Скоморошины
Собака грызет и теребит Петрушку, потом вскидывает его на себя и убегает с ним.
Конец
Петербургские шарманщики. Д. В. Григорович
В осенний вечер, около семи часов, партия шарманщиков поворотила с грязного канала в узкий переулок, обставленный высокими домами. Шарманщики заметно устали. Один из них, высокий мужчина флегматической наружности, лениво повертывал ручкою органа и едва передвигал ноги; другой, навьюченный ширмами, бубном и складными козлами, казалось, перестал уже и думать от усталости; только рыжий мальчик с ящиком кукол нимало не терял энергии.
Шарманщики, кажется, намереваются войти в ворота одного знакомого и прибыльного дома.
Так! Нет сомнения! Комедия будет! Они вошли на двор, вот уже заиграли какой-то вальс и раздался пронзительный крик Пучинелла. <…>
Представление не могло замедлиться, потому что на публику нельзя было жаловаться: она сбегалась со всех сторон. <…>
Комедия должна начаться сию минуту, публике некуда уже было поместиться.
<…> вдруг над шарманкою показался Пучинелла. Пучинелла принят с восторгом; характером он чудак, криклив, шумлив, забияка, одним словом, обладает всеми достоинствами, располагающими к нему его публику.
– Здравствуйте, господа! Сам пришел сюда, вас повеселить, да себе что-нибудь в карман положить! – так начинает Пучинелла.
Его приветствие заметно понравилось; солдат подошел поближе, мальчишка сделал гримасу, один из мастеровых почесал затылок и сказал: «Ишь ты!» – тогда как другой, его товарищ, схватившись за бока, заливался уже во все горло. Но вот хохот утихает; Пучинелла спрашивает музыканта; взоры всех обращаются на его флегматического товарища.
– А что тебе угодно, г. Пучинелла? – отвечает шарманщик.
Пучинелла просит его сыграть «По улице мостовой»; музыкант торгуется. «Да что с тебя, мусью? Двадцать пять рублей ассигнациями!» Пучинелла. Да я и отроду не видал двадцать пять рублей, а по-моему – полтора рубля шесть гривен. Музыкант. Ну хорошо, мусью Пучинелла, мы с тобой рассчитаемся. – Сказав это, он принимается вертеть ручку органа.
Звуки, «По улице мостовой» находят теплое сочувствие в сердцах зрителей: дюжий парень шевелит плечами, раздаются прищелкивание, притоптывание.
Но вот над ширмами является новое лицо: капитан-исправник; ему нужен человек в услужение; музыкант рекомендует мусью Пучинелла.
– Что вам угодно, ваше высокоблагородие? – спрашивает Пучинелла.
– Что ты, очень хороший человек, не желаешь ли идти ко мне в услужение?
Пучинелла торгуется; он неизвестно почему не доверяет ласкам капитана-исправника; публика живо входит в его интересы.
Капитан-исправник. Экой, братец, ты со мной торгуешься! Много ли, мало ли, ты станешь обижаться.
Пучинелла. Не то чтобы обижаться, а всеми силами стану стараться!
Капитан-исправник. У меня, братец, жалованье очень хорошее, кушанье отличное: пуд мякины да полчетверика гнилой рябины, а если хочешь сходишь к мамзель Катерине и отнесешь ей записку, то получишь двадцать пять рублей награждения.
Пучинелла. Очень хорошо, ваше благородие, я не только записку снесу, но и ее приведу сюда.
Публика смеется доверчивому Пучинелла, который побежал за мамзель Катериною. Вот является и она сама на сцену, танцует с капитаном-исправником и уходит. Толпа слушает, разиня рот, у некоторых уже потекли слюнки.
Новые затеи: Пучинелла хочет жениться; музыкант предлагает ему невесту; в зрителях совершенный восторг от девяностодевятилетней Матрены Ивановны, которая живет «в Семеновском полку, на уголку, в пятой роте, на Козьем Болоте». Хотя Пучинелла и отказывается от такой невесты, но все-таки по свойственному ему любопытству стучит у ширм и зовет нареченную. Вместо Матрены Ивановны выскакивает собака, хватает его за нос и теребит что есть мочи.
Публика приходит в неистовый восторг: «Тащи его, тащи… так, так, тащи его, тащи, тащи!..» – раздается со всех сторон. Пучинелла валится на край ширм и самым жалобным голосом призывает доктора, не забывая, однако, спросить, сколько будет стоить визит. Является Доктор, исцеляет Пучинелла и в благодарность получает от него оплеуху.
За такое нарушение порядка и общественного спокойствия исполненный справедливого негодования капитан-исправник отдает Пучинелла в солдаты.
– Ну-ка, становись, мусью, – говорит капрал, вооружая его палкою, – слушай! На кра-ул!
По исполнительной команде Пучинелла начинает душить своего наставника вправо и влево, к величайшему изумлению зрителей. Ясно, что такого рода буян, сумасброд, безбожник, не может более существовать на свете; меры нет его наказанию: человеческая власть не в состоянии унять его, и потому сам ад изрыгает черта, чтобы уничтожить преступника.
Комедия кончается. Петрушка, лицо неразгаданное, мифическое, неуместным появлением своим не спасает Пучинелла от роковой развязки, и только возбуждает в зрителях недоумение. Неунывающий Пучинелла садится верхом на черта (необыкновенно похожего на козла), но черт не слушается; всадник зовет Петрушку на помощь, но уже поздно: приговор изречен, и Пучинелла погибает образом, весьма достойным сожаления, то есть исчезает за ширмами.
Раздается финальная ария, представление кончилось.
Вертепные представления
Вертеп в Иркутске. H. А. Полевой
В Иркутске, где я родился и жил до 1811 года, не было тогда театра, не заводили и благородных домашних спектаклей. <…> Театр заменяли для нас вертепы. Знаете ли, что это такое?
<…> Вертеп – кукольная комедия, род духовной мистерии. Устраивается род подвижного шкафа, разделенного нa два этажа, куклы водятся невидимо руками представителей, грубый хор поет псальмы, нарочно для того сочиненные, иногда присовокупляется к ним скрыпка; иногда импровизируются разговоры.
Содержание вертепной комедии всегда бывало одинаково: представляли мистерию рождества; в верхнем этаже устраивали для того вертеп и ясли, в нижнем трон Ирода. Куклы одеты бывали царями, барынями, генералами, и вертепы важивали и нашивали семинаристы и приказные по улицам в святочные вечера, ибо только о святках позволялось такое увеселение. Боже мой! С каким, бывало, нетерпением ждем мы святок и вертепа! С наступлением вечера, когда решено «пустить вертеп», мы, бывало, сидим у окошка и кричим от восторга, чуть только в ставень застучат, и на вопрос наш: «Кто там?»– нам отвечают: «Пустите с вертепом!» Начинаются переговоры: «Сколько у вас кукол? Что возьмете?» Представители отвечают, что кукол пятьдесят, шестьдесят, одних чертей четыре, и что у них есть скрыпка, а после вертепа будет комедия. Мы трепещем, что переговоры кончатся несогласием, покажется дорого. Но нет! Все слажено… И вот несут вертеп, ставят полукругом стулья, на скамейках утверждается самый вертеп; раскрываются двери его – мишура, фольга, краски блестят, пестреют; является первая кукла – Пономарь, он зажигает маленькие восковые свечки, выбегает Трапeзник, с кузовом, и просит на свечку. Один из нас, c трепетом, подходит и кладет в кузов копейку. Пономарь требует дележа, сыплются шутки, начинается драка, и мы предвкушаем всю прелесть ожидающего нас наслаждения И вот – заскрипела скрыпка; раздались голоса – являются Ангелы и преклоняются перед яслями при пении:
Народился наш спаситель,Всего мира искупитель.Пойте, воспойтеЛики, во векиТоржествуйте, ликуйте,Воспевайте, играйте!Отец будущего векаПришел спасти человека!Нет, ни Каталани, ни Зоннтаг, ни Реквием, ни Дон-Жуан не производили потом на меня таких впечатлений, какое производило вертепное пение! Думаю, что и теперь я наполовину еще припомню все вертепные псальмы. И каких потрясений тут мы не испытывали: плачем, бывало, когда Ирод велит казнить младенцев; задумываемся, когда смерть идет наконец к нему при пении: «Кто же может убежати в смертный час?» – и ужасаемся, когда открывается ад; черные, красные черти выбегают, пляшут над Иродом под песню «О, коль наше на сем свете житие плачевно!»– и хохочем, когда Вдова Ирода, после горьких слез над покойником, тотчас утешается с молодым генералом и пляшет при громком хоре: «По мосту, мосту, по калинову мосту!»
Комедия после вертепа составлялась обыкновенно из пантомимы самих вертепщиков: тут являлся род Скапена-слуги, род Оргона-барина, Немец да Подьячий; разговор состоял из грубых шуток, импровизировался, и обыкновенно Слуга, бывало, всех обманывает, бьет Немца и дурачит Подьячего…
Кукольное представление в Торопце. М. И. Семевский
I<…> Из избы слышны звуки визгливой скрипки – то Клиш зачинает комедь да зазывает публику. Публика платит по копейке и занимает места. Изба разделена занавеской на две половины, на одной стоят скамейки для зрителей, за занавеской два скрипача и особый столик с прорезанными скважинами: из-за занавеса высовывается рука Клиша и на столе являются куклы. Комедь спущена. Смех, остроты и разные применения к живым лицам со стороны публики встречают каждую куклу. Куклы на проволоках скачут, дерутся, кланяются, дергают руками и ногами. Все это грубо, аляповато, но Клиш балясничает, поет, скрипка визжит и зрители в восхищении.
«Начинается комедь, чтоб народу не шуметь: русский народ будем сверху пороть!
Едет Царь и кричит: «Воины мои, воины, солдаты вооруженные, престаньте пред своим победителем!»
Являются Солдаты: «О, царь наш, царь! Почто воинов призываешь, каким делом повелеваешь?»
Царь. Сходите, убейте до четырнадцати тысяч младенцев.
Является Баба.
Солдат (говорит). Что за баба, что за пьяна, пришла пред царем, расплакалась. Взять ее и заколоть. О, прободи твою утробу!
Является Черт к Царю.
<Черт>. Возьмем твою душу и потащим в тот рай, где горшки обжигают, туда вас и все черти тягают.
Мужчина и Баба.
Баба (поет).
Ты поляк, ты поляк, а я католичка:Купи вина, люби меня, а я невеличка!Мужчина (поет).
Здравствуй, милая, хорошая моя!Чернобровая похожа на меня.Вот жги, говори,Рукавички барановые,А другие не помаранные!Казак (поет).
Запели казаки,Затанцевали казаки,Аж кони, кониВ роскошном поле…А наш казакЖинки не мает.Является Барыня.
Барыня.
Здравствуй, козаче! Играй, музыкант.Ходит казак по бережку,Берег обломился,Казак утопился.А не черт тебя нес,Не подмазавши колес,На дырявый мост…Женщина (в русском платье и кокошнике поет).
Вы торопецкие девушки,Новгородские лебедушки,У вас жемчужные кокошнички,По закладам много хаживали,Много денег оне нашивали:Когда рубль, когда два,Когда всех полтора! <…>Барин и Барыня.
Ах ты, моя барыня,Ах ты, моя сударыня!Ты ли новомодная,Ты моя красавица!Пила кофе, пила чай,Пришел милый невзначай!Две Барыни.
У барыни чепчик новый,А затылок бритый, голый!Барыня, ты моя сударыня!Самовары часто греешь,Дома гроша не имеешь!Ты моя барыня…Ах, барыня пышна,На улицу вышлаРуки не помывши,Чаю не напившись.Ты моя барыня…<…> Вылезает пузатый Мужчина-кукла, кукла играет на контрабасе. Публика приветствует пузатого криками «Иван Федорович Абакумов!»
(Торопецкий богатый купец).
Играл Губкин на гитаре,Спиридон пошел плясать…<…> И так далее, все куплеты и разговоры в этом же роде. Комедь заканчивается обращением к публике:
Не судите, господа!На дробь, на порох,На многие лета!С праздником,С народом пришедшимДа с гостем сумасшедшим!Пу-ф, п-у-ф!С Клиша пот градом катит; в избе душно, свечка нагорела, дым ходит столбом от куренья махорки гостями; в сенях хлопает дверь, да пар морозного воздуха густыми клубами валит в горенку. Скорей на чистый воздух!
IIУ Чижа <…> комедь бумажная, фигуры вырезаны из сахарной бумаги, на ниточках, их показывают тенями на простыне <…>.
В темной горенке, пред простыней, за которой горит свеча и стоят Чиж с товарищем, сидят дети, девушки, женщины… Комедь зачинается.
На холсте тени оленей и быков. Чиж говорит:
– Олени золоторогие и быки безрогие в саду разгуливают. Проста солонина, по три денежки за фунт.
<Появляется> слон:
– Слон персидский. На нем человек, сидя, молотком в голову бьет. Он много бед натворил, сухарей потопил <…>
Идет черт:
– Вот новый лекарь, старый аптекарь, он старых баб на молодых переделывает. У кого живот болит – приходите к нему лечить, он новые зубы вставляет, старые вон выбивает, чирьи вырезает, болячки вставляет.
Едет богатырь:
– Вот здесь, при полночном мраке быть назначено злой драке, спрячьтесь к месту и смотрите, примечайте, не дремлите. Кто задремлет – пятачок, а нет, так отдаст и весь чет-вертачок!
Плотник:
– Сходить было до села, здесь бывала работа завсегда.
Является хозяин.
– А кто ты такой?
– Я плотник и всем делам охотник.
– Ох, братец, да у меня работишки понакопилось.
– Это наше дело.
– Ты только один?
– А нас будет и двое, бери любое.
Показывается мельница, выходит из нее черт:
– Вот этот самый домовой в кудрявой роще своей, под кремнистым камнем стерегет богатый клад.
Черт (говорит хозяину). Вот тебе наряд от демонского воеводы, вот тебе мое злато и живи богато: пей, ешь, веселись, только на этот камень не садись.
Хозяин. Ох, какое я огорчение получил! Надо думать да гадать, куда бы мне свое имение девать. Если нанять приказчиков, построить кладовые, то очень будут расходы большие. Да что ж я вздумал наконец: есть у меня приказчик, скряга купец. Приказчик, зови работников!
Приказчик (кричит). Федька Апалонов, Тимох, Ярмоха, Максим и шапочка с ним, как выйдет на завалину, заиграет во скрипицу, мы все его слушаем; и Мартын, что покрал железные двери, подите сюда! Ставьте мельницу на камень.
Является черт:
– Ха-ха-ха! Что тут сделалось? Мельница без клада не строится, в ней много чертей водится. Сходить было за товарищем.
Является другой черт, они ломают мельницу.
– А! Кровь потекла, и пыль покапала…
Является сатана, говорит хозяину:
– Бес и рек: ты злой человек, отрезать тебе уши да нос, с тебя будет чудесный купорос, моему главному дохтору <…> для переварки старых старух на молодых молодух.
Ставится государственная контора, сидит за столом писарь:
Вот в государственной контореСидит молодец в уборе,И с затылку у него косаДо шелкова пояса.Перед ним бумаг горой,На столе чернил ведро,Под столом лежит перо.За ухом другое.Вот идут к нему двое:«Вот как этот-то детинаВыпросил у меня в долг три алтына,И росту столько ж обещал,Ну я ему и дал.Как пришли мы на кружало,То и денег у него не стало.Что ж мне делать? За бокаВзял я разом должника.Он мне денежки отдалИ с процентом разобрал.Теперь дело наше с тобой право.Рассуди, господин судья, нас здраво» —«Брат, не лучше ль нам с тобойКончить дело мировой?Входит Судья.
Ведь этот судья грозной!Он как вскочит да как крикнет,Ни один у нас не пикнет.Отдал бы по чести.Только б ноги унести».—«Пойдем же, брат, поскорее»Судья (кричит).
Нет, постойте, не уйдете,Вы опять сюда придете!«А что такое, господин судья?» —«А вот что такое, мошенники:Вы с этаким пустым деломНе ходили б по судам,А то я прикажуИ на тюрьму засажу.Запиши их в журнал:«В кабаке драться—А по судам ходя, не разбираться».Рассудил!
Является конница; за ней Офицер и кричит «Во фрунт! Дивизион вперед! Дирекция направо, скорым волшебным шагом в три приема марш!» (Проходят.) Идут ратники, флейтщики, музыканты. Барабанщики в барабаны бьют, сами в музыку поют. Семен Сильвестров наперед идет, знамя несет босый! А Васька-Барсук во скрипку играет. Офицер командует: «Ребята, сыграйте нам песню поскорей!» Сам полковник долой с коня слезает и сам песню зачинает:
Жизни тот один достоин,Кто на смерть всегда готов.Православный русский воин,Не считая, бьет врагов.Морской флот англичан отправляется в свою землю. Вот тут корабли иные, от похмелья как шальные, едва ноги волокут. Вот несчастный корабль погибает… погиб… пропал… прямо Клишихе в пряники попал.
Городской дом. Выходит Барин с трубкой и кричит:
– Ванюшка! Слуга новый!
– Чего изволите, барин голый?
– Как, разве я голый?
– Нет, барин добрый
– Поил ли ты коня?
– Поил, барин.
– Отчего ж у него губа суха?
– Оттого, что прорубь высока.
– Дурак, ты б ее подсек.
– Я до чего досек, – все четыре ноги прочь отсек, а за хвост взял и под лед подоткал.
– Дурак, она захлебнется!
– Не, барин, получше напьется.
– Много ль у меня на конюшне стоят?
– А две стоят, да и те едва дышат.
– Ты мне всех коней поизмучил. Пошел, позови приказчика, тот на грош поумней тебя. Приказчик!
– Чего изволите, баринушка?
– Поди сюды.
– Недосуг, баринушка, курята не доены, коровы на нашесте сидят.
– Вот мошенник! Кто ж курят доит, а коров на нашест сажает? Поди сюда!
– Чего изволите, барин?
– Я нынешний год на дачах проживал, в Питербурхе, домашних обстоятельств не знал, каков у нас нонче хлеб родился?
– Не знаю, баринушка, я старый хлев свалил, а новый постановил.
– Дурак, я тебе не то говорю.
– Это, баринушка, я не о том вам и сказываю.
– Я тебя что спросил?
– А вот, баринушка, что: слухай, я буду молчать.
– Ну, ну, говори.
– А вот, баринушка: хлеб отменно родился. Колос от колоса – не слыхать девичьего голоса, сноп от снопа – целая верста, а скирда от скирды – день езды.
– Хорошо. Куда ж ты этакий хлеб подевал?
– Слухай, баринушка: девкам сенным да внукам серым сто четвертей отдал, коровам да свиньям, да придворным твоим людям – сто четвертей, ребяткам малым да бабкам старым – сто четвертей.
– Фу, черт, где ты этаких баб понабрал?
– Помилуйте, баринушка, все ваши.
– Куда ж мы их девать будем?
– Не знаю, баринушка, если их продать – срам и в люди показать, а если их похоронить, то их и живых земля не примет.
– Дурак мужик! Ежели их продавать да хоронить, легче их переварить.
– Да это, баринушка, хорошо. Они будут молодые.
– Нет ли у тебя какого дохтура?
– Есть, баринушка. (Кричит.) Кори, кори, ходи сюды! Я тебе работушку найшел.
Входит врачель, господин спужался его.
– Фу, да ты черт!
– Нет, я не черт, я есть врачель Больфидар, а лечебный мой дар известен. Известен я по всему граду, куда вступлю во двор, где немочных собор, всем подам отраду: у кого порча иль чума, иль кто сойдет с ума – всем здравие даю <…> и смерть у меня трепещет.
– Когда ты так говоришь, должно быть, ты мне баб переваришь.
– Это дело мое, барин. Кричи приказчика, пусть зовет баб.
– Приказчик!
– Что ты, барин, грош даешь в ящик?
– Зови ко мне старух!
– Брат Филат, веди баб к баринушке.
Филат (говоритбабам). Смотрите, старушонки, отвечайте и кланяйтесь ему.
– Как его, бае, зовут?
– Иван Панкратьевич.
Бабы идут, сами плачут и барину кланяются:
– Иван Панкратьевич, батюшка, живы души на эфтой стуже!
– Да ничего, бабушки, здорово, здорово! У! Какие старые! Ну вот, бабушки, воля теперь вышла: я прежде вас переварю, потом на волю отпущу. Веди их, приказчик, на фабрику к врачелю!
Бабы воют:
– Милые мои детушки, и-о-х, и-о-х, и-о-х! Срам людской, позор позорской… и-о-х! (Нетак плачут, как воют.)
– Приказчик!
Приказчик (плакамши):
– Чего изволишь, баринушка?
– Скоро ль будут бабы готовы? <…>
Барин, не дождавшись, идет на фабрику, баб кладет врачель в котлы.
– Хо, хо, хо! Огни горят, котлы кипят, тут ихния души варят. Много ль возьмешься в сутки переварить?
– Одну дюжину, барин.
– А – из дюжины?
– Полторы бабы! Да вот, столько ль не варил, да мало секрету положил: выварил одну Бабу-Ягу. Принимай, барин!
Барин спужался:
– Это черт!
– Нет, барин, баба твоя!
– Когда баба моя, сыграйте нам что-нибудь.
Ванька-Барсук играет. Чиж поет:
Как у наших у воротСтоял Мартын – кривой рот…Барин с Бабой-Ягой пляшут, Яга тащит его в преисподнюю.
За этой сценой следует ряд других: цыгане поют песни и пляшут; проходят похороны «Фельдмаршала Гибенского-Заболканского Ивана Федоровича Ериеванского, капитана Гребенкина». Гребенкин вместе с женою своей патриархально лет тридцать комадовали торопецкою инвалидною командою; оба несколько лет уже покойны, но комедчики, «спуская» их похороны, подшучивают над обоими. Далее идут попы, служат молебен «закатистый» и поют пьяную песню. В новой сценке выходит Ванька-Барсук (живой – за простыней, играет на скрипице, а это бумажный Ванька) пляшет и поет. Далее: Нищий с сумой и счастие. Нищий жалуется на бедность, а когда счастье насыпает ему деньги в кошель, он пожадничал и с пустой сумой остался; потом идут шутки над Немцем-барином и его лакеем. Наконец, Чиж говорит:
– Вот вам и Чернец, а всей комедии конец!
Царь Ирод
Ирод восседает на троне, к нему являются Три волхва. Он повелевает им на обратном пути из Вифлеема явиться к нему с подробностями о рождении Спасителя. Ирод напрасно ждет волхвов и в раздраженном состоянии духа обращается к своему Воину:
Воин мой, воин,Воин вооруженный,Стань передо мною,Как лист перед травою,И слушай мои приказания.Воин (входит).
О, грозный царь Ирод,Почто своего верного воина призывавшиИ какие грозные приказы повелеваеши?Ирод. Поди в Вифлеем и избей всех младенцев от двух лет и ниже. Воин (уходит и возвращается обратно).
О, грозный царь Ирод!По твоему приказуЯ сходил в ВифлеемИ избил всех младенцевОт двух лет и ниже;Только одна старая баба РахиляНе дает своего дитенка бить.Ирод. Приведи ее сейчас сюда.
Воин уходит в одно из боковых отделений вертепа и тотчас приводит Рахиль в черном с головы до ног одеянии с ребенком на руках, жалобно пищащим.
Ирод. Как ты, старая баба Рахиля, смеешь не давать своего дитенка бить моему верному воину, когда я это приказал?
Рахиль (воет). Да он же у меня один, да такой маленький, да от него никому нет зла.
Ирод. А, дак ты мне еще смеешь грубить! (Воину.) Коли ее ребенка!
Воин закалывает отчаянно кричащего ребенка. Рахиль заливается слезами.
Хор (закулисами).
He плачь, не плачь, Рахиля,Твое дитя цело.Оно не вмирало,А отцветало.Ирод (обращаясь к Воину). Гони отсюда старую бабу!
Воин прогоняет ее в одну сторону, а с противоположного хода является Отшельник.
Отшельник.
О Ироде, Ироде,Полно тебе грешити,Пора смерти просити.Ирод (зовет Воина).
Воин мой, воин,Воин вооруженный,Стань передо мною,Как лист перед травою,Слушай мои приказания!Воин (с мечом входит и останавливается перед Иродом).
О грозный царь Ирод,Почто своего верного воина призываешиИ какие грозные приказы повелеваеши?Ирод. Прогони отсюда сего старого бродягу!
Воин прогоняет Отшельника в одну сторону, а с другой стороны является Смерть с косою и начинает речитатив.
<Смерть>.
О Ироде, Ироде,Полно тебе грешити,Пора смерти просити!Ирод в ужасе встает на своем троне быстро и порывисто.
Смерть.
Вот я к тебе пришла —Настал твой смертный час:Склони твою голову на мою косу.Ирод (просит отсрочки). Дай отсрочки один год!
Смерть. Ни на один месяц!
Ирод. Дай на один день.
Смерть. Ни на один час!
Ирод. На одну минуту.
Смерть. Ни на одну секунду!
Ирод покорно склоняет голову на косу, а Смерть, отрубив голову, плавно удаляется одним ходом, а другим вбегают Черти с визгом и хохотом, окружают тело Ирода и под предводительством огромного Черта тащат тело в ад.
Хор (изображает кипение адской смолы). Жж… Зз… Сс…
Трон опустел.
Аришенька (входит и обращается к публике).
Ах, шла с горы – утомилась,Шла под гору – спотыкнулась.Дайте на царском месте посидеть.(Садится.)
Старик (с мешком за плечами).
Ах, Аришенька, дружочек,Я принес те денежек мешочек,Только дай на твоих коленях посидеть,А ты у меня из мешка денежки выбирай.Аришенька. Садись, Старичок, садись, дорогой!
Старик садится ей на колени. Аришенька выбирает у него деньги из мешка за плечами.
Франт (является и обращается к публике).
Ах, почтеннейшие господа,Как это не стыдно,Как это не обидно,Что старый хрыч с бородойСидит на коленях у молодой?!Старик.
Ах, ты, Франт,У тебя сапоги в рант,Жилетка пике,А нос в табаке;Сапог скрипит,А в кармане трясца кипит!А я хоть старик седой,Да денег у меня мешок большой.Ступай отсюда прочь.Старик и Аришенька (кричат вместе). Ступай отсюда прочь!