Русская Арктика: лед, кровь и пламя
К идее русского похода на Северный полюс Георгий Яковлевич вернулся в 1910 году, когда на пароходе «Великая княгиня Ольга Константиновна» возглавил гидрографическую экспедицию к Новой Земле. Целью похода было составление точных карт Крестовой губы для коммерческих пароходов. Но до поры все планы оставались на бумаге. Тем более что Седов снова попал в опалу – на сей раз у генерал-губернатора Архангельской области А. Ф. Шидловского. Сказались и неуживчивый характер моряка, и сословные предрассудки генерал-губернатора, отзывавшегося о Седове не иначе как «талантлив, шельма, но выскочка!».
Промеж двух гидрографических походов Седов ухитрился жениться. Дело было так: во время недолгого пребывания в Санкт-Петербурге с отчетом о Колымском походе днем Георгий Яковлевич систематизировал результаты экспедиции в Адмиралтейской библиотеке, а вечером с друзьями предавался обычному офицерскому развлечению – посещал театр. Ходить на балет было модно в среде флотской молодежи, как и приударять за танцовщицами. Друзья Седова давно обзавелись подругами в театральной среде, тщательно скрывая свои связи от начальства. Но коль скоро уж сам великий князь погуливал с балериной…
Вера Валерьяновна Май-Маевская, благородная девица из семьи генерала, героя недавней русско-турецкой войны, тоже хаживала в Мариинский театр. Как-то раз там давали «Лебединое озеро». В главной партии была прославленная Анна Павлова. Стройные ножки бились в искусственной пене кружев, отточенные антраша и фуэте вызывали шквал аплодисментов. Стоя в партере перед просцениумом, балерину поощряли бурными овациями трое моряков. При серебряных погонах…
– Адмиралтейские! – почти машинально отметила Вера. – Шумно что-то они нынче себя ведут – не иначе после хорошей пирушки!
Более других старался высокий русоволосый лейтенант. Громко – во весь голос скандировал «браво», оглушительно смеялся, кидал на сцену цветы… Откуда было утонченной барышне Вере, воспитаннице женского Патриотического института для дочерей офицеров-героев, знать, что накануне Георгий Седов поспорил с друзьями, что на спектакле обратит на себя внимание самой примадонны великолепной Мариинки?
Примерно три недели спустя Вера с дядей, генералом Май-Маевским, были приглашены на званый обед к богатому золотопромышленнику Мордину. Генерал, оставшийся на войне калекой об одной ноге, не любил подобных мероприятий, но ради племянницы выезжал: девушке пора было подыскивать жениха. А у Мординых бывали молодые офицеры – друзья их племянника.
Вот и теперь хозяйка обещала представить Вере «замечательного молодого человека, морского капитана, объехавшего половину земного шара». Каково же было удивление Веры, когда этим замечательным человеком оказался тот самый, чересчур шумный поклонник балерины Павловой.
– Вот, знакомьтесь, Верочка, это Георгий Яковлевич Седов. Недавно вернулся с дальнего Севера, где без малого год плавал во льдах, – жеманно пропела хозяйка, усаживая Веру по правую руку от лейтенанта, державшегося на сей раз строго и скованно.
Вера протянула ручку для поцелуя:
– Что это вы побледнели, Георгий Яковлевич? Или вы смелы только с актерками в Мариинке?..
С этой невинной колкости суждено было начаться любви. Стремительной и неповторимой… Балерины были забыты навсегда. Трех месяцев не прошло, а Вера уже всерьез считала себя невестой…
Перед отъездом Георгия в новую экспедицию они встретились вновь – в генеральском особняке. Седов явился в парадном мундире. Кратко переговорил с родственниками Веры. А далее… В кабинет генерала пригласили ее саму, и старик оставил молодых наедине – для решающего разговора.
– Я люблю вас, Вера Валерьяновна.
– И я вас люблю, – Вера опустила глаза.
– Но прежде, чем предложить вам руку и сердце, я должен вам кое-что рассказать. Предупредить заранее о таком обстоятельстве моей жизни, которому высший свет Петербурга может придать значение… Ранее, чем вы скажете мне «да» или «нет», чем решите свою и мою судьбу, – выслушайте меня. Офицерский мундир может обмануть вас…
– Вот как?
– Да. Всего, чем я ныне располагаю, я добился сам. Вы должны знать, что человек, который любит вас всем сердцем и в мечтах уже видит своей супругой, происходит из иного, чем вы, сословия. Вы – офицерская дочь, я – сын рыбака, и родители мои – совсем простые люди, даже грамоты не знают…
– Я, пожалуй, пошла бы за вас, оставайся вы простым рыбаком, – еле слышно прошептала Вера, – а что до мнения света… Не будем об этом.
– Значит, «да»?
– Да!..
В июле 1910 года Георгий и Вера обвенчались – в Адмиралтейском соборе Петербурга. Посаженным отцом со стороны жениха на свадьбе был Ф. К. Дриженко. А вместо свадебного путешествия путь молодых лежал в Архангельск. Одним эшелоном с молодоженами ехали семеро экспедиционных рабочих, а в багажном вагоне были ящики с инструментами для метеорологических наблюдений, консервы и палатки, купленные для новой экспедиции.
…Острова Новой Земли тянутся у арктических берегов на полпути из Европы в Азию – с северо-востока на юго-запад. У границ материкового шельфа цепочку суши продолжает третий остров – Вайгач. Геологи считают, что эти морские горы, возвышающиеся в виде островов над водной поверхностью, являются продолжением Уральского хребта и водоразделом на пути из Баренцева моря в Карское. А меж островами – узкий и извилистый пролив Маточкин Шар. Отчего же – «Шар», если нет здесь ничего даже отдаленно круглого по форме? А оттого, что словом «Шар» русские поселенцы передали позаимствованное у норвежских мореходов слово «skaer» – шхеры. А на шхеристые норвежские берега Новая Земля как раз-таки очень похожа…
Вайгач отделен от Новой Земли другим проливом – пошире, который зовется Карскими Воротами. А между Вайгачем и материковым берегом – снова шхеристый пролив Югорский Шар. То есть преодолеть архипелаг моряк в начале двадцатого века мог всего тремя способами. Вдоль материка по Югорскому Шару, через Карские Ворота или же опасным и узким Маточкиным Шаром. Есть, в принципе, и четвертый способ – в обход Новой Земли, вокруг северо-восточной ее оконечности. Но этот фарватер – для особенно смелых. Уж очень там погода переменчива и льда много. За три столетия исследований Севера только трем капитанам удавался такой подвиг. Первым в 1596 году четвертым маршрутом прошел Виллем Баренц. В 1760 году – русский промышленник Савва Лошкин. А еще сто десять лет спустя, в 1870 году, норвежский мореплаватель Эдуард Иоганнессен. Да и проливами пройти получается далеко не у каждого: в Баренцевом-то море льда мало, здесь еще чувствуется влияние Гольфстрима, немного подогревающего здешние стылые воды. А вот в Карском… Здесь лед есть всегда, в любое время года – зря ли мореходы меж собой называют Карское море «ледяным мешком»…
А между тем Новая Земля – место богатое. Здесь есть и промысловый зверь, и рыба, а уже к началу двадцатого столетия геологи предположили наличие в недрах островов запасов полезных ископаемых. Что на Урале есть – то и здесь будет, ведь горы-то одной природы и сформировались в незапамятную пору юности Земли почти одновременно…
В конце XIX – начале XX века юридический статус Новой Земли был еще не вполне определен. Формально острова числились за Россией, но претендовала на них и Норвегия – ее моряки, рыбаки и промышленники едва ли не каждый год высаживались на этих стылых берегах, охотились на морского зверя, устраивали здесь свои склады, рыбачили, вели гидрографические и картографические работы, даже строили зимовки… Российское царское правительство полагало норвежские промысловые и исследовательские экспедиции не вполне законными, поскольку русские люди пришли на эту землю гораздо раньше – еще в XV веке, из Печорского края. Когда в 1556 году острова посетила британская экспедиция во главе со Стефаном Борро, искавшим короткий путь в Азию через северные воды, англичане уже застали на Новой Земле русских подданных – охотников и рыбаков. И охотно воспользовалась их услугами в качестве проводников по неприветливым северным территориям. В XVII и в XVIII веках на островах довольно часто бывали наши поморы. Один из них, Савва Лошкин, на своем круглобоком, не боявшемся льдов коче даже обошел все острова архипелага по кругу… В следующий раз парусному кораблю удастся такой поход только столетие спустя. А другой поморский рыбак, Федот Рахманин, поставил на Новой Земле зимовище и двадцать шесть раз пережил здесь со своей артелью ледовый сезон. Кстати, и по сей день на белом свете очень немного полярников, которые могут похвастаться таким стажем заполярных зимовок…
Следующими, кто после поморов заинтересовался богатствами Новой Земли, были моряки российского военного флота. Первым побывал здесь поручик флота штурман Федор Розмыслов – по приказу тогдашнего архангельского губернатора Головцына организовал на средства, предоставленные купцом Барминым, парусную экспедицию. Губернатора интересовала съемка карты Маточкина Шара – на тот момент было известно, что пролив меж островами вроде бы есть, но карт его еще не было. Купца вела в стылые воды полученная от одного поморского «землеведа» информация, что, мол, на островах есть залежи серебра, и Бармин мечтал о собственном руднике.
Как этой экспедиции вообще хоть что-нибудь удалось изучить за полярным кругом – вопрос, без преувеличения удивительный. Купчина предоставил штурману Розмыслову старый коч – в таком состоянии, что на нем не всякий помор в ближний поход по треску пойдет… Тем не менее ладья прошла Маточкин Шар, карта пролива была составлена, зимовка на новоземельском берегу состоялась. Но следующим летом Федор Розмыслов возвратился домой, прекратив исследования, – «дабы с худым судном не привести всех к напрасной смерти, поворотить по способности ветра к проливу Маточкину Шару».
В 1821 году лейтенант Федор Литке – тоже штурман – начал серию своих плаваний к Новой Земле. Он четырежды побывал на этих островах и оставил довольно подробные их описания. После Литке на новоземельские берега отправился другой русский флотский штурман – Пахтусов, затем – прапорщики флота Циволько и Моисеев. Экспедиции парусников к Новой Земле испытывали страшные лишения, экипажи болели цингой – от нее, например, умерли и Циволько, и Пахтусов, но при этом карты островов регулярно уточнялись и обновлялись, исследовательский процесс был практически непрерывен…
Имели место и попытки основать на Новой Земле постоянные населенные пункты. Русские подданные – то флотские полярники, то гражданские промышленники, то рыбаки – поморы, якуты и ненцы – каждый год завозили на острова лес и строили теплые домишки-«балки». Но государство никак не поддерживало первопоселенцев, и вскоре прибрежные поселки пустели: то цинга жителей истребит, то они сами от невзгод подальше съедут обратно на континент…
Во второй половине XIX века наконец государь император Александр III велел разработать план по заселению Новой Земли. Да и то под давлением перспектив норвежской колонизации архипелага… По царскому приказу была построена спасательная станция в Малых Карманкулах, фельдшерский пункт и постоянные «охотницкие становища» на южном острове. В становищах обосновались несколько семей ненецких и русских промысловиков. Еще одно становище – на северном острове в Крестовой губе – было обустроено уже при Николае II, в 1910 году. В связи с этим архангельский губернатор ходатайствовал о гидрографическом исследовании этого залива, в который должны были в дальнейшем регулярно заходить пароходы. Поэтому и получил Георгий Седов распоряжение изучить гидрографические условия северного острова.
Георгий Яковлевич составил подробную карту Крестовой губы, провел с соратниками подробнейшее измерение глубин, проложил удобный для пароходов фарватер. А ведь начинать ему приходилось, располагая только старой картой, составленной исследователем Русановым по поручению архангельского губернатора… Карта грешила такими неточностями, что в своем отчете Седов не постеснялся в словах:
«В очертании берега ее нет никакого сходства с действительностью, островов вместо пяти показано четыре, и все они лежат далеко не на своих местах. Высоты гор показаны весьма ошибочно… По Русанову, ширина губы при входе восемь верст, дальше она суживается. Между тем, в действительности, при входе ширина восемь с половиной верст, а далее на восток еще больше».
Побывала экспедиция Седова и в поселке Ольгинский, основанном по распоряжению архангельского губернатора. Впрочем, «поселок» – это очень сильно сказано: всего-то четыре двора и одиннадцать душ населения! Ольгинские жители без обиняков заявили, что с первым же кораблем, который зайдет сюда, хотели бы съехать: уж очень неуклюже их здесь поселили. Дома худые построили – не протопишь в холода! Звериные лежбища расположены так далеко, что охотники не могут своими силами довезти до дому добычу. Дров и угля на острове – кот наплакал, а обещанный пароход, который должен был их завезти, все не идет и не идет. Запасов тоже не присылают: среди поселенцев свирепствует цинга. А что делать промысловикам, когда выйдет порох и ружейные припасы, вовсе неведомо… Погибать только разве?
А ведь и погибнут! Чего далеко за примерами ходить: не далее как полтора года назад, в 1909 году, купец Масленников нанял троих поморов – рыбарей и охотников – на промысел в Мелкой губе. Построил им домик, дал хорошее оружие, пороху, съестных запасов, велел бить зверя и ждать парохода. Охотнички набили медведей, моржей, заготовили и выделали десятки песцовых шкур, наморозили рыбы. А пароход с новыми припасами возьми да и не явись в нужный срок! Следующий год был для охоты неудачен, на одной мороженой рыбе и моржовом жире из прошлого запаса не продержишься. И к тому моменту, как купец вспомнил о своих работниках и все-таки послал по весне к ним пароход, все трое уже померли от цинги…
Седову пришлось поделиться запасами экспедиционного продовольствия с ольгинскими поселенцами – несмотря на перспективу самому зимовать впроголодь. Но кто не накормил бы цинготных!
После экспедиции Георгий Яковлевич вернулся с молодой женой в Петербург. Сдал отчеты по северному походу и тут же начал готовить следующий – долгожданный бросок к Северному полюсу. Но чиновникам в погонах из Адмиралтейства покорение полюса показалось преждевременным – капитану-ученому разрешили лишь разработать проект гидрографической экспедиции в восточные моря Арктики.
На проект ушло несколько месяцев, Седов сжился с мыслью, что весной он поедет на северо-восток… Но адмирал Вилькицкий совершенно неожиданно вмешался в планы: то начальника экспедиции поменял, ни с того ни с сего назначив другого офицера, то вовсе отложил старт похода на неопределенный срок – до будущих времен… Седова же распорядился отправить вовсе даже не на Север, а в совершенно противоположную сторону – на Каспий, составлять карту побережья.
Седов воспринял новое назначение чуть ли не как плевок в лицо. Как человек, добившийся офицерских погон не по протекции, он был достаточно честолюбив, чтобы не позволить собой помыкать. На Вилькицкого Георгий Яковлевич глубоко обиделся и даже написал ему письмо, где недвусмысленно намекал, что незаслуженно обойден за свои карские экспедиции наградами и элементарным уважением. Толку от этого послания не было, на Каспий ехать все же пришлось.
Вилькицкому он больше не писал. Зато, будучи разлученным с любимой супругой, часто отправлял письма ей – с пылкими объяснениями в любви, со стихами собственного сочинения, с рассказами о местных дамах, которые оказывают офицерам знаки внимания, но безуспешно пытаются завоевать его, Георгия, истосковавшееся по любимой сердце… А однажды признался: нервы на пределе, будущее их неопределенно, и он опасается, как бы чего не натворить.
«Твое письмо, в котором ты утешаешь меня и даешь наставления, – очень ценно. И благодарю, моя маленькая детка, за добрые, хорошие чувства, которые меня, безусловно, подбадривают. Благодарю, спасибо тебе, родная. Фраза моя, о которой ты спрашиваешь, значит то, что я под давлением несправедливости и обиды могу перестать владеть собой и что-нибудь сделаю такое, что будет неприятно для нас обоих, или, вернее оказать, – тяжело отразится на нашей судьбе. Хотя всеми силами стараюсь дать место в себе благоразумию и парализовать навязчивые мысли об обиде. Как ты сама видишь из письма Варнека, мне теперь ходу не будет вовсе во флоте, хоть будь я золотой человек, а быть оскорбленным я не привык и обиду никому не спускаю, вот, что хочешь, то и делай!.. Бровцын написал от себя о том, что я глубоко обижен и думаю подать в отставку… Но думаю, что и это не поможет делу, раз на меня так узко, недалеко смотрит министр».
Лишь осенью 1911 года, когда Седов возвратился в Петербург, мысли об отставке были забыты. Ему разрешили готовить новый северный поход – к полюсу. Первый русский поход…
К этому времени о том, что им удалось достичь «макушки земли», уже заявили американские полярники Фредерик Кук и Роберт Пири, ходившие по льду на лыжах и с собачьими упряжками в 1908 и в 1909 годах. Но насчет их экспедиций в среде морских офицеров ходили упорные слухи, будто ни один, ни другой американец до полюса так и не добрались. Мол, ошиблись в пути по счислению и воткнули свои флаги в снег отнюдь не в точке, где сливаются меридианы. Ни подтверждения, ни опровержения этим слухам не было – разве что самому пройти их маршрутом и посмотреть, уцелели ли флаги и где они на самом деле стоят.
Был у Седова и еще один конкурент – прославленный норвежский полярник Руаль Амундсен. Но тот еще только готовился к броску на север, и Седов поставил себе цель во что бы то не стало его опередить.
9 марта 1912 года Седов написал в Гидрографическое управление письмо следующего содержания:
«Горячие порывы у русских людей к открытию Северного полюса проявлялись еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор. Амундсен желает во что бы то ни стало оставить честь открытия за Норвегией и Северного полюса. Он хочет идти в 1913 году, а мы пойдем в этом году и докажем всему миру, что и русские способны на этот подвиг…»
Кроме того, в 1913 году Россия намеревалась праздновать трехсотлетие правления династии Романовых. И немало путешественников намерены были к державному юбилею преподнести подарок императорскому дому – в виде новых географических открытий и рекордных достижений. Седов тоже полагал, что русский флаг на полюсе может стать подобным подарком. В очерке, напечатанном в «Синем журнале» и без ложной скромности названном «Как я открою Северный полюс», он честно признался: экспедиция на полюс имеет более спортивную, нежели научную, цель: побывать на «макушке мира», установить там русский флаг, заявить о российском приоритете на заполярные исследования…
Итак, чтобы опередить Амундсена, поставить рекорд в лыжном походе и сделать императору подарок к юбилею династии, следовало выйти в поход уже в текущем 1912 году… И желательно – к началу лета. То есть на всю подготовку похода Седов отвел себе и своим потенциальным соратникам всего пару месяцев!
Из плана экспедиции, представленного в Адмиралтейство и сохранившегося в Российском государственном архиве Военно-морского флота:
«1. Экспедиция выходит из Архангельска в Северный Ледовитый океан около 1 июля 1912 г.
2. Первый курс экспедиция держит к берегам Земли Франца-Иосифа, где и зимует.
3. Во время зимовки на Земле Франца-Иосифа экспедиция по возможности исследует берега этой земли, описывает бухты и находит якорные стоянки, а также изучает острова в промысловом отношении; собирает всевозможные коллекции, могущие встретиться здесь по различным отраслям науки; определяет астрономические пункты и делает целый ряд магнитных наблюдений; организует метеорологическую и гидрологическую станции; сооружает маяк на видном месте, у наилучшей якорной бухты.
4. С первыми лучами солнца в 1913 г. экспедиция идет дальше к северу или на судне, или пешком по льду со шлюпками и собаками, в зависимости от состояния океана. На Земле Франца-Иосифа оставляется запас провизии в домике, который экспедиция имеет в виду построить. Если судно будет оставлено на Земле Франца-Иосифа и экспедиция пойдет к полюсу пешком, то вместе с ним будет оставлена и часть экипажа, которая до возвращения полюсной партии будет заниматься беспрерывными метеорологическими, гидрологическими и другими наблюдениями.
5. Полюсная партия во главе с начальником экспедиции идет с необходимым запасом провизии и инструментами к полюсу с таким расчетом, чтобы в течение всего светлого времени года (с марта по октябрь, приблизительно около 6 месяцев) достигнуть полюса и вернуться обратно к своему судну или в Гренландию, в зависимости от состояния океана и обстоятельств, а затем уже и в Россию.
6. В полюсную партию войдут четыре человека, собаки, шлюпки, сани, нарты, палатка и двуколки, в которых вместо колес будут лыжи или полозья в зависимости от дороги. Партия также будет хорошо снабжена охотничьими ружьями и съедобными лепешками для людей и собак.
7. Если понадобится идти на судне и севернее Земли Франца-Иосифа, то тогда экспедиция оставляет судно с частью экипажа у границы льдов, а сама пешком идет дальше. От полюса обратно экспедиция возвращается, по возможности, к судну. Если выгоднее будет пробиться к ближайшему берегу Гренландии, то экспедиция к судну не вернется. Судно в обоих случаях, будет ли оно ждать возвращения партии на Землю Франца-Иосифа или у границы льдов, по заранее составленному условию, выждав известный срок, уходит без партии домой, если она к этому сроку не подоспеет.
8. Во все время путешествия экспедиция будет вести метеорологические, гидрологические и другие наблюдения.
9. Экспедиция предполагает вернуться обратно: ранее – осенью 1913 г. и позднее – летом 1914.»
Честно говоря, хорошо организовать подобную экспедицию, подобрать корабль, подготовить экипаж и снабдить полярников всем необходимым за два месяца – задача вряд ли решаемая в реалиях 1912 года. Даже если иметь большие деньги на закупку всего необходимого.
А денег как раз и не было. На офицерское жалованье, как говорится, не разгуляешься… Георгий Яковлевич уповал на поддержку Адмиралтейства, на государственное финансирование похода. Но, ознакомившись с проектом на бумаге, комиссия Гидрографического управления его отвергла. Мол, много непродуманного, непонятно, как рассчитаны сроки похода, нормы потребления пайка участниками, уровни физических нагрузок на людей и собак… Вот, скажите на милость, уважаемый Георгий Яковлевич, почему у вас написано, что каюр с нартами будет идти не менее 15 километров в день? А если – оттепель и снег на лыжи липнет? А если торосы? А пурга? Эти факторы, снижающие ход пешего путника с собачьей упряжкой, в вашем проекте учтены? Когда штурмовая партия двинется на полюс, корабль должен ждать ее у кромки плотных льдов. А льды дрейфуют. Вы уверены, что ваши каюры, даже если им удастся совершить задуманное, найдут потом свое судно и не ошибутся в пути по счислению? Экипаж корабля в ожидании пешей партии должен заниматься метеорологическими исследованиями, гидрографией и охотой. Ладно, а если охотничий сезон не удастся – и моряки оголодают, подхватят цингу и чахотку, перемрут… Не велика ли будет цена вашего юбилейного рекорда?..
В комиссию, рассматривавшую проект, входили друзья Седова – Варнек и Федор Дриженко. Но и им в успех похода не очень-то верилось… Адмиралтейство финансировать авантюрную экспедицию не согласилось. Тогда Седов направил запрос на выделение 50 тысяч рублей в Государственную думу. Уповал на то, что среди думских депутатов много купцов, а их можно соблазнить выгодой от прославления их имен как меценатов рекордного путешествия, а попутно большой и важной исследовательской работы. Но и купцы с депутатскими розетками на лацканах что-то не спешили раскошеливаться.
Единственное, чем смог помочь Седову генерал Дриженко, так это выбить ему двухгодичный отпуск по службе с сохранением содержания – «ради самостоятельной научной работы». Сможешь, друг дорогой, найти средства на свой поход – иди. А не сможешь – так хоть напиши за это время хорошую научную диссертацию, знаний должно хватить…
Но Седов уже твердо решил идти на полюс в этом году. И поднял… журналистов. При поддержке редакции «Нового времени» и ее издателя М. Суворина организован был сбор средств в виде добровольных пожертвований. Сам издатель пожертвовал 20 тысяч ассигнациями – правда, на условиях долгосрочного кредита. Двенадцать тысяч собрали народными взносами – «с миру». А еще 10 тысяч рублей частным порядком подарил лично император Николай II.
Каждому донатору – участнику сбора средств – вручался специально отчеканенный по этому поводу значок мецената экспедиции. На темном бронзовом кругляше выбит был северный пейзаж с ледяными горами, в центре – идущий на лыжах полярник весьма атлетического вида, по кругу шла надпись: «Участнику сбора на экспедицию лейтенанта Седова к Северному полюсу». Три аналогичного вида медальки даже исполнили в золоте – для издателя Суворина и консультантов Седова – капитана 1-го ранга П. И. Белавенца и полярного путешественника Фритьофа Нансена.