Книга Заслуженный гамаковод России - читать онлайн бесплатно, автор Алексей Алексеевич Иванников. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Заслуженный гамаковод России
Заслуженный гамаковод России
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Заслуженный гамаковод России

Что сказать о том периоде, который последовал за скоропалительным завершением моего путешествия? Я находился просто в жутком состоянии, и единственной моей заботой было выжить в ближайшую зиму. Обмороженные пальцы на лапах и обветренная кожа – особенно на морде – нуждались в длительном лечении и уходе, а отощавшее и поджатое брюхо, испорченное не самой доброкачественной пищей, требовало правильного и усиленного питания, так что сразу после отлёта уток я начал осваиваться на новом месте. К сожалению, я не мог использовать так удачно найденные слова для привлечения новых сторонников: устроенное утками побоище весьма серьёзно отразилось на здоровье и состоянии духа местных обитателей, и они в свою очередь также могли выместить на мне сквозившую в глубине ярость. Я представился как несчастный беженец, лишившийся родного водоёма и вынужденный искать новое прибежище, и поскольку многие кочки были незанятыми, то на одной из них я и разместился. Мою повозку в порыве ярости утки разнесли в клочья, и поскольку никто из местных обитателей не видел нашего приземления, то лишних вопросов мне задавать не стали. Да и разве смог бы кто-то из них представить, что я пересёк огромную территорию, используя уток в качестве тягловой силы?

Но пока что стоило помалкивать о своей гениальности и тех успехах, которых мне удалось достичь благодаря ей. Не везде ведь меня встречали с распростёртыми объятиями, во многих же случаях сознание моих успехов отрицательно действовало на местных квакушек: кто ж из добившихся высокого положения с помощью подковёрных интриг или удачного стечения согласен был бы признать моё первенство благодаря честному соревнованию в реальных достижениях? Поэтому мне просто пришлось заставить себя ни разу даже не упомянуть о злосчастных утках, внёсших такой беспорядок в местную жизнь: как и все прочие я готовился к трудной зимовке, наращивая запасы жира и проявляя повышенный аппетит. Здесь уж я смирился и временно забыл о недавних подвигах и собственных громогласных утверждениях: я нырял за каждым слизняком, попадавшимся в поле зрения, и не пропускал ни одного кузнечика и самой тощей мошки или блохи, по неосторожности залетавшей в сферу действия моего языка, и только это вместе с благотворным влиянием чистой проточной воды спасло меня. Недалеко протекавший ручей – место зимовки местных обитателей – дал мне возможность залечить раны, и когда следующей весной жаркое солнце ударило по белым сугробам и заставило их съёжиться, а потом раствориться в текущих повсюду потоках: я уже мало отличался от местных лягушек по внешним данным. Настоящие отличия находились внутри, однако неизвестно было: как всё это восприняли бы аборигены. Я уже почти породнился с ними: ко мне относились как к одному из самых уважаемых и сильных самцов, сопровождая это соответствующими атрибутами: доставшаяся мне кочка находилась в одном из лучших регионов, и приглянувшаяся самка сразу же откликнулась на призывный весенний зов. Мне не хотелось пока что разрушать сложившуюся иллюзию, и ведь именно так могло получиться, если бы я выложил всё, что знаю и чего достиг ценой огромных усилий. Осваиваясь в новой жизни, я хотел постепенно, по чуть-чуть приучить всех к собственной необычности, чтобы потом уже заставить их поверить мне по-настоящему и получить сполна давно заслуженное. Однако местные квакушки – как и все остальные – не отличались полётом фантазии: стоило завести разговор о великих целях – к которым должно всем стремиться – и взгляд собеседников сразу становился туманным и отсутствующим, так что даже ближайшим соседям – располагавшимся на ближних кочках – я быстро надоел со своими странными историями. Для лучшего переваривания насекомых – говорили они – необходимо сосредотачиваться на токе гормонов, всякие же отвлечения могут лишь испортить желудок, а лишняя потеря бдительности – как известно – также к добру не приводит. «И как тебя до сих пор никакая цапля не подцепила?» Аргумент насчёт цапли выглядел убедительно, но ведь это значит, что какие-то непонятные силы вели меня по жизни и в самом деле отводили от меня все возможные удары! Докажи это только попробуй квакшам, руководствующимся только интересами собственного брюха и не признающим других авторитетов! Так постепенно мне и надоело выступать с заумными речами, которые и так воспринимались как мои личные фантазии. Я уже и сам отяжелел и раздался во все стороны: с таким-то брюхом тяжело было бы уткам везти меня долгие часы без перерыва, а придумывать что-то новое мне больше не хотелось. Даже накидку – защищающую тело от холода и жары – я не доделал до конца, когда обнаружил, насколько я расширился в плечах и в животе. Так что настоящее потрясение перенёс я, когда впервые услышал историю о своих героических странствиях, всю исковерканную и перевранную, поскольку явно через многие болота и водоёмы пришлось перебираться ей, прежде чем она дошла до меня.

Вначале я даже не сразу понял это: одно лишь упоминание того, как я цеплялся за веточку плотно сжатым ртом, должно было вызвать гомерический хохот у любого более-менее разумного обитателя болота: хотел бы я посмотреть на того, кто смог отважиться на подобный трюк. Я ведь не цирковая лягушка, согласная совершить один смертельный номер, после чего арену пришлось бы убирать и искать на следующее выступление новых артистов! Мои же философские начинания явно оказались недооценены и почти полностью выпали из кадра: что ещё больше доказывает их глубину и самоценность. Моё великое предприятие – несколько раз едва не кончавшееся трагически – выглядело теперь как шальная инициатива решивших поразвлечься уток: и хотел бы я посмотреть, что сталось бы с теми, кто попробует получить от вредных заносчивых птиц хоть что-то, ничего не предлагая взамен! Передававшие из уст в уста историю глупые квакушки явно никогда даже близко не подходили к уткам, иначе они бы не пороли такую откровенную чушь о наших взаимоотношениях: они бы ещё сочинили, как утки ловили бабочек и стрекоз и кормили меня во время полёта! Однако безграничная глупость квакушек остановилась у этой черты, заставляя всех в конце концов прослезиться и расплакаться: при описании уже завершающей стадии истории.

Но больше всего задело и оскорбило меня то, что вслед за рассказанной историей просочился слух о том, что счастливо спасшаяся лягушка-путешественница обитает в соседнем болоте и уже по десятому или пятнадцатому кругу рассказывает сагу о своих скитаниях и счастливом возвращении на историческую родину. Будто бы утки – забрав с собой и прокатив её до места зимовки – при отлёте домой снова взяли её с собой. В конце же очередного сезона они захотели повторить ту же операцию, и только неудачное стечение обстоятельств помешало им в этот раз. Я уже хотел было добраться до наглого самозванца и набить ему морду: уж я бы отдубасил его своими закалёнными нелёгкой жизнью ляжками, но продолжавшийся брачный сезон заставил отложить дело, а потом уже из нескольких мест потекли те же пропитанные ложью и коварством слухи. Меня бы подняли на смех, если бы я предъявил свои претензии и попытался отстоять законные права! Слухи же о моей миссионерской деятельности – пусть медленно и тихо – но набирают обороты: я уже слышал из разных мест растекающиеся по болотам и озёрам мои лозунги и призывы: они уже задевают многих, и я верю, что меня действительно ведут по жизни великие могучие силы, которые рано или поздно заставят всех лягушек слиться в едином хоре и выйти на дорогу, которую указал им я: великий учёный и изобретатель, путешественник и пророк.

2007

Крыса

Ещё утром, глядясь в лужу у помойки (усы – в линию, чёлка – по высшему разряду) я ощущал себя полностью счастливым и всем довольным: да и что могло помешать мне в этом тогда? Только что я догрыз горбушку – так и источавшую пряные и столь сильные запахи! – и после спокойно проведённой ночи даже не хотелось спать, так что я решил навестить пару приятелей из подвала ближней высотки, как вдруг: выкатывается из-за бака Огрызок и заявляет: Вожак хочет тебя видеть. Огрызок у нас всегда такими делами занимается: сбегать куда или передать просьбу, но чтобы мне – и в такой форме? Хотел тут же тяпнуть наглеца: однако увидел оскаленную пасть и решил пока не трогать; к тому же явно не случайно он был пропитан наглостью и чванством. Знаю ведь я его крысиную душу – низкую и подлую – и потому стараюсь не связываться: несмотря на явное превосходство и в силе, и по рангу. Сволочь – он и есть сволочь: особенно когда ему Вожак позволяет хамить и совершенно явно нарушать субординацию – святое из святого. А с Вожаком лишний раз связываться – себе дороже обойдётся, особенно при Рыжем или том же Огрызке: всегда встающих на его сторону.

Выяснять отношений я не стал-таки: уж слишком серьёзен он был и важен; велев указывать дорогу – на что не последовало никаких возражений – я двинулся за ним, стараясь на ходу понять причины столь торжественного приглашения. Ведь прекрасно знает же – где я ночую – и Огрызку явно пришлось немало побегать: чтобы найти меня; так что было бы удивительно: если дело заключается в ерунде, совсем несрочной и почти необязательной: типа родов Красотки или, к примеру, Побирушки.

Я, конечно, не спорю: эпизод это важный и в самом деле торжественный. И когда все окружают нору, а потом Мамочка выставляет новеньких на свет, а все их оглядывают и облизывают – то даже мне приятно становится. Однако не хуже они знают и другое: когда я занят – а размышления на досуге для меня имеют чрезвычайное значение – то из-за подобных событий не стану я куда-то бежать. Ну а что они хотели бы: чтобы из-за чьих-то прихотей я изменил образ жизни? Не бывать подобному: никогда и ни за что.

На сходках они всегда шушукаются и выдвигают обвинения: а почему ему сходит с рук, что он оторвался от стаи и ведёт себя так нагло? С первым обвинением я вполне готов согласиться; второе же – полный бред и вымысел. Как мне положено по рангу – так и веду себя. И почему они забывают – кто был их спасителем позапрошлой зимой: ведь это я нашёл тогда лазейку и вывел почти всех из приготовленной ловушки, готовой вот-вот захлопнуться и затопить всех ледяной водой. И кто ещё смог бы сделать подобное: прогрызть за то время, что оставалось до гибели – целый ход в деревянной переборке? Однако не ценят они подобного: и возникают всё больше и больше.

Они спрашивают: почему ты поддерживаешь контакты с врагами и конкурентами? Что мне ответить: а если б не поддерживал, то откуда мы узнали бы дорогу в некое помещение, где висят толстые батоны колбасы и сложены колёса сыра? Они ведь что думают: так просто было всё узнать и разведать, и суметь договориться с другими – уже знающими дорогу – о разделе сфер? Пускай сами попробовали бы: я бы полюбовался на их оцарапанные морды и ободранные хвосты после первого же визита. Сразу заговорили бы по-другому.

Или ещё: а что ты забыл в той высотке, что рядом с нами, и не завёл ли ты там случаем подружку – помимо Мамзельки? Когда об этом говорят втихую – ещё ладно, но на сходке в присутствии Мамзели: уже наглость и свинство. А если и завёл: какое их крысиное дело? Выступает же больше всех как раз Огрызок: вижу я, как он на неё смотрит, и давно бы его ещё больше обкорнал: если бы не заступничество Вожака и Рыжего, так и лезущих туда, где их присутствие вовсе не обязательно.

Но в действительности эти слухи ни на чём не основаны: просто дают хороший повод для посягательства на мой авторитет. И умные порядочные крысы – вроде Мамочки или Бродяги – прекрасно понимают это и препятствуют распространению подобных мнений. А то бы они ещё не того насочиняли: знаю я их интересы и пристрастия.

Что же касается истинных мотивов такого отношения ко мне, то можно сказать с уверенностью: их просто гложет чёрная зависть. Зависть к тому, что мне единственному доступен вход и я один – из всей стаи – могу воспользоваться запасами бесценных напитков, сложенных в некоем помещении. Не напрасно вход туда охраняется столь тщательно и чужакам там если что и светит – то лишь возможность быть покусанным. Заведя же себе приятелей – что было для меня не слишком-то сложно – я получил возможность в любой момент окунать усы в лужу с бархатным тёмным пивом. Не всегда, впрочем, во время моих визитов туда я обнаруживаю на полу разлитую лужу, у которой толкается с десяток разомлевших и уже нагрузившихся приятелей: и вот тут наступает мой звёздный час, и мои авторитет и значимость резко поднимаются.

Потому что только я один – из всех, с кем до сих пор меня сводила судьба – способен на такое: разгрызать жестяные банки. Я торжественно вползаю в зал, где все уже в нетерпении ждут и выстроились – наподобие почётного караула – давая дорогу к заранее приготовленной батарее. Иногда даже за мной специально присылают: если я долго не появляюсь и почему-либо люди – использующие помещение под свои надобности – ничего не разливают и таким образом вынуждают нас самих браться за дело. По силе и крепкости резцов мне нет равных, и тут-то я и использую их с максимальной пользой и выгодой. Я обхватываю банку всеми лапами и крепко прижимаюсь к ней телом, а потом делаю резкий надкус, и если всё проходит успешно, то что тут потом бывает! Фонтан брызг и суетящиеся рядом приятели, подставляющие в нетерпении морды, а я иду к следующей банке, чтобы проделать ту же операцию.

Однако следует признать, что надо с осторожностью подходить к выбору банок: иногда мне подсовывают – безусловно, ненарочно – ёмкости с такой жидкостью, какую ни одна нормальная крыса пить не станет. По внешнему виду почти невозможно отличить их друг от друга: везде что-то нарисовано, но попробуй просто так разберись – а что же в них такое? Так что вначале я стараюсь принюхиваться к тому, что к банкам прилипло, и только потом уже – оставив в покое подозрительные и непонятные – приступаю к главной процедуре.

Открыв же нужное количество – о чём хозяева тут же с благодарностью сообщают – я забираюсь в укромное место и устраиваю себе удобное лежбище. Не стану же я толкаться со всеми в одной куче: может, кому-то и приятно подобное, но только не мне. Отгрызёшь этак краешек и лежишь потом блаженствуешь: усы и морда пропитываются драгоценными ароматами, желудок заполняется, а в душе воцаряются довольство и покой. И никакая банда – Вожак вкупе с Рыжим и Огрызком – уже не страшна и не играет никакой роли: хоть всех их вместе сюда подавай!

Но в действительности я хорошо понимаю опасность такой эйфории: и не дай бог мне в подобном состоянии вступить в настоящую схватку. Из своего укрытия неоднократно я имел возможность наблюдать за хозяевами, устраивавшими – после солидных возлияний – выяснения отношений и даже ранговые поединки. Насосутся этак две крысы – находясь в разных углах лужи – до умопомрачения, а покрасневшими глазами уже друг на друга так и посверкивают, пока наконец одна из них – вспомнив о былых счётах и обидах – не хлестнёт хвостом по луже: облив и врага, и нечаянных свидетелей; свидетели – кто не хочет лезть – конечно в сторону, а две обалдевшие крысы прямо тут же – посреди пивной лужи – и начинают поединок.

Однако ничего интересного и увлекательного в смысле качества приёмов или тактических уловок, не говоря о скорости перемещения здесь не происходит. Уж как они стараются и изображают ярость и желание разделаться с врагом! однако на практике всё это реализуется в жалкие полусмешные выпады и столь же нелепые уходы, и больше всего – в неумелое пыхтение и топтание, так что встретившись в подобном состоянии с настоящим противником – не нагрузившимся драгоценной жидкостью – даже сильный взрослый самец не всегда одолеет неопытного юнца. Чем некоторые из юнцов – для поднятия авторитета и ранга – и пользуются: специально ждут они, пока подходящий противник нагрузится как следует, и только потом уже вылезают из какой-нибудь дыры и начинают хамить и приставать.

Так что во время подобных эксцессов лучше находиться на расстоянии: здесь и безопаснее, и обзор намного выгоднее, не говоря об угрозах со стороны естественных врагов: кошек или собак. Ведь когда крыса в полной готовности: уши торчком, глаза горят, а нос так и ходит из стороны в сторону, оценивая многообразные запахи – попробуй её поймай в тёмном подвале, заставленном ящиками и мешками: даже огромным взрослым котам далеко не всегда удаётся справиться и весьма часто они остаются ни с чем. Пьяная же крыса – лёгкая добыча даже для невыросшего котёнка или собаки, даром что для собак мы не являемся пищей и служим лишь забавой: для охотничьих игр.

Что же касается собак, то лишь на открытом пространстве у них появляются весомые шансы на успех: уж в беготне-то они сильны как никто, и тут спасение крысы – в её находчивости и проворстве. Ведь одной агрессивности может и не хватить – собаки такие встречаются, что даже взрослая полноценная крыса может целиком поместиться в её пасти – и когда в отчаянии она начинает бросаться, то ведь одним ударом лапы такой барбос может оглушить её, а потом уж добить, сдавив всего один раз мощными челюстями безвольное слабое тело.

Из чего в результате следует главная крысиная мораль: осторожность, осторожность и ещё раз осторожность! Наша жизнь – это жизнь в подполье, по углам и щелям, выход из которых допустим лишь в наиболее благоприятных условиях: ночью, когда дозорные не дремлют и тщательно стерегут общий покой – вот тогда-то мы и разгуливаемся, реализуя главную стратегическую цель и задачу, до воплощения которой всё же пока далеко: заполнить собой весь мир. Размышляя на досуге – что вызывает такое недовольство сородичей – я пришёл к неопровержимым выводам: ведь если наше преимущество в полной мере реализуется в узких ходах и коридорах, то для достижения цели весь мир обязан стать одним сплошным коридором, лазая по которому – по всем сторонам и направлениям – мы быстро наведём порядок, подчинив себе всех прочих – а также уничтожив тех, кто с нами не согласится.

Когда я проповедую подобные идеи – что случается не слишком часто – то многие задают вопрос: а как этого достичь? Готовых рецептов у меня, разумеется, нет, ну а кто на моём месте смог бы составить чёткий и понятный план действий? Я пока не встречал таких, но твёрдо можно утверждать одно: надо думать, думать и ещё раз думать. Может даже: отобрать на совете – созванном всеми стаями и кланами – специально тех, кто способен заботиться не только о низшем – как достать, например, кусок сыра из крысоловки; предоставив же в их распоряжение все возможности – опыт поколений и материальные ресурсы – вполне допустимо было бы рассчитывать на какие-то результаты. Главным же направлением должна стать борьба с самым сильным и опасным врагом: с человеком.

Ведь сколько существует легенд и сказаний, затрагивающих наши взаимоотношения – чаще окрашенные в трагические тона, и очень во многих из них можно найти указание на близкое наше родство. Подойди к любой самой задрипанной крысе и спроси её: кто есть крыса человеку? – и без запинки она ответит: младший брат. А ещё спроси: почему же они так плохо к нам относятся? и получишь ответ: а потому что они нас предали. Азбучные истины, не требующие доказательства и проверки, и вынуждающие нас – с прискорбием – считать человека главным врагом и противником.

Потому что в действительности – признав нас союзниками и младшими родичами – люди ведь могли бы получить очевидную выгоду. Оказав нам поддержку – всего лишь на начальном этапе – они помогли бы нам уничтожить мышей, кротов и прочих вредителей. В свою очередь им пришлось бы покончить с кошками и собаками: нашими естественными врагами. В этом плане я даже не претендую на нашу гегемонию: мы честно разделили бы сферы влияния, после чего наступило бы общее благоденствие, ненарушаемое войнами и конфликтами: то, что на поверхности – собственность людей, находящееся же внутри укрытий – уже в нашей компетенции.

Однако необходимо признать, что подобный план вряд ли имеет даже малейшие шансы на успех: не согласятся люди на избавление от верных друзей и помощников – кошек и собак – и потому мы должны сами позаботиться о своём процветании. А то, что будущее за нами: кто может в этом сомневаться? Ведь даже только родившиеся крысята, едва оторвавшись от материнских сосков – даже они сразу узнают и понимают: мы – будущие властелины мира! Да и как может быть иначе: кто лучше нас приспособлен к самым невыносимым условиям – жаре, холоду, отсутствию пищи и всему остальному, что способствует противоестественной убыли? И мы бы ещё посмотрели: а что сталось бы с теми же кошками или собаками, окажись они в наших условиях и попав под столь же жёсткий прессинг со стороны самой грозной и опасной силы: человека.

Они ведь предатели: предатели давние и злобные, предатели подлые и нераскаявшиеся, и только постоянно усиливающие на нас давление. А как поступают с предателями? Их уничтожают: жестоко и беспощадно. Я могу представить себе это зрелище: когда они ослабнут – что по всем законам неминуемо и рано или поздно произойдёт – вот тогда мы и вылезем из всех подвалов, нор и щелей – вот это будет зрелище! – когда лавина боевых крыс, всё сметая и уничтожая по дороге будет истреблять их всех – одного за другим – как они истребляют нас, не считаясь ни с какими нормами и приличиями. Когда же всё закончится и последний человек станет прахом, а все их творения – включая живых тварей, находящихся под их контролем и покровительством – найдут достойное применение либо будут также уничтожены – вот тогда и наступит наше время: золотое время уже вечного крысиного царства!

Если же говорить серьёзно, то нужно уже сейчас думать о его приближении. Чему и посвящены мои размышления на досуге: в первую очередь. Но именно подобное занятие вызывает негативную реакцию горячо любимых соплеменников: во главе с Вожаком и Красоткой. Для них есть только этот день, которым они и живут, совершенно не заботясь о будущем. Иначе как следует относиться ко всем их претензиям и придиркам: не помогает, мол, в повседневных делах и заботах и ведёт антиобщественный образ жизни? Не желают они понимать: с повседневными делами и Вожак справится, у меня же иная стезя: быть первооткрывателем. Разве я претендую на его главенство над всеми и отказываюсь помогать стае – когда действительно необходимо: отбиться от врагов или освоить новый ареал? Ничуть не бывало: на скольких крысиных шкурах остались следы моих зубов и скольких врагов я обратил в бегство: получив при этом сам немало ран и рубцов. Но разве их заботит подобное: им лишь бы покричать побольше – для поддержания авторитета и его возможного укрепления, независимо от заслуг и возможностей, по которым и должна строиться истинная иерархия в настоящей и полноценной крысиной стае.

Ведь когда Вожак говорит – «я первый» – то за этим скрывается его действительное превосходство в силе и массе, помноженное на его постоянную заботу обо всех и каждом. Уж как он умеет продемонстрировать своё лидерство и поставить на место возомнившего о себе слишком много наглеца и самозванца: он только рыкнёт разок и взглянет этак многозначительно, и где же тогда вся спесь и наглость? уже улетучилась, и снова в стае воцаряются мир и покой. А забота о приболевших и временно нуждающихся в помощи и поддержке? Всяческого уважения заслуживают его действия в столь сложных ситуациях, и далеко не каждый предводитель и вождь стаи станет отдавать самые ценные куски – колбасу и даже сыр – тем, кто ниже и слабее.

А как умеет он организовывать торжественные дни и события! Мы собираемся на дни рождения – свои или только родившихся крысят – и достаём всё самое лучшее из спрятанных запасов: сыр, колбасу, сало, и даже – если мне удаётся выклянчить и переправить на своём горбу – банку тёмного бархатного пива! Вот когда бывает радость и веселье, и мы славим виновников торжества, великого крысиного бога и ближайших к нему среди нас: Вожака и Красотку.

И только по одному направлению есть у меня к нему весьма серьёзные претензии. Уж очень нравится ему создавать себе любимчиков, не считаясь при этом с истинной иерархией. Я вполне мог бы понять, если бы предпочтение отдавалось в соответствии: что ещё больше цементировало бы стаю. Однако конкретные действия ведут на самом деле к прямо противоположному, не украшая в то же время самого предводителя: кто будет слушаться и соблюдать иерархию, если от подхода всего одной крысы – пусть даже главной и доминирующей – зависит твоё положение? Тут уж все будут стараться заслужить её максимальное расположение, и даже самый последний начнёт подлизываться в тайной надежде на повышение по рангу. И весьма немногие понимают опасность подобного положения, ведущего к постоянному разброду и неуверенности, когда ни одна самая уважаемая крыса не может поручиться за своё завтра и вынуждена находиться в постоянном страхе и напряжении.

И только я один стараюсь этому противостоять. Однако что могу я поделать с мерзавцами типа Огрызка или Рыжего, так и лезущих на рожон, не забывая при этом восхвалять могущественного предводителя, обеспечивающего им в свою очередь поддержку и защиту в сложных ситуациях? Им достаточно намекнуть: он покушался, мол, на твоё лидерство, и какова же реакция Вожака на подобную ложь и клевету? Уж тут – сознавая реальность угрозы – он ведёт себя по-иному: не как с прочими, не имеющими против него никаких шансов; сразу же он резко взбадривается и начинает мелко трясти хвостом, раздавая случайным соседям лёгкие тумаки и оплеухи, когда же его взгляд скрещивается с моим, то столько злобы и ненависти я вижу в нём, и с таким большим трудом удаётся мне сдержать себя и не ответить на ничем не спровоцированный выпад.