– И не думай об этом.
Он скинул с себя одеяло. Камилла игриво захихикала. В комнате было холодно, он быстро оделся. Запихивая рубашку в брюки, Хонигвакс спросил:
– Ты скоро уезжаешь в Штаты?
– Через несколько дней. Люси только что начала работу. Я хочу проверить результаты через шесть дней.
Завернувшись в одеяло, Камилла села на кровати на корточки. Ее подбородок и плечи чуть подрагивали, как будто в такт доносившейся издалека мелодии.
– У тебя все готово? Ты ведь не в увеселительную поездку собираешься. Я все-таки думаю, тебе надо взять кого-нибудь с собой.
– Слишком рискованно. Я сама смогу со всем справиться.
– В этот раз все будет по-другому.
– Я все устрою в лучшем виде.
Когда Хонигвакс приехал к ней в тот вечер, он сразу же прошел в спальню, поэтому пальто так там и лежало.
– Я не пойду тебя провожать, Винер, ладно? Вставать очень холодно.
Он подошел к кровати, наклонился и чмокнул ее в щеку.
– Будь здорова, детка.
– Обними от меня жену, ладно? – сказала она с усмешкой.
– А ты передай привет Чарли. Ты мне так и не сказала, чем вы занимаетесь с этим полицейским.
– А ты чем занимаешься со своей женой? – Она прижала к себе подушку, чтобы хоть немного согреться.
– Она заботится о моем доме. О моей семье. Я во многом на нее могу положиться. И нам хорошо вместе.
– И про Чарли я тебе могу сказать то же самое, – ответила Камилла. – Я во многом могу на него положиться. С тобой, Вернер, мы рано или поздно расстанемся. Тогда, может быть, я буду хранить верность этому мальчику. По крайней мере, ее видимость, пока все не сбудется, если ты улавливаешь, что я имею в виду. А когда я получу огромную кучу денег, он мне больше не будет нужен, и я его бортану.
Он снова склонился к ней и поцеловал.
– А что Люси? Она уверена, что мы с тобой уже расстались?
– Я об этом позаботилась. Она думает, что я встречаюсь только с Чарли. И Чарли так же считает. Нас с тобой никто ни в чем не заподозрит.
– Постарайся, Камилла, чтобы в Нью-Йорке все прошло без накладок.
– Не беспокойся, Винер. Я знаю, что там меня ждет. Я с этим справлюсь.
В тот же день, среда, 12 января 1999 г.Утром они поехали на авеню Амстердам в верхнем Манхэттене. Люк очень неплохо ориентировался в городе, хотя распространяться о том, откуда так хорошо его знает, не хотел.
– Я так понимаю, Колумбийский университет ты не кончал, – сказала Люси.
– Что?
– Не бери в голову. Это шутка такая дурацкая. Ты, наверное, получил образование в спортивной школе. Стипендию там хоть платили?
– Я снова тебя не понял.
То ли утренний кофе был слабоват, то ли Люк совсем не врубался в ее английский, когда она пыталась над ним подшучивать. Люси подумала о том, что это путешествие могло превратиться для них в испытание на способность переносить общество друг друга.
– Прости, Люк. Не обращай внимания.
Когда они доехали до 126-й улицы, Люси с удовольствием обнаружила, что их там не просто ждали – специально для этой цели даже создали приветственный комитет, ответственный за подготовку к их прибытию. Первым их вышел приветствовать худой негр с широкой улыбкой в розовато-оранжевой рубашке и виноградного цвета брюках, причем вид у него по этому случаю был самый что ни на есть торжественный.
– Святая Люси собственной персоной, можно сказать, во плоти, снизошла к нам с облака в большом дурацком грузовике. А рядом с ней – мужественный и достойный водитель. Девушки всегда пытаются нам задурить башку тем, что размер значения не имеет. Покахонтас[4], детка, какой же у тебя большой грузовик! А о чем свидетельствует тот факт, что твой грузовик такой большой? О том, что для всех вас – чем больше, тем лучше.
– Привет, Вендел! Что у тебя новенького?
– Твоими молитвами, святая Люси, пока держусь. А кто твой замечательный друг?
– Его, Вендел, зовут Люк.
– Люк! Люси! Сладкая парочка! Мне это по душе! Люк, дорогой, очень рад тебя видеть! Давай, заходи, познакомься с ребятами. Тебе придется к нам привыкнуть, приятель, потому что твоей детке Покахонтас хватит с нами возни по самые уши.
Он взял гостей за руки, и они втроем прошли в помещение. Голова Вендела была немного странной продолговатой формы, к макушке она сужалась. Специфика строения его черепа усиливалась прической – с боков волосы были выбриты, а сверху росли прямо вверх, поднимаясь над черепом дюйма на три. Он громко – так, чтобы услышал Люк, – шепнул Люси:
– Он, что, один из наших? Так мне, по крайней мере, кажется, хоть я и не могу понять, насколько это у него серьезно.
– Да, он тоже ВИЧ-инфицированный, – ответила Люси. Она надеялась, что ее признание Люка не обидит.
– Ой ты, господи, горе-то какое! Бедненький ты наш!
– Но он не голубой.
– Тем хуже! Это ж ведь болезнь голубых мальчиков, а тебя угораздило как-то получить только заразу, причем без всякого удовольствия. У меня от этого сердце разрывается!
– Вендел, уймись!
– Ты меня огорчила до невозможности. Осторожно, сладкая моя, здесь ступенька, потому что бетон тут совсем не такой железобетонный!
В квартире их встретил приветственный комитет в полном составе, члены его тоже были рады видеть Люси, но сама встреча прошла спокойнее. Они горевали по тем, кто со времени ее прошлого визита перешел в мир иной, и радовались за тех, чьи жизни она сохранила. Люк стоял в сторонке и наблюдал за происходящим, взволнованный тем, что так много людей почитали Люси как святую. Все собравшиеся хотели к ней прикоснуться, с нежностью дотрагивались до ее рук. Люси, со своей стороны, целовала людей в лоб, крепко жала им руки, многие плакали. Жители этого района рассказывали ей, насколько лучше стала их жизнь: двое человек снова вышли на работу, трое сказали, что симптомы болезни не проявлялись у них уже несколько месяцев.
– Ты вернула меня к жизни, вселила надежду, вновь наполнила мою жизнь смыслом.
– Ты смелый мужчина, Джек. Ведь сначала ты этого не хотел.
– Я был трусливым зайцем! Но теперь все окупилось сторицей.
Джек всегда был полным мужчиной, но теперь он сильно похудел, кожа его сильно обвисла. Чтобы лучше выглядеть, он надел спортивный костюм, плотно облегающий тело.
– Отлично. Но гарантий я давать никаких не могу. И в прошлый раз, и теперь.
Мужчина поднял руки в знак того, что больше ничего не желает слышать.
– Мы все, Люси, живем как на войне, так ты нам говорила. Если мне от этого не полегчает, со временем будет легче кому-то другому. Но вся прелесть в том, что мне стало лучше!
– Да не морочь ты ей голову, Джек! – оборвал мужчину Вендел. – Мы здесь все надеемся на лучшее. Дай другим к ней подойти!
В комнатах, расположенных по обеим сторонам длинного коридора, ее ждали больные. Они улыбались и с надеждой смотрели на Люси, прислушиваясь к ее словам. Люка чуть наизнанку не выворачивало от вида их обессиленных тел, у одного мужчины кожа казалась истонченной оболочкой, едва прикрывающей кости, потому что плоти на нем почти не осталось. Они невыносимо смердели. Весь дом провонял. Еще разило дезинфекцией, застарелой блевотиной, мочой. У некоторых тела были обезображены открытыми язвами. Эти люди тоже поклонялись Люси, благодарили ее за то, что она сделала для них и их друзей.
– Доктор сказал моему любовнику, что я и недели не протяну. А я, святая Люси, с тех пор здесь уже третий месяц валяюсь. Не самые лучшие для меня месяцы, но все же я еще с вами. Несмотря ни на что, я пока жив.
– Держись, Гарретт. Может быть, в этот раз нам больше повезет, кто знает?
– Да, святая Люси, что бы там дальше ни случилось. Если мне полегчает – хорошо, а если поможет науке – еще лучше. Доктор мой меня спрашивает: «Как это у тебя получается, что ты еще не помер?» Он думает Нобелевскую премию получить, если вычислит, как я еще держусь.
– Но ты ведь держишь рот на замке, правда, Гарретт?
– За семью печатями! Он лишнего словечка из меня не выдавит!
После того как Люси с каждым перекинулась парой слов и еще раз всем напомнила, что никаких обещаний дать не может, она обратилась ко всем, заверив их, что они находятся на переднем крае медицинской науки и плевать они все хотели на всех этих проклятых американских и канадских бюрократов, которые думают только о проволочках и во всем вставляют палки в колеса. Люди кивали головами, негромко ругая ненавистных чиновников. Люси напомнила им, что передовые научные достижения вселяют надежду на выздоровление.
– Как я уже вам говорила, лучше быть подопытным кроликом для испытания новых лекарств, чем медленно умирать, принимая старые. Тот день, когда мы найдем новое средство, настанет на многие месяцы раньше, чем все его смогут свободно купить. Какой же смысл в том, чтобы умереть именно в это время, если мы сможем оказать вам помощь? Для всех вас это значит получить шанс выжить. Да, вы, конечно, рискуете, испытывая на себе новые лекарства и давая нам возможность изучить их действие на деле. Но тем самым вы помогаете нам быстрее двигаться вперед, чтобы вылечить всех больных. Мы быстрее получаем необходимые знания, а знания в нашем деле – залог успеха.
После этой речи тон ее изменился, она стала их доктором.
– Мне нужно, чтобы каждый из вас сдал мне кровь на анализ. Это надо сделать в нашей лаборатории в машине. Сейчас, соблюдая порядок и организованность, – а это значит, что вам надо будет встать в очередь, не толкаться и не бузить, Вендел, – вы по одному будете заходить в грузовик. Это займет какое-то время, и мы будем вам благодарны за проявленное терпение.
– Время? Терпение? – спросил ее Вендел. – Да где ты видишь здесь людей, у которых есть время? Мы тут помираем, Покахонтас, детка! Ты тут все болтаешь, бормочешь, лепечешь, а мы мрем и мрем как мухи. Где нам, детка, взять еще по одной жизни, чтоб узнать о результатах?
– А для тебя, Вендел, у меня припасена особенно длинная игла.
От ее ответа все дружно рассмеялись.
– Вот ты опять говоришь о размере. Больше, хуже, лучше – вы, девочки, только об этом и думаете.
– Ты именно поэтому решил стать одной из нас?
Этот вопрос вызвал в группе «подопытных кроликов» приступ чем-то напоминавших смех стонов. Отдышавшись, они с затаенным дыханием ждали достойного ответа Вендела на сокрушительный удар, который нанесла ему насмешка Люси. Он стоял, уперев руки в боки с видом оскорбленного достоинства, и, казалось, был совершенно сбит с толку.
– Пожалуй, – через какое-то время он пришел в себя, – ты права.
Несомненная победа Люси снова вызвала улыбки на губах умирающих людей, которых она приехала спасать.
Люк добросовестно делал свою работу, состоявшую в том, чтобы надежно закреплять пробирки с кровью и без ошибок заполнять документы на всех пациентов.
– Обращайся с этим очень осторожно, – предупредила его Люси.
– Я теперь понял, почему ты взяла меня с собой. Здоровый человек на такой работе может заразиться.
– Ты прав, – согласилась Люси, – это особенно опасно, если порезаться. Кроме того, Люк, мне нужен был помощник, который не одурел бы от вида этих людей, не боялся бы к ним прикасаться, находиться с ними в одном помещении или дышать одним воздухом.
– Тебе бы тоже надо быть поаккуратнее, – ответил Люк.
– Да, да, – отмахнулась девушка.
– Да нет, ты не поняла. – ответил Люк. – С кровью работай аккуратно.
Ее тронула забота спутника.
– Спасибо, Люк. Постараюсь. И не смотри ты так на меня! Я буду осторожна. А ты давай пойди в машину и принеси мне, пожалуйста, из грузовика черную сумку. – Она наморщила носик. – Сегодня мне нужно быть доктором Люси.
* * *Вен дел первым протянул ей руку, Люси Габриель осторожно взяла у него кровь на анализ. Она не была дипломированной медсестрой, но научилась и кровь брать, и внутривенно вводить лекарства.
– Люси, ты очень сегодня занята? Найдешь время немного пообщаться?
– Я здесь пока побуду, но в этот раз у меня исключительно деловая поездка. Завтра мне надо быть в Вилладже, а в пятницу – в Ньюарке.
– В Ньюарке! Да ты и вправду святая. Благодари Бога за то, что у тебя есть телохранитель.
– Я и сама могу за себя постоять.
– Многие так говорят перед смертью. Постучи скорее по дереву!
– С тобой мы закончили, – она взяла пробирку с его кровью. – Прекрасный цвет, Вен дел.
– Я и вампиру такого не пожелаю. Значит, покутить нам с тобой не доведется?
Она чуть заметно покачала головой.
– Слушай, ты не можешь мне сделать одолжение? – Люси рассказала ему о клерке в мотеле в Парамусе, которого звали Эван, и Вендел пообещал с ним связаться.
Чтобы не простудиться в грузовике, она надела серую шерстяную куртку, включила электрообогреватель, подключив его к розетке в доме, для чего ей пришлось протянуть через тротуар длинный провод, и стала заниматься с каждым пациентом по очереди. Она вводила полагающиеся им дозы препаратов, потом каждого спрашивала, на что он жалуется, и определяла новый набор лекарств. Таблетки она делила по размеру, форме и цвету. Для тех, у кого болезнь имела развернутую клиническую картину и кому не стало легче после ее предыдущего визита, но они остались в живых, она выбирала один режим лечения. Для самых здоровых режим был совсем другой, а тем, у кого наблюдалась побочная симптоматика, приходилось подбирать соответствующие дополнительные средства. Работа была однообразной и утомительной, потому что ей нельзя было ошибиться ни в подборе лекарств, ни в их дозировке. Каждый человек проверял и перепроверял предписанные рецепты, пересчитывал количество красных и синих таблеток, переспрашивал ее, как часто их надо принимать и в какое время суток. Она тщательно выписывала каждый рецепт, и, хотя все пациенты подходили к проблеме с должной серьезностью, она постоянно подчеркивала необходимость дисциплины при лечении. Некоторым она давала больше сорока таблеток, а Вендела, здоровье которого было лучше, чем у многих других, отпустила, дав ему всего семнадцать.
– На две меньше, чем в прошлый раз, – заметил он. – Хотя парочка очень больших.
– А ты запей их глоточком водочки – проскочат как миленькие.
– Камилла после тебя приедет?
– Прямо по пятам, как обычно. Ждите ее где-то через неделю или даже раньше. Она позвонит.
– Когда-нибудь, святая Люси, когда все это кончится и выйдет на свет божий, тебе и впрямь будут поклоняться как святой.
– Мне бы хотелось сделать для вас еще больше.
– Ты и так спасла уже столько людей!
– А вы, согласившись на это, тоже спасаете жизни человеческие.
– Тут ты права. – Он смиренно сложил руки на груди. – Меня тоже в раку потом положат. А когда-нибудь мой профиль отчеканят на четвертачке. Мне памятники будут ставить, назовут моим именем университеты, улицы, больницы! Как думаешь, а если в мою честь сделают национальный праздник, это не слишком будет?
– Тебе не терпится стать национальным праздником?
– Нет, ты мне честно скажи, что ты об этом думаешь? Это не перебор?
Люси рассмеялась и звонко чмокнула его в лоб.
На обратном пути в Парамус Люк и Люси молчали. Она очень устала, а он пытался переварить то, что увидел за день. Они решили встретиться через часок, чтобы немного прийти в себя, переодеться и хоть несколько минут вздремнуть. Пообедать они собрались в придорожном ресторанчике рядом с мотелем. Люк выбрал бифштекс, а Люси – креветки с макаронами. Она так наговорилась за день, что была рада молчанию Люка.
После обеда Люк проводил Люси в гостиницу, потом пошел в бар, находившийся по соседству. Люси какое-то время смотрела телевизор, потом, когда уже не было сил бороться с усталостью, она выключила его и юркнула под одеяло.
Вечером ей не давал уснуть шум машин. Она так и не смогла заснуть, прислушиваясь к гулу грузовиков, взвывшей вдали сирене, бесконечно проносившимся за окнами машинам. Неожиданно раздался стук в дверь. Она посмотрела в глазок, увидела клерка мотеля и впустила его в комнату.
Какое-то время клерк мерил комнату шагами.
– Вообще-то я не знаю, – неуверенно сказал он. – Такого просто не может быть.
Она видела, что он чего-то боится, но девушку это не удивило, потому что разум каждого пациента поначалу восставал против любого лечения, проходившего не в привычных больничных условиях. Но ее пациенты были отчаявшимися людьми, хватавшимися за любую соломинку ради спасения жизни, и потому единственное, что она делала, заключалось в том, чтобы помочь им от отчаяния преодолеть эту бесполезную логику.
– Я не собираюсь вас ни к чему принуждать.
– Я себя так чувствую, будто какой-то шарлатан хочет мне впендюрить целебное снадобье от всех болезней.
– Никаких снадобий, Эван. И еще хочу довести до вашего сведения, что я здесь никому ничего не собираюсь впендюривать. Или вам это недоходчиво растолковали?
Люси показалось, что человек он был желчный, в чем-то даже злой, готовый умереть, грозя кулаком небу. Надежда на продление жизни и возврат здоровья его как будто даже немного расстроила. Он не очень представлял себе, как реагировать на эту новость и как себя вести.
В конце концов мужчина встал, его обрюзгшее грушевидное тело бессильно обмякло, было видно, что он одновременно отказывается поверить в чудо и страстно его желает. Но разве случаются такие чудеса?
– Мне трудно в это поверить, – произнес он.
– Вы же уже пришли сюда, в мою комнату. Дайте слово, что не станете болтать лишнего, Эван, и все изменится.
– Так вы не знахарка, которая лечит притирками и примочками у себя на кухне? Разве не об этом шла речь?
– Я представляю международную фармацевтическую корпорацию с оборотом в миллиарды долларов. То, что мы с вами будем делать в этой комнате, незаконно, и, если кто-нибудь об этом узнает, меня упекут за решетку, не говоря уже о руководстве компании. Мы занимаемся исследованиями, связанными с укреплением иммунной системы. Вы, конечно, можете годика полтора подождать, пока наши средства пройдут апробацию и получат официальное разрешение, хотя, кто знает, доживете ли вы до того времени? Или можно начать лечение вашего недуга прямо сейчас. Уже сегодня. Я устала, Эван. Весь день я спасала людям жизни. Так что вы мне по этому поводу скажете?
Плечи клерка поникли, нижняя губа подрагивала.
– Я согласен, – покорно ответил Эван.
– Хорошо. Тогда мне надо сделать вам анализ крови. Потом я разработаю для вас оптимальный курс лечения. После этого сделаю вам укол, от которого на какое-то время вам станет не по себе. Все сегодня жаловались, что от этого укола становится хуже. А потом я скажу вам, что, когда и сколько надо принимать, и вы должны будете неукоснительно следовать моим указаниям.
– И это все? Я ничего не буду вам должен?
– Когда эти лекарства появятся на рынке, они будут стоить целое состояние. А если вы начнете лечение сейчас, оно навсегда будет для вас бесплатным. Кроме того, это ваш единственный шанс остаться в живых.
Этому мужчине, вынужденному работать в занюханном мотеле, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, лишившемуся профессии, надеющемуся хоть ненадолго продлить собственное существование, нужно было какое-то время, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности спасения. Ей и раньше часто доводилось такое видеть.
Он сел рядом с девушкой.
– Если бы я не работал в этой зачуханной дыре, мы бы никогда с вами не встретились.
Люси коснулась рукой его плеча.
– Никаких гарантий я вам дать не могу, – сказала она, – но все, кого я лечу, либо стали чувствовать себя лучше, либо, по крайней мере, их состояние не ухудшилось. От вас требуются только две вещи: разрешать моим коллегам вести за вами наблюдение и держать рот на замке.
– Согласен.
– Что вы сейчас принимаете?
Он покачал головой.
– Ничего. У меня ни на что нет денег. И потом, разве это что-нибудь изменит?
Теперь он был совсем не строптивым клерком, каким казался вчера. Люси даже подумала, что Эван вот-вот расплачется.
Она положила его руку себе на колени и протерла кожу смоченным в спирте кусочком ваты.
– Ну ничего, – почти шепотом сказала она. – Вам надо привыкать к мысли о том, что все снова еще может быть хорошо.
– О Господи, – простонал мужчина, из глаз его потекли слезы. – Боже мой…
– Тише, не разбудите других постояльцев. И помните, сначала вы почувствуете слабость, и какое-то время вам будет не по себе. Но это нормально.
– Вот уже год, как я и слабость чувствую, и мне не по себе, но это самое лучшее из всего, что я испытываю.
Он попытался улыбнуться сквозь слезы. Когда она брала у него кровь, мужчину било мелкой дрожью.
– Надо же! – сказал он. – А я-то думал, у меня уже вообще крови не осталось.
На следующий день, четверг, 13 января 1999 г.– Объясни мне, что к чему, – попросил Люк Сегин.
Фармацевтический набор поражал воображение разнообразием и многоцветьем. Люси улыбнулась.
– Когда мы пересекли границу, Брэд подумал, что я занимаюсь контрабандой бисера и смогу этим опорочить доброе имя индейцев. Он даже не подозревал, что на этот бисер я, пожалуй, смогла бы выкупить весь Манхэттен.
– Ты шутишь?
– Здоровье стоит недешево.
– И что, все они разные?
– Некоторые из этих таблеток – блокаторы, они помогают иммунной системе защищать клетки. Другие обладают сильными антивирусными свойствами. Третьи защищают организм – особенно желудок – от воздействия других средств. Четвертые стимулируют борьбу организма против инородных тел даже тогда, когда их там нет, опять-таки повышая функции иммунной системы. Пятые нормализуют состав крови, увеличивая уровень эритроцитов и улучшая общее состояние больного. Шестые…
– Спасибо, – прервал он ее. – Я понял.
Но она не собиралась останавливаться.
– Видишь эти большие продолговатые пилюли? Они действуют вместе с внутривенными инъекциями, которые я делаю пациентам. Это антивирусное средство, которое еще требует доработки. Оно прекращает действие источника заболевания. Физическая форма вируса трехмерная, с острыми краями. Это средство отыскивает вирус, попадает внутрь, обволакивает его и делает так, что он не может больше себя питать. Видишь, как интересно?
Люк был просто поражен.
Они завтракали в небольшом кафе, примыкающем к мотелю. В этот ранний час там было много торговцев и строителей, работавших по контрактам. Люси взяла себе овсянку с фруктами, а Люк выбрал фирменное блюдо заведения – яичницу из четырех яиц с сосисками. Девушка оделась по-деловому – на ней был розоватый свитер, клетчатая рубашка, бежевые брюки и ковбойские сапоги. Ее немного удивило, что Люк нарядился в прекрасную рубашку оливкового цвета. Ее бы, конечно, было нелишним погладить, но она и без того отлично на нем смотрелась. Заправлена она была в его обычные поношенные джинсы.
– Когда мы достаточно продвинемся в этом направлении, – продолжила объяснение Люси, – мы сможем лечить не только СПИД, но вообще почти все болезни – от менингита до обычной простуды. Поэтому, как я тебе уже говорила, если мы станем первыми, дело запахнет огромными деньгами. Но для тебя самое главное то, что ты сможешь вылечиться, даже если СПИД проявится у тебя в резко выраженной форме.
– Если проявится? – спросил он.
– Когда проявится, – уточнила Люси. – Одна из проблем, с которой нам пришлось столкнуться, заключается в том, что со временем действие наших препаратов ослабевает. Вирус СПИДа к ним приспосабливается. То, чем мы сейчас занимаемся, называется «интеграза». Это такой фермент, действие которого причиняет много хлопот. Он связывает генетический материал ВИЧ с ДНК больного непосредственно внутри клетки. Ты, Люк, угоняешь грузовики, а интеграза ворует клетки. Только после того, как она это сделает, ВИЧ может начать распространяться в организме с такой большой скоростью. – Она ненадолго смолкла, чтобы дать Люку возможность переварить сказанное. – У нас уже есть ингибиторы протеаз – блокаторы других ферментов ВИЧ, которые называются протеазами и действуют на поздних стадиях размножения вируса. У нас есть азидотимидин и ddl, блокирующие фермент, который называется обратной транскриптазой, действующие на ранних стадиях заболевания. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы разработать ингибиторы интегразы и помогать людям на протяжении продолжительной средней стадии болезни. Теперь нам надо найти такое место – совершенно точное место, где мы можем прищучить интегразу, где нам удастся ее остановить, чтобы вообще ее вырубить. Вот, Люк, чем мы занимаемся. Об этом никто не знает. Но мы занимаемся именно этим.
– Здорово. Сейчас я покажу тебе, почему это так здорово.
Люк слегка приподнял рубашку, чтобы показать ей отметины на животе. Люси опустила ложку на тарелку.
– Я про это не знала.
– Раньше я весил на пятьдесят фунтов больше. В тюрьме англичане называли меня Толстомордый. Теперь они бы никогда не дали мне такую кличку.
– Люк, – сказала Люси, склонившись к нему, – давай, я попробую тебя вылечить. Пока еще это, наверное, можно, если болезнь в ранней стадии.