Фельдъегерь Его величества
– Вот же! Есть закон в этой части вселенной! – обрадовавшись, подумал сначала Николай, но затем, сопоставив событие с, недавно подслушанным разговором, понял, что вся эта махина явилась сюда только за ним.
– У него на «Допле»! Черт, черт, черт!!! Что мне делать? – продолжал думать Николай.
На капитанском мостике царила суета, капитан пытался связаться с дредноутом.
– «Си Си Допл», вызывает «Звездный ветер», Басилевс, ответь, мы же разумные люди. Можем договориться!
В этот момент помощник капитана пиратского корабля, повернувшись к капитану, произнес:
– Кормовые орудия дали залп по дредноуту, капитан.
– Это он зря! – вслух сам себе сказал Николай, наблюдавший за происходящим в иллюминатор.
– Черт, побери! Прекратить огонь немедленно!!!
– Кормовая батарея левого борта, немедленно прекратить огонь! – повторил помощник капитана.
– Басилевс, это случайность, я строго накажу виновных! Не стреляй!
– Командир, дредноут готовит залп!
– Всем надеть скафандры личной защиты! – отдал последнее распоряжение капитан.
В этот момент включилась радиосвязь ближнего радиуса действия с одним единственным коротким предложением – «Ты опоздал, Спартус!».
Второй залп дредноута снес кормовую батарею, что посмела открыть огонь. Еще две космические торпеды попали в капитанский мостик, превращая всё, что там находилось в труху. Щедро перемешивая искореженный металл с лоскутами моментально замерзавших человеческих тел. От имперского корабля отделилось пара десятков штурмовых ботиков и примерно столько же истребителей, надобность в которых была уже не столь очевидна. Пиратский корабль прекратил так и не начавшееся сопротивление.
Николай судорожно пытался придумать, как ему поступить.
– Понятно, что открываться нельзя. Черт! Откуда генерал Басилевс знает о нем и документах? Грузовик «Филадельфия»? Нет. Если с него и подали сигнал «СОС», вряд ли бы так быстро всё открылось, – Николай машинально провел рукой по едва различимому бугорку под татуировкой, продолжая перебирать мысли, – Нет, здесь, что-то не то. Капитану, нужны документы. Значит, он знает, что в них.
Захват прошел быстро и, как говориться, без пыли. Все, кто рискнул сопротивляться, были немедленно убиты.
– Но, похоже, что в лицо меня генерал не знает. Надо и дальше играть роль медика, – резюмировал свои мысли Николай, когда его и других пиратов вели на дредноут.
Всех, кто был на пиратском корабле, перевели на дредноут и разместили в одном из ангаров. Пиратов отдельно от их недавних пленников с грузового судна «Филадельфия». Кто-то из экипажа грузовика пытался выкрикивать слова благодарности за спасение, но поведение солдат имперского дредноута было такое, что радостное, приподнятое настроение быстро угасло и сменилось настороженным ожиданием, близким к панике. Николай попал в «пиратскую» кучку пленных. Вскоре солдаты стали уводить людей по одному. Как понял Николай на допрос. Обратно никто не возвращался. Пираты шли обреченно, они понимали, что им грозит лишь смерть, а в глазах бывших пиратских пленников еще теплился огонек надежды. Пришла очередь Николая. Его привели в комнату, в которой был один стул по центру комнаты и стол у самой стены на расстоянии. За столом сидели три офицера. Один из них спросил:
– Имя, фамилия?
– Унжи Торн.
– Цель пребывания на пиратском корабле?
– Был захвачен ими с грузового судна «Филадельфия».
– Документы?
– Остались на грузовике.
– Почему оказался среди пиратов, а не со всеми пленниками?
– Я медик. Оказывал медицинские услуги.
– Примкнул к пиратам?
– Нет, этого не было.
– Чем докажешь?
– Меня, так же как и других везли на невольничий рынок…
– Это не доказательство.
– Я не знаю, что могу сказать в своё оправдание, кроме того, что я медик. Я обязан лечить, а кого лечить, я разбираться не обязан.
– Что можете рассказать о захвате грузовика «Филадельфия» пиратами?
– Я был в столовой вместе со своим новым знакомым коммерсантом, когда начался штурм. Что-то взорвалось снаружи и сорвало внутреннюю обшивку, которая покалечила некоторых людей, а мой попутчик погиб.
– Имя попутчика?
– Николай Эссе. Коммивояжер.
– Чем он занимался?
– Почти всю дорогу «висел» в лаптопе, следил за котировками чего-то, я в этом не смыслю…
– О чем говорили?
– Да так, вроде обо всём и ни о чем. Он про бусы говорил, о том как раньше служил во флоте. Я…
– Почему вы стали помогать пиратам?
– Я не помогал им, я только занимался оказанием медицинской помощи.
И тут Николай услышал знакомый голос. Этот голос принадлежал, известному ему из подслушанного радио-разговора, генералу Басилевсу.
– Унжи Торн, ты видел на борту имперских чиновников?
– Я не знаю, сэр. Мне такой же вопрос задавал и капитан пиратов.
Офицер, что задавал вопросы, продолжил:
– Вы общались с капитаном пиратов?
– Да, когда… проводил операцию…
– Конкретнее.
– Но ведь существует медицинская тайна…
– Капитана уже нет в живых. Что за операцию вы проводили капитану?
– Удалял гнойный прыщ…
– На заднице? – Вдруг встревожено спросил офицер.
– Да, сэр.
Офицер, что задавал вопросы, с плохо скрываемым волнением поднялся и зачитал:
– Унжи Торн, или человек, назвавшийся этим именем, Высшим Судом императорского флота корабля «Си Си Допл» от имени Императора Пауло сорок первого, на основании полученных неопровержимых доказательств сотрудничества выше упомянутого гражданина с пиратами, вынес вердикт. Унжи Торн, или человек, назвавшийся этим именем, приговаривается к смертной казни через шлюзование. Однако, беря во внимание недобровольный характер этого сотрудничества, а так же профессиональную этику медицинского работника, суд счел возможным смягчить наказание и заменить его пожизненным отбыванием на каторге. Суд окончательный и обжалованию не подлежит. Охрана, увести осужденного Унжи Торна. Поместить в карцер на карантин. И немедленно провести дезинфекцию помещений.
***
В карцере было мрачно. А с какой стати, там должно быть как-то по-иному? Железные стены с облетающей краской и проявлениями ржавчины. Решетчатые жутко скрипящие двери. Откидывающаяся, прикрученная одной стороной к стене лежанка, с набитым чем-то не очень мягким матрацем, с тонкой подушкой и таким же тонким, но достаточно теплым шерстяным одеялом. Из всех развлечений – прикрученные к полу стол и стул. В углу – уборная без перегородки. Умывальник с кружкой на цепочке. Николаю ранее не доводилось бывать в тюрьмах, но, по его мнению, это была самая настоящая тюрьма.
Однообразные первые вахты сменялись вторыми, а те в свою очередь третьими и все начиналось сначала. Цикл за циклом. Николай сначала пытался ложкой отмечать на стене дневные циклы, особым знаком, напоминающим заглавную букву «Ц», где первая прямая вертикаль – вахта, вторая вертикаль с нижним хвостиком – отдых и горизонтальная, соединяющая первые две – сон, но когда этих «Ц» собралось более сорока, он где-то сбился и бросил это занятие.
Хоть какое-то разнообразие было, когда приносили еду. Это был молоденький парень в форме рядового. Молча, наливал миску непонятной жижи, выдавал ложку и хлеб. Сначала Николай ему просто говорил спасибо. В какой-то момент парень тихо ответил – «Пожалуйста». Да, это было уже что-то. Как-то через восемь-девять циклов, Николай его спросил о чем-то отвлеченном, а рядовой ответил, что ему строго запрещено общаться с заключенными. Несмотря на это, Николай протянул ему руку:
– Унжи. Унжи Торн, медик.
Солдатик с нескрываемым сомнением посмотрел на руку и так, не решившись, её пожать сказал:
– Седьмой Элай. Элай – это фамилия.
– Седьмой? Какое странное имя.
– Да, у нас на планете всех детей, что родятся седьмыми по счету, так называют. Не зачем давать имена тем, кто приносит несчастья.
– Не понял.
– А что тут непонятного. У нас на планете цифра семь – это число несчастья. Ничего хорошего не происходит на седьмой, семнадцатый, двадцать тридцать и сорок седьмой дни месяца. В эти дни надо находиться в церкви и молиться о том, чтобы беда обошла тебя стороной. Чем усердней это делаешь, тем больше вероятность, что ничего плохого не произойдет.
– А причем здесь родившиеся седьмыми?
– Как, причем? Они же, то есть мы и есть воплощение несчастья.
– Глупость какая-то.
Седьмой ушел, а Николай задумался о том, что как-то уж своеобразно всякие верования и религиозные течения проявляются на разных планетах. Нет единообразия. А унификация, сама по себе – это благо или зло? Но, ни к какому выводу так и не пришел. Единственно, в чём он твердо убедился, так это то, что не должны дети рожденные седьмыми, двенадцатыми, да хоть какими, быть виноватыми только своим фактом рождения! Это дикость!
В следующий раз Николай и не пытался протянуть Седьмому руку, но ему показалось, что вот протяни он сейчас, Седьмой пожмет её. Похоже, что Седьмому никто никогда в его не очень долгой жизни не протягивал руки.
– Ты давно на корабле служишь?
– С двенадцати лет. Восьмой стандартный годовой цикл.
– На имперские корабли берут только совершеннолетних.
– Да, я приписал себе год.
– А у тебя на родной планете совершеннолетними становятся в тринадцать?
– Да, только я не выдержал издевательств своих братьев и сестёр. Вот я и сбежал, когда этот корабль на орбиту прилетел. Сначала юнгой шесть с половиной стандартных. Сейчас меня приняли в рядовые вспомогательной роты обеспечения. Функции те же, но теперь еще и с жалованием.
– Как так может, чтоб родные…?
– Мы седьмые – изгои у себя на планете. Меня только мама любила, да и то втайне. Хлеба с молоком ночью приносила, одежду штопала. А ты за что в карцер попал? – вдруг спросил Седьмой.
– Типа, пиратам помогал. Лечил их.
– Странно, всех в общую камеру поселили, а тебя в карцер…
– Видимо, не ту задницу врачевал.
– Прыщ? – Седьмой аж, отпрянул от двери. – А там, на прыще черного креста не было? Ты заразный?
– Ух, сколько вопросов. Нет, не было. А что вы все так про этот крест спрашиваете?
– Ты чего!? Это же крестовая лихорадка. Никто толком не знает, как она передаётся, но штука очень опасная. Прыщи по всему телу расползаются, и вылечить невозможно, а первый всегда на попе появляется. Вроде, в одном месте уберёшь, а на новом месте два выскочит. А еще говорят, что там не гной, а личинка какого-то насекомого. Когда она созревает, то съедает тебя заживо. Ты точно не заразный?
– Я не заражен. Прыщ был обычным фурункулом, только очень большим.
– А тот, ну, которому ты его лечил, он жив?
– Нет.
– Умер? Что с ним?
– Погиб при абордаже, вместе со всеми, кто находился в рубке. Скажи, а куда нас везут?
– Как всегда, на невольничий рынок планеты Синее око.
– Разве на планетах Империи может существовать невольничий рынок?
– Не знаю. Но на Синем око нет имперской администрации.
– Не понял. Все разведанные и колонизированные планеты становятся частью империи. Разве не так?
Седьмой пожал плечами.
– И разве капитан дредноута не должен представлять интересы Империи и Императора…
– Я человек маленький и не интересуюсь такими вопросами. Моё дело, вот, поднеси-подай, еду заключенным выдать, собрать тарелки, полы помыть, прибрать в столовой. Что-то я заболтался тут, не дай бог увидят, накажут строго.
– Постой. Планета. Где она? В какой системе?
– Я не знаю. Я когда чай для штурмана приносил, случайно услышал разговор по космосвязи. И ещё, я там слышал твоё имя.
– Что? И что говорили обо мне?
– Я толком не расслышал, говорили о тебе и Гильдии рудокопов. Это всё.
– Ладно, и на том спасибо.
***
В какой-то момент Николай услышал, нет, почувствовал, что маршевые двигатели прекратили работу. Наступила тишина. Нет, ни полнейшая, безмолвная. Бытовые звуки остались. Где-то лязгали двери переборок, слышались шаги, отзвуки отдаваемых приказов с невнятным содержанием. Ушел гул от работы главных двигателей. Гул низкий, утробный. Его слышишь даже не ушами, ощущаешь всем телом. Его не стало и, как будто, тяжесть с души спала. Николай уже сталкивался с таким ощущением, когда служил во флоте.
В коридоре послышались приближающиеся шаги армейских сапог.
– Четверо, – сосчитал Николай.
Дверь со скрипом открылась, и в камеру вошли четверо, офицер, два солдата с оружием наизготовку и один солдат с каким-то круглым предметом.
– Что это? – спросил Николай.
– Это ПОН, поясной обруч невольника, – произнёс офицер, – Унжи Торн, во исполнение приговора и в интересах Империи, ты будешь продан на торгах на рынке планеты Синее око. Доход от твоей продажи будет зачислен на счет обеспечительного фонда для покрытия затрат казны Империи, причиненных твоими действиями. Подними руки.
Николай послушно поднял руки, и солдат застегнул обруч на его поясе.
– Попытка снять пояс приравнивается к побегу и влечет за собой немедленную смерть. Следуй за мной.
Офицер вышел, за ним вышел солдат. Николай хотел было возразить, поскольку приговор гласил о каторге, но тут, же получил болезненный тычок оружейным стволом под лопатку.
– Чего встал!? А, ну, пошел! – прикрикнул один из солдат.
Николая привели в уже знакомый ангар. Здесь он с удивлением увидел, что и пираты и их бывшие невольники с грузовика «Филадельфия» стоят вместе на погрузку в штурмовые боты для отправки на планету. Никто не спорил и не возмущался. Все покорно входили в люк бота. Для того чтобы переправить живой товар с дредноута на планету понадобилось пять штурмовых ботов. Николай прикинул в уме, получилось примерно 400-450 человек, что было значительно больше, чем захваченные пираты и их пленники вместе взятые.
Вид из иллюминатора штурмового бота открывался шикарный. Планета «играла» всеми оттенками синего цвета.
– Или планета покрыта морями или она сама – один большой океан, – подумал Николай.
Бот немного потрясло при вхождении в атмосферу, и в иллюминаторах открылся «живописный» вид на облака. Обычные белые облака. Николай разочарованно хмыкнул. Облака были такие плотные, что не давали шанса увидеть поверхность планеты. Бот летел от освещенной части планеты через линию светораздела туда, где сейчас была ночь. Приземление было по-военному стремительное.
– Пилоты мастера своего дела, – отметил для себя Николай.
Космодром хорошо освещался множеством фонарей на гигантских штангах, но и они не могли затмить исходящий отраженный свет от двух, висящих, нет, плавно и грациозно скользящих, с невиданной скоростью, одна за другой, лун. Свет от них пробивался сквозь рваные дыры облаков, озаряя окрестность серебряным блеском и придавая еще большую загадочность и таинственность окружающему миру. Но больше всего, казалось поразительным тишина этого мира. Ни пения птиц, ни стрекота, шуршания, жужжания насекомых. Только ветер, переносящий вместе с массами пригодной для дыхания смеси газов, неизвестные доселе Николаю ароматы, скорей всего, растительного происхождения, да, отдаленные урбанистические звуки человеческой цивилизации: гудящие механизмы, лязгающие цепи, брань грузчиков.
Николай вспомнил о том, что как когда-то в детстве наткнулся в крипто-архиве Национальной Земной библиотеки на ретро-кино, вернее на целую серию фильмов о представлении человечества о Галактиках и тварях их населяющих. Люди прошлого предполагали множество форм и видов живых существ. Наивное кино. На поверку оказалось, ничего кроме примитивных млекопитающих, птиц и вездесущих насекомых всех вообразимых и даже невообразимых видов и размеров не нашлось. Человек-разумный-разумный один во вселенной. Но видовые отличия, всё же, встречаются. Только связаны они чаще с парадоксом Времени. Много позже выяснилось, что Время – не константа. В большей части вселенной время течет, плюс/минус одинаково, но в некоторых мирах оно может сильно бежать или же, сильно замедлятся. Не сразу это поняли. Только когда тысячи кораблей космической разведки разлетелись во все края вселенной. И человечество начало получать обратную связь. При этом, часть разведчиков не вернулись. Контакты с ними были потеряны. И хотя их самих так и не нашли, обнаружилось несколько планет на которых они бывали и на которых ими были основаны колонии. Эти колонии достаточно долгое время развивались самостоятельно, и, плюс сам парадокс Времени, привносили свой вклад в подвидовое разнообразие человечества. Основанные на планетах колонии, могли идти, как в развитие и достигать достаточно большого уровня прогресса, так могли и скатываться в первобытное состояние ещё при жизни одного поколения разведчиков на кораблях. Самая разительная разница наблюдалась в теологических течениях мысли. Во многих колониях появление имперских военно-космических сил воспринималось не иначе как Сошествие Богов. Было забавно. А иногда контакт порождал кровопролитную войну с колонистами первой волны. Всякое случалось. Но это было давно.
***
Ночь была бессонной. Во-первых, местный воздух опьянял ароматами. Хотелось дышать, дышать и дышать! Заполнять легкие этими запахами на столько, насколько была возможность и еще чуть-чуть. А во-вторых, думы терзали разум, не давая впасть в ночное забытье. Вопреки первому впечатлению, не было слышно и намёка на бушующий океан.
– Возможно, мы вглубине материка, – думал Николай, – Да, и подробно рассмотреть планету мне как следует, пока не представилось возможным. Он прекрасно понимал, что данной планеты в составе Империи нет. И самим фактом существования, эта планета вызывала жгучий интерес, который перекрывал тревожные мысли о его собственной судьбе. Ведь, по долгу его службы, он обязан был знать почти всё об имперских владениях. По крайней мере, название всех обитаемых 149 планет, их виды из космоса. А также, принадлежность к звездным системам, примерную численность населения, промышленность и прочие картотечные данные. О существовании данной планеты, да еще с таким ярким синим внешним видом Николаю не было известно ничего. А тем временем, на планете была организованная колония, космодром для принятия, как минимум, легких кораблей, и эту планету неоднократно (это он сделал вывод из общения с рядовым Элаем Седьмым) посещал имперский дредноут для, чуть ли, не официальной продажи невольников в интересах Империи. Всё это не укладывалось в голове. Легализованное рабство в обход Конституции Империи – это нонсенс, но это существовало.
Наступил очень скорый рассвет. От ночной тьмы до полного дневного освещения прошло буквально десять – пятнадцать минут. Из чего Николай сделал вывод, что планета достаточно быстро крутится вокруг своей оси, и точно, примерно за три с половиной – четыре стандартных часа менялись день и ночь. Двери в камеру-ангар открылись, зашли охранники и за ними люди в однотонной ярко-желтой одежде с котлами и тарелками. Кормили незнакомой едой. Блюдо представляло собой пюре-образную баланду без вкуса, но зато с запахом. Непривычных к «экзотике», буквально вывернуло наизнанку, на что охрана среагировала абсолютно спокойно, выдав тряпку и ведро с грязной жижей. Кто-то из них еще и пошутил:
– Собирай тщательнее, а то в соседней камере еще не ели!
Николай от похлебки отказался, хотя очень хотелось есть. После принятия пищи стали выводить по одному, вызывая по именам из списка, составленного на дредноуте. Обычные регистрационные действия: имя/фамилия, если есть – отчество/ матчество/ прозвище, статья, род занятий. Затем беглый медосмотр, душевая, переодевание в арестантскую одежду ярко красного цвета с личным номером на груди, рукаве и спине.
– На рукаве, это чтобы ты знал свой номер, – пояснил, одетый в точно такую же тюремного покроя, но ярко желтого цвета и без номера, человек выдававший одежду.
Вскоре все невольники были переодеты. Большие ворота камеры распахнулись, и яркий свет домашней звезды резанул глаза. Невольники, щурясь робко стали двигаться в сторону ворот. Из громкоговорителя раздалось бодрое и совсем незлое напутствие:
– Добро пожаловать на планету Синее око. Отныне и навсегда – это ваш дом! От того, как вы станете о нем заботится, будет зависеть ваша личная судьба. Забудьте прошлую жизнь, ибо вы для неё уже умерли! Прошлой жизни больше не существует. Ваш номер на одежде – это единственное, что вам отныне принадлежит. Примите своё новое положение со смирением и Вам воздастся! Помните, послушание и покорность залог Вашей долгой и счастливой жизни. Особо усердным, Величайшим вердиктом будет дарована свобода. Идите и сделайте шаг к свободе!
Невольники из ворот попадали в длинный коридор под открытым небом с высокими стенами, которые заканчивались рядом колючей проволоки. На стенах, за ограждением, толпились люди, рассматривающие невольников. Они что-то живо обсуждали друг с другом и делали записи в персональных электронных блокнотах. По коридору невольники вышли на достаточно большую круглую арену, обнесённую железными решетками. Вокруг арены амфитеатром возвышались места для зрителей.
– Граждане свободной республики, – раздался голос над всей ареной источник которого Николай сразу не определил, – добро пожаловать в наш Колизей на традиционные публичные торги! Сегодня нас почтил своим присутствием наш обожаемый губернатор Ко-о-о рон Ту-уу-л!!!
Толпа, что уже заполнила почти все свободные места на трибунах, довольно загудела. Николай рассмотрел, наконец, на балкончике глашатая.
– Ответим же ему нашим восхищением! – продолжил тот, и трибуны взревели радостным единодушием, и еще большим накалом страсти, когда к глашатаю подошел среднего роста, слегка полноватый человек. Видимо это и был губернатор.
– Интересно, а кто его назначил? – подумал Николай. Определённо возникал какой-то диссонанс: республика, губернатор-самозванец, невольничий рынок и имперский дредноут, висящий на орбите, который не только не пресекает эту вакханалию, но и участвует в ней, поставляя невольников.
– Свободные граждане планеты, представители Гильдий землевладельцев и рудокопов, мы собрались сегодня здесь потратить немного денег – губернатор сделал паузу, а по трибунам прокатился смешок, – давайте сделаем это честно и весело. И, конечно, не забудем о налогах. Выплачивая налоги, мы инвестируем в будущее! Объявляю торги открытыми!
Трибуны опять довольно загудели.
– Первым лотом, – произнёс глашатай, – выставляются вчерашние «солдаты фортуны», флибустьеры отрытого космоса, бывшие пираты, а ныне смеренные невольники с номерами 1.24, 1.25 и так далее до 1.38-ого. Всего пятнадцать, может быть именно ваших, будущих работников…
Николай перестал слушать и стал рассматривать «собратьев» по несчастью. Все вели себя как-то странно. Заторможено. Охотно откликались на номер и покорно шли в сторону ворот, когда глашатай стучал деревянным молотком по парящей перед ним в воздухе круглой железной полусфере, издававшей красивый малиновый звон. Некоторых в процессе торгов заменяли, называя номера замены. Николая на всякий случай посмотрел на свой номер – 3.62… но его номер пока не озвучивался. Вскоре в толпе он заметил Кэтрин и подошел к ней. Черты её лица оплыли, волосы неопрятно опадали на плечи, движения были неуверенные. Николай тронул её за плечо, она посмотрела на Николая, ни чего не выражающими глазами, и, не выразив ни малейшей эмоции, отвернулась в сторону глашатая. Это было явное медикаментозное вмешательство.
Прозвучал номер Николая. В одной из лож активизировалось движение. Глашатай начал со стандартной ставки в сто кредитов с шагом в 50, которая очень быстро доросла до тысячи. Глашатай увеличил шаг до 250. Зрители с интересом и жаждой развязки наблюдали, как за Николая сцепились представители двух лож Гильдий рудокопов и землевладельцев.
Для публики за подобными торгами наблюдать было одно удовольствие. Особенно потому, что были крайне редки, а суммы порой достигали фантастических размеров, которые простые смертные себе позволить уже не могли. Тем временем цена выросла до десяти тысяч. Глашатай вынужден был снова увеличить шаг торга. Теперь это была целая тысяча. Николай уже и сам с интересом наблюдал за этим спектаклем, не понимая, почему он стал сопереживать буре эмоций, исходящей попеременно от болельщиков обоих сторон. 17000! 18000! 19000! Тут в ложе, что для Николая была слева, встал человек, и вся арена в мановение ока замолкла. Он произнес тихо, но услышали все:
– Тридцать!
Полуобморочный «Ах» пронесся по трибунам и, буквально, все повернули свои головы в сторону противоположной ложи. Большая часть, сидящих в левой ложе, встала и вышла.
– Продано, – огласил глашатай и ударил молотком по сфере. Трибуны болельщиков, причем сразу обеих сторон взревели радостным, победным возгласом!
Николай не стал вносить сумятицу в размеренный ход торгов, и послушно проследовал, за пришедшим за ним, представителем правой ложи. Его проводили под трибуну и поместили в отдельную комнату, имевшую маленькое отверстие для притока воздуха. Через это отверстие вполне можно было наблюдать за происходящим на части арены. Следом за ним на торги выставили экипаж грузовика «Филадельфия». Их продавали по пять человек, но почти всех скупили те немногие, что остались в ложе Гильдии землевладельцев. Кэтрин продавали отдельно, и она досталась какому-то гражданину, имя которого Николай не расслышал.