Самые крупные инновации произошли в области окультуривания самого хлопчатника – настолько крупные, что хлопок, который собирали рабы в XIX веке, был бы практически неузнаваем для индийских фермеров двумя тысячелетиями ранее. Проведенная людьми селекция приспособила хлопок к большим диапазонам природных условий и сделала его волокно еще более применимым для производства ткани. Сельские хлопководы Китая, Японии, Юго-Восточной Азии и Северной и Южной Америки, Западной Африки и Анатолии завезли семена хлопчатника с соседних территорий и добавили его к своему ассортименту растительных культур. На протяжении веков этот процесс окультуривания коренным образом изменил физические свойства хлопка, и были выведены растения, дающие более длинное и светлое волокно (позже эксперты стали обозначать длину волокна термином staple), высокоурожайные и с легко извлекаемым содержимым орехоподобной коробочки. Более того, прогресс в методах ирригации и агрономии позволил распространить производство на новые регионы. Благодаря селекции семян и усовершенствованной технологии хлопчатник хорошо рос в более сухих и прохладных районах Африки, Азии и Америки, в том числе в почвах исламских стран, по большей части подверженных засухе. В Иране, например, инвестиции в ирригационные системы уже в IX веке позволили существенно расширить культивацию хлопка. Однако, по сравнению с изменениями в XVIII и XIX веках, совокупное повышение производительности в эти две тысячи лет перед промышленной революцией были невелики. На протяжении большей части своей истории мировая хлопковая отрасль росла преимущественно за счет постоянно растущего числа людей, которые посвящали все больше времени выращиванию, прядению и тканью хлопка[52].
Благодаря этим производственным сетям, соединявшим сельских прядильщиков и ткачей с городским торговым капиталом, особенно в Азии, возникло постепенное, но существенное расширение объема выработки для рынков. В основном это происходило, однако, без уничтожения более древних социальных структур, без изменения веками устоявшейся организации производства. Домашнее хозяйство и связанные с ним технологии оставались в их центре. Этот старый мир был в безопасности, скрываясь за двумя защитными стенами: во-первых, рынки готовой продукции, хотя и росли, но, по сравнению с состоянием после 1780 года, скромными темпами, а во-вторых, существовали серьезные препятствия для перевозки хлопка-сырца на большие расстояния для его обработки. Чтобы прорваться сквозь эти древние препоны, нужна была огромная противодействующая сила.
В течение очень долгого времени в этом замечательно разнообразном, потрясающе живом и экономически важном мире хлопка Европа не участвовала. Европейцы оставались на окраинах сетей, охватывавших культивацию, обработку и потребление хлопка. Даже после того, как они начали импортировать небольшие объемы хлопковой ткани во времена Древней Греции и Древнего Рима, они по-прежнему играли незначительную роль в мировой хлопковой отрасли в целом. Люди одевались, как повелось начиная с бронзового века, в одежду из льна и шерсти. Как об этом сказал Махатма Ганди, пока Индия снабжала Европу хлопком, сами европейцы «были погружены в варварство, невежество и дикость»[53].
Растение-барашек: представление европейцев о хлопчатнике
Хлопок попросту был для Европы экзотическим продуктом. Это волокно росло в далеких землях, и многие европейцы, по имеющимся свидетельствам, представляли себе хлопок как гибрид растения с животным – «растение-барашек». По средневековой Европе ходили рассказы о маленьких овечках, растущих на дереве и спускающихся по ночам, чтобы попить воды; другие басни повествовали об овцах, соединенных с землей низким стеблем[54].
Хлопок впервые пришел и остался в Европе, а также в Западной Африке, в результате распространения ислама. К 950 году хлопок производился в мусульманских городах Севилье, Кордове, Гранаде и Барселоне, а также на Сицилии. Некоторые из этих тканей экспортировались в остальные части Европы. В XII веке севильский ботаник Абу Закария ибн аль-Авам опубликовал трактат о земледелии, в который включил подробное описание культивации хлопчатника[55]. Хлопок настолько сильно ассоциировался с исламом, что большинство европейских языков заимствовало для обозначения хлопкового волокна арабское слово qutun. Французское coton, английское cotton, испанское algodón, португальское algodão, голландское katoen и итальянское cotone все имеют в своем составе этот арабский корень. (Немецкое Baumwolle и чешское bavlna – которые переводятся приблизительно как «древесная шерсть» – исключения, которые подтверждают правило.) Когда производство хлопка в регионе серьезно сократилось в результате реконкисты на Иберийском полуострове в первой половине второго тысячелетия, вековое соприкосновение с арабскими технологиями и культурой оставило после себя на обширных европейских территориях знание хлопковых тканей и представление об их ценности.
К XII веку небольшие зоны в Европе – в особенности север Италии – вернулись в мир производства хлопка, и на этот раз окончательно. Хотя европейский климат был в основном неподходящим для выращивания хлопка, крестоносцы усилили влияние Европы в арабских странах, то есть в районах естественного произрастания хлопчатника[56]. Первые попытки производства хлопка были скромными, но они положили начало тенденции, которой суждено было изменить историю континента и мировую экономику.
Первый центр неисламской хлопковой отрасли в Европе возник на севере Италии, в таких городах как Милан, Ареццо, Болонья, Венеция и Верона. Начиная с XII века отрасль быстро росла и стала играть важнейшую роль в экономике этих городов. В Милане, например, к 1450 году в хлопковой отрасли было занято не менее шести тысяч работников, которые изготавливали фустиан – ткань, смешанную из хлопка и льна[57]. Эти северные итальянцы стали главными производителями в Европе и сохраняли эту позицию приблизительно в течение трех столетий[58].
Существовало две причины для расцвета производства хлопка в Северной Италии. Во-первых, эти города имели длительную историю все еще активного производства шерсти, благодаря чему там имелись искусные мастера, богатые капиталом торговцы и опыт дальней торговли. Когда предприниматели решали заняться производством хлопка, они могли привлекать эти ресурсы. Они раздавали хлопок-сырец женщинам из близлежащих деревень для прядения. Они заключали договоры с городскими ремесленниками, организованными в гильдии, об изготовлении тканей из этой пряжи. Они помечали свои товары фирменными знаками и стандартизировали их, а затем по своим дальним торговым сетям отправляли их на зарубежные рынки через Средиземное море, Средний Восток, Германию, Австрию, Богемию и Венгрию[59].
Во-вторых, северная Италия легко могла получать хлопок-сырец. Действительно, североитальянская отрасль полностью зависела от хлопка из восточного Средиземноморья, который привозился из таких мест, как Западная Анатолия и территория сегодняшней Сирии. Уже в XI веке хлопковую пряжу и ткани привозили в венецианские, генуэзские и пизанские порты, что позволило людям «распробовать» хлопок. После крестовых походов начался импорт хлопка-сырца – первая подобная сделка документально подтверждена в 1125 году[60].
Когда в результате усовершенствования морских перевозок подешевела транспортировка сыпучих товаров, Венеция стала первым европейским хранилищем хлопка, Ливерпулем XII века. Некоторые купцы стали специализироваться на торговле хлопком, закупая низкокачественный хлопок в Анатолии, а более качественное волокно – в Сирии. Эти поставки дополнялись генуэзским импортом из Анатолии, с Сицилии и из Египта. Но несмотря на импорт больших объемов, европейские купцы оказывали незначительное влияние, если вообще его оказывали, на те способы, которыми хлопок выращивался в Леванте: они покупали хлопок у местных торговцев, грузили его на свои корабли и перевозили через море. Тем не менее, способность Венеции встроиться, а со временем занять главенствующее положение в средиземноморской торговле была решающим фактором успеха североитальянской хлопковой отрасли. Более того, она стала образцом для того клинка, которым европейские государства и капиталисты позднее пронзили сердце древних центров хлопкового производства[61].
Средиземноморские сети обеспечили итальянских производителей относительно простым доступом не только к хлопку-сырцу, но и к «восточным» технологиям. Североитальянские предприниматели перенимали технологии у исламского мира – некоторые из них при этом ранее попали туда из Индии и Китая. В XII веке произошло «массированное вливание внешних технологий в европейскую текстильную отрасль» – в первую очередь прядильного колеса. До введения прядильного колеса в Европе в середине XIII века европейцы, как американцы и африканцы, пряли с помощью ручных веретен. Это был медленный процесс: искусная пряха выдавала около 120 метров нити в час. При такой скорости требовалось одиннадцать часов, чтобы спрясть достаточно пряжи на одну блузу. Прядильное колесо невероятным образом повысило выработку европейских прядильщиков, увеличив их производительность втрое. Таким образом, наличие нового материала – хлопка – привело к освоению нового метода производства, и поэтому в средневековой Европе прядильное колесо еще называли «хлопковым колесом». Не столь заметным, как прядильное колесо, но все же усовершенствованием стало использование горизонтального педального ткацкого станка. Впервые примененный в Европе в одиннадцатом веке, он позволил ткачу открывать и закрывать раствор зева – образующегося между нитями основы, чтобы дать пройти челноку, – с помощью ног, освободив руки для пробрасывания уточной нити, что позволило производить материю более высокого качества. Этот станок пришел в Европу из Индии и Китая через страны исламского мира[62].
Горизонтальный педальный ткацкий станок, Милан, середина XIV века
В своем росте североитальянская хлопковая отрасль опиралась в основном на доступ к хлопку-сырцу и производственным технологиям исламского мира. Однако эти связи и зависимости стали главными уязвимыми точками для Италии; ее хлопковая отрасль осталась удаленной от источников сырья и не контролировала выращивание хлопчатника. В конечном итоге она пострадала как от укрепления исламской хлопковой отрасли, так и от потери значимости своих торговых сетей в исламском мире[63].
Однако даже до разрушения этих критически важных сетей итальянское производство столкнулось еще с одним испытанием: развитием более гибких конкурентов к северу от Альп, в городах Южной Германии. Как и их итальянские «коллеги», они полагались на поставки хлопка из Леванта. Однако в то время, как итальянские производители находились в условиях высоких налогов, высоких зарплат, четкой организации городских ткачей и цеховых ограничений, немецкие производители имели преимущество в виде более сговорчивой немецкой деревни, получая доступ к дешевой рабочей силе. К началу XV века немецкие производители пользовались этой разницей в издержках не только для того, чтобы захватить многие итальянские экспортные рынки, в том числе восток и север Европы, Испанию, Балтику, Нидерланды и Англию, но и для вторжения на рынок самой Италии[64].
Один из таких предприимчивых производителей прибыл в южногерманский город Аугсбург в 1367 году. Молодой ткач Ганс Фуггер сначала попробовал продавать хлопковые ткани своего отца, но со временем начал карьеру мастера-ткача. В следующие десятилетия он расширил свои инвестиции, в конечном итоге наняв сотню ткачей в Аугсбурге и вложив много средств в дальнюю торговлю. К моменту своей смерти он был одним из пятидесяти богатейших граждан Аугсбурга и заложил фундамент для восхождения одной из богатейших торговых и банковских семей средневековой Европы[65].
Ганс Фуггер способствовал скорейшему основанию динамично развивавшейся хлопковой отрасли на юге Германии всего за одно поколение. С 1363 по 1383 год выработка немецких ткачей фактически вытеснила ломбардские фустианы с европейских рынков. Фуггер и ему подобные предприниматели добились успеха, поскольку имели возможность использовать труд квалифицированных текстильщиков, а также доступ к капиталу и торговым сетям. В Южной Германии, у которой была долгая история льняного производства, были влиятельные купцы, которые вели дальнюю торговлю и владели достаточным капиталом для основания новой отрасли. Но у этих торговцев был также доступ к дешевой рабочей силе, рынкам Северной Европы и способность обеспечивать исполнение норм, гарантировавших качество их продукции. В результате такие города, как Ульм, Аугсбург, Мемминген и Нюрнберг, стали главными центрами производства фустианов. Эта отрасль в конечном итоге распространилась на восток вдоль Дуная и на юг, достигнув Швейцарии[66].
Контроль над сельской рабочей силой имел решающее значение. В Ульме, например, одном из важнейших производственных центров, в самом городе лишь 2 тысячи жителей были заняты производством хлопка, в то время как 18 тысяч работников обрабатывали хлопок за городом. Бóльшая часть материи ткалась в деревнях, а не в городе, при этом торговцы снабжали прядильщиков и ткачей деньгами, сырьем и даже инструментами – это была такая же сеть надомной работы, как та, что была характерна для индийской сельской местности. Такая организация производства была намного более гибкой, чем городское производство, поскольку она не регулировалась никакими гильдиями, а сельские ткачи по-прежнему имели в распоряжении собственную землю и выращивали себе пропитание[67].
С возникновением хлопковой отрасли на севере Италии и в Южной Германии мелкие регионы Европы впервые стали мелкими участниками мировой экономики хлопка. И все же в самой Европе эта отрасль пока играла не слишком заметную роль. Европейцы все еще одевались в основном в льняную и шерстяную, а не хлопковую одежду. И едва ли какие-либо из европейских хлопковых товаров потреблялись за пределами континента. Более того, с начала XVI века зависевшая от Венеции европейская отрасль пришла в упадок, поскольку в ходе Тридцатилетней войны производство было разрушено, а торговля сместилась из Средиземноморья к Атлантическому океану. В XVI веке Венеция утратила контроль над средиземноморской торговлей, уступив его укрепившейся Османской империи, которая поощряла развитие отечественных отраслей и запрещала экспорт хлопка-сырца. В самом деле, когда османские военные в 1560-е годы консолидировали свою власть в государстве, эффект был ощутим в отдаленных немецких городках, занимавшихся производством хлопка. Восхождение Османской империи, мощного государства, способного контролировать потоки сырого и обработанного хлопка, разрушило хлопковое производство на севере Италии и на юге Германии. В довершение всех бед, выпавших на долю когда-то господствовавших венецианцев, к концу XVI века британские корабли все чаще стали появляться в таких портах, как Измир. В 1589 году султан пожаловал английским купцам широкие торговые привилегии[68].
Некоторые проницательные наблюдатели наверняка заметили, что первых европейских производителей хлопка как в Северной Италии, так и в Южной Германии неудача постигла, по крайней мере отчасти, из-за того, что они не покорили те народы, которые снабжали их хлопком. Этот урок не был забыт. В конце XVI века, когда возникла совершенно новая хлопковая отрасль, сосредоточенная уже на побережьях Атлантического океана, а не в Средиземноморье, европейцы считали само собой разумеющимся, что только защита государственной власти может обеспечить успех на этих новых торговых территориях[69].
Глава 2
Образование военного капитализма
Захват мировых торговых сетей хлопка: фактория Британской Ост-Индской компании в Коссимбазаре, Западная Бенгалия, 1795 г.
Хотя появление хлопкового производства в XII веке в Северной Италии и позднее в XV веке в Южной Германии и было впечатляющим, мир от этого не изменился. В каждом случае за взлетом следовало падение. И хлопковая отрасль в целом, к тому времени уже прочно обосновавшаяся на трех континентах, продолжала работать так, как это происходило веками. Мировое производство, как и прежде, концентрировалось в Индии и Китае, и в торговле между континентами продолжала преобладать продукция индийских ткачей. В европейской промышленности не было заметных технологических и организационных достижений: на переднем крае текстильных технологий по-прежнему оставались азиатские производители. Безусловно, новые европейские промышленные предприятия производили беспрецедентные объемы хлопковой материи для континента, воспитывали вкус к хлопковым тканям и способствовали широкому распространению знаний о принципах хлопкового производства – и все эти факторы со временем стали исключительно важны. Но в то время эти небольшие сдвиги не имели значения для глобальной хлопковой промышленности, потому что европейцы были лишены способности конкурировать на заокеанских рынках, не в последнюю очередь потому, что качество их продукции было намного ниже индийского. Более того, в отличие от индийских и китайских производителей, европейцы зависели от импорта хлопка-сырца из отдаленных регионов мира, над которыми у них было мало власти. И в 1600 году большинство европейцев продолжало одеваться в льняные и шерстяные ткани.
Однако в следующие две сотни лет положение дел изменилось. Изменения были медленными, поначалу едва заметными, но процесс шел все быстрее и быстрее, пока не начался экспоненциальный рост. Окончательным результатом стала радикальная реорганизация ведущей мировой отрасли: полный переворот в способах и географии выращивания хлопка и в его производстве, а также поразительное объединение целого мира, причиной которого был хлопок. Эта хлопковая перестройка поначалу определялась не техническими новшествами и не организационными преимуществами, а, напротив, гораздо более простыми причинами: существованием возможности и желанием распространить действие капитала и власти на далекие заокеанские территории. Все чаще европейцы проникали, часто насильственно, в глобальные сети хлопковой торговли – в самой Азии, между Азией и остальным миром – еще до того, как, опять же с помощью силы, создали новые сети между Африкой, Америкой и Европой[70]. Первое европейское вторжение в мир хлопка захлебнулось перед лицом превосходящей силы. Следующие же поколения европейских капиталистов и политиков были предусмотрительнее и создали сравнительное преимущество, имея желание и возможность использовать силу для продвижения своих интересов. Европа заняла важное положение в мире хлопка не за счет изобретений или более совершенных технологий, а благодаря своей способности перестроить глобальные хлопковые сети и занять в них господствующее положение.
Европейские капиталисты и правители изменяли глобальные сети множеством способов. Благодаря крепким мускулам вооруженной торговли возможно было построить сложную морскую торговую сеть с центром в Европе. Создание военно-финансового государства позволяло употреблять власть в самых отдаленных уголках мира. Изобретение финансовых инструментов – от морского страхования до коносамента – позволяло перемещать капитал и товары на дальние расстояния. Развитие правовой системы сообщило некоторую безопасность инвестициям в дальние страны. Создание альянсов с капиталистами и правителями далеких стран обеспечивало доступ к местным ткачам и хлопководам. Путем экспроприации земли и депортации африканцев были созданы процветающие плантации. Все эти изменения незаметно для современников были первыми шагами к промышленной революции. За века до «великого расхождения» в объеме производства на душу населения между Европой и Восточной Азией небольшая группа европейцев захватила контроль над прежде эпизодическим и постепенным процессом усиления глобальных экономических связей, с колоссальными последствиями не только для хлопковой отрасли, но для человеческих обществ по всему миру. «Великое расхождение» сначала было расхождением в государственной власти. При этом из множественных хлопковых миров возникла евроцентричная империя хлопка.
Прибытие Христофора Колумба в Америку в 1492 году ознаменовало собой первое судьбоносное событие в преобразовании мировых связей. С этого путешествия начался самый грандиозный в мире захват земли, когда Эрнан Кортес напал на империю ацтеков в 1518 году и заявил широкие территориальные притязания Испании в Америке, устремлявшиеся в Южную Америку, а также на север. К середине XVI века португальцы последовали этому примеру и завладели территорией, где сегодня находится Бразилия. Французы высадились в Америке в 1605 году и захватили Квебек, части нынешних среднего запада и юга США, которые были объединены во французскую административную единицу Луизиана, а также ряд Карибских островов, включавший в 1664 году Сан-Доминго – западную треть острова Испаньолы. Англия основала первое успешное американское поселение в Джеймстауне, который стал частью колонии в Вирджинии в 1607 году, вскоре расширенной за счет других колоний в Северной Америке и на Карибских островах. Как мы увидим, в конечном счете контроль над огромными территориями в Америке сделал возможным, в числе прочего, монокультурное возделывание хлопка в гигантских объемах.
Второе судьбоносное событие в истории хлопка произошло пять лет спустя, в 1497 году, когда Васко да Гама с триумфом вошел в порт Каликут, проложив морской путь из Европы в Индию вокруг мыса Доброй Надежды. Теперь европейцы впервые смогли получить доступ к продукции индийских ткачей – лидеров мирового производства – без необходимости полагаться на многочисленных посредников, которые везли индийские материи на кораблях через Индийский океан, на верблюдах через Аравию, а затем снова на кораблях в европейские порты. Европейцы начали устанавливать формальные торговые связи на индийском субконтиненте, когда да Гама получил разрешение от местных правителей торговать в Каликуте в 1498 году. В начале XVI века португальцы основали ряд торговых постов на западном побережье Индии, наиболее стабильным из которых был пост в Гоа. В конце XVI века Нидерланды и Великобритания начали оспаривать португальскую монополию торговли с Азией, учреждая акционерные компании в надежде захватить долю высокодоходной торговли пряностями. После нескольких англо-голландских войн голландцы и англичане договорились о разделе своих интересов в Азии, и индийский текстиль оказался в основном в руках британцев.
Экспансия в Южную Азию была самым значимым вторжением европейских торговцев и политиков в сети глобальной хлопковой отрасли. Европейцы стали играть определенную роль в заокеанской торговле индийским текстилем, и это были прежде всего португальцы, которые привозили в Европу большое количество тканей. Они также пытались установить свое господство в важной торговле Гуджарата с Аравийским полуостровом и Восточной Африкой – сначала насильственно ограничивая доступ гуджаратских торговцев к этим традиционным рынкам (с переменным успехом), а во второй половине XVI века с помощью регулирования торговли. Позднее к ним присоединились прочие европейцы: в 1600 году торговцы основали British East India Company (Британскую Ост-Индскую компанию), в 1602 году – Vereenigde Oost-Indische Compagnie (Голландскую Ост-Индскую компанию), а в 1616 году – Dansk Ostindiske Kompagni (Датскую Ост-Индскую компанию). К началу XVII века голландцы и англичане сменили португальцев в насильственном регулировании торговли гуджаратским текстилем, захватах гуджаратских кораблей и ограничении доступа местных торговцев к рынкам в Аравии и все больше – в Юго-Восточной Азии, которые снабжались продукцией фабрик в южной Индии вдоль Коромандельского берега, в центре которого находился Мадрас[71]. Франция последней из великих европейских держав начала торговать с дальними восточными странами. В 1664 году французские торговцы основали Compagnie des Indes Française и впервые привезли во Францию то, что французы называют indiennes – хлопковую ткань яркой расцветки. Эти компании старались установить монопольные права в определенных областях, но, борясь друг с другом, а также с конкурирующими независимыми торговцами, никогда не достигали полного успеха[72].
Общим для всех этих европейских торговых компаний было то, что они покупали хлопковый текстиль в Индии для обмена на пряности в Юго-Восточной Азии, а также для того, чтобы привезти их в Европу, – там они могли быть употреблены внутри страны или отправлены в Африку в качестве платы за рабов для работы на плантациях, только начинающих укореняться в Новом Свете. Хлопковый текстиль впервые связал единой торговой системой три континента. Последствия судьбоносных путешествий Колумба и да Гамы взаимно питали друг друга. Европейские потребители и африканские торговцы жаждали прекрасных набивных коленкоров, муслинов, ситцев или менее изысканных, но полезных простых тканей, которые были спрядены и сотканы ремесленниками и надомниками в Южной Азии.