Все, кто был в курсе, умерли давно.
***
Всей полнотой картины насладиться
чтоб мог,
за окнами с утра
снег сыпется, клубится и кружится,
как над поляной искры от костра.
Смотря в окно, я вспоминаю детство.
Заснеженные сосны в полукруг
берут наш дом,
их близкое соседство
мой незаметно отточило слух.
Я слышать стал других детей острее
во тьме ночной сосновых веток стук,
ведь где-то там быть должен по идее
подвешен медью кованый сундук.
***
По осени железная дорога
во тьме ночной становится слышна
достаточно, чтоб отличал немного
я пассажирский от товарняка.
Ритмический рисунок их понятен,
но, в силу самых разных мелочей,
по-человечески мне неприятен
стук тяжких бревен, грохот кирпичей.
Мне по душе веселое застолье
попутчиков случайных в час ночной,
похожее на русское раздолье,
внезапно освещенное луной.
Когда морозом скованные лужи
в ночи блестят, как медные значки,
и, глядя вдаль, мы чувствуем, что туже
уже не затянуть нам пояски.
***
Дождь льет весь день безостановочно,
с утра до ночи льет и льет,
а бабочке, что так беспомощна,
никто на помощь не идет.
Смерти подобно промедление
всего на несколько минут.
Случиться может преступление,
пока я медлю, все умрут.
И стрекоза голубокрылая
травинку выпустит из рук,
и бабочка, подружка милая,
не вынесет душевных мук.
***
На постаменте предо мной
науки деятель известный
так руки прячет за спиной,
как будто человек бесчестный.
– Будь осторожнее, дружок! –
меня жена предупреждает. –
Он за спиной в руках снежок
с железным скрежетом сжимает.
***
Толька дремлет, но еще не спит.
Это я про Тольку-машиниста,
что в кабине поезда сидит
с видом знаменитого артиста.
Маленький, тщедушный тепловоз
тянет за собой вагонов связку.
Я так ясно слышу стук колес,
что невольно ощущаю тряску.
Чтоб людей от гибели спасти,
Тольке нужно срочно делать что-то!
Зона торможенья впереди.
На путях вовсю кипит работа.
***
Из песни соловьиной ясно мне,
что если дело у него не склеится,
то этой ночью светлой при луне
он на глазах у нас с тобой застрелится.
О, Господи! –
вдруг слышу я сквозь сон. –
Не говори, что был он жалким хлюпиком,
он был прекрасен, молод и влюблен,
тот, кто лежит в траве холодным трупиком.
***
Абсурдность ситуации не в том,
что носороги бегают по улицам,
а в том, что люди ходят за окном,
смеются громко и на солнце щурятся.
Что Бог не выдаст,
что свинья не съест,
что с наступленьем века окаянного,
меня, когда зайду я в свой подъезд,
ножом не ткнут ни трезвого, ни пьяного.
***
Однажды в школьном коридоре
от духоты на пол упал,
а в первый раз увидев море,
я потрясенье испытал.
Не страх, не трепет легкокрылый,
но ужас смертный, ледяной,
как пред разверстою могилой,
пред жизнью грешною земной.
Мир распахнул свои объятья,
и тут, невинное дитя,
стал сыпать грязные проклятья,
лягаться и брыкаться я.
***
Жизни нет на Марсе и Юпитере,
на Венере и Сатурне нет,
вся она теперь в Москве и Питере,
лишь на этих двух из всех планет.
Фауны и флоры представители
больше не встречаются нигде, –
говорил мужчина в синем свитере
и в лохматой пегой бороде.
Но никак не речи его вздорные
привлекли внимание мое,
а скорей ботинки его черные,
будто бы чугунное литье.
***
По потолку крадутся тени,
как чудища из глубины,
что, всплыв, уткнулись нам в колени
и ясно сделались видны.
Мы в ужасе поджали ноги,
хотя лежали на спине,
как будто в поле у дороги
на сладко пахнущей стерне.
Кончался день.
Кружились птицы,
собой затмивши небеса.
У них отсутствуют ресницы.
Слегка навыкате глаза.
***
Трехмерное изображение
молекулы воды напоминает
животное или растение,
что в каменной пустыне обитает.
Оно вонзает в ноги голые
большие ядовитые иголки,
и вдаль верблюды невеселые
идут качаясь, как под ветром елки.
Во тьме кромешной колокольчики
нас донимают музыкою жалкой,
когда жестокие погонщики
по ягодицам бьют верблюдов палкой.
***
Лес срубили, землю распахали,
а потом посеяли горох.
На вопрос: Зачем?
мне отвечали
грубо и цинично:Чтоб он сдох!
И тогда мне делалось обидно,
что вилась дорога, лес шумел
и река петляла,
но, как видно,
с той поры никто не уцелел.
***
«Прощание славянки» отзвучало.
Состав пошел.
И люди вслед за ним
вдруг бросились бежать.
Из кинозала
мы вышли в ночь с товарищем моим.
Москва, России-матушки столица,
потери не заметила бойца,
так как-то у Светлова говорится
в «Гренаде»,
но от третьего лица.
От первого лица такие вещи
произносить опасно крайне вслух.
Во тьме Отчизна выглядит зловеще, –
в сердцах сказал товарищу я вдруг.
В связи с международным положеньем
по швам миропорядок затрещал,
что связано, должно быть, с напряженьем,
которым прежде я пренебрегал.
***
Лирическому образу соседки
я неспроста твои черты предал,
дал твой мешок, собрать заставил ветки,
что прошлой ночью ветер наломал.
Я на нее списал твое упорство,
упрямство, неумение прощать.
В ее словах отныне нет притворства,
но я всей правды не желаю знать.
Поскольку для нее важней редиска,
укроп с петрушкой, чем мои стишки,
отнюдь не принимаю к сердцу близко
улыбочки кривые и смешки.
***
При въезде в город огляделся я.
Здесь жизнь была странна, убога,
здесь было людям нижнего белья
необходимо очень много.
Вода кипела и клубился пар.
С еще сырых ночных рубашек
текла вода на липкий тротуар,
стекала по трубе – в овражек.
***
Из земли плуг выворотил кости
черные, как угли из печи.
Мы их закопали на погосте
без особых почестей в ночи.
Кто-то приволок из дома ящик
со следами выцветших чернил,
кто-то крышку, словно настоящий
гробовщик, к нему приколотил.
В дальний путь отправили посылку
мы из Царства света в Царство тьмы,
будто бы на Север – в Индигирку –
пламенный привет из Костромы.
ИСЧЕЗНОВЕНЬЕ ДИКИХ ПЧЕЛ
***
Ели мы пирог слоеный с вишней,
когда вспыхнул между нами спор
про мир божий, что создал Всевышний,
но привел в порядок Пифагор.
Семь небес сияют в высях горних, –
с важностью сказал один из нас.
Семь известно Ангелов Господних,
Что сойдут на землю в грозный час.
Видим глазом невооруженным
мы на небе только шесть планет –
пробурчал другой.
Между ученым
и церковником согласья нет.
Из кустов вспорхнула с криком птица.
Я воскликнул: Это воробей!
А жена сказала: Нет, синица,
что звенит во мраке, как ручей.
***
Никак на крыше флюгер ржавый
вокруг оси не повернется,
скрипит в ночи, как сук корявый,
как куст сухой, под ветром гнется.
На мир глядит безумным оком
железный петушок со спицы.
Он повернулся к ветру боком,
не так, как все другие птицы.
Не так, как парусные лодки –
в открытом море к ветру носом,
когда юнцы из мореходки
ведут их мелким длинным плесом.
***
Нам показала зубки ночь,
как старикам-родителям
их прежде ласковая дочь,
обзаведясь сожителем.
Он продает на рынке лук,
чеснок, морковь с картофелем,
но выглядит сердечный друг
красавцем с римским профилем.
Мать плачет день и ночь подряд.
Отец орет, как бешеный.
Тяжелый курит самосад,
пьет спирт, с водой не смешанный.
***
Сложил, как складывать учил
отец, бумажный треугольник,
но своего не опустил
письма в почтовый ящик школьник.
Он на лужайке стрекозу
поймал и тот же час бедняжку,
очки поправив на носу,
неспешно затолкал в бумажку.
Так и осталась стрекоза
вместо письма лежать в конверте.
И я, смотря в ее глаза,
спокойно думаю о смерти.
***
Полюса пришли в движение
и поплыли кто куда.
На людей нашло забвение.
Слепота и глухота.
Тот, кто слезы лил от жалости
над увянувшим цветком,
устыдившись своей слабости,
ненавидит всех кругом.
***
Лицо твое свет лампы осветил,
и я себе представил на мгновенье,
как Бог Содом с Гоморрой истребил
и только Лотту даровал спасенье.
Его жена и дочь, ослеплены
огнем небесным, превратились в камень,
а лица их, что ужаса полны,
из соли изваял небесный пламень.
Должно быть, и твоя жизнь солона,
что так лицо твое во мгле сияет,
как будто это соль с морского дна
мельчайшими кристаллами сверкает.
***
Розанов за нумизматикой,
а писатель с давних пор
сильно увлекался антикой,
нес порою всякий вздор.
Жизнь пропащая, проклятая! –
говорю у нас в саду
за обрезкой винограда я
в голубую пустоту.
Или я напрасно думаю,
что не слышит слов моих
Бог, идя дорожкой лунною,
слов бессмысленных и злых?
***
Вороний грай встревожил лишь на миг.
Не подал виду бедный Павел,
что слышит он шаги убийц своих.
Открытой в спальне дверь оставил.
Я точно так же поступить решил.
В саду услышав гомон птичий,
как бедный Павел, дверь не затворил
вне всяких строгих правил и приличий.
Чтоб ничего не заподозрил я,
разувшись у порога,
скинув платья,
взбежала в дом любимая моя,
и я тотчас ее поймал в объятья.
***
Что на обратной стороне Луны
творится, можно сразу догадаться,
взглянув на камень с тыльной стороны,
где кольчаки до времени таятся.
Зачаточную стадию пройдя
и наспех утоливши чувство жажды,
жизнь хлынет из земли после дождя
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги