Иллюзия не реальной реальности
Внимание привлекли всплески воды, раздавшиеся над протокой. Подошёл к кромке берега. В темноте ничего нельзя различить, сколько ни всматривайся. Не видно луча света фонаря Алексея Прокопьевича. Ясно одно – кто-то барахтается в воде. Может, лось решил в этом месте переплыть протоку? С какой стати в самом широком и глубоком месте? Лихорадочно заработал мозг. Что, если это дядя Лёша? Что-то случилось? Я побежал вдоль берега на шум воды. Хлёсткие ветки тальника затрудняли движение. В голове крутился только один вопрос – что произошло? Скоро поравнялся с тем местом, откуда доносились удары по воде. Ничего нельзя было разглядеть, но кто-то находился в воде. Это дядя Лёша, догадка подтвердилась. Забежал в воду, побрёл на шум. Дно под ногами разом исчезло. Окунулся с головой, вынырнул пробкой. Быстро поплыл, подгоняемый прохладной водой. В такой воде плыть легко.
– Дядя Лёша, что случилось? – крикнул я, подплывая к хлеставшему по воде руками Алексею Прокопьевичу. Брезентовая куртка вздулась у него за спиной.
– Тону, Саня, – преодолевая холодный озноб, на одном выдохе произнёс он.
– А чего молчком-то? – ничего умнее я в эту минуту не мог спросить. Я имел в виду – почему не крикнул, не позвал меня на помощь. Но получилось как получилось. – Держись одной рукой за плечо.
Плыл быстро, раздвигая с силой воду перед собой по сторонам. До берега – не больше пяти метров. Не заметил, когда дядя Лёша уже перестал держаться за меня. Он брёл за мной. Я плыл, пока колени не начали задевать дно. Вышли на берег, оглянулись.
– А лодка где? – Мокрая одежда прилипла к телу. Меня знобило от холода и от перенесённого потрясения.
– После пошли греться, сушиться. – Дрожа от холода, дядя Алексей стал пробираться сквозь густые заросли кустов к нашему биваку. Выжали одежду, развесили возле костра сушиться. Вода в чайнике выкипела, эмаль накалилась докрасна. Я снял его с огня, навалил дров в костёр. Хотел было вновь набрать в чайник воды.
– Ты погоди, Саня, пускай остынет, а то эмаль вся потрескается, – остановил меня дядя Алексей. – Чайник-то у нас как новый стал. Вся многолетняя копоть обгорела.
– Дядя Лёша, что произошло? Почему ты в воде оказался?
– Алёша я, Саня, – рот открытый. – Это у него любимая присказка. Когда сделает что-нибудь не так, таким образом обругает себя. – Подплыл к сети – поплавки утоплены. Потянул за бечеву – не идёт. Думаю – корягу подцепил. Сильней потянул, лодка над сетью встала. Сеть на поверхность поднялась. Осветил – ничего себе коряга, таймень килограммов на пятнадцать. Я за нижнюю бечеву взялся, ну, чтобы мешком, чтоб не ушёл. Лежит на сетке у самой поверхности, плавниками шевелит, жабры раздул. А я, Алёша, думаю – уйдёт же. Дай, думаю, я его за жабры схвачу, надёжней будет в руках-то у меня. Ну и схватил, а он как дал хвостом – и в воду. Я не ожидал, следом полетел. Мощный, чёрт, оказался! Лодка на дыбы, черпнула через край до бортов. Под воду пошла. Хорошо, что в сетке не запутался. Вот Алёша так Алёша.
– А чего к берегу не плыл?
– Так я плавать не умею! Плыл как мог, – смеётся.
– Не может быть! Всю жизнь рыбачишь и плавать не умеешь? – поразился я, не веря ему.
– Да как-то не пришлось научиться.
– Как ты один рыбачишь, не боишься? Не было бы меня, утонул бы?
– Нет, не утонул бы. По дну вышел бы. Берег-то рядом, – со смехом рассуждает Алексей Прокопьевич.
Обогрелись, обсушились, на сон клонит. Стало светать. В тёплую ночь одежда высохла у костра быстро.
– Надо лодку искать, – озабоченно произнёс я, сопротивляясь наваливающейся дремоте.
– А чего её искать? Тут метров с триста ниже по течению – перекат. Течение хоть едва заметное, поди, уже её там к отмели принесло.
Мне стало понятно спокойствие Алексея Прокопьевича. Так и оказалось. Дядя Алексей снял сети, покидали их вместе с рыбой в коляску, дома выпутаем ельцов. Этих легко выбирать из сети. Не окунь с острыми плавниками.
Домой приехали через сельмаг. Тётя Люба нажарила большую сковороду карасей в сметане прошлого улова. Выпили, поели жареной рыбы. Замечательный этот жаренный на сметане до золотистой корочки карась! Хрустит корочка, что семечки на зубах. Мастерица тётя Люба жарить рыбу. Вкусно! Так и обожраться недолго. Выпитая водка, сытый желудок располагают к разговорам.
– Нужда заставила ловить рыбу, – рассказывает Алексей Прокопьевич. – Жили бедно, впроголодь, а рыба – всё же какое-то подспорье в еде. Рыбы в то время водилось много в речке. Хариус жирный, сытный. Тогда ещё ГЭС не было. Река текла по старому руслу. Тут вот мельница стояла. Пацаном лазил с острогой по корягам, высматривая рыбу в воде под ними. Возле мельницы хариус косяками ходил. Наколешь с десяток, домой несёшь, содрогаясь от холодной сырости, вымокнешь же весь. Дома выпотрошишь на скорую руку, солью посыплешь и за милую душу уплетёшь с ребятами прямо сырую. Потом война. Призвали нас, безусых, бестолковых. Толпимся на станции, что бычки колхозные. Глаза пялим вокруг. Что мы видели? Распихали по вагонам. Затрамбовали, что селёдку в бочку. Отправили на Восток, – Алексей Прокопьевич задумался, сменил тему. Не хотел он рассказывать про войну.
– Дядя Лёша, удивляюсь твоим зубам – белые, ровные, красивые. У тебя улыбка, как у Гагарина. Как тебе удалось сохранить зубы в отличном состоянии? Я вот ноги сегодня остудил, зубы разболелись. Опять крошиться начнут, полетят моментально.
– Конечно, красивые, – сказал Алексей Прокопьевич и быстро нижнюю, верхнюю челюсти одну за другой выкинул изо рта. Показывает мне на протянутой ладони протезы:
– Вот они, мои зубы. Я свои зубы на войне разом оставил.
– Как это?
– В атаку пошли. Японец бьёт пулемётной очередью из дота. Мы с товарищем обошли с тыла. Я в дверной проём гранату бросил. Алёша, рот-то открытый. Стою, заглядываю, жду, что будет. Как даст! – дядя Алексей проводит ладонью от подбородка ко лбу, запрокидывая голову назад. – Всё, отвоевался Алексей Прокопьевич. Когда пенсию хлопотал, инвалидность, вторую группу, дали. Любе добавили, как жене инвалида войны, пенсию за уход. Кто же знал, мог бы раньше инвалидность получить.
Алексей Прокопьевич закурил, смолк. Заметно воспоминания растеребили его душу. Замолчал и я, ожидая продолжения истории. Только продолжения не последовало.
– А что, выпить-то у нас хрен да хрен? – встрепенулся он, встал, достал деньги. – Сгоняй-ка, Саня, в магазин. Купи ещё одну бутылку водки.
Я, сам того не желая, потревожил его прошлое. Так узнал про короткий эпизод боя кавалера ордена солдатской Славы дяди Лёши. Светлая Алексею Прокопьевичу память!
Скотина слов не понимает
Вера с мужем Николаем шли по улице, обсуждая только что просмотренный в кинотеатре фильм. Сумерки заполняли город. Медленно разгорались уличные фонари. Вечерний воздух насыщался туманной сыростью. Высоко в сером небе тускло замерцали редкие звёзды. В окнах домов хаотично вспыхивал свет. Сверкая яркими красками, светились вывески и рекламные щиты. Редеющий поток машин освещал асфальт и выхлопные газы движущихся впереди машин. На перекрёстках ,не спеша, переливалась гамма светофоров. Контрастнее становились подсвеченные жёлтые стены зданий.
Вера в лёгком платье, пытаясь согреться, прижалась к мужу. Вошли в свой дворик. На детской площадке стоял в тусклом освещении рослый детина азиатской внешности и мочился в песочницу.
– Что вы делаете?! Как вам не стыдно?! Тут дети играют, малыши, – с негодованием возмутилась Вера.
– Закрой свой рот, женщина. Иди куда шла, – нагло, с хамской улыбкой осадил её мужик, повернувшись к Вере, демонстративно стряхивая последние капли. В его взгляде отражалось что-то звериное. Всем своим видом он демонстрировал силу и превосходство, пренебрежение к Вере и её спутнику.
– Я сейчас полицию вызову. Коля, ты что молчишь? – обратилась Вера к мужу. Худощавый Николай телосложением с подростка молча подошёл к нагло скалящемуся подонку и молниеносным ударом двинул кулаком в зубы. Тот от неожиданности взмахнул кверху руками и рухнул на землю. Лежал растерянный, распластавшись на спине, так и не успев застегнуть брюки. Вся спесь у хулигана улетучилась. Глаза выражали удивлённый испуг. На лице – жалобная, трусливая гримаса. Он превратился в затравленного зверька.
– Ты что, Коля! Зачем бить-то? Ты так можешь покалечить. Разве так можно? – отчуждённым голосом произнесла жена, присев возле очумелого мужика. Сочувственно поинтересовалась:
– С вами всё в порядке? Вы уж простите мужа, не сдержался.
– Господи! Да что с этим ублюдком станется? – сказал Николай. Убедившись, что трусливая наглость сломлена, муж повернулся и быстро зашагал к своему дому.
– Коля, ты что, не мог словами его осадить? Зачем же сразу бить-то? Ты своим поступком сравнялся с этим наглецом. Неужели не понимаешь? – скороговоркой выговаривала ему жена, семенившая следом. Подойдя к двери парадной, Николай повернулся к жене, глухо заговорил, чеканя каждое слово.
– Человечество веками, тысячелетиями вырабатывало законы, нравственные и моральные правила поведения, чтобы отличаться от животных. Чтобы не быть дикарями. Чтобы тихо и мирно сосуществовать между собой. Чтобы не быть… – Николай задумался и закончил тихим голосом, – он уже превратился в скотину, а скотина слов не понимает. Вот так-то, Верунчик. Я даже слишком всё хорошо понимаю. Они у себя всё обгадили, приехали к нам свои порядки устанавливать. Такие, кроме силы, ничего не уважают. Так можно весь мир обгадить, а потом-то что? Куда поедут гадить? Пойдём домой, сердобольная моя.
Николай улыбнулся, ласково взглянул на жену и обнял ее за талию. Свободной рукой открыл дверь, мягко подтолкнул супругу вперёд.
– А сами мы не гадим? – попыталась возразить Вера, слабо упираясь ножками. – Погляди, у нас все обочины дорог мусором завалены.
– В том-то и дело, что у нас своих засранцев хватает. Чему тут удивляться, мы сами – наполовину азиаты. А тут эти ещё усугубляют наш быт. Сами с собой не справляемся. К нашему берегу, кроме дерьма и мусора, ничего путного не пристаёт. Потому что берег такой. Мимо крутого берега мусор проносит, а на наш – всё дерьмо выплёскивается. Конечно, к нам едут и достойные люди, только всё меньше и меньше. Непривлекательные становимся, я бы сказал, даже опасные для порядочных мигрантов. Всё, Верунчик, забыли об этом. Ещё не хватало продолжать портить себе настроение.
– И то верно! В кино жизнь намного прекрасней, – Вера улыбнулась, что-то вспомнив, взяла Николая под руку. И они бодро зашагали по лестничному маршу.
Червь сомнения
Люди верят в то, во что им хочется верить. Даже тогда, когда это выглядит нелицеприятно.
С тех пор как Женька стал инвалидом, он начал задумываться о дополнительном заработке. На его пенсию по инвалидности не проживёшь. Тем более с семьёй. Случай подсказал. Пришёл проведывать Женю приятель Алексей, раньше вместе работали. Мимоходом в беседе спросил совета у приятеля. День рождения у жены скоро, хочет праздник ей устроить. Посоветовал Женя другу вдобавок оду написать в её честь.
– Я тебе что, Ломоносов или Державин – оды писать? Баба моя не царского рода. Не обучены-с мы ерундой маяться, – хохочет Алёшка.
– Может, она простолюдинка, только для тебя – царица. Королева твоя! Это надо понимать, балда! – шутливо укоряет Евгений друга. Женька за несколько минут сочинил поздравительное стихотворение и подарил Алексею. Тот остался доволен.
– Ты как Есенин! – похвалил он Женьку. – Если отмотать жизнь назад, ты бы стал поэтом?
– Я мечтал стать дирижёром. Мне нравилось махать палочкой, копируя увиденных по телику дирижёров, – Жека показал, как он это делал, – но увы! Исполниться мечте помешала одна загвоздка.
– Какая?
– Отсутствие напрочь музыкального слуха.
– Понятно. Выходит, стихи сочинять – это у тебя от безделья, – заключил Алексей.
Позже Алёша принёс проявленному стихоплёту гостинец – бутылку ликёра. Он знал, что Женька любит пить чай с ликёром. Рассказал, что он прочёл стихи на вечере. Произвёл фурор. Всем гостям понравилось. Некоторые товарищи Алексея просят Евгения написать им тоже стихи для любимых.
– Скажи спасибо. Отчасти благодаря мне ты становишься популярным, – шутит Лёшка.
Так Алексей подсказал другу, как зарабатывать деньги. Женя нашёл в интернете нужные сайты, где можно торговать своими сочинениями. Интеллектуальные вещи покупаются редко. В основном продаётся пошлость всякая. Моральный кризис в стране. Хамство и пошлость, поощряемая властью, сейчас в моде. Одна из главных примет нашего времени. Но, как говорил в древности своему сыну один римский деятель, «деньги не пахнут». Конечно, деньги копеечные, да и те нигде не возьмёшь. Семье, где жена работает на полторы ставки, не упуская любой возможности подработать, всё какая-то финансовая помощь. И занялся Евгений бумагомарательством. Раньше так говорили про работников пера. Сейчас печатную машинку заменила клавиатура компьютера. Это проще и доступно каждому. Стал он писать и продавать в интернете всякого рода поздравительные стишки, копирайтерством заниматься, эротические рассказики строчить. В общем все, что можно продать. Дороже, но нечасто покупают стихи влиятельные люди, после выдают их за свои. Иногда Евгений слышит выстраданные им строки в песнях, кто-то выкладывает их в рунете, присвоив авторство. Поначалу был неприятный осадок на душе, потом, поразмыслив, свыкся. Так хоть его творчество слушают и читают. У самого не получилось бы опубликовать. Неважно, кто автор. Главное, что от него есть хоть какая-то польза для людей.
Однажды неожиданно приехала к ним издалека Юлия – подруга детства жены. Росли вместе с Ольгой с самого рождения по соседству. Юля – ещё и крёстная мама Женькиному с Ольгой сыну. Так и дружили семьями, проводя время вместе. Потом Женька с семьёй переехал в другой город. И осталось им только общаться по телефону да по скайпу. Тут внезапно, Юляшка проездом обозначила себя. Ольге с Женькой на радость приехала. Сколько лет не общались вживую? Праздник встречи будоражил сознание. Радостно отмечали счастливую встречу.
– Ой, как я по вам соскучилась. Женька! Ты и раньше-то был кабаном, а сейчас вообще – кабанище, – звенел Юлин голос, радуя друзей. Время от времени она обнимала и целовала Женьку и Ольгу, показывая умилительную растроганность:
– Оля, ничего, что я его целую? Я так скучала, так скучала. Женька, дай я тебе на колени сяду.
– Да хоть зацелуй его, – смеялась Ольга. Она не знала, как угодить желанной гостье. Засиделись за полночь. Так много надо поведать, обсудить всё, вспомнить прожитое.
Утром на город обрушился ливень. Дождь хлестал в стёкла окон. Водяной пеленой, бурным потоком стекая по стеклу вниз. Гремел звонко оцинкованный козырёк карниза, навевая щемящую тоску. Женьке и Ольге нужно было съездить в соцзащиту. Юлька собиралась погулять, посмотреть город в этот день. Ненастье нарушило планы.
– Жень, а у тебя есть что-нибудь почитать из твоего? Ну, из того, чего нет в интернете. Пока вы по делам своим ездите, я бы почитала.
Юля следила за творчеством Жени. Он иногда выкладывал свои некоторые рассказы в свободное прочтение.
– Есть, а как же без этого. Читай, пожалуйста. В компьютере на рабочем столе папка «Мои документы», в ней найдёшь папку «Черновики». Читай, если будет интересно.
Евгений с Ольгой домой вернулись к обеду. Юля встретила их необычно задумчивая, не в настроении. Хозяева отнесли это к дождливой погоде, сели обедать.
– Знаешь, Женя, я не такая, как ты там написал, – с чувством обиды вдруг сказала Юлька за столом. Ольга с Женькой напряглись. Что же омрачило счастье встречи?
– Не понял! Где я написал? – спросил, ничего не понимая, Женька.
– Ну там, в рассказе про меня.
– В каком рассказе? В смысле? Я про тебя никогда и нигде не писал, – удивлённо пытался понять Женя Юльку. Юля не слышала, она застопорилась на своих мыслях.
– Кто это тебе мог рассказать, Женя? Чтобы такое написать, это надо было со мною переспать, и не раз. А ведь этого не было, – продолжала спрашивать Юлька со слезами на глазах.
– Он в общем-то ни про кого и не пишет конкретно. Это всё его фантазии, – принялась убеждать Юлю Ольга.
– Да, Юляша, родная ты моя. У меня все персонажи вымышленные, и совпадения могут быть только случайные, – повторил не раз прочитанную фразу Евгений, – эту всю эротику я пишу по шаблону. Только меняю имена, место, возраст и время. За всю историю человечества нового ничего не придумано в сексуальных отношениях, – старался переубедить Юльку Женя. Ольга как могла помогала мужу. С трудом, но все же они её убедили, что в рассказе она – не прототип. Пришлось Женьке для убедительности удалить этот рассказ безвозвратно. Лишь бы только Юлька успокоилась.
В первое время Ольга с Женькой часто вспоминали про этот казусный случай. После не раз ещё смеялись.
– Женя, я так и не поняла, за что Юлька обиделась тогда. За то, что ты не спал с ней, но написал об этом? То ли у вас было это, и Юля обиделась, что ты растрезвонил весь с ней интим, а иначе как можно понять? – шутливо спрашивала жена и удивлённо добавляла: – Надо же, какое совпадение. Редчайший случай!
Потом стало забываться.
Прошло много месяцев. И вдруг! Однажды, улучив момент, когда у Жени было настроение, Ольга спросила:
– Слушай, Жень, а ты правда не спал с Юлькой?
– Ну ты-то чего? Ещё ты, Оля, туда же. Ну ладно Юлька – она немного странная. Ты-то чего? – возмутился Женя. – Вот действительно – червь сомнения точит.
– Ой, не говори. Сама не знаю, что это на меня нашло, – засмеялась Ольга, – но ты, Женя, больше так не пиши.
– Что люди хотят, за что платят, то и пишу. Просто читать не надо давать больше никому. Особенно впечатлительным женщинам, – буркнул себе под нос, немного обидевшись, Евгений.
Отголосок девяностых
Иногда невежественных и богатых людей дармовые деньги вводят в заблуждение. Таким людям кажется, что они – боги и могут всё. Только это не всегда бывает так. Наглость и хамство порождает насилие.
Витя решил заехать к сестре. Две недели как не виделись. Они жили в одном городе, только в разных районах. Не сказать, что далеко друг от друга, но встречались редко. Он набрал её номер и позвонил:
– Вика, привет! Как дела? Ты дома? Ставь чай, я сейчас заеду. Тортик куплю и заеду. Тебе ничего не надо купить?
Вика открыла дверь. Лицо у неё припухшее, глаза заплаканные. Она старалась улыбаться брату.
– Что с тобой? Почему плачешь? – взглянув на сестру, встревожился Виктор.
Вика жила одна, без мужа воспитывала маленького сына. Когда врачи после родов поставили Викиному младенцу ДЦП, муж исчез. Вика не сдалась, упорно лечила, занималась сыном. Её вера, упорство сделали своё дело. Ребёнок пошёл в развитие. Пока не обратишь пристальное внимание – и не скажешь, что больной. Виктор – холостой, недавно отслуживший в армии срочную службу, помогал старшей сестре во всём. Он считал её самой мужественной женщиной. Брал пример с неё. Всегда в трудную минуту Виктор задавал себе вопрос: «Как бы поступила Вика в этом случае?» Старался делать так же, как, ему казалось, поступила бы Вика. Родители у них умерли рано. Больше родственников в этом городе нет.
– А где Славик? – спросил Виктор, не обнаружив племянника в квартире.
– Вон, во дворе гуляет, – наливая чай, посмотрела в окно Вика.
– Рассказывай, сестра, всё по порядку. Так что у вас случилось? – отхлебнув глоток горячего чая, внимательно посмотрел на сестру Витя. Вика стала рассказывать.
Сын её, Славик, несмотря на инвалидность, учился в школе для нормальных детей. Учился на отлично, учительница всегда хвалила его. Славик учился в четвёртом классе, как вдруг отказался ходить в школу. Вика с большим трудом вызнала у него причину отказа. Оказывается, в этом году к ним в класс пришёл новый ученик. Он не просто обижает Славу, а издевается с двумя другими мальчишками над ним. Вика ходила в школу, разговаривала с учительницей и директором. Те обещали решить эту проблему. Шло время, издевательства над Славой не прекращались. Вика вновь пошла в школу. Там только развели руками и предложили ей перевести ребёнка в другую школу или самой поговорить с родителями хулигана, терроризировавшего класс. Вика взяла адрес, сегодня с утра сходила к этим родителям. Ее как только не обозвали, пригрозили расправой над ней, над всей семьёй и выставили вон. Сказали, чтобы она «своего урода» забирала из школы. Ему не место рядом с их сыном. Рассказывая Виктору про свою беду, Вика не могла удержать слёзы обиды и всё время плакала.
– Ладно, сестра, не плачь. Разберёмся. Какой, говоришь, адрес-то у них? – стараясь удержать нахлынувшую ярость, спокойно спросил Виктор.
– Ой! Что ты, Витя? Даже не думай и не ходи туда. Там такое хамство. А у тебя нервы и так расшатаны с этой войной, – поняв, что не следовало всё это рассказывать Вите, она стала отговаривать его. – У него дедушка – бывший бандит из девяностых. Я узнавала, соседи рассказывали. Лучше с ними не связываться. У них все кругом куплено. У них не квартира, а дворец целый. Два этажа под квартиру заняли.
– Ты это кому, сестра, говоришь? Одному из лучших десантников Псковской дивизии. Не для того я штурмовал, рискуя жизнью, Донецкий аэропорт, чтобы это наглое хамло чувствовало себя в моей стране хозяевами жизни. Не ради этого погиб мой лучший друг. Нет! Меня-то они не купили. Не бойся, сестра, я им чуток спесь собью – и всех делов-то, – бодро, с улыбкой сказал сестре Виктор. Сославшись на занятость, на кучу дел, брат взял адрес и поспешил уйти.
Погожий день выходного шёл к концу. Поднявшийся ветерок трепетал одинокие листья на голых деревьях. Осень загостилась. Витя подъехал к точечному дому, припарковался, сунул в карман из бардачка травматический пистолет. Глубоко вздохнул, с шумом выдохнул, направился к парадной. Дверь была открыта, рядом на скамейке сидел дедок. Ёжась от холода, украдкой отпивал пиво, спрятанное в пакете.
– Здравствуйте, простите меня. Что вы – от бабушки маскируетесь? – с доброжелательной улыбкой спросил Виктор.
– Какой там от бабушки, от участкового. Он меня уже два раза за лето по пятьсот рублей штрафовал, – обрадованный, что есть кому излить душу, заговорил словоохотливый дедок.
– Скажи, четыреста седьмая квартира на каком этаже? – перебил его парень.
– На девятом. Тебе Усиковы нужны? Не удивляйся, я тут всех знаю. Тридцать лет в этом доме живу. Со дня постройки. Да вон они подъехали, – и дед указал на паркующийся Мерседес.
– Спасибо, отец! – поблагодарил Виктор деда и направился к указанной машине.
– Здравствуйте! Это вы родители Серёжи Усикова? – договорить ему не дала молодая женщина. Резким голосом, не вяжущимся с красивой внешностью, женщина громко заорала.
– Смотри, Паша, ещё один урод нашёлся. Вам что, козёл вонючий, непонятно было сказано? Забирай всех своих уродов и вали из города. Пока вас живьём не закопали, – дальше она обложила его таким матом, который для Виктора было дико услышать из уст красивой женщины. У Виктора в груди полыхнуло снова яростным огнём. Он больше не слышал слов этой женщины. Он видел её перекошенное от ненависти и злобы лицо. На одно мгновенье оно ему показалось медузой Горгоной, рыжие волосы превратились в клубок шипящих змей. Вибрируя раздвоенными языками, они потянулись к его лицу. Витя выхватил пистолет, направил прямо в лицо ужасной Горгоне и выстрелил. Наступила такая тишина, что в ушах зазвенело. Женщина упала, потеряв сознание. Виктор повернулся к спутнику медузы, размышляя, как доходчиво объяснить отцу мальчика, что они неправы. У того от страха судорожно бегали глаза по орбитам. Как бы ища защиты со стороны, он бросился бежать. У Виктора сработал инстинкт охотника, он кинулся догонять. Если бы мужчина не побежал, то Виктор не погнался бы за ним. Настигнув отца хулиганистого мальчика, Витя пнул его сзади на бегу в поясницу. Всё по инструкции, как учили в армии отцы-командиры. От удара что-то хрустнуло в позвоночнике, мужчина упал лицом вниз, как-то весь потянулся судорожно в длину и застыл. Под ним на асфальте образовалась жёлтая лужица.
– Раньше надо было обоссываться, когда сынка воспитывал. Ты что думал, я с ребёнком воевать буду? Мразь! Ты породил, ты и отвечай, – сказал Виктор, глядя на извивающее от боли тело. Подошёл к испуганному и растерянному деду:
– Дай, отец, пивка хлебнуть.
– Что ты, сынок! Теперь тебе нельзя. Усугубишь положение, я-то законы знаю. Алкогольное опьянение – это отягчающее обстоятельство в наказании. Не думай, мне пиво не жалко, – быстро, вполголоса зачастил напуганный произошедшим подвыпивший дедушка. Непонятно, то ли оправдывался, то ли заговорщицки советовал.
– Да плевал я теперь на их законы. Что это за законы, которыми как хотят, так и вертят! Сегодня я для них закон. Завтра кто-нибудь приспособит закон под себя, другой − наподобие меня − докажет справедливость закона. Не думай, нас ещё много в этой стране. Всех не купят, много нас, кто не торгует совестью. Так что не переживай отец.