Приключение Питера Симпла
– И однако ж, – продолжала миссис Троттер, – когда я подумаю о том времени, когда мы жили в Лондоне и держали собственный экипаж… Были ли вы когда-нибудь в Лондоне, мистер Симпл?
Я отвечал утвердительно.
– Так вы, вероятно, знаете или слыхали о Смитах? Я отвечал, что единственно, с кем я познакомился там, были мистер и миссис Хандикок.
– Ах, если бы знала, что вы будете в Лондоне, я с удовольствием дала бы вам рекомендательное письмо к Смитам. Это знатнейшая из тамошних фамилий.
– Но, милая моя, – прервал мистер Троттер, – не время ли позаботиться об обеде?
– Сию минуту! У нас будет сегодня жаркое на вертеле. Прошу извинить, мистер Симпл.
И миссис Троттер отправилась наверх, попросив меня предварительно, довольно кокетливо, отвернуться.
Так как читатель, вероятно, желает знать, какова была ее внешность, то я возьму на себя труд описать ее. У нее была недурная фигура, а в известный период жизни, я полагаю, и лицо весьма приятно; но ко времени моего знакомства с ней в нем отчетливо стали видны следы разрушительного действия времени и трудов. Короче, ее можно было назвать поблекшей красавицей, щегольски одетой, но не очень опрятной.
– Очаровательная женщина миссис Троттер! Не правда ли, мистер Симпл? – сказал ее супруг, с которым я, конечно, согласился. – Теперь, мистер Симпл, – продолжал он, – нам остается обсудить между собой кое-какие условия, о которых нам удобнее поговорить, пока нет миссис Троттер; она смутилась бы, услышав, что мы говорим о таких вещах. Разумеется, образ жизни, который мы позволяем себе вести, очень расточителен. Миссис Троттер не может обойтись без своего чая и некоторых других небольших удобств; в то же время я не хочу, чтобы и у вас были лишние издержки – скорее соглашусь сам остаться без денег. Итак, я предлагаю вам, пока вы будете обедать с нами, платить только по одной гинее в неделю; что же касается задатка, то я не возьму с вас более двух гиней. Есть у вас деньги?
– Да, – сказал я, – у меня осталось три гинеи с половиной.
– Ну, так дайте мне три гинеи, а остальные полгинеи вы можете оставить себе на карманные расходы. Напишите скорее вашим друзьям, чтобы они снабдили вас на дальнейшее время.
Я вручил ему деньги, которые он положил в карман.
– Ваш сундук, – продолжал он, – прикажите принести сюда. Я уверен, что миссис Троттер, если я попрошу ее, не только будет держать его в порядке, но даже позаботится о починке вашего платья. Она очаровательная женщина – миссис Троттер – и очень любит молодых джентльменов. Сколько вам лет?
Я отвечал, что мне пятнадцать лет.
– Не более того! Ну, это меня радует: миссис Троттер как-то щепетильна насчет общества молодых людей известного возраста. Я советую вам ни под каким видом не связываться с прочими мичманами. Они сердиты на меня за то, что я не позволяю миссис Троттер обедать с ними. Это страшные сплетники.
– Это правда! – согласился я.
Но тут мы были прерваны приходом миссис Троттер с вертелом в руках, на котором было нанизано около дюжины тоненьких кусочков говядины и свинины. Разложив все это на блюде, она принялась накрывать на стол.
– Мистеру Симплу всего только пятнадцать лет, моя милая, – заметил мистер Троттер.
– Неужели! – воскликнула миссис Троттер. – А как он высок! Он так же высок для своего возраста, как молодой лорд Футритоун, которого вы, бывало, сажали в свой кабриолет. Вы знаете лорда Футритоуна, мистер Симпл?
– Нет, мэм, – возразил я, но, желая показать, что состою в родстве со знатью, я прибавил: – Могу сказать, однако, что мой дедушка, лорд Привиледж, наверное, знает его.
– Боже мой! Неужели лорд Привиледж ваш дедушка? То-то мне так и казалось, будто я где-то видела подобное лицо. Вы помните лорда Привиледжа, мой милый Троттер, которого мы видели у леди Скампс? С вашей стороны очень неблагодарно не помнить его: он подарил вам однажды прекрасный кабаний окорок.
– Помню ли Привиледжа? Черт возьми! О да! Старый джентльмен, не правда ли? – воскликнул мистер Троттер, обращаясь ко мне.
– Так, сэр, – подтвердил я, очень довольный тем, что нахожусь среди людей, знакомых с моим семейством.
– Ну, мистер Симпл, – сказала миссис Троттер, – так как мы имеем удовольствие знать вашего родственника, то теперь я беру вас под свою опеку и буду так любить, что мистер Троттер заревнует, – прибавила она, усмехаясь. – Сегодня у нас жалкий обед. Маркитантка обманула мои надежды. Я просила принести баранью ножку, а она говорит, что их нет на рынке. Правда, для них еще не настало время, но Троттер очень разборчив в пище; пора, сядемте за стол.
Я чувствовал себя нездоровым и не мог ничего есть. Обед наш состоял из кусков говядины и свинины, картофеля и вареного пудинга, поданного на оловянном блюде. Мистер Троттер отправился наверх раздавать водку корабельному экипажу и возвратился с бутылкой рому.
– Принесли вы порцию мистера Симпла, мой милый? – спросила миссис Троттер.
– Да, его не забыли, ведь он прибыл на борт до одиннадцати часов. Пьете вы виски, мистер Симпл?
– Нет, благодарю вас, – отвечал я, вспомнив приказание капитана.
– Принимая в вас живое участие, – сказал мистер Троттер, – я должен серьезно посоветовать вам воздерживаться от водки. От этой дурной привычки, однажды приобретенной, нелегко избавиться. Я вынужден пить, чтобы не задохнуться, работая в трюме. Тем не менее я имею к ней врожденное отвращение; но шампанское и кларет вышли у меня на днях, и я вынужден покориться обстоятельствам.
– Бедный Троттер! – проговорила леди.
– Ну, – возразил он, – жалок тот человек, который никогда не веселится.
Он налил полстакана рому и долил остальное водой.
– Хотите отведать, моя милая?
– Вы знаете, Троттер, я никогда не прикасаюсь к рому, разве что если вода так дурна, что теряешь к ней вкус. Какова вода сегодня?
– По обыкновению, моя милая, такова, что невозможно пить.
После долгих просьб миссис Троттер согласилась наконец хлебнуть немного из его стакана. Мне показалось, что для непривыкшей к вину она уж слишком хорошо пьет.
Я чувствовал себя до того нездоровым, что вынужден был выйти на палубу. Здесь мне встретился мичман, которого я до того еще не видал. Он серьезно взглянул мне в лицо и спросил, как мое имя.
– Симпл? – вскричал он. – Вы не сын ли старика Симпла?
– Точно так, сэр, – отвечал я, удивленный, что столь многие люди на судне знакомы с моим семейством.
– Я так и думал, вы на него похожи. И как поживает ваш батюшка?
– Очень хорошо, покорно вас благодарю, сэр.
– Когда будете писать ему, кланяйтесь от меня и скажите, что я просил напомнить о себе.
Сказав это, он пошел прочь; но так как он забыл сказать мне свое имя, то я не мог исполнить его желания.
Я лег в постель весьма усталым. Мистер Трон ер повесил мою койку в кубрике, отделявшемся от конурки, в которой он спал со своей женой, только ширмами, обтянутыми полосатой хлопчатобумажной тканью. Мне показалось это очень неприличным, но мне сказали, что таков общий обычай на борту корабля, хотя это и оскорбляет деликатность миссис Троттер. Я был очень нездоров; миссис Троттер обходилась со мной крайне заботливо: на прощанье она поцеловала меня, и вскоре после того я крепко заснул.
Глава шестая
Самые обыкновенные слова сбивают меня с толку. – Миссис Троттер заботится о моем гардеробе. – Супружеский дуэт, заканчивающийся грохотом.
На рассвете следующего утра я был разбужен шумом, похожим на гром, раздававшимся над моей головой. Я узнал, что это происходило от чистки и мытья палубы. Мне было гораздо лучше, и я не чувствовал прежнего головокружения. Мистер Троттер, вставший еще в четыре часа утра, сошел вниз и приказал одному из матросов принести мне воды. Я умылся на своем сундуке и вышел на палубу, которую в то время вытирали. Стоя на часах у дверей каюты, я увидел одного из мичманов, с которыми находился вместе в гостинице «Голубые Столбы».
– Ну, мистер Симпл, старый Троттер и эта неряха, жена его, завладели вами? Правда ли это? – спросил он.
Я возразил, что вряд ли можно назвать миссис Троттер неряхой, по-моему, она очаровательная женщина. Он прыснул со смеху.
– Что, миссис Троттер уже показывала вам свои ноги?
– Да, – признался я, – и очень хорошенькие.
– А, так она все еще в своем старом репертуаре. Я должен вас предостеречь. Не доверяйтесь им, иначе они разорят вас совершенно. Вам бы лучше обедать с нами. Вы не первый простачок, мистер Симпл[5], которого они обманули. Смотрите, – продолжал он уходя, – подальше прячьте ключ от вашего сундука – вот все, что я могу сказать вам.
Но так как мистер Троттер предупредил меня, что мичманы будут наговаривать на него и его жену, то я пропустил мимо ушей эти слова.
Расставшись с ним, я поднялся на палубу. Все моряки были заняты делом. Старший лейтенант кричал канониру:
– Если вы готовы, мистер Диспарт, то крепите пушки брюками.
– Ну, ребята, – скомандовал артиллерист, – берись за дельфинов и двигай их вперед. Цепляй брюки к лафетам и портам.
Так как я никогда не слышал, чтобы брюки удерживали пушку, и не мог представить себе, при чем здесь дельфины, мне было очень любопытно посмотреть, как они будут закреплять пушки, и я подошел к старшему лейтенанту[6]. Не дав мне раскрыть рта, он сказал:
– Ну-ка, молодой человек, подайте мне с дюжину глухарей и ершей.
Я подумал, раз он говорит «подайте», то эти птицы и рыбы должны быть где-то рядом с нами. Но их не было нигде, а рядом с нами были только ящики с гвоздями и шурупами. Схватив с испугу по пригоршне того и другого, я подал все это старшему лейтенанту. Оказалось, что это были как раз те вещи, в которых он нуждался[7].
Взяв все это, он взглянул на меня и сказал:
– Так вы уже знаете, что такое глухарь и ерш? Не смейте же после этого никогда прикидываться глупым.
«Слава Богу, угадал и попал в умники, – подумал я. – Но если это глухари и ерши, то они уж слишком тверды».
И я решил как можно скорее заучить названия всех предметов, чтобы как следует приготовиться к исполнению своих обязанностей. С этим намерением я стал внимательно прислушиваться ко всему, что говорили вокруг, но тут так меня озадачили всякими юферсами, легвантами, фишгаками, швертами, лиселями, трюмселями, крюйсселями и регелями, что я хотел уже покинуть палубу. Но вдруг я услышал знакомые слова и снова стал прислушиваться.
– Как же я должен сделать это, сэр? – спросил боцмана один из матросов.
– Ха! Позвольте возвестить вам самым торжественным и деликатнейшим образом, что это делается с помощью двойной стены. И, черт возьми, неужели вы до сих пор не знаете этого? Старшина! Фок-мачтовых, – продолжал он, – взбирайтесь с этим недотепой на лошадей и подтяните стремена еще на три дюйма.
– Слушаю, сэр!
Я смотрел во все стороны, но не мог приметить никаких лошадей и тем более стремян[8].
– Мистер Чакс, – спросил старший лейтенант, – не осталось ли у вас внизу каких-нибудь незанятых блоков?
– У нас есть, сэр, один паук, другой мы намедни раскололи пополам. Да, в кладовой, кажется, есть еще сестра и пара канифас-блоков[9]. Эй, Смит, – крикнул он матросу, прохлаждавшемуся на баке, – иди сюда. Хорошенько протри бычьи глаза, смажь мылом дорожку для верблюда да добавь к каждой пушке по два-три ангела. А потом можешь загорать на банке[10].
Тут же он стал советоваться со старшим лейтенантом, не пригодится ли для чего-то (я не расслышал, для чего именно) мышка или голова турка, и сообщил, что гусиное крыло уже поставлено, а гусиную шейку оружейник сделает, как только привезут наковальню[11].
Но хотя теперь каждое слово мне было хорошо известно, общего смысла я все равно не понимал и совсем пришел в отчаяние.
– Да, вот еще, мистер Чакс, – сказал старший лейтенант, – не забудьте, пусть после обеда юнги обновят банки на четверках, а затем и ватерлинию. Потихоньку спустите их за борт в беседке.
– Будет исполнено, сэр, – ответил боцман. «Утопить решили мальчиков», – подумал я и вконец расстроенный покинул палубу и спустился в кубрик, где застал миссис Троттер.
– Ах, милый мой, – сказала она, – как я рада, что вы пришли! Я хочу привести в порядок ваше платье. Есть у вас его список? Где ваш ключ?
Я ответил, что списка не имею, и подал ключ, хотя и не забыл предостережения мичмана. Я полагал, что нет никакой беды в том, что она станет рассматривать платье в моем присутствии.
Она отперла сундук и начала, вынимая все вещи одну за другой, толковать об их пользе или негодности.
– Вот, – говорила она, – эти шерстяные чулки очень пригодны в холодную погоду; а эти темные бумажные носки будут восхитительно прохладны в летнее время. Что же касается этих тонких бумажных чулок, они никуда не годятся – разве стирать грязь с палуб, когда их моют; к тому же они совершенно неудобны. Удивляюсь, как хватило глупости прислать вам такую вещь; этого никто не носит на борту. Это годится только женщинам. Думаю, как они пойдут мне, чудо!
Она повернула стул ко мне спинкой и начала надевать чулок, улыбаясь все время при этом; потом снова повернулась ко мне, показывая, как хорошо он сидит на ее ноге.
– Хорошо, что Троттер в трюме, мистер Симпл, а то бы он заревновал. Знаете, что стоят эти чулки? Они вам бесполезны, но очень годятся мне; я поговорю с Троттером – мы купим их у вас.
Я отвечал, что и думать не хочу продавать их, а так как они бесполезны мне и годятся ей, то прошу ее принять от меня в подарок двенадцать пар. Сначала она категорически отказалась, но, поскольку я настаивал, то наконец согласилась. Я чувствовал себя счастливым, делая ей этот подарок, потому что она была очень ласкова со мной, и я считал ее очаровательной женщиной.
Обед наш состоял из бифштекса и лука, запах которого я терпеть не мог. Мистер Троттер возвратился рассерженный выговором, полученным от старшего лейтенанта. Он клялся, что оставит службу, что служит он из-за капитана, который говаривал, что скорей согласится расстаться с правой рукой, чем с ним, и что, получив отставку, потребует удовлетворения от старшего лейтенанта. Миссис Троттер делала все, что могла, чтоб успокоить мужа, напоминала ему, что он находится под покровительством такого-то лорда и такого-то сэра Томаад, которые восстановят справедливость, – все напрасно. Старший лейтенант выразился о нем, что он не стоит денег, которые получает, что от него нет никакой пользы. И только одна кровь, говорил мистер Троттер, может смыть эту обиду. Он пил грог стакан за стаканом и после каждого становился сердитее. Миссис Троттер пила также и, как я заметил, гораздо больше, чем нужна. Но она шепнула мне, что делает это только для того, чтоб меньше осталось Троттеру, иначе он непременно будет пьян. Это показалось мне очень великодушным с ее стороны. Впрочем, они сидели так долго, что я отправился спать и оставил Троттера все еще пьющим и грозящим мщением старшему лейтенанту.
Не проспал я и двух-трех часов, как был разбужен страшным шумом и спором. Оказалось, что мистер Троттер пьян и бьет свою жену. В негодовании, что смеют оскорблять такую очаровательную женщину, я поспешно вскочил с койки в намерении защитить ее; но темнота была страшная. Они, однако, не прекращали драку.
Я приказал матросу, стоявшему на часах у дверей кают-компании, принести фонарь и был очень удивлен его ответом, что я лучше сделаю, если пойду спать и оставлю их драться вволю.
Вскоре миссис Троттер, еще не раздевавшаяся, вышла из-за ширмы. Я заметил, что она едва стоит на ногах; шатаясь, подошла она к моему сундуку, села и начала, громко рыдать. Поспешно одевшись, я стал утешать ее, но она не в состоянии была говорить внятно. Я тщетно старался успокоить ее. Не отвечая, она нетвердыми шагами приблизилась к моей койке и после долгих попыток смогла, наконец, влезть на нее. Не могу сказать, чтоб это мне понравилось, но что было делать? Я окончательно оделся и вышел на палубу.
Мичман, бывший в это время на вахте, был тот самый, который предупреждал меня относительно Троттеров; он обращался со мной очень дружески.
– Ну, Симпл, – спросил он, – что привело вас на палубу?
Я рассказал ему, как дурно обращается мистер Троттер со своей женой и что она заняла мою койку.
– Проклятая пьяная старая ведьма! – вскричал он. – Постойте, я пойду стащу ее за косу.
Я просил не делать этого, говоря, что она дама.
– Дама, – возразил он, – много таких дам!
И он рассказал мне, что несколько лет тому назад она была на содержании у одного богатого человека, который держал для нее экипаж; что, когда она ему наскучила, он дал Троттеру двести фунтов стерлингов с условием жениться на ней, и что теперь оба они ничего не делают, а только пьют и дерутся.
– Надеюсь, – прибавил он, – она еще не успела выманить у вас чего-нибудь из платья?
Я отвечал, что подарил ей двенадцать пар чулок и заплатил мистеру Троттеру три гинеи за стол. – Это надобно принять к сведению, – заметил он, – утром я поговорю об этом со старшим лейтенантом. Покуда надобно возвратить вам койку. Квартирмейстер, покарауль немного.
Он отправился вниз, а я последовал за ним, чтоб посмотреть, что он станет делать.
Подойдя к моей койке, он опустил один ее конец, так что миссис Троттер очутилась головой на полу в весьма неудобной позе. К удивлению моему, она разразилась страшными ругательствами и не хотела оставить койку. Мичман принялся бить и тормошить ее, как вдруг мистер Троттер, разбуженный шумом, бросился из-за ширм.
– Негодяй! Что делаешь ты с моей женой! – закричал он, колотя его изо всех сил, несмотря на то, что едва мог держаться на ногах.
Считая мичмана способным постоять за себя, я не хотел вмешиваться и остался посторонним наблюдателем. Возле меня над люком дока стоял часовой с фонарем, освещая мичмана и созерцая бой. Мистер Троттер в минуту был сбит с ног, но миссис Троттер, соскочив с койки, в свою очередь схватила мичмана за волосы и начала его бить. Видя это, часовой счел нужным вступиться. Он позвал фехтмейстера, а сам спустился вниз на помощь мичману, которому приходилось плохо в схватке с двумя. Но миссис Троттер вырвала у него фонарь и разбила вдребезги; мы остались в темноте, и я не мог видеть, что происходило далее, хотя бой все еще продолжался. Таково было положение дел, когда фехтмейстер пришел с огнем. Мичман и часовой отправились наверх, а мистер и миссис Троттер продолжали драться. Но на это никто уже не обращал внимания; все говорили, как сказал прежде дежурный: «Пусть дерутся вволю».
Подравшись еще немного, они возвратились за ширмы, а я, следуя совету мичмана, отправился в свою койку, которую фехтмейстер снова повесил для меня. Я слышал, как мистер и миссис Троттер в одно время бранились и целовались.
– Жестокий, жестокий мистер Троттер! – говорила она, всхлипывая.
– Но, душа моя, – возражал он, – я так ревнив!
– Черт побери твою ревность! – отвечала она. – Завтра утром у меня будут два прекрасных синяка под глазами.
Поцелуи и перебранка продолжались еще около часа, наконец они заснули.
На следующее утро, еще до завтрака, мичман донес старшему лейтенанту о поведении мистера Троттера и его жены. Послали за мной, и я вынужден был подтвердить справедливость донесения мичмана. Он послал за мистером Троттером, который ответил, что нездоров и не может выйти на палубу. В ответ на это старший лейтенант приказал сержанту морской пехоты привести его немедленно. Мистер Троттер явился с перевязанным глазом и лицом, исцарапанным до крайности.
– Не просил ли я вас, сэр, – сказал старший лейтенант, – поместить этого молодого человека в мичманскую каюту? Вместо этого вы отвели его к вашей нечестной жене и выманили у него часть его имущества. Я приказываю вам тотчас возвратить три гинеи, которые вы получили с него за стол, а вашей жене отдать назад чулки, которые она у него выманила.
Но здесь я вмешался и объяснил старшему лейтенанту, что чулки были добровольным подарком с моей стороны, и что хотя я в этом случае и поступил весьма глупо, но думаю, что не могу по чести требовать их назад.
– Ну, вы, может быть, и правы, молодой человек, – ответил старший лейтенант, – и если вы того хотите, то я не стану настаивать на этом пункте моего приказания. Я требую, сэр, – обратился он к Троттеру, – чтоб ваша жена оставила корабль немедленно, и надеюсь, что когда донесу о вашем поступке капитану, то он поступит с вами таким же образом. А покуда считайте себя под арестом за пьянство.
Глава седьмая
Великий скандал. – Я доказываю капитану, что считаю его джентльменом, хотя прежде и говорил противное; в то же время доказываю мичманам, что и я тоже джентльмен. – Мичманы доказывают свою благодарность, тренируя меня, потому что дело мастера боится.
Капитан прибыл на борт около одиннадцати часов утра, и когда старший лейтенант донес ему о том, что случилось, он тотчас же отдал приказ об отставке мистера Троттера. Вслед за тем он приказал всем мичманам собраться на квартердеке.
– Джентльмены, – сказал он им со строгим видом, – я чувствую себя обязанным некоторым из вас за мнение, которое вам угодно было внушить о моем характере мистеру Симплу. Я требую, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов, которые я намерен предложить вам в его присутствии. Сек ли я когда-нибудь вахту штирборта за то, что корабль делал не более девяти узлов на булине?
– Нет, сэр, нет! – отвечали они с перепуганным видом.
– Задавал ли я какому-нибудь мичману четыре дюжины палок за то, что он не подал своего еженедельного отчета, или пять дюжин другому за то, что он на дежурстве был в красной ленте?
– Нет, сэр, – отвечали они.
– Умирал ли какой-нибудь мичман от усталости на своем сундуке?
Тот же отрицательный ответ.
– Ну, джентльмены, теперь сделайте одолжение, отвечайте, кто из вас счел за нужное утверждать эту ложь в публичной кофейне, а также кто из вас принудил этого молодого человека рисковать жизнью на дуэли?
Всеобщее молчание.
– Вы мне ответите, джентльмены?
– О дуэли, сэр, – подал голос мичман, сражавшийся со мной, – я слышал, что пистолеты были заряжены одним порохом; это была шутка.
– Хорошо, сэр, положим, что дуэль была затеяна в шутку, я надеюсь и верю, что вы говорите правду; но репутация вашего капитана – тоже шутка, позвольте спросить? Я желаю знать, кто из вас осмелился распространять такую оскорбительную клевету?
Мертвое молчание последовало за этим вопросом.
– Хорошо, джентльмены, вы не хотите признаться, так я воспользуюсь властью. Мистер Симпл, будьте так добры, укажите мне лицо или лиц, которые рассказали вам все это.
Но я подумал, что исполнить это требование было бы дурно с моей стороны, и так как они очень ласково обращались со мной после дуэли, то я решил не говорить.
– С вашего позволения, сэр, – ответил я, – мне кажется, я сообщил вам все это под секретом.
– Под секретом, сэр? – возразил капитан. – Где это слыхано, чтоб существовали секреты между капитаном первого ранга и мичманом?
– Сэр, – заметил я, – не между капитаном первого ранга и мичманом, а между двумя джентльменами.
Старший лейтенант, стоявший около капитана, закрыл лицо рукой, чтобы скрыть улыбку.
– Он, может быть, и дурак, сэр, – шепнул он капитану, – но могу вас уверить, что он дурак чистосердечный.
Капитан закусил губу и, обращаясь к мичманам, сказал:
– Джентльмены! Вы должны благодарить мистера Симпла за то, что я прекращаю дальнейшее расследование; я верю, что вы не серьезно клеветали на меня; но помните: что говорится в шутку, то часто принимается всерьез. Надеюсь, что поведение мистера Симпла окажет на вас свое действие, и вы перестанете отыгрываться на нем, он избавил вас от весьма строгого наказания.
Сойдя вниз, мичманы пожали мне руку, говоря, что я добрый парень и не ябедник. Что же касается совета капитана, чтоб они, как он выразился, не играли на мне, это было забыто: они тут же начали снова и не переставали, пока не увидели, что меня уже нельзя обмануть.
Я не пробыл и десяти минут в мичманской каюте, как они уже приступили к своим розыгрышам. Один из них заметил, что я, кажется, очень силен и, вероятно, могу выдержать весьма долгий сон.
– Скажу, не хвастаясь, – ответил я, – что способен на это, в интересах службы.
Это рассмешило их, и я подумал, что отвечал умно.
– Вот Томкинс, – заявил мичман, – покажет вам, как исполнять эту часть ваших обязанностей. Он наследовал эти способности от отца, служившего морским офицером. Он в состоянии храпеть четырнадцать часов кряду, ни разу не повернувшись на другой бок, да еще и днем не откажется продолжить свой сон на сундуке.
Томкинс защищался, утверждая, что некоторые обделывают свои дела проворно, а другие очень медленно, что он не из числа шустрых и что в сущности долгий сон освежает его не более, чем другого короткий, потому что он спит медленнее других.