дали показания, так компрометирующие вас.

– Проехали.

– Он категорически против вашей идеи насчет признаний, лишь бы его вытащить.

– Его спросить забыла. Я сделала признание, как считала правильным. А мужу скажу, что его развод со мной может повлечь потерю Империи, поскольку на самом деле на пленке не я. И если кто докопается – пиши: пропало. Все честно.

– Ваше имя выполощут в помоях. Вашу семью растерзают ради потехи и наживы.

– Мне не привыкать к запаху помоев. Я с ним давно знакома.

– Анастасия Григорьевна! Просто настаиваю, чтобы вы обдумывали все свои действия и советовались со мной.

– Жанна, не зуди. Леснов в обезьяннике, а такое чувство, что он приставил ко мне своего аватара в женском обличье. Мне сейчас срочно в салон нужно. В восемь вручение премии на большой сцене в прямом эфире. Постараюсь сказать пару слов в защиту семьи. Нас каналы нынче не приветствуют.

– Значит я тоже еду с вами.

– Начало в восемь. – Ася черкнула что-то на бумаге. – Вот адрес, сразу проходите за кулисы, скажете, что от меня.

– Договорились. Тогда я снова к следователю и в участок.

– Договорились. Анастасия вздохнула. Она за эти пару дней стала так уставать и как-то нехорошо себя чувствовать. Хотя точно описать ощущения она не могла и относила все на счет нервов.

– Графиня Воронцова, – прошептала девушка, глядя на свое отражение в зеркале, из которого на нее смотрела красивая элегантная и просто роскошная женщина. Высокая гладкая прическа выгодно гармонировала с длинными, почти до плеч, висячими резными серьгами черненого серебра, переливающимися россыпью камней. В ней виднелась полоска диадемы с такими же камнями. Шею украшала только тоненькая серебряная цепочка. Платье в пол со шлейфом – черное с блестящей белого металлика ниткой по всей ткани очень стройнило и придавало образу загадочность, а декольте, открывавшееся взору, было просто умопомрачительным. Тимур знает толк в одежде. – Воронцова, – повторила она шепотом. – Вовек теперь не отмоешься от этого имени. Но, если развод таки будет, и из завещания меня вычеркнут, то возможно удалю ее из своей жизни.

Как будто в ответ на ее мысли раздался стук в дверь. Посетителем оказался адвокат семьи и VERITAS – Кошкин.

– Доброго вечера Анастасия Григорьевна.

– Звучит как насмешка, Варфоломей Борисыч.

– Ну, будет вам, Настасья Григорьевна. Я не имел намерения вас как-то оскорбить. Пустите? У меня к вам дело особой важности.

– Пущу, конечно, – Анастасия отступила, давая дорогу гостю. – И даже кофе угощу – только вот целый кофейник принесли.

– Благодарствую. Не откажусь, если можно. Гляжу, вы собрались куда-то?

– Да. У меня мероприятие неотложное, но времени еще достаточно. Позвольте, угадаю: вы пришли поговорить о разводе. – Ася жестом пригласила Кошкина садиться и стала наливать кофе для него.

– Вы правы. Меня прислали узнать, есть ли у вас какие недовольства по этому поводу. Вы лишаетесь своего наследства согласно завещанию ваших отца и крестного, в пользу вашего супруга, поскольку официально признали измену ему, зафиксированную на пленке.

– Возражений и недовольства нет, – ответила графиня Вересковская-Воронцова. – Никаких.

– Вы уверены? Я бы рекомендовал…, – стал запинаться Кошкин, глядя, на невозмутимое выражение лица Анастасии.

– Варфоломей Борисыч, мне нечего возражать. – Она взяла свою чашку со столика и пригубила кофе. – Меня не интересует и никогда не интересовало наследство и VERITAS. Я имею более чем стабильный доход. Но считаю своим долгом сообщить вам, что, прежде чем Воронцов подпишет бумаги на развод, предупредите его: хоть я и дала показания сегодня, но на пленке, та девушка с Лесновым – не я. Следователю почти все равно – лишь бы найти виноватых, а тем, кто может поживиться за счет нашего разлада – нет. Если развод оформят, а они докопаются до правды, которая в принципе легко доказывается, если внимательно присмотреться к видео, то моего мужа обвинят в инсценировке измены с целью избежать последствий злосчастного завещания в виде нежелательного брака со мной и желании во что бы то ни стало, сохранить наследство.

– Настасья Григорьевна, что вы такое говорите? – Кошкин раскраснелся от услышанного.

– Правду, Варфоломей Борисыч.

– Вы вообще уверены?

– А вы считаете, я могу быть неуверенной в том, что не спала со своим адвокатом, когда мой муж чуть Богу душу не отдал? Это было всего сутки назад!

– Но Анастасия Григорьевна, это очень серьезно, это не шутки! Дело вашей семьи канет в лету из-за глупости…

– …моего мужа, которого захлестывает ревность. Повторяю: все это – ваши проблемы. Мне плевать на деньги и на VERITAS. Мне только жаль моих родителей. Я волнуюсь, только за них. Остальное – не мое дело. Это, собственно, и все, что я хотела бы вам сообщить.

– Но тогда зачем вы соглашаетесь на развод и не протестуете?

– Чтобы мой муж не думал, что я буду его упрашивать. Этого не будет никогда. Он получит, то, что хотел.

– Настасья Григорьевна! Настасья Григорьевна! – Кошкин засобирался уходить.

– Не нервничайте так, Варфоломей Борисыч, а то не дай Бог, давление подскочит. Вы очень покраснели. Вам бы дух перевести.

– Ничего-ничего, с такими событиями немудрено… переживу, ничего со мной не станется.

Ася проводила старого адвоката и, закрыв дверь за ним, прислонилась к ней спиной. Этот кошмар, наверное, никогда не закончится. И Алекс, и отец, оказались так предсказуемы. Она закрыла глаза. В дверь снова постучали.

– Вот вы где? – Селезнев, не спрашивая разрешения, вошел в номер. – Прячетесь?

– В смысле?

– Почему вы не дома?

– Это мое личное дело. А прячетесь от меня вы уже целых двое суток. Без вашего разрешения не выпускают Леснова. Невинный человек сидит за решеткой, а вам хоть бы что! Конечно, вы же сами там никогда не сидели! – набросилась на него Анастасия, закрывая дверь.

– Я не покушаюсь на мужей своих любовниц!

– Да. Вы только ненавидите женщин, потому что одна из них осмелилась вас оставить ради другого, более удачливого и успешного мужчины! – настроенный по-хозяйски Селезнев на этих словах помрачнел и поник.

– А вы не так просты, как кажетесь, Анастасия Григорьевна, – ответил он тихо.

Ася наблюдала за Селезневым, рассматривая его не стесняясь. Она отметила, что Давид был одет по полному параду. В комнате с его появлением запахло приятным одеколоном, и он был гладко выбрит. По всему было видно, человек собирался на свидание. Этот мужчина был достаточно красив и интересен женщинам, оставалось только гадать, чем он так не устроил супругу. Хотя, если брать во внимание Алекса, то даже его писаная красота не идет в сравнение со взглядами и характером. На Селезневе сегодня был дорогой строгий черный костюм с темным галстуком поверх белой рубашки, видимо его парадно-выходной вариант, поскольку та одежда, в которой он появлялся на работе, хоть и была недешевой, но выглядела не настолько представительно.

– Что вам нужно? Зачем вы пришли?

– Но это ведь вы так хотели меня видеть? Неразумно давать такие показания с вашей стороны, ваш муж этого точно не оценит.

– Я изменница и подозреваемая – моему мужу все равно, о чем он не замедлил мне сообщить. Потому замалчивать правду нет смысла, хоть Леснов и протестовал против моего решения. Я действительно была с ним в ту ночь и точно знаю, что он был дома. Эта пленка – запись ночи, когда Алекс попал в аварию.

– Не предложите мне кофе? – вдруг сказал Селезнев, косясь на все еще дымящийся кофейник.

– Предложу. – Ася подошла к столику и стала наливать кофе в чистую чашку. Селезнев подошел к окну и уставился на вид на море.

– На записи нет счетчика времени, так что пока есть только ваши слова и слова Леснова, гарантирующие вам обоим алиби, что не внушает доверия, учитывая ваши с ним отношения.

Ася поднесла ему блюдце с чашкой и протянула:

– Но есть же способ освобождения под залог при таких свидетельствах, или под подписку о невыезде?

– Возможно, – Давид Селезнев посмотрел на собеседницу.

Ася уставилась на него в ответ:

– Это намек? Считаете не очевидным, что ваша машина и ваша одежда далеки от зарплаты простого следователя?

– В этом, Анастасия Григорьевна мы с вами практически братья: кажется, это вы сбежали от богатого папочки куда подальше, и долгие годы даже скрывали свои успехи, дабы выскользнуть из-под влияния отца?

– О! Какие подробности моей личной жизни!

– Я тоже сбежал из семьи и от богатого папочки. А он считает, что имея все возможности в этой жизни, я поступаю, как идиот, потому что хочу честно заработать свое имя. Вот он из большой любви и старается меня поддержать, как может, а я просто не хочу расстраивать старика. Так что, я такой же мажор, как и вы. Разве что без воспитания и титула.

– Спасибо, что просветили, а то я уже стала неловко думать о вашей честнейшей персоне, – съязвила Анастасия.

Селезнев все так же смотрел на нее, не сводя глаз:

– Чего вы так смотрите? Берите ваш кофе, пожалуйста! Он остынет. – Селезнев медлил, и Ася демонстративно поставила чашку на подоконник. – Как хотите! – она, было, собиралась отойти и присесть на диван, но Давид удержал ее за руку.

– Анастасия… Григорьевна…, – его глаза будто прожигали насквозь, как два лазерных луча.

– Что вы…, – запнулась Ася.

– Какая же вы красивая, – тихо сказал он. На что Ася нахмурилась, но не вырвала руку. – Вы ведь очень красивая женщина, – Ася высвободила запястье, но при этом оказалась намного ближе к Селезневу и посмотрела ему прямо в глаза.

– Вы не в том положении, чтобы без последствий делать мне подобные комплементы, господин следователь. – Так же тихо и четко ответила она.

– Анастасия…, – одно движение, и Ася оказалась в его объятиях. Ее грудь несдержанно вздымалась в тугом обхвате, а сердце бешено колотилось. – Что же вы делаете с мужчинами? Со мной? – Селезнев крепко обнимал ее, коснувшись губами виска. Ася не протестовала: она даже не представляла, что делать. Но если его страсть к ней может оказаться полезной, нужно было придумать, как правильно этим воспользоваться. По венам стало разливаться тепло, и оно явно говорило, что этот мужчина ей симпатичен. Но не сейчас и не в этой жизни. Давид, подтолкнув Асю к выступу стены у окна, коснулся шеи и стал покрывать соблазнительных холмики груди поцелуями, отчего у нее перехватило дыхание. Ася была просто в ступоре, но, все же, смогла произнести:

– Моя цена – свобода Леснова. А это – ваша репутация, ваша должность, ваша жизнь, наконец… Вы готовы все это отдать просто за мое тело?

Он остановился и поднял глаза на Асю:

– А если я скажу, что готов?

– Вы безумец! Обладать телом, это не значит владеть сердцем и…

– …душой? Знаю. Но вы не вырываетесь и не протестуете, а значит вам приятно. Не так ли? Вы тоже этого хотите, как и я!

– Я не вырываюсь, потому что мне не нужно шума больше, чем уже есть вокруг моей чести. А я не сильнее вас, и если вы захотите, то получите меня силой. Ведь вы же с этой целью пришли ко мне сегодня? Или как минимум с надеждой на то, что я вас не прогоню? – Вырвалось у Анастасии, но она понимала, что сейчас практически проиграла, когда имела все шансы на победу. Селезнев смотрел на нее с горечью в глазах, и она на авось попыталась исправить ситуацию.

– Я не заставляю вас делать что-то незаконное. Леснов не виноват и у него есть алиби. Я действительно была с ним тогда у него дома. Также есть пленка с камер банка, на которой все, что вы мне показали, записано в режиме реального времени. Но ее проще запросить следователю. Служба безопасности нашей компании уже добралась до нее, но им сложно передать ее мне без разрешения отца, которое он никогда не даст.

«Ланка говорила, что если нельзя изменить ситуацию, то можно, хотя бы попробовать извлечь из нее максимальную пользу. Секс с красивым мужчиной тоже как-никак приятный момент. Теперь то без разницы блюсти или нет и так уже потерянную благодетель».

Анастасия медленно поднялась на цыпочки и коснулась поцелуем губ Давида. Ответный вихрь страсти накрыл волной, вызывая легкое головокружение. Но внезапно Селезнев остановился и, с трудом от нее оторвавшись, прошептал:

– Собирайтесь, Анастасия Григорьевна, я отвезу вас туда, куда вы так приоделись, – он медленно отпустил объятия и сделал шаг назад.

Они вышли из гостиницы и проследовали к машине. Селезнев уже собирался плюхнуться за руль, но обратил внимание, что спутница остановилась. Мужчина вернулся и открыл перед ней дверь соседнего пассажирского сидения:

– Уж простите, я далек от этих ваших этикетов.

– Это элементарное воспитание, – возразила Ася.

– Я же говорю: нас с вами по-разному воспитывали.

Машина остановилась у высоких ступенек, на которых был расстелена красная дорожка, облепленная со всех сторон толпой журналистов и зевак. У Аси появился привкус горечи во рту, когда она представила, как сейчас будет пробираться сквозь них.

– Анастасия, простите меня! – голос Давида вернул ее к реальности. Девушка посмотрела на него. – Простите мою несдержанность. Я не собирался делать ничего такого, вопреки вашим суждениям. Да, меня к вам сильно тянет. Ничего не могу поделать с этой симпатией, но я никогда бы, не посмел сделать что-либо грязное по отношению к вам, клянусь! Вы стояли так близко, и я просто потерял самообладание.

– И я бы ничего не имела против, если бы мы с вами встретились в какой-нибудь другой жизни. – Ответила она тихо. – Ваши извинения приняты. – Ася положила руку на ручку двери.

– Я помогу, подождите. – Давид вышел, обошел машину и открыл перед Анастасией дверь, подавая ей руку. Это дало возможность графине Воронцовой появиться на публике наиболее эффектно. Журналисты хлынули к ней, но Селезнев, обнимая ее одной рукой, а другой, выставляя вперед удостоверение, беспрепятственно сопроводил Анастасию до двери.

– Почему вы сопровождаете Воронцову, господин следователь? Анастасия Воронцова ведь под следствием? Всего пара слов, господин следователь!

– Нет. Анастасия Григорьевна не под следствием, она давала показания, как возможный свидетель, и по нашей вине задержалась дольше, чем рассчитывала. По стечению обстоятельств решено было сопроводить ее, чтобы она не опоздала на мероприятие.