Я научу тебя летать

Глава 11

Илья

То, что отец в очередной раз собрался полоскать мозги, я понимал, собираясь на этот ужин для аутсайдеров. Даже слегка приготовился, наскрёб аргументов, чтобы сдержать пыл родителя, воспылавшего на старости лет к великим семейным ценностям.

Он бы со своей Сашкой разобрался, деятель. Нет же, никак не угомонится, пока всех не переженит и не пристроит. После того, как Димка счастливо удрал в брак с Никой и успел заделать малыша, отца немного попустило, но по косвенным признакам и по растущему недовольству папы Лунина, я чувствовал: спокойствию конец.

Я бы не удивился, если б на званый ужин явился Лунин с женой и приволок Тинку. Для совместной обработки материала, так сказать. Но появление двоюродного брата Серёжи, мягко говоря, порвало шаблон. А разговоры за столом и взбесили, и заставили взбодриться до состояния электрошокера: тронь – и ударю разрядом с искрами и фейерверками.

Бедную Варежку затретировали до состояния загнанной зверушки. Она и шутить пыталась, но слабо, слабо как-то, неубедительно. А папин интерес к детской истории с замужеством прямо-таки нездоровый.

И пока они там пытались выяснить, кто кого на ком женить хотел, мою бедовую голову некстати озарила мысль: а какого, собственно, хрена братец Серёженька приглашён? И не подстава ли появление Вареньки в доме? Хорошо продуманная и взвешенная акция? Отец мой шага лишнего не ступит, пока не просчитает всё до мелочей.

В то, что он положил глаз на молодую училку сына, я не верил. Ну, гипотетически, конечно, возможно, учитывая, как он отхватил в жёны Сашку, но я всё же надеялся, что козлизм его к сорока восьми годам поутих.

– Я… э-э-э… ничего не понимаю, – заикается и краснеет Варежка. – Какое, собственно, дело замужем я или нет? И какое сейчас имеет значение история четырнадцатилетней давности? Я тогда ребёнком была. Вы же сейчас шутите? И всё это несерьёзно?

Она распалялась и набирала ход, как голубой вагон с Чебурашкой и Крокодилом Геной на борту.

– Да шутят они, шутят, – решил я вмешаться и пожалеть бедную девушку. – Разговаривают ни о чём, чтобы аппетит нагулять. Беседы о свадьбах увлекательные очень. Каждая девушка мечтает удачно выйти замуж, неправда ли?

– Неправда, – выпрямляет спину Варежка, не принимая моей игры. Видимо, чувство юмора у неё отсутствует или дало сбой именно в эту минуту. А жаль. – Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть, – произносит она с таким выражением лица, что я прям осязаю её тоску. Девочку кто-то обидел? Интересно. Очень.

Мне бы заткнуться, но пока Серёженька с отцом ведут какой-то молчаливый разговор глазами – переглядываются и жонглируют бровями, я разворачиваюсь во всю ширь своего мерзкого характера.

– Вот тут вы, Варвара Андреевна, можете быть абсолютно спокойны, как Далай-лама, познавший дзен. Драконовы – самый надёжный и элитный золотой генофонд нации. Потрясающие образцы мужей и отцов. Великие зачинатели великолепных детишек преимущественно мужескаго полу.

– Илюха, щас в зуб дам, – неожиданно щетинится брат Ванька.

Это он что, Варежку сейчас защищает? И у меня неожиданно складывается пазл в голове. «Барби – дура», «Самая противная училка русиша», – всплывают разглагольствования юного мучителя и персонального кошмара учителей элитной гимназии. Это ж он о Варежке так лестно отзывался? Что изменилось с той поры? Она ж ему лебедями-двойками весь дневник разукрасила. И сейчас за «Барби-дуру» он готов дать мне в зуб?

Я вдруг осознаю всю пропасть неслыханного по своей силе предательства. Мы с Ванькой внешне не родственники. Как свинья на коня похожи. Но по складу ума, темпераменту, выходкам – несомненное сходство. Порой я ощущал с ним такую космическую связь, что нередко восхищался щедростью и отличным чувством юмора матушки-природы.

А тут вдруг ради неизвестной тётки он готов со мной сцепиться по-настоящему. Ну, ладно. Из-за Варежки. Я б за такую тоже кому хочешь в морду заехал. Серёженьке, к примеру. Смотрит он на Варю как-то собственнически. И глаза у него блестят, как у пьяного. Хрен тебе, братец, а не Варежка. Птица обломинго, понял? Что бы вы там с моим коварным папкой ни придумали, я найду способ поломать ваши грандиозные планы.

– Я, пожалуй, пойду. Вы извините, – кладёт на стол скомканную льняную салфетку с вышитой монограммой Варенька.

Прямая спина. Напряжённые плечи. Голова опущена. Волосы скрывают лицо наполовину – упали косыми прядями на щёки. Тёмные брови сведены, а красивые губы сжаты. Она медленно поднимается, поправляя юбку, пытается удержать глубокий вздох: ей явно не хватает воздуха.

–Присядьте, Варвара Андреевна, – командует властно отец, и я вижу, как у неё невольно подгибаются колени. Старший Драконов умеет подчинять, но Варя обуздывает себя. Качает отрицательно головой:

– Мне здесь не место. И, согласившись, я сделала ошибку. К тому же, мне пора.

– Сядьте! – голос у отца тихий, но интонация такая, что не подчиниться ему может только самоубийца. Варя нормальная, и вторую волну давления не выдерживает – падает на стул назад. – Поешьте. Валентин отвезёт вас потом домой.

И всё. Провал. Скучный ужин, где все жуют. Беседы ни о чём. Деликатный стук ложек и вилок. Сашка и Варя почти не едят. Будь у отцовской супруги хвост, она б выбивала им ковровое покрытие. Пыль столбом стояла бы.

И ради этого мне не дали спокойно поболеть? Я пёрся сюда, чтобы послушать, как Серёженька рассказывает, за счёт чего он расширяет полиграфический бизнес? Но Варя неожиданно увлекается его рассказом, глаза у неё блестят неподдельным интересом.

– Бабушка гордилась бы вами, – сокрушается она.

– Натальи Николаевны больше нет? – у брата такое лицо, что мне немного становится стыдно за свою неприязнь к нему. Собственно, нам делить нечего. Кроме одного: по какой-то прихоти судьбы его воспитывал наш отец, в то время, когда Димка рос с матерью, а я – с бабулей Асей.

Я до сих пор не понимаю этой несправедливости, хотя давно пора и забыть, и расстаться с детскими обидами, и отца простить. Но мы так до сих пор и не поговорили по душам. Отец пытался, а я не смог ни разу выслушать его объяснения. Или извинения. В общем, не смог.

– Умерла в прошлом году. Сердце. Очень быстрая и лёгкая смерть во сне, – делится горем Варежка. – Она часто вспоминала вас. Гордилась вами. Бабушка преподавала в университете экономику, – поясняет она отцу, что прислушивается к их беседе, но не вмешивается. Лицо у него очень заинтересованное. Внимает каждому слову. Он умеет, да. – Сергей Александрович был одним из лучших её студентов.

Серёженька, конечно, молодец. Это с виду он мягконький и добренький, а на самом деле – несгибаемый перец. Весь в моего отца. Да и в своего тоже, но с дядей Сашей они в контрах. Это нас и роднит: нелюбимые сыновья. Но тот факт, что двоюродный брат сирота, вырос без матери и безразличен собственному отцу, не смягчает ни моего сердца, ни моего отношения к нему. Ненавижу. Стойко и всей душой.

Я жду окончания тягомотины под названием «ужин в семейном кругу». И пока отец, Серёженька и Варя пытаются вести светский разговор, в моей голове рождается план. Держись, брателло. Сегодня ты узнаешь, что значит оказаться за бортом. На крутых виражах выбрасывает тех, кто забывает о ремнях безопасности. Шорох сегодня явно не пристегнулся. Так что – чао, бамбино. Я покажу тебе фигуры высшего пилотажа, но ты их понаблюдаешь с наружной стороны лобового стекла.

Глава 12

Варя

Я так до конца и не расслабилась, хотя моментами чувствовала себя сносно. Я была счастлива, когда поняла, что ужин подходит к концу. Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не вздохнуть с облегчением. Старалась быть вежливой до конца, но подвиг этот давался с трудом.

Напрягало слишком пристальное внимание мужчин, включая и рыжего Ваньку, который следил за мной тяжёлым взглядом. Не удивлюсь, если он задумал очередную пакость, которую завтра разыграет как по нотам перед всем классом. То, что мы сегодня неплохо поладили с ним, ещё ничего не значит.

Я устала и хотела домой. В тишину и спокойствие. Но мучениям моим ещё конец не пришёл.

– Было приятно познакомиться поближе, – к счастью, папа Драконов руки не целовал. А то б я не выдержала подобной галантности. – Как и обещал, Валентин отвезёт вас домой.

Я раскланиваюсь со всеми. Мадам Драконова сухо кивает в ответ. Ванька машет рукой.

– Я сам отвезу Варвару Андреевну, – неожиданно заявляет Илья и, схватив меня под локоть, тянет за собой. – Пусть Валентин отдыхает.

– Нет, Варвару Андреевну отвезёт водитель. А ты мне ещё нужен здесь, сын.

Я б от такого тона сквозь землю провалилась. Но у Ильи, видимо, иммунитет на папу. Он и не думает меня отпускать.

– Устал. Нездоров. Ты же помнишь. Давай все разговоры отложим на следующий раз.

– Приедешь? – сверлит его взглядом папаша.

– Обещаю! – легко отделывается от него средний сын на ходу. Он успевает подать мою куртку и натянуть свою, пока идёт этот молниеносный разговор.

– Варя, – окликает меня Сергей Александрович, – не убегай. Мы с тобой тоже не успели поговорить.

– Девушка устала, Серж, – теснит меня плечом к выходу Илья. – Потом поговорите.

– Варя, я позвоню, – обещает лучший ученик моей бабушки, и как-то нехорошо сверкают холодной сталью его глаза. У них у всех, кроме Ваньки, серые глаза. Фамильное сходство. Они могут внешне отличаться, но их глаза ни с чем не спутать.

Я киваю Сергею Александровичу, и буксир по имени Илюша выталкивает меня на улицу. Он слишком быстр, а я устала и растерялась. И только в машине соображаю, что Шорох позвонит мне разве что в рельсу: мы не обменялись телефонами.

Илья стартует так, что я от неожиданности визжу.

– Полетаем, Варежка? – склоняет он ко мне голову, защёлкивая ремни безопасности. Голос у него становится ниже, и я вдруг вспоминаю другого парня. Того, из «Алых парусов». Наваждение какое-то. Сдался мне тот бездарный футболист, что проломил мои ворота.

Вопрос, судя по всему, чисто риторический. Машина несётся на такой скорости, что хочется зажмуриться.

– Может, ты не будешь так гнать? – спрашиваю слабым голосом. – Я ещё завещание не написала. Вдруг что случится, кому все мои сбережения достанутся?

– Драконам, кому же ещё? Драконы очень любят сокровища, чужие квартиры, всякие раритеты. Думаешь, зря тебя папулька обхаживал?

У него невозмутимая рожа. А у меня глазик задёргался. Я старательно не смотрю в окно, но чувствую: ещё немного – и оторвёмся от земли. И полетим, как страусы, махая коротенькими недоразвитыми крылышками. А вон там река должна быть. Может, уже пора жабры отращивать? Октябрь месяц заканчивается. Мама, я не хочу в холодную воду! У меня руки мёрзнут!

– Ты хоть бы спросил, куда ехать. Или это уже не важно? – обнимаю руками колени.

Машина замедляет ход. Неужели?

– А ты совсем слабая, Варежка. Укачало?

– Никто не называет меня Варежкой, – перевожу дух. – Нет, я скорости боюсь, кажется. А ты что-то хотел мне сказать?

– С чего ты взяла? – косит он весёлым глазом.

– Уволок слишком настойчиво. Обычно так делают, когда чего-то хотят. Будешь учить уму-разуму? Расскажешь, чтобы я к папе не приставала?

–Пф-ф-ф, – фыркает Драконов пренебрежительно. – Бедная у вас фантазия, Варвара Андреевна, для учительницы русского языка. Вы же как бы литератор. Книги гипотетически можете писать. Где размах эпопеиста? Где хитросплетение сюжетных линий?

Эпопеист – это сильно. Я прям окоченела, как сурикатик в стойке «столбик». Круто. На подпитии не выговоришь. Тут главное – не вестись. Я в курсе, что он брат Ваньки по отцу. И понимаю, сколько в них похожего. Кажется, троллить – это их семейная черта. Я уже сочувствую тем учителям, что учили этого живчика с бритыми висками.

– У меня непростой день выдался. Я устала, – пытаюсь охладить его самым ледяным тоном из моего учительского набора. – Можно ли без клоунады?

– Можно, – соглашается он почти нормальным голосом. – Ничего не хочу. Ничего от тебя не надо. Разве что это.

Тормозит этот хакер ночных дорог виртуозно. Жопу его машины заносит, когда он прижимается к обочине. И почти одновременно с этим манёвром он отрывает руки от руля, запускает их мне в волосы и целует. Жадно. В губы.

Я отпихнуть его хочу, упираюсь ладонями в грудь, а затем какого-то чёрта втягиваюсь в процесс. Илья целуется умопомрачительно. Вначале напористо, немного жёстко. А затем, как только я перестаю брыкаться, медленно и нежно. И такое впечатление, что нет для него ничего важнее. Что я та самая – единственная и неповторимая. Дорогая. Желанная. Любимая.

И я падаю в эту ловушку, как беззащитный кролик. Проваливаюсь вместе с ушами, шкуркой и пушистым хвостом. Ныряю в поцелуй на такую глубину, откуда подводные лодки не всегда всплывают.

Руки мои что-то такое вытворяют – притягивают этого очаровательного негодяя ближе. Пальцы приятно покалывают короткие волосы на затылке. Совсем как у того, в «Парусах». Но я почти не думаю о том парне – так, всплывает бледная тень. Их и сравнивать нельзя – разные совсем.

Со мной что-то не так. Видимо, тело не вовремя проснулось. Вспомнило, что секса давно не было. Но об этом я тоже почти не думаю, пока самозабвенно целуюсь с Драконовым. Мне нравится сам процесс. А гормоны в голову бьют совсем как в подростковом возрасте, из которого, как из короткой юбочки в складку, я безнадежно выросла.

Его руки касаются груди. Через куртку и прочие шмотки. А хочется, чтобы он понахальничал, залез, сжал. Почувствовать его ладони, кожу, пальцы. Помешательство. Отключение мозга. Полная и безоговорочная капитуляция.

Он отпускает мои губы. Дышит тяжело, словно в шахте вкалывал. Мы сидим лоб в лоб. И нет ничего, кроме нашего загнанного дыхания.

– У меня от тебя крышу рвёт, Варежка, – бормочет Илья и снова касается моих губ своими. Правда, не взасос, а так, слегка. – Поехали?

И я понимаю, от того, что я сейчас скажу, зависит, куда мы поедем. Ко мне или к нему. И если поедем хоть в какую сторону, закончится это одинаково. В общем, поехать не поехали, а уже приехали.

Глава 13

Илья

Я помню её тело под собой. И губы у неё всё такие же – прохладные, спелые, как вишни. Ей безумно идёт эта помада. А я бы слизывал её бесконечно.

Что-то такое творится в моей башке невероятное. Ведь девушка как девушка. Симпатичная, но, к примеру, с Тинкой ей не тягаться ни по холёной красоте, ни по стилю, изяществу и лоску.

Но Тинка как манекен в витрине. А Варежка живая. К тому же меня безумно заводит сочетание пуританской строгости и огня, что внутри у неё пылает. Это как контрастный душ: холодный учительский тон и горячий сексуальный отклик. Я помню, как она выгибалась и стонала. И жутко хочу испытать это снова.

Меня бесит, что она запамятовала нашу первую встречу. Хочется съязвить и уколоть. Но я не посмею. Ни за что. Пусть будет так, раз она забыла. Главное – я храню в памяти малейшие нюансы знаменательного знакомства в полутёмном коридоре на кафельном полу.

Нас трясёт как на вершине проснувшегося вулкана. И её – не меньше, чем меня. Поэтому я завожу машину и везу Варежку к себе. Плевать на всё. Потом будем разбираться с совестью, деталями, обстоятельствами.

Она потрясённо молчит, когда я тяну её за собой. Идёт, как школьница. И лицо у неё растерянное, но не возражает же. В лифте я снова целую её – не могу сдержаться. Как быстро, оказывается, ездит этот шкаф – не успел даже насладиться. Ну, ничего, сейчас мы всё наверстаем.

Не знаю, как я умудряюсь и Варежку к двери собой прижимать, и ключом в замок попадать, и дверь открывать. Я всё больше убеждаюсь: отсоединить меня от её тела разве что подъёмный кран сумеет. Примагнитило так, что с кровью оторвёт.

В тёмном коридоре я продолжаю упоённо её целовать. Глажу раскрасневшиеся щёки, пропускаю в ладонях тяжёлые пряди. Варежка пахнет вишнями и осенью. Немного морозом и тонкими духами. Что-то такое неуловимо сексуально-возбуждающее.

Она судорожно вздыхает, всхлипывая. Трётся об меня. Её груди отлично ложатся в мои ладони. Слишком много одежды. Надо это как-то исправить. Но мне сейчас хорошо и так. Оказывается, это здорово – просто целовать девушку. Как же меня будоражат эти поцелуи и реакция Варежки!

Неожиданно вспыхивает свет и больно режет по глазам. Ослепляет. Варя сжимается в комок. Прикрывает руками голову. И за этот ужасный жест я готов разорвать на части того, кто посмел её напугать.

Раз-два-три. Так отрывисто звучат хлопки в ладони. Мне даже поворачиваться не нужно: я знаю, кто этот монстр, что влез в мою берлогу и пытается сейчас устроить показную сцену ревности.

– Браво, Драконов, – язвит моя невеста Лунина, подпирая бедром стену. – Я тут жду тебя, как верная Пенелопа. Все дела свои отложила. Решила полечить тебя, несчастного. И что я вижу? Ты пытаешься мне изменить? С этой?..

В голосе её – презрение и снобизм. Варя стоит, опустив голову. Ну, конечно. Она выглядит как училка. А ещё – жалкой и раздавленной. В простой курточке, юбочке своей строгой. С великими брендами её одежде не тягаться. Я заслоняю её собой в остром желании защитить. Зло смотрю на холёную Тинку, и бешенство туманит разум.

– Извинись, – в голосе моём – ничего хорошего. Тинка задирает подбородок. Она готова к схватке. Кривит губы и мечет молнии глазами.

– Я?! Извиниться!? Драконов, ты ничего не попутал? Это ты сейчас пытаешься мне изменить, не я! Это ты приволок в дом свою шалаву, и мне ещё за это извиняться?!

– Я пойду, – устало и бесцветно произносит Варя и, кинувшись к двери, уходит. Я слышу, как частят её каблучки по ступенькам вниз.

– Ну, Тинка! – рычу я и выскакиваю за Варежкой вслед. – Варя, подожди!

Я догоняю её уже на выходе из подъезда. Хватаю за руку. Она вырывается, как дикое раненое животное.

– Не надо! – в голосе её слёзы, но глаза сухие. – Ты прости. Это было что-то ненормальное. Я вызову такси. Ты иди.

Она пытается тыкать дрожащими пальцами телефон.

– Какое такси! – грубо вырываю мобилку из рук. – Я отвезу тебя домой.

– Спасибо, мы уже съездили, – язвит она и отвешивает саркастический поклон. – Если ты сейчас попробуешь меня заставить или надавить, я закричу. Не делай того, о чём потом пожалеешь! Верни телефон и дай мне уехать.

Мысленно плююсь и в сердцах сую мобильник назад.

– Ты иди, я сама. Тебя там ждут.

– Подождут, – грублю и чувствую, как ярость рвёт грудную клетку.

Ну, не объяснять же на улице, что Тинка – моя якобы невеста, а на самом деле – недоразумение, что досталось мне в наследство от матримониальной сделки семей Драконовых и Луниных. Тинке предстояло вступить в брак с моим братом. Так старые интриганы порешили. В результате Димка отхватил Тинкину сестру, а мне, чтобы «товар» не пропадал, досталась эта адова девка, которая боялась выходить замуж, любила свободу и более-менее вела себя сносно до сегодняшнего дня.

– До встречи, – прощаюсь я с Варежкой.

– Надеюсь, мы больше никогда не пересечёмся, – учительским тоном произносит эта ведьма и с видом королевы захлопывает за собой дверь такси.

Ага. Щаз-з-з. Наивная. Плохо, что номер её телефона не взял. Но это поправимо. А пока нужно разобраться с коброй, что засела у меня в берлоге и плюётся ядом.

– Илюш, ты же не сердишься? – трётся Тинка об меня прямо в коридоре и преданно заглядывает в глаза. О, да, я знаю цену этому распахнуто-невинному взгляду. Знаю «искренность» этих по-детски припухлых губ. – Планочку сорвало, – откровенничает она, обнимая меня за шею, и пытается закинуть ногу на моё бедро.

– Тина, – отстраняю её от себя и стягиваю куртку. – Когда мне тебя навязали, мы договорились, помнишь? Ты боишься замужа как огня, я не горю желанием жениться. Но раз родители нас повязали по рукам и ногам, значит делаем вид, что мы приглядываемся друг к другу. Что нам нужно время, чтобы принять важное и ответственное решение. Делаем вид, Тина. Мы договаривались. А ещё мы договаривались, что ты не лезешь в мою жизнь, я – в твою. Не интересуюсь, с кем ты спишь и где. Чем занимаешься и когда. Мы существуем параллельно – об этом шла речь. И заметь: я даже спать с тобой не хотел. Ты сама ко мне в постель залезла.

– Ой-ой-ой, – кривит Тинка губы, – святой Илья. Можно подумать, берёг свою ценность. Да ты даже сопротивляться не стал. И кого ты обманываешь? Рано или поздно мы всё равно оказались бы в одной постели. Вопрос времени – всего лишь. Ты что, влюбился, что ли? В эту облезлую кошку?

Раз-два-три, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего и грубого.

– Собирайся. Тебя ждёт такси. Я вызвал. Ключи от моей квартиры оставь на тумбочке. Вещи твои я упакую и отправлю курьером. С этого дня – дистанция в пять метров. Будь добра, не наглей. Я не твоя собственность, и юзать меня, как тебе угодно, не позволю. Ясно?

– Ясно, – вздыхает Тинка. Внешне она и не расстроена, и не обижена. – Но не забывай: ты всё ещё мой жених. И все свои шуры-муры проворачивай тайно. И предохраняться не забывай, окей? А то не хочется, знаешь ли, лечиться после всяких.

– Вон! – рычу я как неандерталец и выталкиваю Тинку в шею за дверь. Туда же летит её верхняя одежда от кутюр. С наслаждением щёлкаю замком.

Да, я не джентльмен. Никогда им не был. И пусть скажет спасибо, что я и так её долго терпел. Пора заканчивать этот идиотский фарс с помолвкой.

Глава 14

Варя

Вычеркнуть и забыть. Я вообще не знаю, что это было. Он слишком напорист, этот Илья Драконов. А я растерялась что-то. Голову потеряла. Ведь видела, что он за фрукт. Серьга в ухе, джинсы и обаяние из всех щелей. Повелась, как дурочка. Поддалась на приманку. Но с кем не бывает – что теперь об этом думать.

Хуже всего – я почувствовала себя униженной, когда его стерву увидела. Мне до неё как до космоса. А ему как раз такая подходит. Мальчик-мажор и элитная сука из заповедника гоблинов. Каждой собаке своё место. Я своё знала отлично, поэтому дала задний ход – и только меня и видели.

Дома я долго стояла под душем, смывая послевкусие долгого дня, зато спала отлично и наутро чувствовала себя как всегда: бодрой, энергичной, готовой сворачивать горы.

Ванька Драконов на уроке сидел тихо, словно ему пошептали. Подозреваю, отец поговорил с ним по душам. Но подобные затишья – перед бурей. Сидел он мрачный, кусал губы и сопел, яростно черкая ручкой в тетради. Но когда прошлась по классу, проверяя, как мой 6-А справился с заданием, никаких фигвамов у Драконова не обнаружила. Он наконец-то дописал упражнение до конца. С ошибками, но явно старался.

– Молодец, – похвалила и машинально хотела погладить по голове, как я с другими детишками делала. Есть у меня эта привычка – прикасаться, поощряя. Драконов дёрнулся от меня, как чёрт от ладана и зыркнул глазищами так, что я руку за спину спрятала. Лучше, конечно, его не трогать, не нарушать хрупкое перемирие.

Но рано я радовалась: после шестого урока меня снова позвал глас Зевса-громовержца. Головомойка по средам – это становится традицией. Небось Дракониха прилетела – дым из ноздрей. Но я ошиблась.

– Вот, полюбуйтесь, Варвара Андреевна, – шевелит клочковатыми бровями Лев Моисеевич, – ваши ученики устроили драку посреди урока. Молодую учительницу до истерики довели. Травмировали вашу коллегу, между прочим.

На слове «травмировали» я зависла. Они что, бедной географичке нос разбили? Или фингал под глаз поставили?

– Ваня, Егор, что случилось? – сверлю взглядом Драконова и Михайловича. Фамилия у него такая. Михайло̀вич. Он ещё без конца повторяет для тех, кто путает: «Я не Миха̀йлович, а Михайло̀вич! Это не отчество, а фамилия!».

– А что Егор, что как сразу, так Егор? – голос Михайловича даёт петуха, срывается в подвизгивание, отчего становится смешно, и очень тяжело удержать губы на месте. Лев Моисеевич закашлялся. Видимо, тоже проняло.

– Что вы опять натворили? – цежу сквозь зубы.

– Подрались ваши орлы. Прошу, Варвара Андреевна разобраться в ситуации и принять меры, – директор вперил суровый взгляд в провинившихся и приказал: – Вышли за дверь и ждите классного руководителя.

Сейчас Лев Моисеевич повоспитывает меня тет-а-тет. Готовлюсь кивать, а сама киплю: как хорошо всё шло, нет, в конце дня им нужно было подраться.

– Вот что, Варвара Андреевна. Вы там горячку не порите. Сами знаете, какие дети у нас учатся. У Драконова уже и мать, и отец побывали в школе – видите, как ребёнком интересуются? Так что повторно не дёргайте. Разберитесь самостоятельно, что они там не поделили.