Камера смысла

Редактор В. Шорунов

Корректор Н. Ковалевская

Дизайнер обложки Агентство Solmoon by Milena Stoykova

© Ольга Хейфиц, 2022

© Агентство Solmoon by Milena Stoykova, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-4498-6649-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мнилась мне, как во сне, без предупреждения нахлынувшая нежность. Попробуй объясни, как это. Каково это – жить…

Франция, Париж, осень 2019

Я давно охотилась за ним. И все это время он был недосягаем. Во всяком случае, так мне казалось, или мне просто не везло. Платон Вальтер мог и не очутиться в центре скандала, если бы не отказался от Нобелевской премии практически накануне ее вручения. Но он поступил именно так, и его реальность совершила неожиданный вираж.

Не знаю, что заставило доктора медицины, профессора Платона Вальтера согласиться на интервью, тем более на создание биографии, это мне еще предстояло понять. Но мешкать не стоило. Накануне я сумела дозвониться до его секретаря, а сегодня уже толкалась в пробках на пути из аэропорта Руасси.

Вальтер – enfant terrible научного сообщества, выступивший с целым арсеналом дерзких и революционных идей. Со времен университета его интересы и достижения простирались главным образом в области физиологии, где он немало преуспел. Вальтер был наделен оригинальностью мышления, одержим отрицанием авторитетов и нестандартным подходом к решению самых сложных задач. Его идеи были из тех глубоких, парадоксальных и неожиданных, что задают новые направления научной мысли. Долгие годы блестящей хирургической практики, список научных публикаций, длиной в десятки страниц, множество скандалов, наконец создание собственного направления в медицине, и теперь, к началу нашего повествования, профессор Вальтер находился на пике своей карьеры.

Он провел обширные разработки в области криобиологии и крионики, дисциплины, которую общество до сих пор воспринимает, как образ из научной фантастики. Однако, во многом благодаря блестящей работе и смелым экспериментам Платона Вальтера, крионика сделала гигантский рывок вперед, и лишь ограниченные умы решились бы теперь назвать ее чьей-то фантазией. Криоконсервация быстро набрала популярность в медицине. Апофеозом научных достижений профессора Вальтера стал успешно реализованный эксперимент по погружению человека в криогенный сон. Его исследования во многом изменили представления современных ученых о человеческой физиологии, гормональной системе и даже о нашей связи с другими живыми видами, обитающими и обитавшими на Земле.

Место науки сегодня трудно переоценить, и пока мир жаждал восславить доктора Вальтера без особой надежды на взаимность, сам он отказался от Нобелевской премии в области медицины и физиологии и полностью ограничил доступ к своему исследованию. Сыворотка криомодулятора, синтезированная им и способная подарить человеку возможность погрузиться в состояние криогенного анабиоза, так и не поступила на службу ученым, технологию же ее производства профессор не обнародовал.

С другой стороны, личная жизнь профессора Вальтера тоже представляла большой интерес для читателя. Он был женат на Анне Стерн.

Когда речь заходит о таких женщинах, как Анна, люди обычно испытывают противоречивые чувства. Невольное восхищение, толика ревности и удивление, отчего ей так повезло в жизни.

Анна – авторитетный археолог. Не уступив место в науке ни одному сильному духом искателю приключений, она стала влиятельным специалистом по древним цивилизациям и почетным членом Королевского общества древностей, едва достигнув порога тридцатилетия. Беспрецедентные почести для эмигрантки и молодого ученого. Анна Стерн уже сделала несколько громких открытий, она активно занималась популяризацией науки и благотворительными проектами. Она всегда умела извлекать из исторических фактов волнующие, неожиданные выводы и, проанализировав их, создавать на этой основе великолепные книги, лекции и статьи, что в известной степени сделало ее частью европейской научной поп-культуры.

Кроме всего прочего, Анна очень красива. Для тех храбрецов, что пытаются ступать по тернистому научному пути, красота зачастую лишь помеха, как слишком яркая суперобложка для серьезной книги. И все же красота – мощнейший стимулятор. Всякий раз, столкнувшись с ней, ты волей-неволей останавливаешь усталый от однообразия взор на совершенстве черт, будто подсвеченных изнутри. Красота – живое свидетельство прихотливого божьего промысла, намагничивает любое пространство, притягивая к себе, пробуждая сложные переплетения импульсов: смущение, зависть, желание.

Они оба – особенные люди. Не поклонники правил и традиционных мер. Это бросается в глаза. Им просто удивительно повезло или же не повезло встретиться и полюбить. Они врезались в жизни друг друга и подвергли изменениям всё. Чувства, убеждения, уклад жизни.

Со стороны история их пары – это что-то очень вдохновляющее. Но недавно Анна умерла при довольно причудливых обстоятельствах, и люди были склонны сопоставить ее смерть с отказом Платона обнародовать свое главное исследование. Некоторые всерьез полагали, что он мог быть причастен к ее уходу.

Часть 1

Платон

Звали его Платон, фамилия его была Вальтер, и получил он ее при рождении от отца, того самого Вальтера из рода богатых оружейных промышленников. Достопочтенные Вальтеры проживали в те дни в сердце Парижа, где деловая жизнь главы семейства была столь насыщенна, что Вальтера-старшего Вальтер-младший видел редко и вплоть до школьной скамьи сохранял туманное представление о нем. И все же по наследству вместе с фамилией Платону досталось не так и мало: крупная кость, рыжеватые усы, пшеничные брови и упрямый подбородок труженика рассудка, ниспосланного на Землю вразумлять и удивлять обычных граждан своей беззастенчивой прозорливостью. Ах, да, и любовь к оружию. Страсть, угнездившаяся в самой ДНК Вальтеров.

Платон всегда знал, что оказался здесь неслучайно. Не был он пылинкой на теле Ойкумены, проживающей свое воплощение бессмысленно, в полной безвестности и бесполезности и смиренно завершающей свой путь в недрах городского кладбища. Он, словно астероид, стремительный и жаркий, не сменит траектории и коснется судеб тысяч людей одним усилием разума. Разум – вот то, чем Господь наградил человека, воистину отделив его от всей прочей сущности на свете, и игнорировать этот великолепный дар он не станет.

Примирившись с осознанием уникальной уверенности в себе и своем предназначении, он с удивлением взирал на мир людей, что влачили незадачливое существование в бесплодных мечтаниях и попытках распознать самих себя. В отличие от них Платон Вальтер всегда знал, куда и зачем движим он по спирали жизни, и, ретроспективно осматриваясь, приходил к выводу, что все неслучайно и великолепно устроено. Не нужно ни о чем беспокоиться, просто используй свои тело и мозг с толком.

Платон рано оставил иллюзии относительно родительской ласки и заботы. Главным для него стало умение быть не хуже других отпрысков. Третий ребенок, ожидавшийся с прохладцей и, однако, упрямо жаждавший явиться на белый свет, он стремился лишь к одному: к учению. С ранних лет, еще живя с родителями в Париже, Платон брел по направлению, именуемому наукой, в дебри неясные, но сулящие познание. Он действовал из любопытства, которое вскоре переросло в потребность знать и изменять. Воспользовавшись своим преимуществом относительно тех, кто еще блуждает в сумерках собственного сознания, он сразу же поступил на медицинский и стал изучать все, что могло дать ему представление о человеческом теле. Многочисленные науки, связанные со строением человека и его природы в целом.

Химия, биология, анатомия! Слаще любой музыки звучали эти слова в сердце Платона. Словно имена прекрасных богинь, они вызывали в нем благоговейный трепет и страсть. Порой ему казалось, что он знает всё обо всем. Прогнозирование не входило в сферу его интересов, потому что это было скучно. Гораздо лучше было брать органическое соединение и испытывать его сотнями разных способов: нагревать, доводя до испарины, обогащать, увеличивая концентрацию основного вещества, охлаждать, выгоняя пар, соединять и разрывать белковые цепочки и чувствовать свою беспрекословную власть. Изучать человеческие организмы, сращивать ткани разорванной плоти, умной, чуткой и благодарной, разрушать лучевой терапией жирные прожорливые опухоли, пересаживать внутренние органы, наблюдать, как они приживаются, как происходит регенерация клеток, очищать и восстанавливать тончайшую систему кроветворения – вот что питало его тренированный ум, ненасытное любопытство и неистощимый исследовательский нерв.

Спустя годы он покинул Францию и практическую медицину ради Калифорнии и фундаментальной науки. И тут профессор Вальтер столь преуспел, что через некоторое время был на пороге воззвания к человечеству, когда все пошло не так.

Париж 2019

Телефон в лаборатории звонил пронзительно и гулко, словно надрывая кафельную тишину пространства звуком, подобным грому небесному. В каждом звонке – зубовный скрежет всего немногочисленного персонала. Платон с трудом оторвался от микроскопа и поднял глаза, пересеченные изнутри зелеными линиями вдоль, поперек и вокруг черного зрачка. Под маской лицо его не выражало ничего, кроме бесстрастного изумления: кто посмел? Телефон в последнее время звонил так редко, что секретарь – единственное человеческое существо, которое он мог выносить во время работы, позволил себе ослабить бдительность и покинуть свой незамысловатый пост. Через стекло Платон видел, что в кабинете пусто, но образцы требовали дальнейшего исследования, необходимого для завершения фазы. Кто-то на том конце провода был настойчив и вызывал оскомину, Платон даже прищелкнул языком, ощутив, что от его внимательного напряжения язык пристал к небу и отходил с трудом, словно пластырь, слишком надолго забытый на коже.

Наконец телефон замолчал, установилась блаженная тишина и отдохновение для нервов.

Рвать себя на части больше невозможно, давно пора было обнародовать правду о своем открытии. Но профессор Вальтер медлил. Он размышлял, взвешивая в голове очевидные последствия. Против: ему придется идти на контакт. Играть в открытую. Предоставить всем желающим доступ к рубежам своей жизни и личного пространства. Черт, это ужасно! Он запустил руки в волосы. За: он сможет положить конец бесконечным слухам, домыслам и искажению фактов. А то ведь с них станется, еще потащат в суд или предъявят обвинения! После случившегося с Анной его график был окончательно подорван журналистами, которые во что бы то ни стало стремились удовлетворить неуемное любопытство публики. Огласка, что обрушилась на него в последнее время, просто убивает его тем количеством глупости, что эти мудаки-журналисты выблевывают в мир каждый божий день… Платон Вальтер снял перчатки, маску и вышел.

Декабрь 2014. Онлайн-портал Discover Magazine

«Сегодня в учебном корпусе университета Беркли, штат Калифорния, прошла пресс-конференция профессора Вальтера, посвященная закрытию его проекта по погружению человека в криоанабиоз и лечению онкологических заболеваний посредством низких температур.

Напомним, что в прошлом году доктор медицины, почетный доктор Университета Джона Хопкинса профессор Платон Вальтер был удостоен Нобелевской премии по медицине и физиологии за изобретение криомодулятора – препарата, который позволит организму человека инициировать состояние криогенного анабиоза. Однако профессор отказался от премии и сегодня официально подтвердил закрытие проекта. Одновременно он заявил, что закончил работу на территории США и возвращается в Париж, где в настоящий момент живет и учится его сын Давид Вальтер.

Мы предполагаем, что профессор принял такое непростое решение в связи с утратой супруги, знаменитого археолога Анны Вальтер-Стерн. Профессор отказался дать какие-либо комментарии, связанные со смертью жены, страдавшей тяжелой формой рака».

Париж 2019

Дом на рю де Люин был словно живое напоминание об эпохе Наполеона III и великого барона Оссмана. Любой писатель любого века мечтал бы поселиться в подобном месте. Холеный, словно выдолбленный из единого куска старого камня, испещренный бесчисленными морщинами – знаками времени, придававшими ему сходство одновременно с дворцом и элегантным жилищем городского буржуа, дом под номером 5 предстал передо мной, оглушив богатым фасадом и мощными дверями парадного подъезда. Внутри, однако, градус роскоши несколько снизился, уступив место пыльным запахам времени и влаги, так свойственным старой Европе.

Я медленно поднималась на третий этаж, прокручивая в голове план беседы, составленный во время бессонных часов в самолете. План был наверняка провальным, ведь даже я, посвятившая несколько лет сбору информации о профессоре Вальтере, не могла наверняка предположить, почему он согласился со мной встретиться.

Он сам открыл мне дверь. Высокий человек в свежей сорочке с закатанными рукавами, демонстрирующими знаменитые татуировки и нарочито демократичные пластиковые часы casio с ярко-синим ремешком. В мягких брюках, на ногах – кожаные домашние туфли. Легкий загар и копна выгоревших до ржи волнистых волос с проседью делали его похожим на калифорнийского любителя солнечных пляжей, только немного поблекшего. Очки в черепаховой оправе, чашка кофе в руке. Он выглядел небрежно и круто. Это отлично, что он пижон. Мне всегда казалось, что когда человек не чужд эстетическим радостям, это несколько смягчает его нрав, делает более уязвимым, быть может, из-за тщеславия. Лицо его не было молодым, не было старым, а скорее увядающим, словно яркие мужские черты задубели и отяжелели от времени.

– Ольга? – он пощурился от яркого света, хлынувшего из подъезда.

– Да, это я! Добрый день, профессор Вальтер. – Я протянула ему руку, содрогаясь от собственной смелости и невиданной удачи.

– Привет, прошу вас, зовите меня Платон, – он выглядел дружелюбно, пожал мою руку, словно взвешивая ее в своей большой ладони, – проходите. – Он сделал приглашающий жест, пропуская меня вперед. – Секретаря я отпустил, так что придется нам обходиться самим.

Мы прошли в квартиру по скользкому мрамору передней, минуя напольные вазы, японские ширмы, китайские комоды и огромное зеркало в тяжелой латунной раме, попирающее углами темный ковер со сложной геометрией. За приоткрытой дверью показалась витрина со старинными ружьями. Профессор – азартный коллекционер и большой знаток оружия. Он перенял эту страсть вместе с фамилией и генами отца и деда, и, судя по всему, это было единственное из того, что их объединяло. Насколько я знала, старшие поколения Вальтеров не разделяли представлений профессора о гуманизме осмысленной жизни и занимались преимущественно тем, что азартно тратили капитал знаменитого предка, коротая время между охотой, круизами и светскими приемами.

Передо мной открылась перспектива гостиной. В идеальном прямоугольнике пространства, казалось, царило безвременье: тяжелые шторы, правильные арки двустворчатых окон, разжиженный плотным тюлем свет, проникший сюда будто бы украдкой. На стенах почти везде – огромные полотна. Я узнала их: это были сплошь работы Давида Вальтера, сына профессора, который уже года два грезился арт-дилерам европейского рынка в самых сладких мечтах. О эти семьи героев, ученых и творцов, откуда вы только беретесь такие, полные великолепия и парящие в горних высях!

Гостиная, продуманная небрежность и элегантность которой были точным отражением своего хозяина, на самом деле служила лишь обрамлением его и без того впечатляющей личности. Личности человека, застрявшего где-то на рубеже веков. Причем странным образом мне казалось, что он одновременно изрядно старомоден и мегапрогрессивен с этими своими подростковыми часами, антикварными пушками и футуристическими исследованиями.

Мы пересекли маленький холл, разделяющий помещение на две просторные независимые зоны, и оказались в настоящем старинном кабинете. Вероятнее всего, это было сердце квартиры. Стены комнаты укрывали роскошные дубовые панели. На полу, сложенном из темного паркета, – красный ковер с мексиканским орнаментом. В одной части комнаты стояла искусно состаренная замшевая мебель, стеллажи с пестрыми переплетами книг и красивое резное бюро, а напротив, словно корабль, упирался в подоконник огромный письменный стол. На фоне окна выступало глубокое кожаное кресло цвета верблюжьей шерсти. На столе – самый распоследний, супернавороченный MacBook. Рядом – крошечный цифровой проектор. Снова эклектика, смещение временных пластов.

– Я могу предложить вам чаю или кофе? – осведомился Платон, кивая в сторону резного кофейного столика возле дивана.

– Только воды, если можно. – Я старалась взять себя в руки и настроиться на беседу. Великий ученый выглядел немного растерянным и заметно усталым. Впрочем, это абсолютно укладывалось в мое представление о нем. Необходимо было его расслабить, иначе откровенности не добиться.

Он налил воды в два высоких стакана и передал мне один из них. Присев на край стола, заметил:

– Так уже десять?

– Да, я пришла, как мы договорились с мисс Клайд.

– Конечно, конечно. Тогда не будем терять времени. Я объясню вам, почему согласился на ваше предложение. Располагайтесь вот здесь, – он предложил мне мягкий, обитый полосатой тканью стул. – Я хочу сделать заявление. Точнее так… Я хочу, чтобы мы написали эту серию статей, биографию, книгу, неважно что… с тем, чтобы люди узнали правду из первых уст… Из моих уст. И долбаная пресса (прошу прощения!) перестала наконец писать бред про меня, мою семью и мою работу. Может быть, после этого все эти… люди… оставят нас в покое. – Он прервался и, казалось, немного выдохнул.

– Профессор, – осторожно начала я. – Вы абсолютно правы – именно таким образом мы утолим жажду многих страждущих. Отсутствие информации по любому интересному поводу всегда грозит искаженными, а то и вовсе выдуманными фактами! – Вальтер молча слушал, и я продолжила. – Пустоты же не бывает, так что нам нужно ее заполнить самим. Вы можете быть уверены, что в книгу войдут те факты и в том виде, в котором вы пожелаете их видеть и дать увидеть читателям. Люди не настроены против вас, люди просто любопытны, и в наших силах предоставить им информацию, которую вы сочтете необходимой.

Вальтер обошел стол и опустился в кресло. Оно чуть слышно скрипнуло.

– Да, прыти вам не занимать… Даже не знаю, хорошо это или нет… Выбора у меня, похоже, немного, а вы были очень настойчивы, и вы – соотечественница моей жены. Пожалуй, это мне импонирует. К тому же моя мама была родом из Петербурга, так что, надеюсь, наше ментально-этническое соответствие станет позитивным фактором. Считайте, что я ответил вам, следуя эмоциональному импульсу. – Он улыбнулся.

– Благодарю, Платон! Давайте определимся с формой интервью. Разумеется, у меня есть список тем для обсуждения, но мы с вами не обговаривали план нашей беседы. Вы хотели сначала встретиться со мной лично.

– Совершенно точно. Мне нужно познакомиться с человеком, прежде чем я пойму, в каком ключе мы сможем выстроить беседу.

– Будет ли вам удобно, если я включу диктофон, и вы будете просто рассказывать мне все, что хотели бы? Я буду иногда задавать уточняющие вопросы.

– Звучит неплохо. Но с чего начать? Я весьма неопытный «даватель» таких масштабных интервью.

– А с чего все началось?

– Пожалуй, все началось с моих амбиций, – он задумчиво покрутил в руках стакан с водой. – Я, видите ли, довольно высокого мнения о своих возможностях. Ну или был до какого-то момента… Однако теперь меня преследуют с глупейшими обвинениями в несоблюдении этики, в безнравственности моих идей, в чем угодно, да чуть ли не в том, что я сжил со свету собственную жену… Позвольте, я введу вас в курс моего видения ситуации, и потом мы сможем уделить внимание тем вопросам, которые вы хотели задать мне сегодня.

– Конечно.

– Для начала я хотел бы пролить свет на то, чем занимаюсь, потому что моя работа окружена большим количеством слухов и домыслов.

Оставаясь в своем кресле, профессор Вальтер переплел пальцы и прислонил их к губам, словно собираясь с мыслями.

– Человек все время пытается найти способ продлить и качественно улучшить свою жизнь, – начал он. – Это стремление, а также, разумеется, неуемное любопытство заставляет нас, ученых, работать не покладая рук, и за последнее время мы добились значительных успехов. Каждое новое достижение давалось науке очень сложно, каждый прорыв – это путь длиною в десятки лет. Любые манипуляции с яйцеклетками, стволовыми клетками – это сложнейшая работа, за которой стоит неисчислимое множество идей, опытов, технологий. Сегодня сразу несколько областей биологии развиваются в невероятном темпе.

Профессор сделал паузу.

– Тема моих исследований, крионика – это этически заряженная, острая тема. Скандальная, если хотите. Подобные революционные изменения всегда сопровождаются в обществе страшными конфликтами. Вы знаете, что человек, который изобрел ЭКО, многие годы подвергался гонениям со стороны церкви и прессы? И обрел признание, будучи уже в коме. Да-да, не делайте большие глаза. А сейчас на Земле десятки тысяч детей рождаются благодаря этой технологии.

– Люди часто не готовы к чему-то новому, даже к чему-то замечательному, – я посмотрела в свои записи. – Профессор, вы делали заявление, что ваш метод способен избавить человека от некоторых видов рака, не могли бы вы рассказать об этом?

– Да-да, конечно, это дополнительный бонус, на который я сначала не слишком рассчитывал. Смотрите, суть любой успешной криоконсервации состоит в том, чтобы перед погружением организма в анабиоз ввести в кровь криопротектор, который не позволит клеточной структуре повредиться при низких температурах. Я не буду вдаваться в детали, все научные выкладки можно прочесть в моих работах. Так вот, первые же опыты на крысах с онкологией показали, что клетки опухоли не пропускают криопротектор и, следовательно, не способны пережить длительное пребывание при тех температурах, которые используются в процессе криоконсервации. Так что по возвращении из анабиоза абсолютное большинство крыс избавлялись от злокачественных образований.

– Прекрасная новость. Вам есть чем гордиться.

– Казалось бы… – профессор Вальтер усмехнулся. – Когда я получил начальные положительные результаты экспериментов, журналисты немедленно разразились прямо-таки адской бранью, атакуя мою лабораторию и пророча мне суды! Вы же видели эти карикатуры в идиотских газетенках? Я работал исключительно на частные средства, о поддержке правительства не было и речи. И тем не менее. Я изучаю возможности криоконсервации много лет, и именно в этом я увидел потенциал, способный дать человеку не только возможность пережить смертельные заболевания, но и на время приостановить ход своей жизни, заглянуть в будущее, сохранить молодость тела или хотя бы мозга, – он сделал глоток воды. – Еще 50—70 лет назад смерть определялась как остановка сердца, сейчас сердце останавливают специально несколько раз во время операции. Само определение смерти изменилось. Если общество будет воспринимать возвращение к жизни как нечто аморальное, то нам придется отказаться от реанимации, массажа сердца и многих подобных процедур… Я думаю вот что: если вы реально хотите жить дольше, то, вероятно, вас не испугает небольшая пауза в жизнедеятельности под названием криогенный сон. Тем более поддерживаемый и отслеживаемый лучшими специалистами в своем деле. Знаете, Ольга, мы тут не убегаем от смерти, но мы хотим жить. И жить долго, качественно, не вслепую, а со всей ответственностью.

На этих словах он остановился, встал, налил себе кофе и добавил сахара.

– Никак не могу отучиться принимать этот яд, – улыбнулся он и начал неслышно помешивать кофе крошечной ложкой. – Так вы понимаете, о чем я вам тут толкую? Моя позиция как ученого неизменна, а вот о причинах моего отказа внедрять эти разработки в жизнь так быстро не расскажешь.

– Я надеюсь, что правильно понимаю вас, Платон. Как ваш биограф я всецело на вашей стороне. Может быть, вы расскажете мне, с чего начались ваши сомнения, те, что привели вас к закрытию исследования? – я проверила запись и села поудобнее, готовясь долго слушать.