Упыри
– Н-да… – протянул, задумавшись, Родион, – когда стране нужны герои, кое-какой орган женского рода, не при дамах будет сказано, рожает дурака…
– Как-как, Вы сказали? – вступил в разговор, не расслышав, я – Драздраперм Простратович? Это ж как Вас, я стесняюсь спросить, уменьшительно-ласкательно называла мама? Был у меня один приятель в детстве, со странной такой, лошадиной фамилией – «Бричик». Так его тоже все спрашивали, как же это его матушка называет. Нам всегда казалось, что «Бричичек», что постоянно вызывало у всех моих приятелей приступы неудержимого смеха. А про Вас, любезный, я даже боюсь и предположить…
– Всё-то у вас хи-ха, да ха-ха, господа-товарищи. Да никак меня мать не называла, немая она была, великая женщина. Так бывало молчит, никаких слов не надо. Глубоко так знаете, осмысленно… Ой мама-мамочка, роди меня обратно. Ну так вот, говорю я Вам, в светлые, добрые, старые времена был я человеком очень умным, инициативным, несколько высших образований, кандидатская, IQ как у Эйнштейна, эрудит, умница. Работал так, что только свист стоял, все аттестации проходил, не шёл по карьерной лестнице, а просто летел. Вот и долетел… Все хотел вперёд идти, чего-то нового достигать, все улучшать, совершенствовать. Начальство меня ценило очень, посылало на совещания, да на курсы всякие, по заграницам, да по командировкам. Из Москвы, так просто не вылазил, всех там знал. Грамот, да благодарностей всех рангов и мастей было столько – вешать некуда, все стены, шкафы забиты, некоторые даже пришлось к потолку приколотить, больше некуда, вот столько их было. Каждый день новые задачи, новые победы, должности.
И всё было хорошо, ровно да гладко, да вот приехал к нам в организацию новый генерал. Старый проворовался, вот и прислали нам этого гражданина, по фамилии Упырёв, а по имени-отчеству Виктор Сергеевич. Себя он всегда называл исконно русским, очень происхождением своим гордился, хотя приехал из Казахстана, сняв целый грузовой вагон, а откуда конкретно неизвестно, всё скрыто тайной, следы теряются, Казахстан-то он большой… Был он как будто списан с одного из градоначальников Салтыкова-Щедрина: низенький, толстый, с огромной золотой печаткой, тучными, нависающими бровями, носом-картошкой и замашками гибрида Сталина с Иваном Грозным. С собой Упырёв притащил в нашу контору странную, опасную скользкую личность – Асмодея Владленовича Чернобабу. Уж не знаю где он его взял, да только тот был его первым приближённым и тайным советником.
Чернобаба везде и всюду таскал за своим господином секретный чемодан и состоял в должности главного царского визиря и пресмыкающегося привратника, а в простонародье – заместителя по всем вопросам. Лицом Асмодей Владленович напоминал унылую безвольную жабу, обладал обрюзгшим полуженским тельцем средней прожиренности, и омерзительным лицом, при одном взгляде на которое к горлу подступал комок тошноты. На его физиономии особенно выдавались рыбьи белёсые крохотные глазёнки и тонкий кривой рот, постоянно что-то жующий и находящийся в движении. Глядя на эту личину, в неё всегда хотелось плюнуть, настолько мерзким было это существо. А уж сколь велика была подлость и изворотливость Чернобабы, в этом ему просто не было равных.
В целом эта парочка дополняла друг друга. Упырёв без конца ежедневно кого-то увольнял, репрессировал, казнил, делая вид что самоотверженно борется за правду и идею, тем временем втихаря набивая свою немаленькую, надо отметить, мошну, потому что у него вдруг из ниоткуда, буквально через пару месяцев работы в нашей скромной организации, начали появляться огромные элитные квартиры, коттеджи и дорогостоящие автомобили премиум класса. Его проникновенный визирь, Чернобаба, играл при нём роль генератора подлых идей, серого кардинала, а по совместительству мытаря. Бабки «сладкая парочка» стригла со всех. Они обложили податью всех встречных и поперечных, прильнув к ним как две огромные пиявки… Всем казалось, что долго так продолжаться не может, но не тут-то было. Асмодей Владленович нашёл лазейку, и стал раз в месяц летать к китайским триадам, во Владивосток, с чемоданом, доверху набитым юанями, чем заслужил там несказанное уважение и почёт.
В итоге дела «сладкой парочки» пошли вверх, а наши жизни, увы, покатились под откос. Одним из излюбленных развлечений этих двух существ было ежедневное издевательство над подчинёнными им людьми, находившимися от них в полной зависимости, как крепостные крестьяне. В вопросах унижения безмолвных работников они дошли до совершенства. Упырёв с Чернобабой никогда не стеснялись в выражениях, за опоздание на тридцать секунд увольняли без лишних вопросов, давали людишкам клички и прозвища, пользовались всем, что можно было урвать, брали всё, что плохо лежит, и не боялись ничего и никого. Нам оставалось только, стиснув зубы, безмолвно терпеть и ждать, когда они пойдут на повышение и наконец-то отлипнут, насытившись, от наших изъеденных тел и душ.
*****
Жили упыри с размахом. У каждого по три пятикомнатных квартиры в центре города, по два коттеджа. Ездили исключительно на дорогущих финиках, что предыдущим скромным нашим директорам и не снилось. Но никто вокруг как будто не видел их бесчинств, словно у них были волшебные шапки-невидимки, а точнее тот самый чудо-чемоданчик, который возил ежемесячно Чернобаба во Владик, восточную столицу нашей Родины. Из ремонтных баз, где раньше трудились работяги-литейщики, они сделали себе элитные дома отдыха, где отдыхали, купались в бассейнах и прожирали государственные деньги их жирные, раскормленные, наглые отпрыски.
Надо отдать должное Чернобабе, свои подлости от творил искусно, многоходово и со столь извращённой фантазией и далеко идущими планами, которые никому и в голову прийти не могли. Он мыслил как-то не по-людски, а по инопланетному, потому что такие гадости, которые приходили в ум ему одному, не мог придумать никто, за что его и ценил Упырёв.
Давила народ «сладкая парочка» по-разному. Главарь двигал в разные стороны глазами и бровями, пыхтел как бык, так что из него, казалось, валил пар и давил человечков, не взирая на чины и звания, сравнивая их тонкой земной оболочкой. Когда он говорил, казалось, что это надувной шар, который сейчас выпрыгнет из-за своего поистине царского стола, и начнёт как бизон бегать и топтать копытами всё вокруг, а потом вопьётся в шею, прямо в сонную артерию и начнёт сосать кровушку. Чернобаба же был похож на рыбу-фугу, которую зачали от тетраодона – японской ядовитой рыбы с шипами, раздувающейся как мяч. Когда он вызывал очередного подчинённого на экзекуцию, хотя сам был телосложения рыхлого и весьма невзрачного, в момент унижения его раздувало, напыживало, казалось он становится на два размера больше, высасывая жизненную энергию из бедолаг-сотрудников, при этом выпячивая шипы-губы и плюясь ядом. Народ уже не в шутку подозревал, что это два энергетических вампира, потому что были на это серьёзные аргументы, особенно когда все наши вокруг поголовно начали хиреть, болеть, а денег как-то само собой стало не хватать на жизнь. Со временем два демона только обрастали несметными богатствами, а всякий раз после ежедневных экзекуций, казалось, что они даже молодеют.
Больше всего Упырёв любил давать задания, опасные для жизни и с удовольствием наблюдал, получая наслаждение, что же будет с его новой жертвой, а потом делал свои «выводы». И вот, однажды пришёл и мой черед. У него было принято заставлять работников, как свою челядь, выполнять что-нибудь для него лично, в качестве оброка, для дома, так сказать, для семьи. Мне выпала великая честь и незабвенный Виктор Сергеевич вменил в обязанность снятие своей домашней спутниковой антенны с крыши и перенос ей в свою очередную новую квартиру. Несмотря на то, что деньги Упырёв грёб даже не лопатой, а экскаватором, в таких мелочах он старался всё сделать забесплатно, чужими руками, обладая просто нечеловеческой жадностью. Отказать генералу было равноценно автоматическому написанию заявления на увольнение, поэтому, когда он вызвал меня и своей барской манере приказал снять с дома спутниковую антенну, несмотря на то, что абсолютно не представлял, как это сделать, я выразил искреннюю готовность к выполнению любого задания, придал лицу рвивое выражение и с горячим энтузиазмом приступил к выполнению особо важной задачи. Необыкновенное рвение у меня вызывало то, что выполнить все мероприятия надо было в ближайшую субботу, в свободное, так сказать, от работы время, чтобы получить несказанное удовольствие и не дай Бог не потратить ни секунды рабочего времени. Ну что поделаешь, наверное, теперь это у меня хобби такое – антенны перевешивать. Дурака работа любит.
И вот настала та самая злополучная суббота. Она, буквально, подкралась, застала меня врасплох, как я к ней не готовился. Со страшного похмела, как и полагалось всем менеджерам среднего звена после пятницы, я, дыша керосином, и надеясь не встретить ГАИ-шников приехал в дом к Упырёву. Это был довольно старый, но очень дорогой пентхаус в самом фешенебельном районе города, с видом на реку. Пятикомнатная квартира была переделана из старинного особняка, служившего когда-то коммуналкой, путём объединения, но сам дом оставался весьма неновым, дореволюционной постройки, с лепниной и вензелями. Встретила меня в дверях недовольная тётка, которая на все мои вопросы только сказала:
– Вон, видишь провод белый в окно выходит? Вот всё, что я знаю.
Провод действительно был. И тётка не соврала, он действительно выходил ровнёхонько в окно. Проследив траекторию его движения, я понял, что дальше кабель по всей видимости по фасаду здания поднимается на крышу. Скрепя сердце, так как с одной стороны в общем-то вроде боязнью высоты не страдал, но с другой и бесстрашным верхолазом меня как бы тоже нельзя было называть, я отправился на крышу. Дом был пятиэтажный, на чердак вела старая ржавая лестница, которая того и гляди должна была подо мной развалиться. На люке выхода на чердак висел амбарный замок. «Ключ от крыши находится в квартире №18» так обычно писали, поэтому хотя надписи и не было, я постучался в первую попавшуюся квартиру и вышедший оттуда взъерошенный бородатый мужик в семейных трусах, выслушав мою просьбу, рыгнул и молча протянул ключ. Надежда на то, что можно будет отмазаться по причине отсутствия ключа, к моему сожалению безвозвратно растаяла. Я взял себя в руки и полез наверх. Как и водится, чердак был с деревянными перекрытиями, керамзитным полом и являлся гигантским гнездом голубей, превративших всё вокруг в сплошной ковёр птичьего помёта. Выходом на крышу оказалось разбитое окно, которое громко стучало на пронизывающем ветру. Как назло, на улице был конец зимы, дул сильный, продувающий насквозь, северный буран с Оки, а местами всё обледенело после недавнишней короткой оттепели.
Держась за косяки окна, стараясь окончательно не изгваздаться в голубиных экскрементах, я выглянул наружу. Мать моя женщина! Крыша дома имела коньковую форму с крутыми скатами, полностью обледеневшую. Скатиться по ней к кромке, которая представлял собой полоску ржавого железа не более 15 сантиметров в высоту и рухнуть вниз было проще простого. Я про себя выругался и проклял всю Упырёвскую натуру. Вот почему человеку с достатком было не нанять верхолазов с краном, а надо именно меня подпрягать на это, по сути смертельно опасное, дело, смертельный аттракцион фантастической жадности. Ветер между тем усиливался, он резал колючими кристаллами лицо, отгибал от крыши куски железа и вообще грозил разгуляться до бури. Как назло, за несколько дней до этого солнце растопило снег, а потом ночной морозец прихватил его в прочную корку льда, такую, что железный скат крыши превратился в каток. К тому же ко всему, спутниковых антенн на этом элитном старом доме была не одни и не две, они висели тут и там как набухшие гроздья винограда. Я вспомнил улыбающиеся чёрные глазки-буравчики Упырёва, его жирную фигуру и толстые, волосатые пальцы с перстнем. Именно в этот момент я понял, насколько мне была отвратительна его рожа. Потом я узнал, что по давно установившемуся негласному закону, чем более мерзок человек по натуре и внешности, тем больше ценят его наверху и тем выше он пойдёт.
*****
Н-да, но ничего не поделаешь, придётся рискнуть жизнью. Конечно смешно было бы погибнуть во цвете лет при съёме спутниковой антенны какому-то Упырёву, кем бы он там ни был. Смешно и нелепо. А деваться некуда. Я прикинул, что нужна страховка, дело это было для меня новое, но опасность была столь велика, что это было первое, о чём я подумал. Я спустился вниз, к подъезду и закурил.
– Что можно использовать в качестве страховки? – ломал голову я.
Идея пришла сама собой – автомобильный буксировочный трос. Вот только где его взять? Я ездил на праворукой япошке, которая никогда не ломалась, а по сему, таких вещей сроду не имел. Пришлось ходить по двору и выпрашивать тросы у автолюбителей. Парочка из них, учтя моё плачевное положение смилостивилась, в итоге я стал счастливым обладателем двух тросов, каждый длиной по пять метров, с которыми снова поднялся на крышу под честное благородное слово тут же их вернуть по окончании моего опасного рандеву. И снова я оказался на заваленном помётом чердаке, где как мог опоясался и обвязался тросами, конец которых привязал к балке рядом с окном. С собой я взял собой скудные инструменты, которые нашёл в багажнике машины, и, скрепя бешено бьющееся сердце, полез через разбитое окно на крышу.
Я вылез и ухватился за радио мачту, прижавшись к ней, как к родной. Страшно – это не то слово, каким можно передать мои тогдашние ощущения. Когда ты стоишь на скате ледяной крыши, держишься за старую ржавую мачту на высоте, как тебе кажется, небоскрёба, а в лицо с заледеневшей Оки дует ветер такой силы, что тебя просто сносит, это я вам скажу такие незабываемые ощущения… Собрав волю в кулак, проявляя чудеса эквилибристики и воздушной гимнастики, хватаясь замёрзшими трясущимися пальцами за всё, что попадалось под руку – кабели, уголки, выступы, я полз на пузе по ледяной крыше, каждую секунду готовый покатиться с неё и рухнуть вниз.
Брови мои заиндевели, зуб не попадал на зуб, в всё тело было напряжено до судорог. Спустя пятнадцать минут таких адских мучений я дополз до вентиляционных возвышений, из которых воняло попеременно фекалиями и готовящимся обедом. Башенки эти были увешаны гроздьями заржавевших антенн. Тут как в «Поле чудес» – выбирай шкатулку и крути барабан. Я прикинул, какой кабель от какой антенны шёл в квартиру Упырёва с наибольшей вероятностью. Мне было настолько холодно и страшно, что я решил просто откусывать по очереди кабели и смотреть, какой из них упадёт в сторону окна начальника-самодура. Мне повезло, нужный фидер я нашёл с третьей попытки, чего не кажешь о счастливых обладателях первых двух.
Но тут меня ждал очередной неприятный сюрприз – антенна генерала была нечеловеческих размеров и прикручена к какой-то металлической конструкции, заледеневшей и напоминающей треногу или паука, гигантскими болтами настолько ржавыми, что открутить их явно не представлялось никакой возможности. Я прямо-таки увидел внутренним зрением смеющиеся глаза упыря Упырёва, когда он с вожделенным удовольствием кровопийцы представлял моё удивление по поводу размеров его антенны и экзотичного способа её крепления.
Ну что поделать, представив себя Павкой Корчагиным, лёжа плашмя на пузе на льду, зацепившись телом и руками за все возможные конструкции, периодически мотаемый из стороны в сторону ветром и стараясь не смотреть вниз, в смертельно опасную пропасть, я достал из карман ржавое полотно от ножовки по металлу, которое чисто случайно оказалось в моём багажнике среди прочего хлама, и начал пилить. Вот Сизифов труд скажу я вам! Воистину адская работа. Только такой демон, как Упырёв, мог её выдумать. Я пилил битых часа два, проглатывая наворачивающиеся от безысходности слёзы и кусая замёрзшие до корки губы. На той крыше я промёрз так, что чувствовал каждую косточку, а все мои конечности затекли и перестали слушаться. Демон Дон Упырёв устроил мне ад при жизни.
Наконец-то последний болт был допилен, я разжал скрюченные от мороза пальцы и откинулся буквально на секунду в холодном забытьи. В это момент огромная, 2,5-метровая антенна накренились, надпиленные болты не выдержали, и она, надломив крепления, с грохотом шлёпнулась плашмя на ледяную поверхность кровли и, к моему величайшему ужасу, медленно поползла вниз, в пропасть, по инерции таща меня за собой и увлекая в бездну. Тут-то я и понял, что как бы я не хватался за маленькие ненадёжные конструкции, встречающиеся на нашем пути, удержать её я не могу. Силы мои иссякли, мышцы превратились в безвольные ватные тряпки, и я просто вместе с антенной всё быстрее и быстрее летел вниз, навстречу смерти, слыша в ушах демонических хохот Упырёва и Асмодея Чернобабы, подло улыбающегося из-за широкой, волосатой спины своего господина.
Вся жизнь за несколько секунд скольжения, как водится, промелькнула перед моими глазами. Генерал Упырёв представлялся мне в виде черта, каких рисуют в журнале «Крокодил» в разделе «Пьянству-бой». Он был на кривых ножка-копытах, с жирным волосатым животом, рогами и мохнатыми бровями. Кромка крыши была всё ближе, а я цеплялся ногтями и зубами за лёд, но увы, безуспешно. Кончина моя была близка. Я в паре с антенной неминуемо достиг края крыши, антенна проломила тонкую жестяную окантовку и полетела вниз, увлекая меня в воронку за собой, как тонущее судно утопленника.
Я зажмурился и полетел вслед за ней. Где-то внизу раздался треск веток, грохот и рёв сигнализации. Летел я секунду, две, но почему-то не долетал до асфальта и не умирал. Я осторожно открыл глаза. Оказалось, что рано радовался чёрт в обличье Упырёва. Если и бывают чудеса на свете, то одно из них случилось именно сейчас. Тот самый страховочный трос, размотавшись на всю длину удерживал меня на самом краю крыши, а ноги упирались ровно в её зыбкую жестяную окаймовку. Я висел над пропастью, в миллиметре от смерти, но…
– Жив, – с удивлением подумал я, – жив! Ты смотри-ка! Нет, врёшь, не возьмёшь!
Но радоваться было рано. Мне предстояло на безвольных руках по льду и почти отвесной крыше как-то вскарабкаться до окна, а связанная страховка из двух автомобильных тросов начала подозрительно расползаться в районе узла. Включив всё чтобы в остатке – второе дыхание, моральные, волевые и прочие качества духа, мобилизовав инстинкт самосохранения, я пополз вверх, расцарапывая в кровь ногти о кровлю и лёд, задыхаясь, перебирая трясущимися руками и ногами. Я глотал слёзы, но всё-таки полз, миллиметр за миллиметром вырываясь из пасти старухи смерти, отвоёвывая у неё секунду за секундой. И в конце концов, я-таки вышел из её цепких объятий, выскользнул прямо из разинутой пасти пропасти. Я успел. Узел двух верёвок лопнул и разошёлся, полетев оторванной верёвкой вниз, ровно в тот момент, когда я уже успел ухватиться за край спасительного окна.
– Беги, Форест, беги, – моё тело безвольным мешком перевалилось за парапет чердачного окна.
На автопилоте я сполз по лестнице на пятый этаж, вернул ключи бородатому молчаливому жильцу. За окном надрывалась сигнализация какой-то машины, но мне было до такой степени всё равно, что я не замечал её рёва. Я спустился по лестнице вниз.
Прямо перед выходом из подъезда меня ждала печальная, но занимательная картина. Огромная дьявольская упырёвская антенна свалилась прямо на припаркованную рядом с домом иномарку, которая переливалась всеми цветами фар и орала, визжала как сумасшедшая всеми фибрами сигнализации. Как ни странно, на её крики никто не выбегал, видимо окна у хозяина были к его несчастью на другую сторону. Антенна лежала ровнёхонько на крыше тачки, оставив на ней огромную вмятину и раздавив лобовое стекло. Кстати, это была машина одного из добросердечных соседей генерала, выдавших мне трос. Как ни в чём не бывало, как будто, так и надо, я совершенно хладнокровно, проходя мимо, снял антенну, взвалил её себе на плечи, как Спаситель крест, и пошёл в сторону. Меня вдруг осенила мысль, что меня тут никто не знает, авто моего никто не видел, как и антенны на крыше тачки. Так что, извините. Ну а может это ледышка упала, или кусок снега? Упал и растаял, а я уже к этому не имею никакого отношения.
*****
Но на это история, разумеется, не окончилась. Меня ждало новое приключение на новой, ещё более вычурной квартире генерала Упырёва – это установка этой самой, снятой с опасностью для жизни, антенны. Учитывая то, что я понятия не имел, как «это» подключать, выполнить эту задачу, под саркастическую самодовольную улыбку оценивающе глядящего на меня Виктора Сергеевича, было ой как не просто. Я парился, краснел, потел, кому-то звонил, корячился, ездил за лестницей, покупал огромное победитовое сверло за свои бабки, умолял незнакомых прохожих мне помочь. Упырёв же всё это время внимательно следил за мной и моими усилиями, не сводя с меня голодных крысиных глазок.
– Всё, принимайте работу, – сказал я, вытирая пот со лба, закончив работу и рухнув на пол.
Был уже глубокий вечер. По подключённому в первый раз в моей жизни к спутниковой тарелке телевизору шла какая-то зарубежная программа, внизу радостно отображался зеленью 100% -й уровень сигнала.
– Ты давай, не расслабляйся. Прибери тут всё за собой и свободен, – поблагодарил меня в своей манере его величество Упырёв и дал понять, что больше меня не задерживает.
После этих его слов голова у меня потяжелела, и я помню всё очень смутно, как будто в тумане. Какими-то вспышками в памяти всплывало, что как бы от усталости всё вокруг закружилось, и я на пару мгновений потерял связь с реальностью. И только дома я обнаружил у себя на шее, рядом с ключицей, два свежих пореза, похожих на укусы, но день-то суетной был, где хочешь поцарапаться мог, поэтому тогда я на них внимания и не обратил.
Глава 4.
Упыри.
И всё бы хорошо, вроде и с работы не выгнали. Да только стал я на себе ловить потом внимательные взгляды Упырёва, и улыбочку эту его поганую. А ещё ощущать какое-то излишнее внимание к своей персоне. Так же я заметил, как его жаба-янычар Чернобаба стал меня ревновать, давать поручений каверзных, в своём стиле, больше прежнего и вообще всячески задевать, пытаясь оградить от внимания любимого хозяина. Как я говорил тогда – милые бранятся, только тешатся. А генерал чего-то выжидал, видимо он уже предопределили мне какую-то роль. Асмодей же, Владленович, будь он неладен, как будто выискивал удобного момента, чтобы стереть меня с лица земли, но так, чтобы сделать это похитрее, поизворотливее, поподлее.
И всё бы хорошо, два кровососущих клеща – Упырёв и его слуга Чернобаба, продолжали жиреть, а вот людишки в нашем офисе стали странным образом хиреть. Почему-то поголовно все вроде стали худее, бледнее, сначала всё это списывали на небывалые управленческие таланты упырей. Мол вон видите, как хорошо они заставляют крепостных работать, как эффективно, какие, понимаешь, «талантливые» управленцы. Но это всё до поры, до времени. Потому как через некоторое время человечки-то наши начали помирать. Отдавали Богу душу загадочным образом, смерть косила их целыми отделами, штабелями. Но всё строго от естественных причин, не подкопаешься.
Борисов Олег был мужик не старый, крепкий, средних лет, да поддавать любил. Ирина Никодимовна кажись болела чем-то по женской части. Светка Глушкова, та и совсем была баба молодая, только тридцатник стукнул, да у неё вроде бы онкологию нашли. Все по осени внезапно Богу душу отдали. И так далее и тому подобное… Вроде бы никто не виноват, всему находилось разумное объяснение, диагноз, но странным оставался этот «закон эпидемичности», который невозможно было объяснить логическим путём, когда смерть стала косить направо и налево людей одной профессии, словно мы работали где-то на ядерных рудниках. Правда выжившим думать тоже особо не приходилось, потому что у каждого из нас вдруг, откуда ни возьмись, появились странные хронические болезни. У кого гастрит, у кого холецистит с панкреатитом, у кого давление вдруг пошло в разнос, у кого-то вообще предынсультное состояние. Да так всех поголовно прихватило, что нам всем сразу стало сугубо всё равно до остальных, так как думали все в первую очередь о своих болезнях, не вылезая из клиник, в которых врачи только разводили руками, поражаясь столь массовой полиорганной деградации организмов в одной социальной группе.
И вроде казалось – вот оно, сейчас вся работа остановится, показатели поползут вниз, работать- то стало некому, все по больницам, да по процедурам сидят. Но… и тут Упырёв с Чернобабой оказались на высоте. Люди дохнут – значит они омолаживают коллектив, понижают средний возраст, выполняют коэффициенты полезной деятельности, болеют – сокращают ФОТ, уходят на аутсорсинг. Наверху прямо не нарадуются на их показатели по работе с персоналом. Текучка кадров нулевая. Когда такое было? Кадры начинали течь не на сторону, а на кладбище, а таких коэффициентов ещё не придумали. А на пухлых щеках генерала и его преданного прислужника то и дело проявлялся какой-то странный румянец, неестественный такой.