Мари Князева
Моя! или ничья
Глава 1. Взаимные чувства
Алина
Ненавидите ли вы так кого-нибудь, как ненавижу я Данила Гаршина? Да и есть ли на свете ещё один столь отвратительный субъект? Наглый, грубый, самовлюблённый, глупый, беспардонный, пустой, противный, раздражающий… уф, слишком много определений, да? Чего это я столько эмоций испытываю по поводу такого неприятного субъекта? Да потому что он будто нарочно влачит своё отвратительное существование где-то поблизости от меня! Вот коптил бы он небо где-нибудь в сторонке, втихомолочку – я б слова против не сказала. Но ему же непременно нужно доставать и мучить каждого из окружающих, чтоб прям ни единого равнодушного к нему не осталось! С одной стороны – толпа безмозглых поклонниц, у которых голова для того, чтобы на ней губы ботоксом колоть, и туповатых приятелей, которые только и способны, что на переменах в курилке торчать. С другой – армия ненавистников, которых Гаршин ежемоментно изумляет своей фантастической мерзопакостностью. И вроде, не тупой. Учится хорошо, по крайне мере, по профильным предметам, но откуда вот это незрелое поведение? Уж, кажется, к 21 году можно было повзрослеть…
Но нет.
Заскочил сегодня в аудиторию в последнюю минуту и плюхнулся на лавку ровнёхонько рядом со мной. Чёрт! Думала между девчонками куда-нибудь в серединку залезть, но как же, я ведь староста, мне надо постоянно быть на стрёме, а то кто ж преподавателю тряпку промоет или мела притащит? Вот теперь и огребай за свой ответственный подход к делу…
К слову сказать, Гаршин никого не щадит, всем достаётся от него "добрых словечек", но старосте – особенно. У нас с ним давняя, с самого начала знакомства завязавшаяся обоюдная ненависть. Как он меня только не называет: и заучкой, и ботаничкой, и морской свинкой, и даже крысой. Считает, что я виновница всех его бед. Не привычка гулять по ночам, потом дрыхнуть до обеда и пропускать пары по механике, а я. Кто в журнале отсутствующих отмечает? Я. Значит, я и причина неполучения зачёта автоматом. А однажды демон-искуситель на пару с моей лучшей подругой Ирой Ермаковой дёрнули меня за руку и вынудили не зафиксировать её опоздание в журнале. И Гаршин каким-то чудесным образом об этом узнал. Что было! Меня разве только Антихристом не обозвали. Крики – до небес и проклятия до глубин ада. Чёртов клоун. Ненавижу его. Кто меня, честнейшую на свете девушку, так стыдит, тот сам себе яму роет.
Не успела пара по матанализу начаться, Гаршин засунул нос ко мне в тетрадь, якобы выясняя, что там на прошлой лекции было. Я пихнула его локтем в плечо от души, по пути скрежеща зубами. Он в ответ зашипел и весь аж потемнел. Хрипло буркнул краем рта:
– Дура! – и, на своё счастье, немного отодвинулся.
Я, дура, понадеялась, что на этом всё. Что конечности Гаршину дороги и он больше рисковать не станет, но – напрасно. Рисковый парень оказался. Накалякал в своей тетрадке на полях каких-то чёртиков и придвинул её ко мне. Я глянула краем глаза – там фигуристая дамочка с рожками, хвостом и трезубцем, подписанная "Кусака", а вокруг – свита из бесполых чёртиков поменьше.
Однако он хорошего мнения о моей фигуре! Не то чтобы я толстая или ещё какая не такая – обычная нормальная девушка – но размерчик груди явно преувеличен.
"Сам ты чёрт!" – пишу ему карандашом на полях своей тетради и, дав прочесть, стираю.
Довольный, что я так легко поддалась на провокацию и втянулась в игру под названием "Обрати внимание на Даню Гаршина", этот субъект пишет у себя:
"Я хоть ангелом не притворяюсь!" – и рисует над своей Кусакой тарелочку нимба, а потом складывает мозолистые ручищи как будто в молитве и закатывает глаза с совершенно дебильным выражением лица.
Козёл вонючий! Блин, ну как такой симпатичный с виду парень может быть таким придурком?!
Честно признаться, когда я увидела Даню в первый раз, то подумала, что он… красивый. Фу, стыдно вспоминать… Мне тогда почудилось, что это тот редкий случай, когда парень с интересной внешностью ещё и имеет внутри головы работающий мозг. У него было такое серьёзное, задумчивое выражение лица… Опять же, на физфаке крайне мало случайных людей. Если уж сюда поступил, то, скорее всего, интеллектом не обделён. Но в случае с Даней я жестоко ошиблась. Идиот самого нижайшего пошиба. Пошляк и ловелас. Как там с такой помойкой физические теории уживаются, я не знаю, но процессы гниения в черепной коробке налицо.
Мне надо выдохнуть, сосчитать до десяти и просто забить на существование Гаршина в этой вселенной. Пусть хоть Джоконду в полный размер в своей тетради нарисует – мне какое дело? Я учиться пришла, а не с этим придурком препираться. И наплевать, что он там обо мне думает…
Но меня несёт:
– Это я-то притворяюсь? – шиплю на пределе громкости шёпота. – Я сейчас тебе такого ангела покажу, Гаршин, мало не покажется!
Хватаюсь за остро наточенный карандаш и целюсь в обтянутое чёрными джоггерами соседское бедро.
– Вот вечно ты так! – уже почти в голос вещает крайне довольный Даня, лишь слегка прикрывая свои драгоценные телеса правой рукой. – Когда все смотрят, паинькой притворяешься, а потом втихомолку…
– Трус! Подлец! – пищу я негодующе. – Ты что, девушку на дуэль вызываешь?
Но Гаршин не успевает ответить – на всю аудиторию раздаётся звучный голос лектора Владимира Александровича:
– Гаршин, Кусакина, мы не мешаем вашим брачным играм?
Я замерла, густо заливаясь краской и отчаянно желая провалиться сквозь скамейку и ступенчатый пол аудитории. Куда-нибудь подальше отсюда.
– Я просто подумал, – невозмутимо продолжает Владимир Александрович, – может, нам всем выйти, чтобы вы могли спокойно продолжить…
Краем глаза цепляю Данино выражение лица. Оно просто… феерическое. Как у кота, объевшегося сметаны. Ни малейшего румянца – только улыбка Чеширского сородича, во всю харю.
– Спасибо, – отвечает он преподавателю, нисколько не смущаясь, – но тогда игра потеряет всю свою прелесть.
Владимир Александрович хмыкнул осуждающе и восхищённо одновременно (ещё бы, столь фантастическую самоуверенность нечасто встретишь):
– Что ж, в таком случае я попрошу вас отложить их до какого-то менее важного мероприятия. Пригласите барышню на вечер поэзии или в кино и там уж развлекайтесь. А то, боюсь, хитросплетения ваших отношений имеют более высокий рейтинг среди однокурсников, чем матанализ, но им ведь ещё экзамен сдавать… Будьте милосердны.
Гаршин невозмутимо кивает и садится ровнее, успев на прощание мне подмигнуть. Я продолжаю кипеть молча, а потом и вовсе начинаю остывать, благодаря его милосердному молчанию. Кривым торопливым почерком списываю пропущенный кусочек лекции у соседки справа и опять пытаюсь вникнуть в тему занятия.
Но мне не дают.
"Как насчёт вечера поэзии?" – появляется на ненавистных полях Гаршинской тетради.
Молчать. Мне надо молчать и слушать лекцию. И записывать только её.
Но я слабачка. Пишу карандашом:
"Только через твой труп"
Даня старается не улыбаться слишком широко, но губы его дрожат от счастья. О да, он опять завладел моим вниманием… Смотрите все, староста-святоша вместо конспектирования лекции переписывается с главным мизераблем N-ского Государственного Университета!
"Там меня и укокошишь, – щедро предлагает он. – Раз на открытую дуэль нам нельзя…"
Я не знаю, что на это ответить – вот, честно, не знаю. Поэтому просто качаю головой и снова пытаюсь погрузиться в лекцию.
Гаршин опять что-то карябает в своей долбаной тетрадке и пододвигает ко мне, но я не глядя отталкиваю его и прикрываюсь левой ладошкой, чтобы не видеть.
– Алина, – тихо зовёт Даня, но я затыкаю уши и отчаянно зажмуриваюсь. Ну что за наказание? Зачем? За что? Я ведь так стараюсь вести себя хорошо…
Гаршин наконец отстаёт от меня и углубляется в свой смартфон. Я вздыхаю с облегчением, но – слишком рано. Звенит звонок на перемену между часами пары, а Гаршин не двигается с места. А мне нужно выйти. Срочно. Прополоскать тряпку, проветрить голову и пересесть куда-нибудь. Хоть на самый верх – только подальше от этого идиота.
– Данил, – нехотя выдавливаю я. – Выпусти меня, пожалуйста.
– Нет, – коротко, безэмоционально откликается он.
– Данил, – моментально накаляюсь я. – Ну прекрати…
– Сейчас будет звонок обратно.
– Послушай, ну это просто смешно! – пищу я истошно.
– Так чё ты тогда орёшь? Смейся!
Я оглядываю другой конец лавки – он очень далеко, метрах в десяти, и по пути – куча народу. Сидят и с любопытством наблюдают за нашими разборками. Хоть бы, блин, подняли задницы, прошлись. Сидячий образ жизни ещё успеет нас погубить…
– Данил, мы же не в пятом классе, чтобы страдать фигнёй и дёргать за косички понравившуюся девочку!
Я пытаюсь его оскорбить столь возмутительным предположением, смутить, но вместо этого смущаюсь сама и опять густо краснею. А он только фыркает:
– Да мне пофиг, что ты там думаешь, Кусака!
И вот в этом весь Гаршин. Ему пофиг на всё.
Вышедший на пару минут преподаватель возвращается в аудиторию, и я от отчаяния, как маленькая, прибегаю к последнему средству:
– Владимир Александрович! Ну скажите ему, что он меня достаёт?!
Профессор улыбается в седые усы и мягко отвечает:
– Я ведь уже всё сказал, юная леди. Вы согласились сходить с ним в кино?
– Я?! – офигеваю. – Да ни за что!
– Ну вот и пеняйте на себя…
Он берёт в руки мел и как ни в чём не бывало начинает писать на доске, вымытой кем-то другим, а не мной. Я оседаю на лавку и с ненавистью кошусь на мстительно ухмыляющегося Гаршина. Ну уж нет, я не позволю ему победить! Резво собираю свои вещи в сумку, усаживаюсь на стол и спускаю ноги в следующий ряд.
– Выпусти, пожалуйста! – прошу Диму Мирошниченко, который преграждает путь на волю, и он с готовностью его освобождает.
Стрелой спускаюсь по лестнице и уже под трель звонка плюхаюсь на самый край первого ряда, потеснив обретающихся там очкариков. Всё, теперь он точно ко мне не подсядет.
Данил
Никто не любит чувствовать себя идиотом. И я всю свою сознательную жизнь был в этом плане абсолютно нормальным человеком. Пока не познакомился с одной заразой. По-другому её не назовёшь. Паразитка. Присосалась и пьёт мою кровь и нервы треплет без конца. Нет, внешне-то это всё выглядит вполне благочестиво: она ходит вся такая возвышенная, на нас, простых смертных, внимания не обращает – ну, только если не надо Н в журнале посещаемости поставить – а так обычно делает вид, будто я – пустое место.
Ну и что? Ну и ладно! Ну и забить бы и жить дальше спокойно, точно так же, как до встречи с ней, а вот хрен там – не получается. Просто не могу смириться с тем, что она мне нравится, а я ей – нет. Да что там, нравится, за эти полтора года я уже съехал кукухой в какой-то полный неадекват и сам не знаю, как эти отношения с ней обозвать. Теоретически, это, наверное, что-то вроде влюблённости, но разве нормально, что девушка, в которую я влюблён, так дико меня бесит? Ну да, бесит именно её отказ обращать на меня внимание, но когда я вывожу Кусаку из себя, то зверски кайфую от наших с ней перепалок. Как будто мне нравится именно ругаться с ней… а впрочем, ничего другого я не пробовал с рокового вечера, так что приходится довольствоваться общением того качества, которого есть, и не капризничать.
Алинку-малинку я заметил сразу. Я, вообще, насчёт женского пола интересуюсь, и, честно говоря, поступая на физфак, не рассчитывал встретить там симпатичных девчонок. Ну кто на такую специальность пойдёт? Только ботанички зачуханные… Все мои чаяния были направлены на эконом, юрфак, истфак, на худой конец. Знакомые сказали, что на матфаке и ИВТ тоже сейчас уже девушек полно, и среди них встречаются прехорошенькие. Короче, проблем с поставками прекрасного пола в универе нет – просто отслеживаешь вечеринки по факультетам – и тусишь в своё удовольствие. Ну, или прогуливаешься возле корпусов, если совсем невтерпёж. Я с любыми девчонками легко нахожу общий язык… с любыми… кроме неё.
Я сразу понял, что передо мной необычный экземпляр. Симпатичная, но личико светится умом. Одета неплохо, но не выставляет себя напоказ. Не говорит глупости и не пустословит. Вообще. Я прислушивался. Очень вежливая, просто до тошноты, но ни к кому не подлизывается и говорит только правду. И при этом – обалденная фигура. Такая, будто она спортом занимается, по-настоящему. И волосы длинные, красивые, густого каштанового цвета. Не крашеные (!). Я прям притормозил, наворачивая вокруг неё круги и раздумывая, как бы получше подкатить. Как мальчишка какой-то малолетний, а ведь мне, прошу заметить, на тот момент уже было 20.
Алина, вроде, нос не воротила поначалу. На любые вопросы отвечала охотно, даже улыбалась иногда. А я столбенел от этой улыбки, как идиот, и забывал, что говорить. Голос у неё такой… нежный. Журчит, как ручеёк. Чувствуется, что ни одной сигареты за всю жизнь не выкурила. Это, блин, какой положительностью нужно обладать? Чтоб прям ни шагу в сторону. Но при этом Кусакина не была душной. Ни к кому не приставала с нравоучениями, сама не обсуждала преподов, но и не осуждала однокурсников, которые это делали, давала списать лекции… удивительная девушка. Короче, я слегка поплыл и резко растерял все свои навыки обольщения.
А где-то в конце сентября мы отправились всей группой гулять – чтобы получше познакомиться, наладить, так сказать, дружескую атмосферу в коллективе. Я решил, что лучшего момента не найти, слегка тяпнул для храбрости – и… потерпел полное фиаско. Толком не помню, что там нёс, но Алинка-апельсинка посмотрела на меня так… с презрением как будто и сказала, видимо, стараясь смягчить удар, что с мальчиками сейчас встречаться не собирается, потому что учёба сложная и надо сосредоточиться.
Честно сказать, я и забыл, когда меня в последний раз динамили. Я ж красавчик, спортсмен и умник к тому же. Почти по всем профильным предметам у меня отлично, даже преподы уважают. И это не говоря уже о финансовом положении. Конечно, на машину я не сам заработал – отец помог, – но факт остаётся фактом: она у меня есть! И я живу в огромной квартире в центре города, и у меня всегда на кармане есть червонец-другой на потусить… Короче говоря, я просто охренел. И закусил. Это, блин, что ещё за принцесса такая английская, что я её недостоин?!
Бросился во все тяжкие – в тот же вечер отправился в клуб, снял хорошо упакованную чику и оприходовал там же. Было… никак, но напряжение сбросить помогло. Потом пробухал выходные с друзьями и притащился в универ с похмельем. Злой, как чёрт, и больной с головы до ног.
Алина старательно делала вид, будто у нас не было того разговора в тёмной аллее, пыталась быть со мной обыденно-вежливой и всем одинаково бесцветно улыбалась. Я тогда в первый раз взбесился на неё. Наорал, не помню за что – скорее всего, из-за фигни какой-нибудь – вывел на эмоции и с аппетитом их скушал.
И покатился по наклонной плоскости. С того дня мы стали как кошка с собакой. И фамилия у Алины стала говорящая. Но это не она – это я её такой сделал: когда мы разговариваем, то только ругаемся и выясняем, кто тут больше дурак. Ну, или дура. При этом мне сложно оторвать от неё взгляд – сижу на всех предметах и, как идиот, на заразу эту пялюсь. Раньше ещё старался поближе сесть, послушать, о чём она с соседями по парте разговаривает, но отказался от этой привычки – вообще не получается на занятиях сосредотачиваться. А Алинка моя… тьфу, не моя! – и просто капец, как это злит! – со всеми остальными всё та же. Любезная, умная, весёлая… и это злит ещё больше. Потому что я вижу, как на неё наши однокурсники облизываются. Одному даже внушение сделал. Бить не стал: очень уж он хлипкий – но с тех пор и по сегодняшний день заноза держит своё обещание, данное мне тогда на тёмной аллее: полностью посвящает себя учёбе и ни с кем не гуляет. Я слежу. Не в смысле, что преследую, а просто наблюдаю по ходу учёбы и в соцсетях. Если б было что-то с кем-то, я бы знал.
Однако, всё это здорово, конечно, – что Кусаку никто посторонний не обнимает, не целует (а то, боюсь, пришлось бы всё же дать по морде этому кому-то), но держать дистанцию мне всё равно тяжело. То, вроде, ничего, то опять накатывает… И так хочется внимания от неё получить… уж хоть какого-нибудь. Тогда я беру в руки топор нашей холодной войны и иду в бой. Вот как сегодня. Достаю её до последней степени и пью эмоции. Реально чувствую, что это меня подпитывает, как вампира. Правда, энергия эта – дурная. Я пьянею от неё, становлюсь злым и весёлым одновременно – опасное сочетание – и меня несёт чёрт знает куда.
В этот раз занесло пригласить Кусаку на вечер поэзии. Как-то, было, провожал её до троллейбуса. А в другой раз – пел ей песню Киркорова, где заменил имя Марина на Алина… И всё в таком духе. Она, конечно, воспринимает это только как дурацкую провокацию, но меня всё равно внутри кипятком обдаёт. Потому что я хочу, чтобы она поняла, как нужна мне, и боюсь этого больше всего на свете. Отвергнет ведь… опять. Она мелкая, глупая, нецелованая. Для неё это всё легко, незначимо… А я, дипломированный донжуан со стажем, просто не могу навязываться… и не навязываться тоже не получается. Вот и чувствую себя идиотом день-через день. И, кажется, начинаю привыкать…
Глава 2. Вечер пятницы
Алина
Мой папа – очень порядочный человек. Упорядоченный, я хотела сказать. Хотя и порядочный, конечно, тоже, но сейчас не об этом. Мне кажется, что после маминой смерти он стал ещё упорядоченнее, чем прежде, как будто она была носителем этой строгости в его жизни и по закону сохранения энергии на его долю приходилось чуть больше пофигизма и расслабона. Нет, мама вовсе не была суровой женщиной в ежовых рукавицах, но свято чтила режим и порядок. Без них, – утверждала она, – вообще в жизни кавардак начинается. Энтропия Вселенной – она и так растёт, и если не бороться с этим, то весь мир погрузится в хаос. Она была очень умная – моя мамочка. Пять лет назад мы с папой "овдовели", и пролитые мной тогда слёзы можно отмерять вёдрами, но всё когда-то кончается – закончился и наш период острой скорби. Чтобы избавиться от тоски и тревоги, каждый из нас выработал себе новую привычку: я – фанатичную учёбу, папа – порядок.
Ему было тяжелее: они с мамой работали в одном научно-исследовательском проектном институте, и всё в этом большом здании из стекла и бетона напоминало ему о ней. Однако в последнее время мне начало казаться, что он потихоньку приходит в норму – записался в бассейн, стал просматривать в интернете объявления о продаже синтезаторов с рук. Он когда-то в молодости играл, даже в ансамбле участвовал, а потом семейная жизнь накатила…
Но пока мы с ним ещё придерживались заведённого пять лет назад ритуала: я, приходя с учёбы, обедаю, делаю уроки (если есть) и готовлю ужин. Потом возвращается с работы папа. Мы едим и, немного отдохнув, бежим на ближайшую спортплощадку – позаниматься на турниках. Подтягиваюсь я не бог весть как, всего 2-3 раза, но люблю покачать пресс да и просто повисеть, растянуть позвоночник после целого дня в сидячем положении. А папа занимается по-серьёзному: делает и подъёмы с переворотом, и выход на две, и отжимания на брусьях. Потому и не выглядит на свои 44, по крайней мере, фигурой. Бицепс, трицепс, дельты – всё у моего папули на месте, оттого-то и возникает вопрос:
– Пап, когда ты уже познакомишь меня со своей девушкой?
– Чего? – отцовское чело непонимающе кривится. – С какой ещё девушкой? Нет у меня никакой девушки.
– О том и речь!
– Алиш, ну какая девушка? Что ты выдумываешь? Я старый…
– Вот уже сразу нет! – бесцеремонно перебиваю его я. – Старым ты станешь в семьдесят. Ну ладно, в шестьдесят восемь. Но никак не в сорок четыре! Ты ещё вполне способен заделать и вырастить мне братика.
Папа внезапно заливается краской и прячет лицо под широкой инженерской ладонью.
– Ну ладно, не хочешь братика – не делай, – милостиво соглашаюсь я. – Но женщину заведи, пожалуйста. Мне больно видеть, как такое сокровище пропадает в одиночестве!
– Да не нужен мне никто, Алиш. Мы с тобой отлично живём…
– Во-первых, это не будет продолжаться вечно…
– Почему это?! – по-детски возмущается папа.
– Да потому что. Я уже взрослая и когда-нибудь выйду замуж и уеду от тебя…
Эта странная мысль вдруг поразила меня саму до глубины души. Неужели так и впрямь когда-то случится?! Пока ещё даже просто отношения с мальчиками толком не распробованы… Но не будем отвлекаться.
– Но я рассчитываю, что однажды потом ты привезёшь ко мне внуков, – не сдаётся папа.
– Это когда ещё будет…
– Вскоре после выхода замуж. Обычно так.
– Ну это ещё не факт! Так раньше было, а теперь… Пап, ну чего тебе закапывать себя живьём в землю? Ты ещё молодой, бодрый, активный…
– Во-первых, я просто не представляю никого на её месте. Во-вторых, мне кажется, что если я найду кого-то… то это будет как бы измена, хоть она и ушла…
– А в-третьих? – не выдерживаю я задумчивой паузы.
– А в-третьих, – папа бурчит недовольно, хмуря брови, – я давно и бесповоротно разучился знакомиться с женщинами. Навык утрачен. Я даже не знаю, как к ним подступиться.
Папа тяжко вздыхает, а я широко улыбаюсь. Он уже думал об этом и хотел бы изменить ситуацию в своей личной жизни. Но боится отказов. И прикрывается морально-нравственными соображениями. А с этим уже можно работать. Супер-Кусака спешит на помощь! Тьфу! Подхватила уже прозвище у этого кретина…
– К счастью, сейчас уже совсем другие времена, пап. Не нужно ни к кому подступаться, есть ведь интернет!
– И что? Женщин выставляют на продажу в интернет-магазинах, как товары?
Киваю:
– Почти. Дома покажу.
Мы принципиально не берём с собой на физкульт-минутку телефоны, чтобы не залипать.
Закончив занятие, опять бегом вернулись домой. Я сразу схватила папин смартфон, открыла плей-маркет и набрала в поиске "знакомства". Открылась огромная портянка со списком приложений. Ох, и как тут что-то выбрать? Наугад ткнула в одно с хорошим рейтингом. Быстренько заполнила анкету, полезла выбирать фото – беда!
– Пап, ты что, совсем селфи не делаешь?
– Это ещё зачем?
– Ну вот на аватар поставить нечего.
– А ты ничего и не ставь. Пусть меня за внутреннее содержание любят.
– Так нельзя. Надо товар лицом показывать.
– Так это я буду товаром?!
– И ты тоже. Тут натуральный обмен. Женского тепла на мужскую заботу.
Папа опять слегка подрумянился и поджал губы, сдерживая улыбку. Соскучился, видать, по теплу-то. Мама была не слишком любвеобильной: всё-таки инженерное образование накладывает отпечаток на личность, подсушивает, так сказать. Но с папой они обнимались, когда никто не смотрел. Я видела.
Мы сфотали папу прямо тут же, но он изображение забраковал: заявил, что это слишком старое лицо и на самом деле он выглядит лучше. Я отмахнулась:
– Завтра сходишь в спа на омолаживающие процедуры, намакияжишься – и переделаешь.
Папа непонимающе скривился. Я закатила глаза:
– Морщины и шрамы только украшают мужчину!
Наконец приложение дозволило нам слегка пробежаться по анкетам претенденток. Их оказалось ну просто огромное количество.
– Сколько-сколько?! – возмутился батюшка, выхватив аппарат у меня из руки. Оттуда улыбалась аппетитная барышня 25 лет. – А чего не пятнадцать? Пусть уж сразу во внучки мне годится…
Я покачала головой:
– Пап, ты с ней состариться, что ли, хочешь и умереть в один день? Ты хотя бы начни на свидания ходить. Общение с женщинами – это навык, и как любой навык он нарабатывается практикой. Чем больше, тем лучше.
– Да о чём я с ней разговаривать-то буду? Про эти ваши, прости господи, Франкенштейны, что ли?
Я вздохнула:
– Не думаю, что двадцатипятилетняя девушка слушает Моргенштерна. Им подростки, в основном, увлекаются. А ты не будь снобом и обогащай сознание.
Но папа, даром, что в три раза моложе "Варяга" – стоит так же насмерть:
– Не моложе тридцати!
– Что ж, – вздохнула я, посрамляя славный варяжский род, – пройдёмся по жаждущим любви разведёнкам…
Данил
Я стоял у перил VIP-зоны самого дорогого ночного клуба в N-ске, смотрел на извивающиеся под музыку полуобнажённые тела в ярких разноцветных сполохах и думал… о Кусаке. Снова и снова перебирал в голове наш сегодняшний идиотский диалог и не мог остановиться, очевидно, получая от этого мазохистское удовольствие.
Вроде, и отвечает. Ведётся на мои провокации. Это значит, что всё не безнадёжно. Но потом всегда включает заднюю. Закрывается, молчит, игнорирует… Бьёт меня этим прямо в солнечное сплетение – аж дышать тяжело становится. Ещё и перед преподом опозорила, всем на потеху. Почему, ну почему я так реагирую? Как пацан мелкий, честное слово! Да я… любую могу снять в этом клубе, ну просто – любую. Свободную, само собой. А ту, которая мне нужна, – не могу. Злой рок какой-то, кара небесная за то, что слишком много девичьих сердец разбил.