«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Павшим и выжившим.

Всем, отстоявшим нашу Советскую Родину

в годы Великой Отечественной войны,

посвящается.

РОЖДЕНИЕ «ЧЁРНОЙ МИФОЛОГИИ»

(ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ)

С началом того периода в истории Советского Союза, который весьма романтично именовали «Перестройкой», но который по своим ужасающе разрушительным результатам вполне заслужил наименование «периода большого Развала», в отечественной исторической науке был провозглашён лозунг борьбы за правдивое изложение истории и объективную трактовку исторических событий. Если говорить более точно, первоначально лозунг был выкинут «пишущей братией», журналистами и публицистами, затем его весьма дружно подхватила антисоветская (по своей сущности) советская творческая интеллигенция. Но, как известно, «спрос рождает предложение», поэтому и за «правдолюбцами» от цеха историков дело не стало.

И начали пересматривать всё, дотошно выискивая «историческую истину». Естественно, в самом начале досталось лежащим, так сказать, на поверхности темам – Сталин, сталинизм, сталинские репрессии. Осветили и негативную роль «вождя народов» в Великой Отечественной войне.

Но «лиха беда – начало». От Сталина стали подбираться к Октябрьской революции, её вождям и гражданской войне. И вот под несущиеся с телеэкранов белогвардейские «страдания» о пылающих четвёртые сутки станицах и проезжающих через Бухарест тоскующих по родине русских «заскакали» по газетным, журнальным, а позже и книжным строкам архиблагородные поручики Голицыны и корнеты Оболенские во главе бравых спасителей Отечества – казаков. А красные медленно, но верно превращались из героев в бандитов, быдло и восставших хамов.

Что и говорить, что вскоре добрались и до нашей «святая-святых», до Великой Отечественной войны. Благо и начало было положено: Сталин-то свой «отрицательный» вклад уже внёс. И его, т.е. вклад, подробно «исследовали» и все точки над «i» уже расставили, и заклеймили, кого надо.

Конечно, следует признать, что тема Великой Отечественной войны в советской исторической науке была тщательно «прилизана» и «прилакирована» (как, собственно, изложение всей истории советского периода). Существовали штампы-клише, отступать от которых было нежелательно. Они считались аксиомами. А аксиомы, как известно, доказывать не надо, а уж опровергать… Например, непреложной истиной считалось положение, по которому гитлеровская Германия имела в начале войны с СССР подавляющее превосходство в боевой технике. Или нельзя было подвергать сомнению утверждение, что ТТХ (тактико-технические характеристики) немецких танков и самолётов превосходили ТТХ советских боевых машин в начальный период войны. Нет, в советских войсках были образцы техники более совершенной или не уступающей немецкой (танки Т-34, КВ-1 и КВ-2, самолёты МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, Пе-2, Ил-2), но было их слишком мало. Устаревшие же образцы советских боевых машин не могли противостоять германским аналогам.

Одним словом, в советское время вокруг темы Великой Отечественной войны сложился набор мифов, основанных на полуправде и недосказанности. Развенчание подобных мифов было, безусловно, делом благородным и с научной точки зрения необходимым. Поэтому с конца 1980-х гг. в тогда ещё советской историографии развернулись оживлённые дискуссии по ряду вопросов, связанных с войной. Но историческая наука – дисциплина, очень тесно связанная с политическими веяниями. И очень скоро под флагом поиска исторической правды стали делаться совсем другие дела, с поисками правды ничего общего не имеющие. Конечно, кто-то просто-напросто использовал шанс и на «жареных» фактах попытался сделать имя в науке. Но тон задавали не они, а те, для которых тема Второй мировой и Великой Отечественной войн стала средством идеологической борьбы против Советского государства. Эти деятели, любители демократического Запада, агенты его влияния в нашей стране, приложили много усилий, чтобы опорочить СССР, извратить его роль в той Великой войне, преуменьшить подвиг советского народа.

Подобные стремления понятны: решающая роль Советского Союза в победе над фашизмом была серьёзным препятствием на пути объявления его «мировой империей зла». Кроме того, убей у народа чувство гордости за свою историю, заставь его стыдиться её, и вот это уже не народ, а толпа, которую можно вести на какие угодно «демократические» преобразования.

После распада СССР и окончательного падения Советской власти вышеописанная «вакханалия» в отношении тематики Второй мировой и Великой Отечественной войн продолжалась в ещё более широких масштабах: добивали побеждённых, вытравливали из голов людей остатки памяти и гордости.

С 1992 г. в «демократической» России стали печататься книги господина В. Резуна, известного под литературным псевдонимом «Суворов» (увы, «демократия» испохабила и эту славную русскую фамилию). Бывший советский разведчик, предавший свою страну и своих товарищей и перешедший на сторону врага, неспроста обратился к истории Второй мировой. Прежде всего, объектом его внимания стала роль СССР в этих трагических событиях. Его книги («Ледокол», «День-М», «Последняя республика» и ряд других), чего «греха таить», написанные талантливо с литературной точки зрения и отличающиеся довольно внушительным подбором исторических фактов, весьма сильно воздействовали на умы россиян (причём, не только неподготовленные). Тем самым Резун внёс большой вклад в идеологическую войну, ведущуюся теперь уже не с Советской страной, а советской идеологией и, как это не покажется странным, с Россией вообще. Честно отработал перебежчик доверие новых хозяев. По-видимому, и в своих глазах себя оправдывал: мол, да, предал. Но кого предал? Империю зла – вот кого. А это уже и не так страшно, ибо во имя торжества демократии.

Не последняя роль принадлежит Резуну-Суворову и в утверждении новой мифологии Великой Отечественной войны, мифологии, построенной на очернительстве, полуправде и лжи.

Современные средства массовой информации растиражировали новые мифы. И сейчас у многих обычных людей, и особенно современного молодого поколения, сложилось мнение, что 1941 г. – год повального бегства Красной Армии; что воевал советский солдат без всякого патриотического порыва, с оглядкой на «особистов» и «энкэвэдэшников»; что войну выиграли уголовники из штрафбатов; что войска НКВД только и делали, что «работали» заградителями и гнали в бой солдат армейских частей пулемётными очередями; что Красная Армия использовала детей-диверсантов; что «фашистский меч ковался в СССР» и т.д. и т.п.

Каждый из этих мифов заслуживает отдельного разговора и подробного рассмотрения. Факты – вещь упрямая, и именно они развенчивают всю эту «чернуху».

Однако данная работа посвящена другим мифам, можно сказать, более глобальным и получившим «международное признание».

Миф 1-ый. Советский Союз несёт равную ответственность с Германией за развязывание Второй мировой войны.

Миф 2-ой. Летом 1941 года СССР готовился напасть на Германию. Гитлеровская агрессия представляла собой лишь превентивный удар Германии, чуть ли не защищавшейся.

МИФ 1-й

О РАВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

ГЛАВА I

АГРЕССОР «ПОДНИМАЕТ ГОЛОВУ»

Положение о том, что СССР и Германия равноответственны за развязывание Второй мировой не новы для западной историографии. В этом ключе стали высказываться западные историки и советологи уже вскоре после окончания войны, когда СССР и его союзники по антигитлеровской коалиции стали противниками в новой войне – «холодной». Но одно дело выводы учёных мужей и неофициальные речи политиков, а другое – официальное принятое решение лидеров ведущих стран, закреплённое документально и именно в качестве такового распространённое через СМИ в мировом масштабе. Именно такое решение и было принято летом 2009 г. сессией Евросоюза. Теперь официально СССР объявлен виновником Второй мировой бойни. Реакция России на такой шаг была обоснованно резкой. Отповедь и российскими политиками, и российскими учёными была дана.

Итак, равенство вины СССР и Германии.

Вторая Мировая война началась 1 сентября 1939 г. с нападения Германии на Польшу. Факт общеизвестный. Правда, Резун-Суворов и его оспорил. В своём «Дне-М: когда началась Вторая мировая война?» он заявляет:

«…Точный день, когда Сталин начал Вторую мировую, – это 19 августа 1939 г.» [80; 566].

Но почему? Господин Резун поясняет:

«… Начало тайной мобилизации было фактическим вступлением во Вторую мировую войну. Сталин это понимал и сознательно отдал приказ о тайной мобилизации 19 августа 1939 г. С этого дня при любом развитии событий войну остановить уже было нельзя» [80;566].

Всерьёз подобный пассаж мы принимать не будем. Во-первых, объявление мобилизации начало войны никогда не означало. Всегда в истории война начиналась либо с её официального объявления одной стороной другой, либо с нападения одной стороны на другую. За мобилизацией же может последовать и демобилизация, и война может не начаться. Во-вторых, совершенно не ясно, почему мобилизация, объявленная в СССР, стала, по мнению Резуна, началом войны, а не аналогичные действия других стран? Та же Германия начала мобилизационные мероприятия раньше Советского Союза: 16 августа 1939 г. была объявлена тайная мобилизация в Восточной Пруссии, а 18 августа предмобилизационные мероприятия охватили всю страну, вылившись 25 августа во всеобщую тайную мобилизацию. С 24 августа 1939 г. проводила скрытые частичные мобилизации и Франция. И, наконец, в-третьих: никакого приказа о тайной мобилизации в СССР 19 августа не отдавалось. Подобное утверждение – не более, чем ложь Резуна, либо, в лучшем случае, его ошибка (не смог автор разобраться в фактах и документах, увы) [51; 58-59].

В общем, никуда не уйти от того факта, что именно нападение Германии на Польшу положило начало Второй мировой войне. Агрессор – Германия. При чём же тут СССР?

Очевидно, выводы западных политиков и историков, Резуна, а также их последователей в России о виновности Советского Союза в возникновении этой войны базируются не на самом факте германского нападения на Польшу, а на том, что, благодаря действиям СССР в Европе, была создана такая ситуация, при которой война делалась возможной в принципе. Другими словами, именно деятельность СССР привела к взращиванию агрессора и обеспечила агрессору условия наибольшего благоприятствования для реализации его замыслов.

Что ж? Посмотрим, так ли это.

Принято считать, что истоки Второй мировой войны надо искать в итогах Первой мировой. И это совершенно верно. Версальско-Вашингтонская система договоров, утвердившая послевоенный мировой порядок, прочной не была. Две европейские державы, так или иначе, стали жертвами этой системы: Германия и Советская Россия. Германия была её объектом, а СССР (первоначально – РСФСР) вообще находился вне её рамок. Вполне естественно, что оба государства стали противниками этой системы отношений, пошли на сближение друг с другом (Рапалльский договор).

Но даже при наличии двух стран изгоев мировой порядок, установившийся после Первой мировой, мог быть более прочным, обладай страны-победительницы, т.е. создатели и гаранты этого порядка, единством интересов, и осуществляй они во имя достижения данных интересов согласованные действия.

Однако ни о чём таком говорить не приходилось. Ещё во время Версальской и Вашингтонской мирных конференций стало вполне очевидно, что интересы у стран-победительниц далеко не совпадают. И в дальнейшем разность интересов только увеличивалась.

Об этом мало говорят, но не последнюю роль в экономическом усилении Германии сыграли англо-американские экономические противоречия. После Первой мировой войны экономическая роль и влияние США резко возросли, английские же позиции ослабли. Подобное положение англичан не устраивало. Поэтому они в определённой степени были заинтересованы в усилении Германии, стремясь к созданию политико-экономического блока европейских государств, способного противостоять экономической экспансии США. В свою очередь, и США были не прочь усилить Германию, сориентировав её на себя, для того, чтобы иметь в её лице противовес английской политике (в том числе, и в экономической сфере). Понятно, что англо-американское соперничество усилилось в период мирового экономического кризиса 1929-1933 гг.

Поэтому не должны удивлять попеременные «реверансы» англичан и американцев в сторону Германии. Так, в 1929 году по инициативе США и Великобритании была выработана новая система выплаты репараций в иностранной валюте при одновременном уменьшении ежегодных взносов и окончании выплат в 1988 году (план Юнга). Кстати, принятие этого плана Германией привело к выводу оккупационных войск из Рейнской области в июне 1930 г. В условиях мирового валютного кризиса был введён мораторий на взаимные расчёты, и выплата репараций была прекращена. В ходе Лозаннской конференции (16 июня -9 июля 1932 г.) прежде всего именно благожелательные позиции Англии и США способствовали тому, что германские репарации были сокращены до 3 млрд. марок, которые должны были быть выплачены в течение 15 лет [51; 29-30].

В конце 1936 года Вашингтон предложил создать европейский консорциум для эксплуатации бассейна реки Конго и предоставить средства для стабилизации экономики Германии. Англия способствовала срыву этого американского плана. И не потому, что «не любила» Германию, а потому, что «недолюбливала» США. Уже с начала 1937 года она сама всячески стремится достичь экономического соглашения с Германией (в том числе, Англия усиливает политику умиротворения) [51;14].

США «в долгу» не остаются. В январе 1937 г. они предложили провести конференцию для выработки мер по обеспечению равноправного доступа к сырьевым ресурсам в духе политики «открытых дверей». Конечно, это вызвало негативную реакцию Британии, которая в очередной раз сделала всё, чтобы заблокировать американские предложения. В ответ США и Германия провели в ноябре 1937 г. в Сан-Франциско переговоры о разделе мировых рынков. Конкретных договорённостей тогда достигнуто не было, ибо Англия, со своей стороны, манила Германию более чем щедрыми предложениями о возможности пересмотра границ в Европе [51; 14-15].

В конечном итоге, 15-16 марта 1939 г. в Дюссельдорфе было заключено англо-германское картельное соглашение, которое давало возможность изменить картельную структуру мира в пользу англо-германских монополий [4; 15].

Достойно внимания, что многие из этих «шахер-махеров» Англия и США выделывали уже с нацистской Германией, более того, – Германией, не только обозначившей свои агрессивные замыслы, но и начавшей усиленно претворять их в жизнь. Как-то не очень это вяжется с современными представлениями о Великобритании и США, как о «светочах» мировой демократии и пацифизма.

В итоге, как справедливо отмечается рядом исследователей, Германия, используя англо-американские противоречия, смогла не только значительно усилить свою экономику (наряду с США и Англией, она стала наиболее экономически развитой державой, оттеснив Францию), но и проводить самостоятельную политику [51; 13, 16-17].

Способствуя усилению Германии, Англия, по сути, «всаживала нож в спину» своему ближайшему союзнику – Франции. Последняя как раз была заинтересована в том, чтобы подобного усиления не происходило. Будучи сильнейшей континентальной европейской державой после победы над силами Четверного союза, Франция, тем не менее, боялась своего соседа, и происходящее буквально на глазах возрождение германской мощи приводило французов в ужас. Но трагедия Франции заключалась в том, что она в 30-х годах практически безоговорочно пошла в кильватере английской внешней политики. Убитый в 1934 году хорватскими усташами французский министр иностранных дел Луи Барту был, пожалуй, последним политиком во Франции, который был готов настойчиво проводить в жизнь линию обуздания «поднимавшего голову» агрессора. Англичане же стремились усилить Германию не только по причине соперничества с США, но и вследствие нежелания иметь Францию в качестве единственной крупнейшей силы в Европе, без противовеса (давний принцип английской внешней политики – не допускать чрезмерного усиления какой-то одной континентальной европейской державы). Что и сказать, было это по отношению к французам совсем не по союзнически. За близорукость, бесхребетность своих лидеров Франции дорого пришлось заплатить.

Италия на роль лидера в Европе не претендовала. Зато она хотела усилить своё положение в Средиземноморье, и в частности, на Балканах. Подобные устремления и Англия, и Франция могли терпеть до поры-до времени. Они были заинтересованы в Италии, как в союзнике. Потому шли на уступки итальянцам. Так, 11-14 апреля 1935 года был создан англо-франко-итальянский «фронт Стрезы», призванный сдержать Германию, продемонстрировать ей решимость ведущих европейских держав не допустить ревизии положений Версальского договора. Однако чтобы Италия пошла на этот шаг, её пришлось «поманить» признанием итальянских интересов в Эфиопии. Но когда Муссолини в октябре этого же года, реализуя итальянские интересы на практике, напал на Эфиопию, реакция Англии и Франции была резкой. Лига Наций по настоянию Англии ввела экономические санкции против Италии (которые, правда, никто не соблюдал), а сама Англия даже сосредоточила в Средиземном море свой флот [51; 32-35]. С этого момента начался отход дуче от своих прежних союзников и сближение его с Германией. Совместные действия Италии и Германии в Испании окончательно сблизили Гитлера и Муссолини. В итоге 26 октября 1936 г. возникает ось «Берлин-Рим», а 6 ноября 1937 г. Италия вошла в Антикоминтерновский пакт, заключённый годом ранее между Германией и Японией.

Япония усиливала свои позиции на Дальнем Востоке. Рано или поздно этот процесс должен был начать ущемлять интересы Великобритании и США в данном регионе. Очень хорошо это продемонстрировали события 1931-1933 годов в Китае. В 1931 г. Япония вторглась в Маньчжурию и оккупировала её. Обращение Китая в Лигу Наций показало, что ни Англия, ни Франция не заинтересованы в решении этой проблемы, и никаких препятствий японцам чинить не собираются. США также посоветовали Китаю лучше уделять больше внимания борьбе с китайскими коммунистами [51; 27]. И такие реакции западных стран ясны: Маньчжурия не была сферой их интересов. Япония могла там хозяйничать, заодно создавая угрозу советским границам. Но вот нападение Японии на Шанхай в январе 1932 года сразу же обострило её отношения с США, Англией и Францией, которые даже предприняли военную демонстрацию, чтобы остановить японцев [51; 28]. Итогом событий явилось урегулирование ситуации вокруг Шанхая, перемирие между Японией и Китаем и выход Японии из Лиги Наций в марте 1933 года. Порядок, установленный Вашингтонским договором на Дальнем Востоке, дал трещину. В ноябре 1936 г. Япония подписала Антикоминтерновский пакт с Германией.

Таким образом, именно противоречия между державами-победительницами позволили Германии, в конечном итоге, усилиться экономически, военно, освободиться от пут версальских установлений и начать новую борьбу за господство в Европе и мире.

Помимо внутренних противоречий Версальско-Вашингтонской системы, усилению Германии способствовал и антисоветизм западных демократий. Идейное неприятие Советского государства, цивилизационное противостояние по линии Россия-Запад, страх перед экспортом русской революции – всё это вместе взятое заставляло западные демократии видеть в СССР – врага. Германию же рассматривать как ударную силу, которую можно направить на «русского медведя».

Из западных демократий наиболее резко антисоветская направленность прорисовывалась в политики Британии. Видимо, британские лидеры читали «Майн Кампф» и поняли, что из Германии можно сделать хорошего цепного пса и натравить его на Советскую Россию. Но читали всё-таки не достаточно внимательно, ибо упустили тот момент, что жизненное пространство на Востоке – жизненным пространством на Востоке, но, прежде всего, Германия будет добиваться гегемонии в Европе (в союзе с Англией, что очень для немцев желательно, или без неё). Короче, цепной пёс взбесился и покусал вскормившую его руку.

Вкратце рассмотрим события (ибо они хорошо известны), ставшие вехами на пути возрождения военной мощи Германии и реализации её новых агрессивных устремлений. Заодно и глянем, какую роль в этих событиях играл СССР.

11 декабря 1932 г. на конференции по разоружению Англия, Франция, Италия и США признали за Германией равные права в деле развития вооружённых сил. Конечно, Германия ещё не была нацистской, но Гитлер был очень близок к власти. Поборники мира и демократии могли бы и поостеречься.

В октябре 1933 г. Германия, не добившись удовлетворения на конференции по разоружению своих требований о довооружении, покинула конференцию и 14 октября вышла из Лиги Наций.

В начале 1934 г. в Германии были утверждены планы мобилизации 240 тыс. предприятий на производство продукции военного назначения, а 1 октября 1934 г. Гитлер отдал приказ увеличить рейхсвер со 100 тыс. до 300 тыс. человек [88; 9].

Любопытно, что ещё в мае 1934 г. министр иностранных дел Великобритании сэр Джон Саймон предложил применить к Германии принцип равенства вооружений. 3 февраля 1935 г. Англия и Франция предложили Германии переговоры о вооружениях и пакте взаимопомощи в Восточной Европе (интересно, взаимопомощи против кого?). Германия уклонилась от этих предложений [51;.32], [88; 9]. Данные шаги Англии и Франции можно, конечно, рассматривать и как попытки вернуть Германию в Лигу Наций. Но немцы возвращаться туда не собирались, а страны-победительницы почему-то не возражали, что Саар 1 марта 1935 г. по итогам плебисцита был передан под юрисдикцию Германии, что значительно усилило её экономически [51; 32].

Видимо, в «знак признательности» за Саар 10 марта 1935 г. Берлин объявил о создании ВВС, а 16 марта – о введении всеобщей воинской повинности и создании в мирное время армии из 36 дивизий (это более полумиллиона человек) [51; 32], [88; 9-10]. Фактически, можно считать, что на этом версальская глава в истории была закончена. Германия отбросила военные ограничения, наложенные на неё данным договором. Никакого противодействия со стороны стран-победительниц не последовало.

Более того, 18 июня 1935 г. англичане подписали с немцами военно-морское соглашение. При этом Лондон не то что не заручился согласием Парижа и Рима, но даже не провёл с ними консультаций по вопросу предпринимаемого им шага. Англия сама нарушила пункты Версальского договора, а заодно и «похоронила» созданный только в апреле 1935 года «фронт Стрезы».

Соглашение разрешало иметь Германии флот в 35% тоннажа от британского, в части подводных лодок – 45%. Причём, иллюзий питать не надо – соглашение не ограничивало, а поощряло Германию. Её верфи были заполнены заказами на 10 лет вперёд. Очень скоро она перекрыла установленный лимит, а в 1938 г. сравнялась с Англией по тоннажу подводного флота. Как ненужную уже бумажку Гитлер денонсировал этот договор в апреле 1939 года [70; 158]. И ещё один нюанс касательно англо-германского военно-морского соглашения: оно буквально подталкивало Германию к агрессии против СССР. В официальных английских комментариях подчёркивалось, что норма в 35 % должна обеспечить Германии полное господство в Балтийском море [70; 95-96]. Как говорится, «смысл шит белыми нитками».

7 марта 1936 г. германские войска вступили в Рейнскую область. Отпора со стороны Франции они не встретили. Лига Наций констатировала нарушение Германией Версальского и Локарнского договоров, что дало Франции формальный повод требовать помощи от Англии и Италии. Но Италия отказалась от содействия до снятия с неё экономических санкций и до признания оккупации ею Эфиопии. Англия же сослалась на отсутствие угрозы французской территории. Выступить одна против Германии Франция испугалась. Испугалась, имея подавляющее превосходство (100 французских дивизий против 36 германских, формирование и комплектация которых были далеки от завершения; во много раз превосходили германские французские авиация и флот). Как вспоминал переводчик Гитлера П. Шмидт, если бы французы двинулись в Рейнскую область, «мы должны были бы отступить, поджав хвост, поскольку военные ресурсы, имевшиеся в нашем распоряжении, были абсолютно недостаточны даже для слабого сопротивления» [88; 11].

Последствия такого поведения Англии и Франции не замедлили сказаться: Европа увидела, что обе эти страны не готовы дать отпор нарушителю Версальского договора. Польша ещё больше стала искать сближения с Германией. Бельгия объявила о своём нейтралитете, что разрушало всю стратегию «линии Мажино». Гитлер укрепил своё положение внутри Германии и понял, что в реализации своих устремлений может действовать решительно и смело [88; 12-13].