Шилов, прищурившись, с ехидцей спросил:
– А что тебе известно?
– Долг адвоката принуждает сообщить следующее: а) в одиннадцать состоится ваш первый допрос…
– В качестве кого?
– Пока, как я понял, – в качестве подозреваемого в совершении убийства…
– Какого еще убийства? Что за чушь?!
Адвокат обратил внимание, что в голосе клиента в этот раз не было привычной твердости.
– Я не знаю, о чем идет речь, – признался адвокат, – однако, если взглянуть на ситуацию здраво, то, видимо, у прокуратуры имеются весомые доказательства. Ваше положение, Евгений Дмитриевич, очень серьезное. Впрочем, – адвокат усмехнулся, – кому я об этом говорю? У вас сколько «ходок»?
– Три… Но это в прошлом.
– За что?
– Первая – банальная хулиганка… двести шестая…
– А две другие? – спросил адвокат.
– Разбой… Сто сорок шестая, вишь ты…
Тагильцев заметил:
– Налицо – рецидив.
– Все – в прошлом, – опять же не слишком уверенно сказал Шилов, что вновь не осталось незамеченным адвокатом.
– Евгений Дмитриевич, областная прокуратура с бухты-барахты ничего не делает.
– Ну… вишь ты… политический заказ выполняет… Коммуняки счеты сводят… Я им не раз на хвосты соли-то подсыпал… в думе… Ёрзали, вишь ты…
– Хорошо, – адвокат посмотрел на свои золотые часы швейцарского производства, – ждать осталось недолго. Думаю, что скоро узнаем подробности… Не все, но кое-что узнаем. Нам же осталось лишь договорится об условиях защиты.
– Во что это мне обойдется? – Шилов повторил ранее уже заданный вопрос.
– Мы должны заключить договор…
Шилов нервно перебил адвоката.
– Подпишу любой договор… Сколько просишь?
– Гонорар скромен: учитывая серьезность дела… Сто у. е.
Шилов поспешил уточнить:
– В месяц?
– Не шутите, Евгений Дмитриевич: ну, какой уважающий себя адвокат станет работать за сто у.е. в месяц?
– В неделю?
– И не в неделю, а в час.
Шилов опешил, поэтому переспросил:
– В час?!
– Естественно, Евгений Дмитриевич.
– Круто, Афанасий Петрович… Крутёхонько, вишь ты.
– Какова игра, таковы и ставки. Впрочем, дешевле вряд ли найдете. К тому же: не беден и потому разорение не грозит… Я так думаю.
Шилов зло сплюнул на пол.
– Нашел миллиардера.
– Миллиарда, может, и нет, но миллион-то, уж точно, наскребете… На подобное благое дело.
Шилов подумал: «Без штанов, сука, оставит». Вслух же вынужден был согласиться. По крайней мере, на этой стадии. А потом? Видно будет. В голове всплыла строчка из песни: «Сижу на нарах, как король на именинах…» В самом деле, что толку от денег, если окажусь, подумал он, на нарах? Народ прав: скупой платит дважды.
– Хорошо, – сказал Шилов вслух. – Если постараешься, то получишь сверх того.
– Спасибо, но не надо… У меня еще есть одно принципиальное условие.
– Да?
– Да, – подтвердил он, сделав вид, что не заметил сарказма. – Условие следующее: за пятьсот часов платите сразу, на берегу, так сказать, еще не пустившись в плавание, а остаток – после окончания следствия.
– А на суде?.. – спросил Шилов. – Ну… Если все же дойдет до этого.
– Защиту в суде обговорим особо. Когда время придет.
– Согласен… вишь ты…
– Тогда, – адвокат достал листы белой бумаги, на которых договор был уже составлен, и положил перед клиентом, – подпишите оба экземпляра соглашения, а также подпишите доверенность на право защиты.
Шилов подписал документы, не читая. Адвокат встал.
– Хотел бы вас предупредить: я оставляю за собой право в любой момент отказаться от защиты.
– Почему? Мы же договорились? Я же принял все твои условия, Афанасий Петрович!
– Ситуация может развиваться по разному.
– Ты о чем?
– Например, вы будете вести себя не должным образом.
– «Не должным образом»? Хм… Что это значит?
– Вознамеритесь валить свое дерьмо на других, на лидеров сообщества.
– Ну, вишь ты, ты меня плохо знаешь. Хоть и кинули они меня, но я – не предатель. За свое готов отвечать.
– Мой долг предупредить. Чтобы потом не было обид. Мне терять связи с НТПС, даже во имя вашего гонорара, не с руки.
– Ну, и жук! – Шилов покачал головой и добавил. – Хочешь рыбку съесть и на х…й сесть?
– Прошу впредь обходиться без хамства. Хамство – есть неотъемлемая часть понятия «вести себя не должным образом».
– Извини.
– Итак, через сорок минут допрос, а в шестнадцать часов – суд.
Последнее слово ударило Шилова, как обухом по голове. Он вскочил с табуретки. Тотчас же открылась дверь, и вошел надзиратель.
Обращаясь к нему, адвокат сказал:
– Ничего… Все в порядке.
– Да? А я подумал…
Дверь вновь закрылась за надзирателем.
– Какой еще «суд»?! – вращая зрачками, взревел Шилов.
– Евгений Дмитриевич, знания, полученные в ваших «университетах», сильно устарели.
– Скажешь, в чем дело?
– Согласно новому УПК, санкцию на арест выдает только суд. Добавлю: прокуратура намерена меру пресечения оставить без изменения, то есть содержание под стражей.
– Вон, оно что… А нельзя что-то сделать? Ну, может, заявить ходатайство насчет освобождения под подписку о невыезде… И залог готов внести.
– Вряд ли что из этого выйдет: слишком тяжкое обвинение собираются предъявить. Однако я, со своей стороны, заявлю ходатайство. Это – мое право. Откажет суд – подам апелляцию в надзорную инстанцию. Не сомневайтесь, дремать не буду.
– Но… Может, еще что-то… За ценой не постою… «Курдюка» ведь отпустили… Может, попробовать и этот способ, а?
– Вы о Курдюкове, что ли?
– О нем.
Адвокат рассмеялся.
– Это вам не Тагил, а Екатеринбург. Здесь ставки такие, что вам и не снились. К тому же я ничем подобным заниматься не стану.
– Но тот адвокат… За дополнительную ведь плату…
– Тот согласился, я – никогда и ни за какие деньги. И, пожалуйста, насчет подкупа ко мне больше не обращайтесь. Совершенно бесполезно. Я осуществляю адвокатскую деятельность строго в рамках закона, – Тагильцев усмехнулся. – С адвокатом вам не повезло.
– Если бы только с ним, – вздохнув, пробурчал Шилов.
Адвокат сочувственно сказал:
– А и правда: вам, Евгений Дмитриевич, крупно не повезло и со следователем.
– Ты что-то знаешь?
– Положено знать.
– И что?
– Зверь умный, хитрый и сильный: угодивший к нему в лапы, уж не вырвется.
Шилов тотчас же предложил:
– А не заявить ли ходатайство об отводе, а? – Шилов с надеждой смотрел в глаза адвоката.
– Не тешьте себя иллюзиями.
– Почему?
– Чтобы заявить отвод следователю, надо иметь на руках крупные козыри. Их, эти самые козыри, следователь, я уверен, нам не даст в руки.
– Никакой надежды?
– Нет.
– Полная безнадёга. Что ты за адвокат, если ничего не можешь сделать?
Адвокат усмехнулся.
– Во-первых, цыплят по осени считают. Во-вторых, вы вправе на любой стадии разорвать договор и потребовать замены адвоката. На это даже никаких аргументов не требуется. Достаточно заявить ходатайство и оно тотчас же будет удовлетворено.
– Нет, что ты! Я же, вишь ты, так просто сказал.
4
Майор Савичев, появившись в кабинете, положил на стол какие-то бумаги, а, взглянув в сторону Фомина, что-то сосредоточенно чертившего и сопевшего носом, спросил:
– Над чем, коллега, маракуешь? Или вновь, только объявившись, навострил лыжи?
Фомин поднял глаза.
– План действий намечаю. Начальство требует.
– Уж не генерал ли, Сергеич?
Фомин рассмеялся.
– Пошутил я. Нужен мой план генералу, как лошади пятая нога. Ему что? Приказал и иди, выполняй. На что и голова у подчиненного, чтобы самостоятельно соображать, мозгами шевелить, заставлять извилины работать.
– Начальству, в самом деле, легче.
Фомин загадочно ухмыльнулся.
– Как мудро выразился один из героев Юлиана Семенова, ценные указания способна давать даже дрессированная шимпанзе. Но, – Фомин приставил палец к губам, – это сугубо между нами. – В нашем управлении подобных шимпанзе, к счастью, не водится. У других – да, но только не у нас – это святое.
Савичев рассмеялся.
– Перестраховщик несчастный. И хлестко сказать хочется, и, одновременно, боязно.
Фомин согласно кивнул и вновь углубился в почеркушки. Савичев, правда, не собирался его оставлять в покое.
– Коллега, нехорошо оставлять вопрос без ответа, – напомнил он.
– Да? Не помню.
– Скажи: навострил лыжи или нет?
– Навострил, господин майор, еще как навострил. Однако не я, а мне навострили и даже четкую и понятную лыжню проложили.
– И куда в этот раз?
– Адрес, увы, – Фомин шумно вздохнул, – прежний. Тагил и тагильчане у меня уже в печёнках сидят.
– Отказался бы.
Фомин недовольно хмыкнул.
– Хотел бы я на тебя посмотреть… Будто не отказывался я… Еще как отказывался. Генерал ничего слушать не хочет. Пустил последний аргумент, но и он не помог.
– Что еще за «аргумент», Сергеич?
– Рапорт, говорю, об отставке написал. Устал, говорю. Душа, говорю, покоя требует.
– А что генерал?
– Рапорт, сердясь, заявил Краснов, может и полежать месячишко, другой в кадрах. Доведешь, говорит, дело до логического конца, то есть вместо многоточия поставишь жирную точку, и – гуляй себе.
– Он, знаешь, прав.
Фомин недовольно фыркнул.
– Майор, какая передо мной стояла задача? – спросил Фомин, и сам же себе ответил. – Ответить на вопрос, куда подевался главарь банды Курдюков?
– И ответил? – подтрунивая, спросил Савичев.
– Да, ответил. Ответил четко и ясно. Что еще-то надо от меня, а?
– Генералу надо, чтобы именно ты, а не кто-то другой, работал и во время следствия. Тебе и только тебе все карты в руки.
Фомин махнул рукой.
– Слышал я это.
– Тем более. Кстати: следователь Коротаев настаивал на твоей кандидатуре. Даже, будто бы, требовал.
– Не преувеличивай.
– Правду говорю. Говорю то, что своими ушами слышал.
– И что ему в голову взбрело, а? Я же в его бригадах никогда не работал. Бог миловал.
– Характер, конечно, у Коротаева не сахар, но работать с ним можно, – сказал Савичев. – Главное – человек надежный, а это немало.
Фомин хмыкнул.
– Если про характер говорить, то у меня он, пожалуй, похуже будет. Звонил ему. Хотел встретиться. Отказал. Сегодня, говорит, не смогу. Сначала, говорит, первичный допрос задержанного, а потом надо подготовить предварительное обвинительное заключение и в суд за санкцией на арест. Сейчас, говорит, с кондачка не пройдет: судье лапши на уши не навесишь. Ему нужны факты. И факты весомые. А иначе, говорит, судья может прямо в зале суда выпустить на свободу. Гоняйся, говорит, потом по миру, – Фомин снова хмыкнул. – Гоняться-то, между прочим, не ему придется, а нам, сыщикам.
– С этим сложнее стало, – согласился майор Савичев.
– Да, сложнее, но цивилизованнее, – заметил Фомин.
– А кто спорит? Но мы не готовы.
– Мы никогда не будем готовы… Пока жареный петух в задницу не клюнет, – сердито сказал Фомин и снова углубился в свое занятие.
На этот раз майор Савичев не стал коллегу отвлекать разговорами. Хотя разговаривать с Фоминым ему очень нравилось. И, будь время, днями бы обсуждал актуальные проблемы проходящей в России правовой реформы. И, вообще, за жизнь с ним интересно поболтать: умно мыслит, грамотно излагает. Слушать и спорить даже – одно удовольствие. Редкость это в той среде, где майор Савичев вращается. Пока редкость. Но, Бог даст, скоро все изменится. Он, Савичев, в это хотел бы верить. Ну, а как будет на самом деле – время покажет.
5
Кабинет для допросов изолятора временного содержания. После довольно благополучного завершения формальных процедур Коротаев решил сделать минутную паузу. Их было лишь трое, не считая двоих конвоиров: он, следователь, задержанный и его адвокат. Адвокат ведет себя разумно, а вот его подзащитный явно нервничает, все время злобно вращает зрачками и фыркает. Но это следователя не тревожит. Повидал на своем веку разных и его вряд ли чем-то или кем-то можно удивить. Вначале-то все так фыркают, но со временем, пообвыкнув, становятся вполне приличными людьми. И даже охотно начинают сотрудничать со следствием. Правда, это случается лишь в том случае, если почувствуют твердую руку следователя, не оставляющего никакого шанса на слабину.
– Ну-с, продолжим? – спросил Коротаев, остановившись взглядом дольше всего на лице подозреваемого. Тот, не выдержав, отвел глаза в сторону. Но промолчал. Промолчал и адвокат. – Вы, гражданин Шилов, подозреваетесь в том, что зверски убили лидера своего преступного сообщества Курдюкова, – услышав фамилию, Шилов облегченно вздохнул. Следователь сделал вывод: подозреваемый готовился услышать другое. Но что? И отчего столь откровенное облегчение? Вон, даже спину выпрямил, расслабился, хотя еще минуту назад сидел весь собравшийся в комок. – Что скажете, гражданин Шилов?
– А что я могу сказать? Мне нечего, вишь ты, сказать. Подобную ересь, что ли, комментировать?
– Значит, отрицаете сам факт?
Вмешался адвокат, хотя сообщение следователя его здорово шокировало:
– Подзащитный, вы вправе не отвечать на вопросы, если они ущемляют ваши конституционные права и могут ухудшить ваше положение.
– Благодарю адвоката, что он еще раз заострил внимание на конституционной норме, хотя вряд ли стоило это делать, поскольку в самом начале я разъяснил задержанному это конституционное право и он принял, как я понял, к сведению.
– Повторение – мать учения, – заметил адвокат и замолчал.
– Гражданин Шилов, а вы что скажете?
– Мне по-прежнему нечего сказать: я никого и никогда не убивал.
– Пусть так, но вы не станете же отрицать, что были близко знакомы с Курдюковым?
– Господин полковник, – вновь вмешался Тагильцев, – факт знакомства – не есть факт, могущий служить доказательством убийства.
Коротаев легко согласился с возражением адвоката, так как из его вопроса и на самом деле вытекала некая логическая связь между убийством и знакомством с убитым. Коротаев отметил про себя, что адвокат хоть и из провинции, но дело свое знает и с ним надо быть беспрестанно начеку. Что ж, и на старуху бывает проруха. Коротаев решил поправить ситуацию.
– Я лишь хотел знать, в какой мере и до какой черты простирается отрицание очевидного.
– Господин следователь, то, что очевидно для вас, вовсе не означает, что в той же мере должно быть очевидным для моего подзащитного.
Шилов начал прозревать насчет адвоката. Да, он и раньше слышал хорошие отзывы о профессионализме Тагильцева, но чтобы вот так, цепляться за каждую фразу следователя? И, судя по всему, цепляется правильно, потому что следователь терпит, возможно, даже соглашается. А этот, старый пень, вряд ли бы позволил провинциальному адвокатишке так вести себя, если бы… Он подумал: «Афонька-то хоть и берет по-крупному, но и работает ведь насовесть».
– И тем не менее… Прошу ответить: были ли знакомы с Курдюковым и если да, то в какой мере?
Шилов пожал плечами.
– Знаком. «Курдюк»…
– «Курдюк» – это кличка Курдюкова?
Шилов кивнул.
– Курдюков, вишь ты, был нашим признанным лидером.
– В какой сфере он лидировал?
– Ну, вишь ты… По-разному… Во всем…
– Не хотите ли сказать, что Курдюков возглавлял ваше сообщество?
– Не сообщество, а союз, – поспешил поправить адвокат.
– Так, возглавлял Курдюков ваш союз или нет?
– Да.
– Но, насколько мне известно, он не был сопредседателем, как, допустим вы, гражданин Шилов.
– Он… это… вишь ты… не по бумагам, а на самом деле… фактически.
– Следует ли вас понимать так, что он считался неформальным лидером? И, по сути, стоял во главе?
– Да. В авторитете был.
– Какие взаимоотношения существовали между вами и Курдюковым?
– Хорошие, вишь ты… Но потом… – Шилов остановился и посмотрел на адвоката, который растерянно качал головой. Догадался Шилов, что понесло не туда.
Но следователь уцепился.
– Что же было потом? Ваши отношения испортились, да? Что послужило причиной?
Шилов не знал, что ему делать в этой ситуации, поэтому растерялся. Но, собравшись, он сказал:
– Гражданин следователь, ну… вишь ты… это… значит…
– Что вы хотите сказать?
Адвокат пришел снова на помощь.
– Господин полковник, мне нужно посовещаться с подзащитным, поэтому прошу вас объявить пятиминутный перерыв.
– Охотно бы отказал в просьбе, но не имею права, – спокойно сказал Коротаев и вышел из помещения, оставив подозреваемого и его адвоката один на один.
Следователь вернулся точно через пять минут. Он спросил:
– Ну-с, посовещались? – оба кивнули. – Мне напомнить вопросы, на которые я не получил ответы?
– Не надо, вишь ты…
– Что значит «не надо», гражданин Шилов?
– Я отказываюсь отвечать на вопросы.
– Вы хотите воспользоваться своим конституционным правом?
– Да.
– Это ваше право, но мне жаль вас. Потому что чистосердечное раскаяние и содействие следствию – есть смягчающие вину обстоятельства. Отказ отвечать на вопросы, хоть и конституционная норма, ничуть не облегчает конкретно вашу участь. Впрочем, повторяю, это ваше право. Однако я, как следователь, все же обязан задать все интересующие меня сегодня вопросы.
– Скажите: только у вас, гражданин Шилов, ухудшились отношения с Курдюковым или у других сопредседателей тоже?
В ответ – молчание.
– Скажите: кому принадлежит инициатива убрать ставшего неугодным лидера?
В ответ – молчание.
– Скажите: обсуждался ли вопрос ликвидации Курдюкова на заседании правления НТПС? И если обсуждался, то какую позицию заняли другие сопредседатели?
Ничего, кроме молчания.
– Скажите: кто является автором плана злодейского убийства Курдюкова?
Все то же самое.
– Скажите: кто является непосредственным исполнителем и какова лично ваша роль, гражданин Шилов?
По-прежнему – ни единого слова и даже, как показалось следователю, допрашиваемый не проявляет никакого беспокойства. Хотя чувствовалось, что подозреваемый с трудом сдерживается.
– И, на сегодня, последний вопрос: назовите точное время и место убийства, в совершении которого вы подозреваетесь? – подождав несколько секунд, Коротаев продолжил. – Ответа нет и не будет. Но это не такая уж большая беда. Имею в виду, для следствия… В результате проведения доследственных оперативно-розыскных мероприятий в Нижнем Тагиле группой уголовного розыска, возглавляемой подполковником Фоминым Александром Сергеевичем, установлено следующее…
Коротаев коротко изложил суть, не забыв, там, где это необходимо, указать и конкретные факты. Правда, далеко не все. У следователя не было пока острой необходимости раскрывать все козырные карты.
– Исходя из всего здесь мною изложенного, я принимаю решение предъявить вам, гражданин Шилов, обвинение в совершении преступления, предусмотренного пунктами «д» и «ж» части второй статьи сто пять Уголовного кодекса Российской Федерации. И, в связи с этим, решил обратиться в Орджоникидзевский районный суд с просьбой дать согласие на ваш арест, на дальнейшее содержание вас под стражей, но уже в качестве обвиняемого. Вопрос будет рассмотрен в суде сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Если у вас, обвиняемый, и у вас, адвокат, имеются ходатайства, то вы их сможете огласить в суде. Все понятно? Тогда, пожалуйста, подпишите протокол допроса, а также распишитесь в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого.
Даже в этой ситуации Шилов был спокоен. Он подписал бумаги, после чего поставил подписи и адвокат.
– На этом первая стадия закончена. Встретимся в суде.
Коротаев, возвращаясь к себе, все время вспоминал тот момент, с которого Шилов неожиданно успокоился. Ему хотелось разгадать причину, но ничего разумного в голову не лезло. Он допускает, что неопределенность угнетает человека, поэтому, узнав истину, он несколько успокаивается. Но тот ли это случай? Нет ли еще чего-то, способствовавшего успокоению? Адвокат, пообещавший вытащить? Ну, в это трудно поверить. Как показалось Коротаеву, адвокат – человек умный, и тешить подзащитного несбыточными иллюзиями не станет. Коротаеву также показалось, что адвокат не имел представления о характере деяний подзащитного и, кажется, в один момент испытал шок. Но что послужило причиной? Хотя… Может, ему всего лишь показалось.
6
У Фомина на столе затрещал телефон. Он снял трубку.
– Подполковник Фомин… Еще раз здравствуйте… Так… так… Отлично… Значит, не удалось вывернуться?.. Адвокат хороший?.. Понятно: когда есть деньги, то… Да, вот, сижу, соображаю… Готовлюсь… А… Ну, да… У меня есть предложения насчет группы поддержки… Я с ними уже работал… Им, как и мне, не потребуется время для вхождения в курс дела… Еще следователей?.. Я не знаю… Как ведь вы решите… В Тагиле?.. Есть приличные… Да… И в прокуратуре… Например, Овсянников… Я готов… Готов, говорю, выехать по первому требованию… Если без требований?.. Могу и без них… Как будет угодно, господин полковник… Я тоже так считаю, что сработаемся… Правда, иногда я бываю несносен… Ну, на что руководитель оперативно-следственной группы, чтобы сдерживать ретивых, осаживать, если надо… Что вы!.. Я не из обидчивых… Да… Конечно… Завтра?.. А во сколько?.. Буду, обязательно буду… Что вы такое говорите, Иван Емельянович!? Не переломлюсь… И мне сподручнее… Удобнее и привычнее… Да?.. Надо же… Совпадение какое… Очень простое совпадение: я ведь тоже решил, что это мое последнее дело… Решено… Да… Нет, не передумаю… Теперь уж все!.. Решение принял давно, но генерал Краснов никак не соглашается… Нет-нет, в этот раз, повторяю, все!.. Я могу быть упрямым… Даже очень-очень упрямым… На подобии осла… Серьезный мой недостаток… Горбатого могила исправит… А вы, Иван Емельянович, когда намерены выехать?.. Понимаю, что у каждого следователя своя тактика и стратегия… Жаль Алексеева… Мужик был, что надо… в смысле, что был в прокуратуре и не стало… Скучает, наверное… Думаете, нет?.. Собирается чем-то заняться?.. Он только так говорит… Пару месяцев поотдыхает и станет искать работу… Я – тоже… Есть идея… Да… Хочу попробовать открыть в Екатеринбурге частное сыскное агентство… Не смейтесь: я совершенно серьезно… Пока…
Глава 3. Бедняжка
1
Тагильцев, сняв ветровку, расправив ее, огляделся, увидев сбоку вешалку, повесил. Посмотрелся в овальное настенное зеркало, висевшее в прихожей, пригладил волосы. Пригладил, скорее, по укоренившейся с годами привычке, оставшейся с прежних времен, чем по необходимости: как он сам подтрунивает над собой, умный волос давно уж покинул дурную голову.
Хозяйка стояла неподалеку, и в глазах женщины светилось тревожное ожидание.
– Итак, приступим? – хозяйка ничего не сказала, а лишь кивнула: делайте, мол, как хотите. Адвокат спросил. – Где мы сможем поговорить?
– Наверное, там, – хозяйка показала рукой на полуприкрытую дверь одной из комнат. – Проходите.
Адвокат, войдя, огляделся и сразу отметил: довольно скромно и старомодно; мог бы его клиент обставить гостиную, а это, очевидно, была именно она, и получше. Несмотря на богатство, свалившееся невесть откуда на семью, чувствовался соответствующий эстетический уровень – уровень самого натурального советского обывателя: чистенько, конечно, но безвкусно. И полукруглый полированный стол, стоящий по середине гостиной, стоящий, наверное, тут лет двадцать, но никак не меньше, – наглядное тому доказательство: анахронизм, оставшийся от прошлого.
Адвокат, взяв за спинку один из стульев, выдвинул из-под стола и сел. Хозяйка, скрестив руки на груди, стояла неподалеку. Стояла и по-прежнему молчала. Стояла и не знала, чего ждать от визита адвоката. Сердце, правда, с утра ноет. Значит, предвещает беду. Ее Женька, она и не собирается спорить, – отморозок, но он законный ее муж и этим все сказано.
Адвокат поднял глаза на женщину:
– Вы бы присели: неудобно так-то.
Женщина присела. Но не за стол, а на краешек дивана, также старомодного, стоявшего у стены, слева.
– Как вам я уже говорил, Анна Егоровна, – начал Тагильцев, – вчера ездил в область, – та все также, молча, кивнула. – Мне жаль, но у меня для вас плохие новости…
– Хорошего ждать не приходится… Что-то полудурок натворил, да?
Полудурком жена часто называла мужа, в глаза – тоже. Для этого были причины. Первые два года, вроде, жили ничего: мужик работал автослесарем на автобазе и деньги приносил домой неплохие. По тем временам, конечно. Приносил все, до копеечки. Но был, очевидно, левак, то есть халтурка. Так что в карманах мужа водились деньжата. А где деньги, там и дружки-приятели, собутыльники. Стал часто приходить под хмельком, а после и вовсе вдрызг пьяным. Пыталась урезонить. Даже в профком (тогда это широко практиковалось) обращалась. Все без толку. В конце концов, жена махнула рукой: не переделаешь. Ушла бы, но была уже дочь, а через год – еще и сын. Терпеливо стала нести свой крест. Сейчас-то дети взрослые, живут самостоятельно. Но какой смысл уходить? Столько лет прожито. Оба уже немолодые. Под старость-то ей одной куковать, что ли? Да и то обстоятельство, что в последние годы жить стали безбедно, являлось существенным сдерживающим эмоции, которые, конечно же, одолевали жену. Груб стал не в меру. Нет, не дрался дома (ну, может, пару раз руку поднял на нее за всю-то жизнь), но другие бабы, вон, каждый день в синяках. И что? Даже они терпят, а она? Ничего, не хрустальная. Зато… Именной валютный счет в Сбербанке. Прилично на ее счете. Детям даже в силах помогать: обоим по иномарке купила. Она живет в реальном мире. Она слышала, до нее доходили сплетни (Нижний Тагил хоть и приличный город, но когда живешь в нем с рождения и до старости, то все равно люди примелькались, куча знакомых), будто то, чем занимается ее Женька, – криминал, будто деньги, что сейчас несет домой, нетрудовые, как часто по телевизору говорят, грязные. Но ей-то что до того? Она не вникает в дела мужа. Его дела – ей по боку. Он – не ангел. Кому-кому, а ей-то известно. Трижды уж успел побывать там, где Макар телят не пас. Бандит, одним словом. Бандит, да, но куда все несет? В дом да в дом! Другие-то как? А так: из дому да из дому! Плох муж, но не из худших, нет не из худших. Врать не станет: лучше бы жить скромно, но спокойно, без опаски за будущее. Но… Что есть, то есть. Иного ей не дано. Надо жить, точнее – доживать. Вон, вот-вот наступит срок выхода на пенсию. Смехотворная, ясно, пенсия, но тем не менее… Есть хоть какая-то социальная гарантия.