Политический дневник

Альфред Розенберг родился 12 января 1893 года в Ревеле[2] в семье балтийских немцев коммерсанта Вольдемара Розенберга и его жены Эльфриды, урожд. Сире. Мать Розенберга умерла вскоре после его рождения, отец – в 1904 году. Фактически его воспитывали бездетные сестры отца – Цецилия Розалия и Лидия, к которым Розенберг на протяжении всей своей жизни питал самые теплые чувства; изданную им в 1927 году биографию Х.С.Чемберлена[3] он посвятил «приемной матери Лидии Розенберг» (с его собственных слов, он «очень рано» прочел главный труд Чемберлена «Основания XIX столетия»[4], в котором «настоятельно указывалось на значение еврейского вопроса»[5]).

В 1910 году Розенберг закончил в Ревеле реальное училище (11 отличных оценок из 14, четверки лишь по русскому языку, алгебре и арифметике) и поступил на архитектурный факультет Рижского политехнического института. Весной 1915 года он женился на Хильде Леесман[6], однако, супруги проводили вместе не слишком много времени (окончательно брак распался в 1923 году, через два года Розенберг повторно женился, единственная дочь Ирена родилась в 1930 году). От призыва в армию студенты были освобождены, но летом 1915 года весь Рижский политехнический институт был переведен в Москву, и Розенберг продолжал учебу уже там[7]. Летом 1917 года он отдыхал с женой в Крыму, затем возвратился в Москву, где в начале 1918 года защитил свою дипломную работу (проект крематория!), которая, со слов Розенберга, так восхитила его преподавателей, что те предложили ему протекцию для трудоустройства в Москве[8].

Но Розенберг, «вплотную столкнувшийся в Москве с действительностью анархии и большевизма», отказался, «не теряя ни дня», уехал в Ревель, вскоре оккупированный немецкими войсками и предпринял попытку записаться добровольцем в немецкой комендатуре города[9]. В приеме ему (как сомнительному элементу, родившемуся в России) было отказано. Недолгое время Розенберг проработал в местной гимназии учителем черчения, а в ноябре 1918 года покинул Ревель вместе с уходящими немецкими войсками и транзитом через Берлин оказался в Мюнхене.

В известном смысле Розенберг попал из огня в полымя, так как вскоре после того, как он обустроился в Мюнхене, там была провозглашена Советская Республика, просуществовавшая, однако, считанные дни. В борьбе с «подлинным оскалом большевизма» Розенберг успел приложить свои художественные способности к изготовлению плаката «Против большевизма – за немецких рабочих!» вот только демонстрация, на которую он собрался с ним идти, не состоялась.[10]

В дальнейшем, впрочем, из политической активности Розенберга исчезает оперетточный привкус, чему в немалой степени способствовали его новые мюнхенские знакомства – с публицистом националистического толка Дитрихом Эккартом[11], с бывшим студентом Рижского политехнического института, а затем дипломатом Максом Шойбнером – Рихтером[12] и с Адольфом Гитлером. В издаваемом Эккартом журнале «Auf gut Deutsch» («Без обиняков») были опубликованы первые публицистические опыты Розенберга, через Шойбнера – Рихтера Розенберг вошел в контакт с крайне – правыми русскими монархистами и стал членом общества «Aufbau» («Возрождение»), созданного для поддержки борьбы с большевизмом[13]. И, наконец, после встречи с Гитлером Розенберг вступил в немецкую рабочую партию (DAP), преобразованную в феврале 1920 года в НСДАП.

Брошюры Розенберга тех лет почти без исключения посвящены евреям и масонам[14]. В 1923 году он издал свои комментарии к немецкому переводу «Протоколов сионских мудрецов»[15], но роль «эксперта по еврейскому вопросу» была слишком узка для честолюбивого Розенберга, который видел себя на посту главного идеолога партии. В 1921 году он вместе с Эккартом перешел работать в «Фёлькишер Беобахтер», который стал центральной партийной газетой и с марта 1923 года выходил ежедневно (тогда же Розенберг сменил Эккарта на посту главного редактора – в этой должности он оставался до 1938 года). Розенберг принимал участие в ноябрьском путче 1923 года и шел в колонне демонстрантов к зданию Фельдхеррнхалле днем 9 ноября, когда по ним был открыт огонь. 16 демонстрантов, в том числе Шойбнер – Рихтер, погибли, Гитлер был легко ранен, Розенберг не пострадал и – в отличие от организаторов путча – впоследствии не был отдан под суд.

23 ноября 1923 года НСДАП была запрещена (как и «Фёлькишер Беобахтер»), незадолго перед своим арестом Гитлер передал Розенбергу руководство движением. В январе 1924 года Розенберг создал эрзац – партию «Великогерманское народное сообщество»[16], но вскоре был вытеснен из ее руководства Юлиусом Штрейхером[17] и Германом Эссером[18].

После смерти Шойбнера – Рихтера постепенно сошло на нет и сотрудничество Розенберга с русскими эмигрантами: укрепление советской власти и запрет НСДАП свели в глазах обеих сторон преимущества совместной работы к нулю. Кроме того Розенберг, выказывавший все больший интерес к внешней политике, одобрительно отзывался о сепаратистских движениях на Украине и на Кавказе, и о возможном отделении Украины от России, что, разумеется, не могло встретить поддержки у русских монархистов, в первую очередь у сотрудничавшего с Розенбергом в «Ауфбау» генерала Бискупского[19] (забегая вперед отметим, что после прихода нацистов к власти Бискупский предпринимал более чем активные попытки восстановить отношения с бывшими партнерами, но вместо этого был на несколько месяцев арестован и освобожден лишь под обещание отойти от политической деятельности[20]. Несмотря на последовавшее через три года назначение Бискупского главой Управления делами русской эмиграции в Берлине, у Розенберга сохранилось негативно – пренебрежительное отношение к русским эмигрантам; показательно полное отсутствие упоминаний о них в публикуемом дневнике).

После освобождения из тюрьмы в декабре 1924 года Гитлер снова взял руководство движением в свои руки. В феврале 1925 года НСДАП была основана заново, вскоре возобновился выпуск «Фёлькишер Беобахтер», в июле вышел первый том «Майн Кампф», численность и влияние партии постепенно росли, впрочем, выборы в рейхстаг 1928 года обернулись чувствительным поражением (всего 2,6 %). В том же году Розенберг основывает «Союз борьбы за немецкую культуру»[21], призванный бороться с «распадом культуры» в веймарской Германии. В 1930 году он издает свой главный труд «Миф двадцатого столетия»[22] – 700–страничный фолиант, и названием и содержанием отсылавший к «Основаниям девятнадцатого столетия» Чемберлена и окончательно закрепивший позиции Розенберга в качестве теоретика и идеолога партии. Несмотря на запутанность, алогичность и известную эклектику повествования получившаяся амальгама расовых, антисемитских и антиклерикальных рассуждений Розенберга стала вторым после «Майн Кампф» по значимости трудом в национал – социалистической иерархии и до 1945 года была напечатана тиражом, превышающим миллион экземпляров. Любопытно отношение самого Розенберга к своему детищу, отраженное в дневнике – он охотно верит в его культовый статус и крайне раздражительно реагирует на любые критические замечания.

На выборах в рейхстаг 1930 года национал – социалисты праздновали первый оглушительный успех (18,3 %), через два года они получили уже 37,4 %. С 1930 года в рейхстаге заседал и Розенберг, основное внимание уделявший вопросам внешней политики. В ноябре 1932 года он выступил с речью «Кризис и новое рождение Европы» на международном конгрессе в Риме, на котором обсуждалось объединение Европы не по «либеральному образцу» (в духе Лиги Наций), а по фашистскому.

После прихода нацистов к власти Розенберг без сомнения рассчитывал на признание его заслуг на внешнеполитическим поприще и соответствующее назначение, возможно, даже в новом кабинете министров. Гитлер (ведомый в том числе и тактическими соображениями: «Мифом двадцатого столетия» Розенберг нажил себе недоброжелателей не только в церковных, но и в светских кругах) решил иначе: внутри партии было основано своего рода параллельное министерству иностранных дел учреждение – Внешнеполитическое Ведомство[23], которое Розенбергу поручили возглавить. В задачи ведомства входили поддержка крайне правых и профашистских движений в Европе (в первую очередь, в Румынии, Венгрии и Югославии), установление тесных связей со скандинавскими странами (для чего использовалось так называемое «Нордическое обшество»[24]), налаживание контактов с единомышленниками в недружественных рейху странах, в первую очередь, в Англии, и, конечно, неизбежная борьба с большевизмом. Выходя за пределы этого круга задач, Внешнеполитическое Ведомство пыталось взять на себя и решение некоторых вопросов внешней торговли, но встречало решительный отпор министерства иностранных дел (отголоски чего разбросаны по страницам дневника), что положило начало той лавине «споров о пределах компетенции», в которые Розенберг был перманентно вовлечен все двенадцать лет национал – социалистического правления.

В 1934 году Розенберг получает под свое крыло второе партийное ведомство, он назначается «уполномоченным фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП». И на этом посту ему приходится преодолевать немалую конкуренцию – со стороны министра пропаганды Йозефа Геббельса[25], руководителя Германского трудового фронта Роберта Лея[26] и главы партийной проверочной комиссии по защите национал – социалистической словесности Боулера[27].

С годами роль и влияние Розенберга в нацистской верхушке уменьшается; он пытается привлечь внимание фюрера новыми проектами, такими как устройство «Высшей школы НСДАП»[28] или открытие во Франкфурте института изучения еврейского вопроса[29], но каждая новая идея Розенберга открывает очередной фронт «споров о пределах компетенции», поэтому реализуются они крайне медленно. После отставки не жалуемого Розенбергом министра иностранных дел Константина фон Нейрата[30] в 1938 году, его пост занимает не искушенный (с его собственной точки зрения) на международном поприще глава Внешнеполитического Ведомства, а «выскочка» Риббентроп[31] (которому, отметим, довольно быстро удается обойти фон Нейрата и даже приблизиться к Геббельсу в личной иерархии самых нелюбимых Розенбергом соратников по партии).

Розенберг был противником заключения пакта с СССР в августе 1939 года, но он принял его – как до и после того принимал и оправдывал любые решения фюрера, не осмеливаясь (или не желая) критиковать их даже на страницах личного дневника. Казалось бы, дело шло к политическому закату Розенберга: Внешнеполитическое Ведомство (за исключением норвежского эпизода, подробно описанного в дневнике) на глазах теряло свои значение и размах.

Новый прожект Розенберга – назначение его Уполномоченным по упрочению национал – социалистического мировоззрения – снова потонул в болоте согласований и протестов. И все же несмотря на репутацию далекого от практики мечтателя, которую Розенберг имел среди верхушки НСДАП, шесть лет непрерывных «споров о пределах компетенции» закалили его навыки кабинетной борьбы. После нападения на Францию он, – аргументируя необходимостью изучения и реквизиции (в пользу института изучения еврейского вопроса) архивов частных лиц и организаций, а также масонских лож на оккупированных территориях, – получает от фюрера одобрение на создание так называемого Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга (сокращенно «Штаб Розенберг»)[32]. Помимо проработки архивов и библиотек, работники оперштаба планомерно конфискуют и вывозят произведения живописи и прочие ценности (что считается сегодня самым крупным в мировой истории хищением предметов искусства), а впоследствии даже и мебель[33], каковая, что трудно не заметить, имеет с «изучением еврейского вопроса» довольно косвенную связь (следует добавить, что с 1943 года Оперативный штаб Розенберга выполнял еще одну задачу – подбора и опеки советских научных кадров и задействования их как в исследовательских, так и в пропагандистских мероприятиях против СССР. По иронии судьбы из этого проекта – в первую очередь на кадровом уровне – вырос основанный американцами в Мюнхене в 1950 году Институт по изучению СССР).

Но главным триумфом Розенберга вне всякого сомнения стало его назначение в апреле 1941 года «Уполномоченным по централизованной обработке вопросов восточно – европейской территории» – закамуфлированное название скрывало задачу покорения и колонизации огромной территории на востоке, которая после нападения Германии на СССР окажется под немецким владычеством (официально Розенберг был назначен рейхсминистром оккупированных восточных территорий 17 июля 1941 года, публично о назначении объявили лишь 12 ноября). «Розенберг, теперь настал ваш час!» – эти обращенные к нему слова фюрера будущий рейхсминистр записал в своем дневнике.

Как непосредственный участник и координатор подготовки гитлеровской «войны на уничтожение» Розенберг несет прямую ответственность за преступления, совершенные нацистами на оккупированных территориях. Его сотрудники участвовали во всех важнейших совещаниях и конференциях о ходе и методах освоения восточных территорий – от переговоров Экономического штаба Ост, на которых еще в мае 1941 года было отмечено, что «многие десятки миллионов жителей этих территорий станут избыточными – умрут или должны будут переселиться в Сибирь. Попытки спасти это население от голодной смерти за счет излишков Черноземного региона, могут вестись лишь за счет [ухудшения] снабжения Европы»[34] до Ваннзейской конференции в январе 1942 года, обсуждавшей пути «окончательного решения еврейского вопроса».

Хотя прямые высказывания подобного рода в дневнике практически отсутствуют[35], сравнение дневника с другими доступными источниками показывает, что Розенберг вполне следовал общей линии на массовые убийства посредством измора, отказа от снабжения и депортаций (20.6.1941 в речи, произнесенной для узкого круга ближайших сотрудников, он в частности сказал: «Но мы не видим нашего долга в том, чтобы из [южных] районов с переизбытком [сельскохохяйственной продукции] кормить также и русский народ. Мы знаем, что это жесткая необходимость, заставляющая забыть о любых чувствах. Без сомнения, окажется необходимой огромная эвакуация, и русский народ ожидают тяжелые годы»[36]) с одним отличием: он считал принцип «Разделяй и властвуй» более подходящим к советской действительности, чем принцип «Властвуй», которым фактически руководствовался Гитлер.

Отсюда – берущая начало еще из его публикаций 20–х годов (и попавшая туда из австро – галицийской пропаганды Первой мировой войны) идея расчленения СССР и противопоставления одних населяющих его народов другим («… мы стояли перед выбором: посредством по необходимости жесткого и одинакового для всех обращения сделать врагами 120 миллионов [человек] или посредством разделения и дифференцированного обращения сделать впоследствии половину своими помощниками»).

Центральным звеном этой доктрины было формирование максимально весомого противовеса «московскому империализму» (который, как считалось, вполне способен возродиться и в отсутствие большевизма) путем выделения Украины, Кавказа и Туркестана в отдельные псевдогосударственные структуры, увеличения их территории за счет России и поощрения в них центробежных настроений. Крах своей концепции Розенберг мог в полной мере ощутить уже 1 августа 1941 года, когда Галиция была отрезана от советской Украины и присоединена к генерал – губернаторству[37], публично, впрочем, он продолжал игнорировать реальность и месяцы спустя[38].

Так как в колонизацию восточных территорий так или иначе были вовлечены десятки министерств и учреждений рейха, Розенберг же жестко настаивал на приоритете и верховном праве Рейхсминистерства оккупированных восточных территорий, поднялся новый вал «споров о пределах компетенции», заставивший поблекнуть довоенные дрязги. Место Геббельса и Лея в качестве главных оппонентов Розенберга заняли секретарь фюрера Мартин Борман[39] и рейхскомиссар свежеобразованного рейхскомиссариата Украина Эрих Кох[40]. Первый по (впрочем, вполне обоснованному) подозрению Розенберга, ограждал поглощенного военными заботами фюрера от занятий вопросами повседневными, таким образом проекты Розенберга месяцами лежали в ожидании рассмотрения. Второй воплощал на Украине практику масштабной эксплуатации населения, выкачивания природных, а затем и людских (остарбайтеры) ресурсов в полном соответствии с идеями Гитлера.

Разумеется, было бы неправильно противопоставлять доктрины Гитлера и Розенберга: в стратегических вопросах освоения «жизненного пространства на востоке» и использования его богатств во благо рейха они мало различались, речь шла лишь о различиях в тактике. Необходимо указать и на то, что, если судить по послевоенным мемуарам, «золотые фазаны» (так называли сотрудников Восточного министерства за их форменную одежду) оставили на оккупированных территориях даже более дурную славу, чем вермахт. Очевидно, что несмотря на надежды Розенберга «достичь многого политическими и психологическими средствами» доктрина расового превосходства на практике плохо сочеталась с необходимостью тесной кооперации и сотрудничества с местным населением.

Чувствующий себя оттесненым от фюрера и теряющим его расположение Розенберг искал новых союзников. Если в 1941 году он жаловался, что Гиммлер[41] стремится на Востоке «тащить одеяло на себя, работать не на пользу дела, а лишь для того, чтобы получить новые властные полномочия», то в 1943 году уже согласился ввести в свое министерство одного из ближайших сотрудников Гиммлера Готтлоба Бергера[42], донесения которого довольно красочно описывают[43] нравы Восточного министерства времен его распада. Тем не менее практически до конца войны Розенберг неустанно бомбардировал канцелярию фюрера докладными записками (от планов проведения летом 1944 года в Кракове международного антиеврейского конгресса до меморандумов по поводу великорусских настроений генерала Власова[44]) и просьбами о приеме (в которых ему с 1943 года постоянно отказывалось). В одном из писем в декабре 1944 года Бергер саркастически назвал Розенберга «министром более не оккупированных восточных территорий».

18 мая 1945 года Розенберг был арестован союзниками. На международном трибунале в Нюрнберге он был признан виновным по всем четырем пунктам обвинения (планы нацистской партии, преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности) и повешен 16 октября 1946 года.

История дневника после 1945 года[45]

В конце войны многочисленные материалы, собранные различными ведомствами Розенберга, эвакуировались (настолько организованно, насколько позволяла военная ситуация) в Баварию и в Австрию. Состав этих материалов был довольно пестрым – собственные документы, конфискованные в Западной Европе и СССР архивы и произведения искусства, библиотечные фонды. Вероятно, дневник Розенберга проследовал тем же путем, по крайней мере, 20 ноября 1945 года в Нюрнберге было объявлено, что среди документов, находящихся в распоряжении обвинения присутствует «личная переписка и дневники Альфреда Розенберга… найденные в тайнике за ложной стеной в одном старом замке в восточной Баварии» (вероятнее всего, имеется в виду замок Лихтенфельс под Кобургом).

Одним из американских обвинителей, в руки которых попали дневники, был Роберт Кемпнер[46], бывший чиновник прусского министерства иностранных дел, уволенный после прихода нацистов к власти (его мать была еврейкой) и вынужденный эмигрировать в США. По не вполне понятным причинам лишь две части дневника Розенберга (записи с 14.5.1934 по 18.3.1935 и с 6.2.1939 по 12.10.1940) были сочтены релевантными и зарегистрированы как официальные документы трибунала[47]. Согласно сохранившимся внутренним отметкам части дневника за 1936 год и позже были отправлены в распоряжение Ведомства военного прокурора США в Висбадене, тем удивительнее, что среди документов, впоследствии переданных этим ведомством Национальному архиву США, этих частей не оказалось. Сегодня в национальном архиве США хранятся лишь оригиналы дневников за 1934–35 г.г.

Остальные оригиналы оказались в личном распоряжении Роберта Кемпнера. В одной из бесед в 1980 году он вспоминал: «Конечно, в 1949 году имелись умные люди, заинтересованные в подобных документах. Если такой надежный человек приходил к кому – то в гости, а там на диване лежали документы, то хозяин говорил: «Не хочу ничего об этом знать» и покидал комнату. Когда он возвращался, диван был, конечно, пуст». В 1949 году Кемпнер получил от американских чиновников фактический карт – бланш «изымать и хранить материалы нюрнбергских процессов[48] в исследовательских, писательских и учебных целях», чем, очевидно, активно пользовался.

Сначала Кемпнер явно рассчитывал опубликовать попавший к нему дневник. В июле 1949 года в немецком журнале «Дер Монат» под заголовком «Борьба против церкви»[49] были напечатаны антиклерикальные выдержки из дневника Розенберга, охватывающие период с 1936 по 1943 г.г. Краткое предисловие к ним было подписано самим Кемпнером. Но эти 28 выдержек так и остались самой обширной публикацией Кемпнера. В июне 1950 года Кемпнер направил письмо бывшему французскому послу в Берлине, а на тот момент Высшему французскому комиссару в Германии Андре Франсуа – Понсе[50] и приложил к нему три оригинальных страницы из дневника Розенберга, на которых Франсуа – Понсе упоминался (эти страницы в коллекции Кемпнера заменены машинописными копиями). Посылал ли Кемпнер оригинальные документы кому – то еще, установить пока не удалось, но исключать этого нельзя.