Песня убогого странника
Я лугами иду – ветер свищет в лугах:Холодно, странничек, холодно,Холодно, родименькой, холодно!Я лесами иду – звери воют в лесах:Голодно, странничек, голодно,Голодно, родименькой, голодно!Я хлебами иду – что вы тощи, хлеба?С холоду, странничек, с холоду,С холоду, родименькой, с холоду!Я стадами иду: что скотинка слаба?С голоду, странничек, с голоду,С голоду, родименькой, с голоду!Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?Холодно, странничек, холодно,Холодно, родименькой, холодно!Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?Голодно, странничек, голодно,Голодно, родименькой, голодно!Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?С холоду, странничек, с холоду,С холоду, родименькой, с холоду!Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?С голоду, странничек, с голоду,С голоду, родименькой, с голоду!Я опять во луга – ветер свищет в лугах:Холодно, странничек, холодно,Холодно, родименькой, холодно!Я опять во леса – звери воют в лесах:Голодно, странничек, голодно,Голодно, родименькой, голодно!Я опять во хлеба, –Я опять во стада», –и т. д.–Пел старик, а сам поглядывал:Поминутно лесничокТо к плечу ружье прикладывал,То потрогивал курок.На беду, ни с кем не встретиться!– Полно петь… Эй, молодец!Что отстал?.. В кого ты метишься?Что ты делаешь, подлец! –«Трусы, трусы вы великие!» –И лесник захохотал(А глаза такие дикие!).– Стыдно! – Тихоныч сказал. –Как не грех тебе захожегоЧеловека так пугать?А еще хотел я дешевоМиткалю тебе продать! –Молодец не унимается,Штуки делает ружьем,Воем, лаем отзываетсяХохот глупого кругом.– Эй, уймись! Чего дурачишься? –Молвил Ванька. – Я молчу,А заеду, так наплачешься,Разом скулы сворочу!Коли ты уж с нами встретился,Должен честью проводить. –А лесник опять наметился.– Не шути! – «Чаво шутить!»Коробейники отпрянули,Бог помилуй – смерть пришла!Почитай что разом грянулиДва ружейные ствола.Без словечка Ванька валится,С криком падает старик…В кабаке бурлит, бахвалитсяТем же вечером лесник:«Пейте, пейте, православные!Я, ребятушки, богат;Два бекаса нынче славныеМне попали под заряд!Много серебра и золотца,Много всякого добраБог послал!» Глядят, у молодцаТочно – куча серебра.Подзадорили детинушку –Он почти всю правду бух!На беду его – скотинушкуТем болотом гнал пастух:Слышал выстрелы ружейные,Слышал крики… «Стой! винись!..»И мирские и питейныеТотчас власти собрались.Молодцу скрутили рученьки.«Ты вяжи меня, вяжи,Да не тронь мои онученьки!» –– Их-то нам и покажи! –Поглядели: под онучамиДенег с тысячу рублей –Серебро, бумажки кучами.Утром позвали судей,Судьи тотчас всё доведали(Только денег не нашли!),Погребенью мертвых предали,Лесника в острог свезли…1861«Что ни год – уменьшаются силы…»
Что ни год – уменьшаются силы,Ум ленивее, кровь холодней…Мать-отчизна! дойду до могилы,Не дождавшись свободы твоей!Но желал бы я знать, умирая,Что стоишь ты на верном пути,Что твой пахарь, поля засевая,Видит ведреный день впереди;Чтобы ветер родного селеньяЗвук единый до слуха донес,Под которым не слышно кипеньяЧеловеческой крови и слез.1861«В полном разгаре страда деревенская…»
В полном разгаре страда деревенская…Доля ты! – русская долюшка женская!Вряд ли труднее сыскать.Не мудрено, что ты вянешь до времени,Всевыносящего русского племениМногострадальная мать!Зной нестерпимый: равнина безлесная,Нивы, покосы да ширь поднебесная –Солнце нещадно палит.Бедная баба из сил выбивается,Столб насекомых над ней колыхается,Жалит, щекочет, жужжит!Приподнимая косулю тяжелую,Баба порезала ноженьку голую –Некогда кровь унимать!Слышится крик у соседней полосыньки,Баба туда – растрепалися косыньки, –Надо ребенка качать!Что же ты стала над ним в отупении?Пой ему песню о вечном терпении,Пой, терпеливая мать!..Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,Право, сказать мудрено.В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,Канут они – всё равно!Вот она губы свои опаленныеЖадно подносит к краям…Вкусны ли, милая, слезы соленыеС кислым кваском пополам?..1862–1863Зеленый шум[6]
Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Играючи, расходитсяВдруг ветер верховой:Качнет кусты ольховые,Подымет пыль цветочную,Как облако, – всё зелено:И воздух, и вода!Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Скромна моя хозяюшкаНаталья Патрикеевна,Водой не замутит!Да с ней беда случилася,Как лето жил я в Питере…Сама сказала, глупая,Типун ей на язык!В избе сам-друг с обманщицейЗима нас заперла,В мои глаза суровыеГлядит – молчит жена.Молчу… а дума лютаяПокоя не дает:Убить… так жаль сердечную!Стерпеть – так силы нет!А тут зима косматаяРевет и день и ночь:«Убей, убей изменницу!Злодея изведи!Не то весь век промаешься,Ни днем, ни долгой ноченькойПокоя не найдешь.В глаза твои бесстыжиеСоседи наплюют!..»Под песню-вьюгу зимнююОкрепла дума лютая –Припас я вострый нож…Да вдруг весна подкралася…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Как молоком облитые,Стоят сады вишневые,Тихохонько шумят;Пригреты теплым солнышком,Шумят повеселелыеСосновые леса;А рядом новой зеленьюЛепечут песню новуюИ липа бледнолистая,И белая березонькаС зеленою косой!Шумит тростинка малая,Шумит высокий клен…Шумят они по-новому,По-новому, весеннему…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Слабеет дума лютая,Нож валится из рук,И все мне песня слышитсяОдна – в лесу, в лугу:«Люби, покуда любится,Терпи, покуда терпится,Прощай, пока прощается,И – Бог тебе судья!»1862–1863«Надрывается сердце от муки…»
Надрывается сердце от муки,Плохо верится в силу добра,Внемля в мире царящие звукиБарабанов, цепей, топора.Но люблю я, весна золотая,Твой сплошной, чудно-смешанный шум;Ты ликуешь, на миг не смолкая,Как дитя, без заботы и дум.В обаянии счастья и славыЧувству жизни ты вся предана, –Что-то шепчут зеленые травы,Говорливо струится волна;В стаде весело ржет жеребенок,Бык с землей вырывает траву,А в лесу белокурый ребенок –Чу! кричит: «Парасковья, ау!»По холмам, по лесам, над долинойПтицы севера вьются, кричат,Разом слышны – напев соловьиныйИ нестройные писки галчат,Грохот тройки, скрипенье подводы,Крик лягушек, жужжание ос,Треск кобылок, – в просторе свободыВсё в гармонию жизни слилось…Я наслушался шума иного…Оглушенный, подавленный им,Мать-природа! иду к тебе сноваСо всегдашним желаньем моим –Заглуши эту музыку злобы!Чтоб душа ощутила покойИ прозревшее око могло быНасладиться твоей красотой.1863Орина, мать солдатская
День-деньской моя печальница,В ночь – ночная богомолица,Векова моя сухотница…Из народной песниЧуть живые в ночь осеннююМы с охоты возвращаемся,До ночлега прошлогоднего,Слава богу, добираемся.«Вот и мы! Здорово, старая!Что насупилась ты, кумушка!Не о смерти ли задумалась?Брось! пустая это думушка!Посетила ли кручинушка?Молви – может, и размыкаю».И поведала ОринушкаМне печаль свою великую.– Восемь лет сынка не видела,Жив ли, нет – не откликается,Уж и свидеться не чаяла,Вдруг сыночек возвращается.Вышло молодцу в бессрочные…Истопила жарко банюшку,Напекла блинов Оринушка,Не насмотрится на Ванюшку!Да недолги были радости.Воротился сын больнехонек,Ночью кашель бьет солдатика,Белый плат в крови мокрехонек!Говорит: «Поправлюсь, матушка!»Да ошибся – не поправился,Девять дней хворал Иванушка,На десятый день преставился… –Замолчала – не прибавилаНи словечка, бесталанная.«Да с чего же привязаласяК парню хворость окаянная?Хилый, что ли, был с рождения?..»Встрепенулася Оринушка:– Богатырского сложения,Здоровенный был детинушка!Подивился сам из ПитераГенерал на парня этого,Как в рекрутское присутствиеПривели его раздетого…На избенку эту бревнышкиОн один таскал сосновые…И вилися у ИванушкиРусы кудри как шелковые… –И опять молчит несчастная…«Не молчи – развей кручинушку!Что сгубило сына милого –Чай, спросила ты детинушку?»– Не любил, сударь, рассказыватьОн про жизнь свою военную,Грех мирянам-то показыватьДушу – Богу обреченную!Говорить – гневить Всевышнего,Окаянных бесов радовать…Чтоб не молвить слова лишнего,На врагов не подосадовать,Немота перед кончиноюПодобает христианину.Знает Бог, какие тягостиСокрушили силу Ванину!Я узнать не добивалася.Никого не осуждаючи,Он одни слова утешныеГоворил мне умираючи.Тихо по двору похаживалДа постукивал топориком,Избу ветхую облаживал,Огород обнес забориком;Перекрыть сарай задумывал.Не сбылись его желания:Слег – и встал на ноги резвыеТолько за день до скончания!Поглядеть на солнце красноеПожелал, – пошла я с Ванею:Попрощался со скотинкою,Попрощался с ригой, с банею.Сенокосом шел – задумался.«Ты прости, прости, полянушка!Я косил тебя во младости!» –И заплакал мой Иванушка!Песня вдруг с дороги грянула,Подхватил, что было голосу,«Не белы снежки», закашлялся,Задышался – пал на полосу!Не стояли ноги резвые,Не держалася головушка!С час домой мы возвращалися…Было время – пел соловушка!Страшно в эту ночь последнююБыло: память потерялася,Всё ему перед кончиноюСлужба эта представлялася.Ходит, чистит амуницию,Набелил ремни солдатские,Языком играл сигналики,Песни пел – такие хватские!Артикул ружьем выкидывалТак, что весь домишка вздрагивал;Как журавль стоял на ноженькеНа одной – носок вытягивал.Вдруг метнулся… смотрит жалобно.Повалился – плачет, кается,Крикнул: «Ваше благородие!Ваше!..» Вижу, задыхается.Я к нему. Утих, послушался –Лег на лавку. Я молилася:Не пошлет ли Бог спасение?..К утру память воротилася,Прошептал: «Прощай, родимая!Ты опять одна осталася!..»Я над Ваней наклонилася,Покрестила, попрощалася,И погас он, словно свеченькаВосковая, предыконная… –Мало слов, а горя реченька,Горя реченька бездонная!..1863Мороз, Красный нос
Посвящаю моей сестре Анне Алексеевне
Ты опять упрекнула меня,Что я с Музой моей раздружился,Что заботам текущего дняИ забавам его подчинился.Для житейских расчетов и чарНе расстался б я с Музой моею,Но бог весть, не погас ли тот дар,Что, бывало, дружил меня с нею?Но не брат еще людям поэт,И тернист его путь, и непрочен,Я умел не бояться клевет,Не был ими я сам озабочен;Но я знал, чье во мраке ночномНадрывалося сердце с печали,И на чью они грудь упадали свинцом,И кому они жизнь отравляли.И пускай они мимо прошли,Надо мною ходившие грозы,Знаю я, чьи молитвы и слезыРоковую стрелу отвели…Да и время ушло, – я устал…Пусть я не был бойцом без упрека,Но я силы в себе сознавал,Я во многое верил глубоко,А теперь – мне пора умирать…Не затем же пускаться в дорогу,Чтобы в любящем сердце опятьПробудить роковую тревогу…Присмиревшую Музу моюЯ и сам неохотно ласкаю…Я последнюю песню поюДля тебя – и тебе посвящаю.Но не будет она веселей,Будет много печальнее прежней,Потому что на сердце темнейИ в грядущем еще безнадежней…Буря воет в саду, буря ломится в дом,Я боюсь, чтоб она не сломилаСтарый дуб, что посажен отцом,И ту иву, что мать посадила,Эту иву, которую тыС нашей участью странно связала,На которой поблекли листыВ ночь, как бедная мать умирала…И дрожит и пестреет окно…Чу! как крупные градины скачут!Милый друг, поняла ты давно –Здесь одни только камни не плачут.Часть первая
Смерть крестьянина
1Савраска увяз в половине сугроба.Две пары промерзлых лаптейДа угол рогожей покрытого гробаТорчат из убогих дровней.Старуха в больших рукавицахСавраску сошла понукать.Сосульки у ней на ресницах,С морозу – должно полагать.2Привычная дума поэтаВперед забежать ей спешит:Как саваном, снегом одета,Избушка в деревне стоит,В избушке – теленок в подклети,Мертвец на скамье у окна;Шумят его глупые дети,Тихонько рыдает жена.Сшивая проворной иголкойНа саван куски полотна,Как дождь, зарядивший надолго,Негромко рыдает она.3Три тяжкие доли имела судьба,И первая доля: с рабом повенчаться,Вторая – быть матерью сына раба,А третья – до гроба рабу покоряться,И все эти грозные доли леглиНа женщину русской земли.Века протекали – всё к счастью стремилось,Всё в мире по нескольку раз изменилось,Одну только Бог изменить забывалСуровую долю крестьянки.И все мы согласны, что тип измельчалКрасивой и мощной славянки.Случайная жертва судьбы!Ты глухо, незримо страдала,Ты свету кровавой борьбыИ жалоб своих не вверяла, –Но мне ты их скажешь, мой друг!Ты с детства со мною знакома,Ты вся – воплощенный испуг,Ты вся – вековая истома!Тот сердца в груди не носил,Кто слез над тобою не лил!4Однако же речь о крестьянкеЗатеяли мы, чтоб сказать,Что тип величавой славянкиВозможно и ныне сыскать.Есть женщины в русских селеньяхС спокойною важностью лиц,С красивою силой в движеньях,С походкой, со взглядом цариц, –Их разве слепой не заметит,А зрячий о них говорит:«Пройдет – словно солнце осветит!Посмотрит – рублем подарит!»Идут они той же дорогой,Какой весь народ наш идет,Но грязь обстановки убогойК ним словно не липнет. ЦвететКрасавица, миру на диво,Румяна, стройна, высока,Во всякой одежде красива,Ко всякой работе ловка.И голод, и холод выносит,Всегда терпелива, ровна…Я видывал, как она косит:Что взмах – то готова копна!Платок у ней на ухо сбился,Того гляди косы падут.Какой-то парнек изловчилсяИ кверху подбросил их, шут!Тяжелые русые косыУпали на смуглую грудь,Покрыли ей ноженьки босы,Мешают крестьянке взглянуть.Она отвела их руками,На парня сердито глядит.Лицо величаво, как в раме,Смущеньем и гневом горит…По будням не любит безделья.Зато вам ее не узнать,Как сгонит улыбка весельяС лица трудовую печать.Такого сердечного смеха,И песни, и пляски такойЗа деньги не купишь. «Утеха!» –Твердят мужики меж собой.В игре ее конный не словит,В беде не сробеет – спасет:Коня на скаку остановит,В горящую избу войдет!Красивые, ровные зубы,Что крупные перлы у ней,Но строго румяные губыХранят их красу от людей –Она улыбается редко…Ей некогда лясы точить,У ней не решится соседкаУхвата, горшка попросить;Не жалок ей нищий убогий –Вольно ж без работы гулять!Лежит на ней дельности строгойИ внутренней силы печать.В ней ясно и крепко сознанье,Что всё их спасенье в труде,И труд ей несет воздаянье:Семейство не бьется в нужде.Всегда у них теплая хата,Хлеб выпечен, вкусен квасок,Здоровы и сыты ребята,На праздник есть лишний кусок.Идет эта баба к обеднеПред всею семьей впереди:Сидит, как на стуле, двухлетнийРебенок у ней на груди,Рядком шестилетнего сынаНарядная матка ведет…И по сердцу эта картинаВсем любящим русский народ!5И ты красотою дивила,Была и ловка, и сильна,Но горе тебя иссушило,Уснувшего Прокла жена!Горда ты – ты плакать не хочешь,Крепишься, но холст гробовойСлезами невольно ты мочишь,Сшивая проворной иглой.Слеза за слезой упадаетНа быстрые руки твои.Так колос беззвучно роняетСозревшие зерна свои…6В селе, за четыре версты,У церкви, где ветер шатаетПодбитые бурей кресты,Местечко старик выбирает;Устал он, работа трудна,Тут тоже сноровка нужна –Чтоб крест было видно с дороги,Чтоб солнце играло кругом.В снегу до колен его ноги,В руках его заступ и лом,Вся в инее шапка большая,Усы, борода в серебре.Недвижно стоит, размышляя,Старик на высоком бугре.Решился. Крестом обозначил,Где будет могилу копать,Крестом осенился и началЛопатою снег разгребать.Иные приемы тут были,Кладбище не то, что поля:Из снегу кресты выходили,Крестами ложилась земля.Согнув свою старую спину,Он долго, прилежно копал,И желтую мерзлую глинуТотчас же снежок застилал.Ворона к нему подлетела,Потыкала носом, прошлась:Земля как железо звенела –Ворона ни с чем убралась…Могила на славу готова, –«Не мне б эту яму копать!(У старого вырвалось слово.)Не Проклу бы в ней почивать,Не Проклу!..» – Старик оступился,Из рук его выскользнул ломИ в белую яму скатился,Старик его вынул с трудом.Пошел… по дороге шагает…Нет солнца, луна не взошла…Как будто весь мир умирает:Затишье, снежок, полумгла…7В овраге, у речки Желтухи,Старик свою бабу нагналИ тихо спросил у старухи:«Хорош ли гробок-то попал?»Уста ее чуть прошепталиВ ответ старику: – Ничего. –Потом они оба молчали,И дровни так тихо бежали,Как будто боялись чего…Деревня еще не открылась,А близко – мелькает огонь.Старуха крестом осенилась,Шарахнулся в сторону конь –Без шапки, с ногами босыми,С большим заостренным колом,Внезапно предстал перед нимиСтаринный знакомец Пахом.Прикрыты рубахою женской,Звенели вериги на нем;Постукал дурак деревенскойВ морозную землю колом,Потом помычал сердобольно,Вздохнул и сказал: «Не беда!На вас он работал довольно!И ваша пришла череда!Мать сыну-то гроб покупала,Отец ему яму копал,Жена ему саван сшивала –Всем разом работу вам дал!..»Опять помычал – и без целиВ пространство дурак побежал.Вериги уныло звенели,И голые икры блестели,И посох по снегу черкал.8У дома оставили крышу,К соседке свели ночеватьЗазябнувших Машу и ГришуИ стали сынка обряжать.Медлительно, важно, суровоПечальное дело велось:Не сказано лишнего слова,Наружу не выдано слез.Уснул, потрудившийся в поте!Уснул, поработав земле!Лежит, непричастный заботе,На белом сосновом столе,Лежит неподвижный, суровый,С горящей свечой в головах,В широкой рубахе холщовойИ в липовых новых лаптях.Большие, с мозолями, руки,Подъявшие много труда,Красивое, чуждое мукиЛицо – и до рук борода…9Пока мертвеца обряжали,Не выдали словом тоски,И только глядеть избегалиДруг другу в глаза бедняки,Но вот уже кончено дело,Нет нужды бороться с тоской,И что на душе накипело,Из уст полилося рекой.Не ветер гудит по ковыли,Не свадебный поезд гремит –Родные по Прокле завыли,По Прокле семья голосит:«Голубчик ты наш сизокрылый!Куда ты от нас улетел?Пригожеством, ростом и силойТы ровни в селе не имел.Родителям был ты советник,Работничек в поле ты был,Гостям хлебосол и приветник,Жену и детей ты любил…Что ж мало гулял ты по свету?За что нас покинул, родной?Одумал ты думушку эту,Одумал с сырою землей –Одумал – а нам оставатьсяВелел во миру, сиротам,Не свежей водой умываться,Слезами горючими нам!Старуха помрет со кручины,Не жить и отцу твоему,Береза в лесу без вершины –Хозяйка без мужа в дому.Ее не жалеешь ты, бедной,Детей не жалеешь… Вставай!С полоски своей заповеднойПо лету сберешь урожай!Сплесни, ненаглядный, руками,Сокольим глазком посмотри,Тряхни шелковы́ми кудрями,Сахарны уста раствори!На радости мы бы сварилиИ меду и браги хмельной,За стол бы тебя посадили:«Покушай, желанный, родной!»А сами напротив бы стали,Кормилец, надежа семьи!Очей бы с тебя не спускали,Ловили бы речи твои…»10На эти рыданья и стоныСоседи валили гурьбой:Свечу положив у иконы,Творили земные поклоныИ шли молчаливо домой.На смену входили другие,Но вот уж толпа разбрелась,Поужинать сели родные –Капуста да с хлебушком квас.Старик бесполезной кручинеСобой овладеть не давал:Подладившись ближе к лучине,Он лапоть худой ковырял.Протяжно и громко вздыхая,Старуха на печку легла,А Дарья, вдова молодая,Проведать ребяток пошла.Всю ноченьку, стоя у свечки,Читал над усопшим дьячок,И вторил ему из-за печкиПронзительным свистом сверчок.11Сурово метелица вылаИ снегом кидала в окно,Невесело солнце всходило:В то утро свидетелем былоПечальной картины оно.Савраска, запряженный в сани,Понуро стоял у ворот;Без лишних речей, без рыданийПокойника вынес народ.Ну, трогай, саврасушка! трогай!Натягивай крепче гужи!Служил ты хозяину много,В последний разок послужи!..В торговом селе ЧистопольеКупил он тебя сосунком,Взрастил он тебя на приволье,И вышел ты добрым конем.С хозяином дружно старался,На зимушку хлеб запасал,Во стаде ребенку давался,Травой да мякиной питался,А тело изрядно держал.Когда же работы кончалисьИ сковывал землю мороз,С хозяином вы отправлялисьС домашнего корма в извоз.Немало и тут доставалось –Возил ты тяжелую кладь,В жестокую бурю случалось,Измучась, дорогу терять.Видна на боках твоих впалыхКнута не одна полоса,Зато на дворах постоялыхПокушал ты вволю овса.Слыхал ты в январские ночиМетели пронзительный войИ волчьи горящие очиВидал на опушке лесной;Продрогнешь, натерпишься страху,А там – и опять ничего!Да, видно, хозяин дал маху –Зима доконала его!..12Случилось в глубоком сугробеПолсуток ему простоять,Потом то в пару, то в ознобеТри дня за подводой шагать:Покойник на срок торопилсяДо места доставить товар.Доставил, домой воротился –Нет голосу, в теле пожар!Старуха его окатилаВодой с девяти веретенИ в жаркую баню сводила,Да нет – не поправился он!Тогда ворожеек созвали –И поят, и шепчут, и трут –Всё худо! Его продевалиТри раза сквозь потный хомут,Спускали родимого в пролубь,Под куричий клали насест…Всему покорялся, как голубь, –А плохо – не пьет и не ест!Еще положить под медведя,Чтоб тот ему кости размял,Ходебщик сергачевский Федя –Случившийся тут – предлагал.Но Дарья, хозяйка больного,Прогнала советчика прочь:Испробовать средства иногоЗадумала баба: и в ночьПошла в монастырь отдаленный(Верстах в тридцати от села),Где в некой иконе явленнойЦелебная сила была.Пошла, воротилась с иконой –Больной уж безгласен лежал,Одетый как в гроб, причащенный,Увидел жену, простоналИ умер…13…Саврасушка, трогай,Натягивай крепче гужи!Служил ты хозяину много,В последний разок послужи!Чу! два похоронных удара!Попы ожидают – иди!..Убитая, скорбная пара,Шли мать и отец впереди.Ребята с покойником обаСидели, не смея рыдать,И, правя савраской, у гробаС вожжами их бедная матьШагала… Глаза ее впали,И был не белей ее щекНадетый на ней в знак печалиИз белой холстины платок.За Дарьей – соседей, соседокПлелась негустая толпа,Толкуя, что Прокловых детокТеперь незавидна судьба,Что Дарье работы прибудет,Что ждут ее черные дни.«Жалеть ее некому будет», –Согласно решили они…14Как водится, в яму спустили,Засыпали Прокла землей;Поплакали, громко повыли,Семью пожалели, почтилиПокойника щедрой хвалой.Сам староста, Сидор Иваныч,Вполголоса бабам подвыл,И «Мир тебе, Прокл Севастьяныч! –Сказал. – Благодушен ты был,Жил честно, а главное: в сроки,Уж как тебя Бог выручал,Платил господину оброкиИ подать царю представлял!»Истратив запас красноречья,Почтенный мужик покряхтел:«Да, вот она, жизнь человечья!» –Прибавил – и шапку надел.«Свалился… а то-то был в силе!..Свалимся… не минуть и нам!..»Еще покрестились могилеИ с богом пошли по домам.Высокий, седой, сухопарый,Без шапки, недвижно-немой,Как памятник, дедушка старыйСтоял на могиле родной!Потом старина бородатыйЗадвигался тихо по ней,Ровняя землицу лопатойПод вопли старухи своей.Когда же, оставивши сына,Он с бабой в деревню входил:«Как пьяных, шатает кручина!Гляди-тко!..» – народ говорил.15А Дарья домой воротилась –Прибраться, детей накормить.Ай-ай! Как изба настудилась!Торопится печь затопить,Ан глядь – ни полена дровишек!Задумалась бедная мать:Покинуть ей жаль ребятишек,Хотелось бы их приласкать,Да времени нету на ласки.К соседке свела их вдова.И тотчас, на том же савраске,Поехала в лес, по дрова…Часть вторая