Сказка о Берте из рода морских фей
– Вас никто не просил.
– Не хочешь существовать в Мире?
– Уж лучше не существовать в Мире вовсе, чем быть кем-то придуманным, не иметь собственной жизни, знать, что твои поступки и мысли кто-то уже заранее написал на бумажке, – голос Альберта даже не дрожал, тон его был мягок, с легким оттенком наглости.
Все присутствующие на веранде ожидали того, что Сказочник от таких слов будет вне себя от злости. Но смуглая Гречанка склонила голову, пряча улыбку, пока ее муж просто барабанил пальцами о поверхность стола. Спустя одну мертвенно-немую минуту он вздохнул и таким же непринужденным тоном, каким разговаривал с ним персонаж, негромко произнес:
– Пошел вон…
Альберт небрежно поднялся, взял свою шляпу со стола, вальяжно чуть склонил голову, как бы раскланиваясь с присутствующими, и развалистой походкой направился к входной двери. Все молчали до того момента, пока он не исчез в проеме, увитом синим плющом. Затем лысый и носатый коротышка заговорил неожиданно-скрипучим голосом:
– Как только он может разговаривать так с Вами?! Вы не должны ему этого позволять! Ведь вы же намного мудрее и старше Счастливчика…
Тут Сказочник громко ударил ладонью по столу и, ко всеобщему удивлению, закричал на носатого персонажа:
– Теперь и ты называешь его этим глупым прозвищем?! Его зовут Альберт! Не Счастливчик! Альберт! И он должен быть благородным искателем сокровищ. А выглядит, почему-то, как какой-то нищий, как оборванец, как полуспившийся бродяга!..
Белокурый принц высокомерно улыбнулся:
– Вы хотели наделить персонажа собственным характером? У Вас блестяще это получилось, никто же не виноват, что Вы не знаете, что теперь с ним делать. Это исключительно Ваша ошибка, и незачем так сотрясать стол…
На лице Сказочника появился резкий красный румянец. Еще один из его собственных персонажей, еще одно его творение осмелилось учить его жизни. Почти ничего не видя перед собой от ярости, повторяя громким свирепым шепотом фразу «– Я их всех уничтожу!», он удалился с веранды. Гречанка обессилено села на стул с витиеватыми ножками, с немым упреком смотря на Принца. Берта, отгоняя от себя мысль о том, что вещи из комнаты нужно будет на время перенести куда-нибудь в сад, поближе к Морским Феям, тоже взглянула на Принца. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
«– Как же Сказочнику удается делать настолько невозможные вещи?», – подумала она. Преданные, грустно-голубые глаза сочетались с высокомерным выражением лица и педантичностью в одежде. Теперь только она поняла – вот откуда взялось ощущение нафталина. Так безупречно-аккуратно он был одет в свой старинного покроя костюм, расшитый серебром. Настолько аккуратно, что даже противно.
Принц, принц…
Она обещала отцу не влюбляться в принцев…
Переведя взгляд на коротышку, она тут же почувствовала отвращение. Отвращение другого рода, нежели чем к Принцу. Еще когда носатый подлизывался к Сказочнику, Берта для себя отметила, как он особенно подчеркивает свое обращение на «Вы». И если Альберт произносил его небрежно, то коротышка лицемерил, театрально-наигранно преклоняясь перед своим Создателем.
Рыженькие двойняшки перемазались пирожными, и не было в них ничего отталкивающего.
Но эти двое… Как две противоположные крайности отвращения: высокомерное самодовольство и лицемерное коленопреклонение.
Невольно, Берта задумалась о персонаже, которого Сказочник выгнал с веранды. Было ли в нем что-то подобное? Что-то такое, что поучает детей не быть подобным ему?
Молчание затянулось. Стекла в большом прозрачном витраже веранды на миг задребезжали, о них ударился невнимательный ветер, прилетевший из сада. Он ворвался через парадную, распахнул все двери в доме и, претворившись сквозняком, разбил окно на чердаке. Волна мутной морской воды выплеснулась через подоконник, сломав несколько веток деревьев, что росли прямо у самого дома.
Увидев, что жена Сказочника уже начала собирать посуду, и ссора с персонажами логически окончена, Берта все же поплелась в сад, хотя и без особого желания. Всё её сознание погрузилось в задумчивость.
Не было ни одной одинаковой раковины в саду, за которым ухаживала Гречанка. И даже пели каждая их них только свой морской мотив. Но днем среди шума и беготни сказочных призраков их совсем не было слышно. Морские раковины поют по утрам. Поют для своих Фей, для своих хозяек, а Берте хотелось услышать их сейчас.
Собрав самые крупные и яркие, она унесла их с собой на поляну за извилистой речкой, через которую был перекинут небольшой мост. На поляну, где цвели мелкие белые и синие цветы.
Обняв колени и закрыв глаза, девушка слушала морские мелодии, прикладывая к уху огромные раковины, одну за другой, представляя, что она сидит не на поляне цветов, а на берегу необъятного моря. На песке, и у ног бьется и пенится соленая вода. Синяя, как утреннее небо после окончания рассвета…
– Вода в море не синяя.
Задумавшись, Берта совсем не заметила, как напротив уселся Счастливчик Альберт, и как она начала непроизвольно говорить свои мысли вслух.
– Прости, – солнечный свет колол ее глаза после бархатной темноты закрытых век: – Что?
– Вода в море совсем не синяя.
– А какая же?
– Я не знаю, – Пожал плечами оборванец: – Я никогда не видел море.
Он замолчал, и Берта отложила раковины в сторону. Она не чувствовала раздражения от того, что её потревожили, бело-синие цветы, качая головками, наводили на нее умиротворение.
Разговаривать её совсем не хотелось, но Альберт снова первым нарушил тишину:
– А ты? Ты видела когда-нибудь море?
Девушка вздохнула. Его присутствие на поляне принуждало к разговору, а она так хотела провести время сама с собой, вдалеке от мыслей отца и Сказочника.
– Как тебя зовут, – тихо спросила она, рассматривая цветы у своих ног.
– Ты рассчитываешь услышать то, как меня называет Сказочник, или имя, которое я сам выбрал для себя?
Берта ответила не задумываясь, просто повторяя последние его слова:
– То, которое ты сам выбрал для себя.
– Берти. Меня зовут Счастливчик Берти. А тебя?
– Забавно. – На этот раз она искренне улыбнулась, все еще не поднимая взгляда на своего собеседника: – Берта, меня зовут Берта.
Оба они рассмеялись. Глядя на своего нового друга-персонажа, Берта подумала, что напрасно Сказочник так относится к Берти. На нее он производил более приятное впечатление, чем Принц.
– Берта, а ты видела море?
– Нет, Берти, я никогда не видела море.
Он снова улыбнулся и покачал головой. Порыв легкого степного ветра разворошил волосы Берты, спутал их, бросил несколько каштановых прядей на лицо. Оборванец наклонился, чтобы поправит ей волосы:
– Берта и Берти. Теперь я точно не хочу участвовать в сказке, есть дела и поинтересней придуманной истории…
Девушка отклонилась от руки Берти и прервала его на полуслове:
– Почему ты не слушаешь его?
– Кого, Сказочника?
– Да. Он сказал, что ты становишься все хуже…
Берти недовольно поджал верхнюю губу так, что линия его рта стала жестко-прямой, лоб сжался тремя складками, и на мгновение брови Счастливчика сдвинулись пирамидкой – Берте показалось, точь-в-точь как у Сказочника, когда тот был раздосадован или удивлен чем-то. Оборванец сел рядом с девушкой и ,чуть искажая обычные интонации своего голоса небольшим кривлянием, заговорил:
– Он придумал мне характер. Он сам дал мне возможность перечить ему. Вот только парадокс: возможность у меня есть, а разрешения нет. Что это за двуличность? Он хочет, чтобы персонажи не были равнодушными, сухими куклами. Ему нужны личности. Но, при всем при этом, он совершенно не хочет выслушивать их личные интересы и умозаключения. Что за личность без своей точки зрения?
– Да, может быть, Сказочник и не прав в этом, – отчасти согласилась с ним девушка: – Он требует безропотности у умеющих говорить. Но ты мог бы относиться к нему более уважительно.
– Уважительно?! – Берти одним прыжком поднялся ноги: – Уважительно? Берта, я отношусь к нему неуважительно?!
– Судя по тому, что я видела на завтраке, этого никак не скажешь.
– У него свой характер. Но и у меня есть свой. Если он не способен принять этого – тем лучше…
Берта ошарашено уставилась на него снизу вверх:
– Это чем же лучше-то?
– Он сам говорил, что не собирается терпеть мое присутствие в своем доме.
После этих его слов они на некоторое время замолчали. Ветер колыхал сине-белые соцветия, волны разбегались до самого горизонта. Уже не было слышно плеска воды, которая выливалась через чердачные окна. Буря в настроении хозяина дома прошла, и сказочный шторм утих.
– Сядь, – Берта потянула Берти вниз за край пиджака: – Хочешь сказать, тебе будет проще уйти отсюда?
– Разумеется, – кивнул он, вновь усаживаясь на траву.
– Но куда?
– О, знаешь, – Берти мечтательно поднял глаза к небу и, усмехнувшись, откинулся назад, упав на спину, прямо на бело-синие цветы: – Ведь Мир огромен. Может быть, найдется место и для такого бедолаги, как я. Лишь бы не здесь, в скуке и напыщенном домашнем уюте Сказочника.
– Ценишь свободу?
– Пафосно звучит, – игриво оскалился он: – Но, да, ценю.
Берт тоже легла на траву, глядя в небо. Разговор уже успел наскучить ей, но все же, она спросила:
– Как же ты можешь ценить свободу, если ты не знаешь, что она такое есть? Ты придуман Сказочником, ты живешь в его доме, ты находишься лишь в декорациях его фантазии…
– Именно поэтому, я ее и ценю, – возразил ей оборванец: – Я так думаю, Берта, что в любой другой обстановке смогу почувствовать себя более свободно и счастливо, чем в этом аквариуме.
– Но ведь это же твой родной аквариум, ты не задумывался над этим?
Берти снова приподнялся и сел, оглядевшись. Поднял одну из раковин и положил ее на живот девушки:
– Ты не совсем права. Этот самый «родной аквариум» для меня – его голова, его фантазия. Его клетка. Клетка Сказочника, в которой он нас всех держит взаперти. Быть может, он нас всех даже любит, но лишь потому… – Он замолчал, резко повернулся в направлении дома, но через мгновение снова вернулся к своей мысли: – Лишь потому, что он любит свою работу.
– Тогда Сказочник выдумал всех вас с любовью, так?
– Все равно, – Берти снова отрицательно покачал головой: – Ведь получилось, что я никто и пришел из неоткуда, верно? Сказочник для меня – и отец, и мать? Но ведь как же это может быть? И я для него – сын? Вовсе нет… Пойми, если мысль о том, что ты – никто, посещает тебя, то…
Она снова попыталась перебить поток его слов, ей становилось жаль выдуманного Сказочником оборванца, но прервать Счастливчика не получилось:
– Берти, подумай, ведь ты…
– Не знаю как ты, Берта, – он лишь повысил голос, давая ей понять, что никакие уговоры не изменят его мнения: – А я не хочу быть никем. Сказочник может указывать мне, требовать, угрожать. Все, что ему захочется. Я, в любом случае, стану поступать так, как захочется мне. Как я сам решу.
Он поднялся и, не говоря больше ни слова, ушел. Девушка слышала лишь шелест травы и вздохи сломанных сине-белых цветов под подошвами его сапог. Счастливчик Берти оставил ей мысли, о которых она раньше она никогда не задумывалась. Как что-то едкое в сладком чае на завтрак. На душе у неё вдруг стало тяжело, а дыхание сбилось. Поднявшись, Берта с негодованием сбросила с себя большую морскую раковину, которую оставил Берти.
«– На самом деле, как же можно управлять людьми, пусть даже и сказочными, навязывать им свою позицию, свое мнение, если у них уже есть свои собственные рассуждения», – думала она по дороге к дому, переходя речку по маленькому старому мостику.
Она не видела особой разницы между именами «Альберт» и «Берти». Даже было похоже на то, что второе имя плавно произошло от первого. Но понять, почему Берти неустанно гнет свою позицию, Берта была вполне способна.
К счастью, он не был похож на Принца, но, по мнению Сказочника, был одним из самых неудачно выдуманных им персонажей за последнее время.
Уже вечером, собираясь спать, Берта в окно своей комнаты увидела, как Сказочник задумчиво стоит в саду, подняв голову к небу. Взгляд его был направлен куда-то ввысь, и трудно было понять, о чем думает творец поучительных рассказов и притчей.
«– Интересно, жалеет ли он о том, что стал Сказочником?», – пролетело в голове девушки: «– Понимает ли он то, что заставляет людей, пусть и выдуманных им самим, жить не своей жизнью, испытывать придуманные эмоции и написанную на страницах книги любовь? Знает ли он, на что обрекает своих персонажей? И, если бы мне пришлось перенять дело отца, смогла бы я делать то же самое?»
А Сказочник думал совсем о другом. Он смотрел на луну, и мысли его нежно гладили в памяти чёрные, как уголь, волнистые волосы. Синие глаза смотрели на него с лёгким укором и разочарованием. Сквозь призму прожитых лет и безумно долгого одиночества он всё пытался понять, почему он был тогда отвергнут девушкой, встречи с которой так ждал. Так сильно желал, что, встретив её, не мог до конца поверить, что взгляд её холоден и равнодушен, а сердце не светится в ответ.
Бледный нежный образ её побродил по саду, не задев ни единой раковины на краях цветочных клумб, и растворился прежде, чем смуглая гречанка позвала мужа спать.
Глава третья «Высокомерная исповедь»
Очередной жаркий день пролетел, словно вчерашний сквозняк. Ночью Берте не спалось, зато теперь она прибывала в состоянии дремоты и забвения. Девушка сидела на подоконнике примерочной, пока Сказочник, метаясь от стены к стене и держа в руках листки исписанной мятой бумаги, что-то читал, бормоча слова себе под нос. К вечеру вода с чердака перестала лить совсем, нотки умиротворения в настроении Сказочника и хитрые улыбки гречанки предвещали, что этим вечером будет необычайно красивый закат. Свежесть медленно краснеющих солнечных лучей затекала с улицы в комнату через настежь открытое окно. Игрушечный кораблик с голубыми парусами раскачивался из стороны в сторону, прикрепленный к светильнику под потолком. Это был почти настоящий, только очень миниатюрный корабль с палубой, шлюпками, мачтами и крохотным якорем. Берта знала, что его придумал Сказочник в тот же день, когда были созданы Принц, Альберт и носатый коротышка.
Вдруг он бросил записи на пол и тяжело вздохнул.
– Ну, что случилось? – тихо произнесла она, вырванная из круговорота своих мыслей шелестом падающей бумаги, разлетевшейся во все стороны.
Но Берте никто не ответил. Она повторила свой вопрос громче:
– Эй? Сказочник?.. Что-то произошло? Могу я помочь?
– Конечно, Берта, можешь. Собери все эти клочки и сожги.
– А что это?
Сказочник уперся взглядом в пустую стену:
– Этот проклятый Альберт. Никак не могу найти место, где я мог ошибиться.
Она слезла с подоконника и подняла несколько листов, беспорядочно застилавших поверхность пола:
– Но тут же почти ничего не понятно…
– Для тебя – нет.
Усмехнувшись, Берта начала собирать остатки рваных и смятых листов. Казалось, целая комната была устлана ими.
– Сказочник, неужели нужно исписать столько бумаги, чтобы создать человека?
Он медленно перевел на нее взгляд, полный иронии:
– Человека? Нет. Только персонажа сказки.
– Это не одно и то же?
– Вовсе нет, – покачал он головой.
Пожав плечами, девушка продолжила собирать листы. Сказочник неожиданно наклонился и остановил ее. Он внимательно посмотрел в глаза Берты:
– Ты общалась с Альбертом?
– Что?
– Вчера, после завтрака, ты разговаривала с Альбертом, – уточнил он.
Невольно улыбнувшись, она кивнула:
– Его зовут Счастливчик Берти.
– Его зовут так, как я назвал его, Берта. И ты не должна вмешиваться не в свои дела. Альберт – персонаж, моя выдумка, о чём можно было с ним говорить? – Сказочник устало опустился на пол, сел, потирая лицо ладонью. Голос его был расстроенным и полным сожаления: – Твой отец не будет доволен тем, что я позволил тебе завести дружбу с персонажем…
– А тебе можно? – Едкая реплика Берты больно хлестнула его: – Тебе всё позволено, даже любить… – Девушка тут же осеклась и замолчала, увидев, каким стал взгляд Сказочника. Она подошла к нему и смиренно опустилась на пол рядом.
– А если я решу стать автором? Если пойду по стопам отца и тоже научусь создавать? – Берта говорила негромко, стараясь заглянуть в лицо уставшего творца: – Что тогда? Твоё мнение изменится?
Но он только немо покачал головой.
– Сказочник, почему ты не хочешь дать своим персонажам немного свободы? Пускай бы они сами выбирали себе роли и имена?
– Нет.
– Почему?
– Потому, Берта… Нет.
Она вспомнила недавний разговор с Берти и то чувство, с которым она возвращалась с поляны сине-белых цветов. Не в силах сейчас сформулировать хоть какую-то мысль из того разговора, девушка слегка толкнула Сказочника плечом в плечо, выражая своё недовольство.
– Чего ты хочешь от меня, Берта? Я только-то сочиняю сказки, и делаю это так, как умею!
– Ну так позволь своим персонажам делать свой собственный выбор. Хуже от этого не станет никому…
– Ты так думаешь? – Он немного надменно взглянул на неё, и Берта поняла, что сейчас будет очередное нравоучение: – Скажи, а кто захочет играть отрицательные роли? Каждый «свободный» лицемер выстраивает из себя добренького и заботливого, оставаясь в душе подлым…
– Но к Берти это же не относится!
– Берти?! Опять этот Берти?! Что еще он тебе вбил в голову?
– Зачем ты так, Сказочник?..
– Пойми, наконец, – Сказочник шумно выдохнул воздух из усталых легких и растер лоб ладонью: – В сказке нужны разные персонажи: и плохие, и хорошие. Если я всем дам волю выбирать, то плохие станут разыгрывать положительных, а хорошие и вовсе откажутся существовать! Потому что невозможно жить, зная, что ты – никто!.. – Тон его голоса перешел на крик, глаза словно бы покрылись корочкой льда, а виски стали влажными, как и руки, которыми он едва заметно жестикулировал в такт своим словам.
Берта все еще продолжала смотреть ему в глаза. В этом разговоре Сказочник открывался ей с совершенно другой стороны. С совершенно иной стороны, нежели она знала его раньше.
– Ты понимал? – ужасаясь от догадки прошептала она: – Сказочник, ты понимал, что чувствуют выдуманные тобой персонажи, так? Как мучаются они до того, как попадают в сказочный мир? Они всё забывают там, но… Не все же из них попадают туда, так?
Кивнув так резко, что у него самого закружилась голова, Сказочник отвел взгляд от Берты и посмотрел в открытое окно. Закат захлебывался в грозовых тучах, где-то далеко хлестал дождь, и солнце, усталое и выцветшее, собиралось сесть в грязную мокрую лужу – бескрайний горизонт. Отвечая ей, Сказочник словно бы разговаривал с воздухом в этой комнате:
– Морские Феи, которых ты так любишь, жаловались мне на свою прозрачность. Да, Берта, я всё это понимаю. Что я могу с этим сделать? У каждого в Мире свое место. Твой отец тоже сочиняет сказки время от времени. Это его призвание, от этого никуда не уйти. Когда он бросает это дело, я продолжаю один. Эти сказки, что так любят маленькие дети читать или слушать перед сном. О Прекрасных Принцах, их Любимых Дамах, Гордых Рыцарях и Жадных Разбойниках… Каждому отведена своя роль, так же и мы проживаем свою жизнь. Ты можешь убедиться в этом повсюду. В сказке то же самое, только, в отличие от реального Мира, персонажи могут встретиться со своими Авторами. А мы обречены вечно бродить в поисках источника нас самих.
Снова кивнув, словно бы соглашаясь с самим собой, он поднялся и вышел, едва-едва шаркая домашними туфлями по полу.
И пока Сказочник погружался в тихое и грустное спокойствие, проливаясь грозой за Темным Лесом, Берта стояла посреди комнаты, ударяемая ветром в спину, и исходила яростью.
« – Почему он так думает? Почему?!..».
В ее спину прилетел комок смятой бумаги. Обернувшись, Берта увидела, что это Берти залез в окно, и теперь он стоит и наблюдает, как она едва ли не дымится от злости.
– Эй, Берта! Ты всегда сидишь одна, где-то в полете собственных мыслей, не обращая внимания совершенно ни на что? Почему ты так выглядишь?
– А ты всегда бумажками кидаешься?
Он засмеялся, спрыгнул с подоконника и шлепнулся рядом с ней на пол:
– Неплохой же беспорядок ты здесь устроила. Мстишь за что-то нашему старику? Нехорошо!
– Да нет же, – ярость из девушки словно бы выветрилась: – Сказочник сам все это поразбросал. Кстати, на листах… Это же ты…
– Да ну?! – Он поднял первый попавшийся исписанный клочок и расхохотался: – Верно! Это точно я!
– Сказочник сказал, их нужно сжечь…
Берти замолчал мгновенно и внимательно посмотрел на Берту:
– Правда? И ты знаешь, что будет после?
– Я предполагаю, что это уничтожит тебя…
Он наигранно-радостно кивнул:
– Так сделай это, – встал с пола и снова направился к окну: – Я подслушал, что ты любишь случать пение Морских Фей, это правда?
– Ты подслушал? – Берта недовольно, но игриво нахмурилась.
– Любишь?
– Да, по утрам…
Сев на подоконник, он воскликнул:
– Тогда, до завтрашнего утра!
– Подожди, закричала она вдогонку, тоже подскакивая с пола: – А что же мне делать с этими листами?
– Ну, ты умница, я думаю, поступишь как нужно.
– Так что?
Берти спрыгнул вниз, и она не услышала его ответа.
Подмигнув ей, он исчез за углом дома, Берта едва не вывалилась в окно, пытаясь заглянуть подальше.
А листы так и остались лежать на полу, едва шелестя от легкого ночного ветра. Собирать их девушка не стала, оставляя жизнь Счастливчика Берти на волю Сказочника. Но и Сказочнику она решила не говорить о том, что пеплом персонаж по имени Альберт так и не стал.
Утро для нее наступило раньше рассвета. Берте безумно хотелось знать, оставил ли Сказочник для Берти право на существование, уничтожил ли его или просто не знал и не заметил, что исписанные бумаги лежали нетронутыми в примерочной комнате всю ночь.
– Тук-тук, я – твой друг, – Счастливчик влез в приоткрытое окно ее комнаты, принеся с собой запах росы и немного земли на ботинках с клумбы тюльпанов, что росли внизу.
– Ты не умеешь заходить в двери, да? – Спросила она недовольным тоном.
– Но ты ждала именно этого. Или быть может, я ошибаюсь?
Только теперь Берта увидела: Берти обладал крайним самодовольством. Настолько, что мог задавать подобный вопрос даже не задумываясь. И она почувствовала, что ей ужасно хочется его разочаровать:
– Совсем нет. Я ждала рассвет, когда станут танцевать Морские Феи. Причем же здесь ты?
Он обиженно свел брови пирамидкой вверх:
– Морские Феи?.. Вот так вот, – его голос действительно звучал огорченно, но не без насмешки: – Ты так легко разбиваешь мне сердце: Морские Феи важнее меня…
Берта рассмеялась. Ей было приятно, что он заигрывает с ней, и, одновременно, не хотелось показаться ни слишком заинтересованной, ни слишком холодной. Она отвернулась и сделала вид, что он ей вовсе не интересен, продолжая заправлять свою постель.
– И ты все еще наивна, Берта, словно ребенок, – Берти прикрыл одну створку окна, явно собираясь уходить: – Если захочешь, я объясню тебе, в чем твоя наивность. Приходи сейчас на ту поляну, где мы уже виделись.
Для Берты все это было крайне необычным. Недолго думая, она спрыгнула в окно сразу же вслед за ним, приземлившись в весьма мягкую клумбу все тех же красных «цветов для поцелуев».
Они устроились прямо на траве. Берти пришлось укутать Берту в свой затасканный пиджак, ей было холодно. Но рассвет еще только начинался.
– Я так и не посмотрю на своих Фей? – Грустно выдохнула она.
– Берта, почему ты так любишь наблюдать за ними?
– Они красивые, Берти. Такие ветреные… прозрачные…
– Пустые, – резко вставил он.
– Почему?
– Они не настоящие, Берта. Разве у них есть душа?
– Но ведь они тоже думают… Они тоже чувствуют, живут, – Берту удивлял тон его голоса, немного жестковатый для легкой утренней беседы.
– Их создал Сказочник, – возразил ей Счастливчик.
– Это значит, что и ты не настоящий, Берти?
Берти перевернулся на живот и начал травинкой выводить узоры на плече девушки:
– Очень даже может быть.
– Нет, – она оттолкнула от себя щекочущую ее руку: – Неправда…
– Откуда ты знаешь? Берта, скажи, откуда ты можешь это знать?
– Мы же общаемся, разговариваем…
Счастливчик принялся грызть травинку, которая мгновение назад скользила по ее плечу, отчего слова, которые он произносил, стали нечеткими, не выговоренными:
– Да, мы видимся, говорим, находимся рядом друг с другом, но как ты можешь определить, есть ли у меня душа? Как ты могла узнать, что у меня хорошая душа?
– Я не сказала, что у тебя хорошая душа, Берти.
Он выплюнул травинку и негромко, небрежно сказал: