Вор

Megan Whalen Turner

The Thief

Copyright © 1996, 2017 by Megan Whalen Turner

All rights reserved

Cover art © by Joel Tippie

Cover design by Paul Zakris

© Е. Токарева, перевод на русский язык, 2021

© Издание, оформление. Popcorn Books, 2021

Волшебник остановился и сказал:

– Вот оно.

– Что? – не понял я.

– Место, где ты заработаешь себе репутацию.

Я окинул взглядом голые скалы, реку, песчаный пляж под ногами. Было видно, что воровать тут нечего. Совсем-совсем нечего.

Посвящается Сэнди Пассарелли

Глава первая

Я сидел в королевской тюрьме. Долго ли? Не знаю. Потерял счет времени. Дни походили один на другой. Единственное различие – с каждым днем я становился еще грязнее. По утрам оранжевое мерцание тусклой лампы за дверью камеры сменялось столь же тусклыми, но ровными лучами солнца, проникавшими в тюремный двор. А вечерами, когда солнечный свет угасал, я говорил себе, что стал на один день ближе к освобождению. Чтобы скоротать время, вызывал в памяти приятные воспоминания, раскладывал их по полочкам и тщательно изучал. Снова и снова пересматривал планы, которые раньше казались такими простыми и понятными, и клялся себе и всем известным богам, что, если выберусь отсюда живым, никогда больше не возьмусь за такое рискованное дело. Безумно рискованное.

За время, прошедшее после ареста, я сильно исхудал. Железный обруч на поясе стал великоват, но все равно застревал на бедрах. Мало кого из заключенных надолго оставляли в цепях, разве что тех, кого король особенно недолюбливал: графов, герцогов да еще, пожалуй, министра финансов, посмевшего сказать его величеству, что в казне не осталось денег на пустые развлечения. Я не был ни тем, ни другим, ни третьим, но не совру, если скажу, что король меня крепко невзлюбил. Вряд ли он помнил мое имя или кто я такой, но, по-видимому, не хотел, чтобы я ускользнул. Поэтому на ногах у меня болтались кандалы, на поясе – обруч, а на руках – наручники, от которых все равно не было никакого толку. Первое время я стягивал их, но иногда приходилось очень быстро надевать обратно, и на руках появились ссадины. Со временем я перестал снимать оковы – старался не бередить болезненные раны.

Чтобы чем-то занять голову, я учился ходить по камере, не звякая цепями. Длина цепи позволяла расхаживать от переднего угла камеры через середину к задней стене. Там, в глубине, находилась кровать – точнее, каменная скамейка с тоненьким мешочком опилок вместо матраца. Рядом стоял ночной горшок. Больше в камере не было ничего – только я, да мои цепи, да дважды в день еда.

Дверь в камеру была решетчатая. Стражники, расхаживая взад-вперед, то и дело поглядывали на меня. Вот она, цена моей репутации. Стремясь к величию, я бесстыдно хвастался своим мастерством в каждом городском трактире. Мне хотелось, чтобы все на свете поняли: я – величайший вор, какого знало человечество со дня творения. Видимо, я приблизился к своей цели. Народ валом валил послушать, как меня судят. Поглазеть на меня заходили все тюремные стражники. Других заключенных хотя бы на время выводили погулять на солнышке в тюремном дворе, я же был неотлучно прикован в камере.

Один из стражников был особенно настырен. Он норовил подловить меня, когда я сидел, обхватив голову руками, и всякий раз со смехом спрашивал:

– Ну что? Еще не удрал?

В ответ я ругал его последними словами. Наверное, это было неразумно, но я, как обычно, не умел держать обиду в себе. И сколько я ни чертыхался, он лишь еще громче хохотал.

Я изнемогал от холода. Когда меня арестовали и волоком вытащили из трактира «Тенистый дуб», стояла ранняя весна. А сейчас за стенами тюрьмы, должно быть, уже полыхает летняя жара, после полудня горожане спасаются от зноя в своих домах, но в здешние камеры солнце не попадает, и в них всегда стоит промозглая сырость. Долгими часами я мечтал о теплом солнышке, представлял себе, как оно пропитывает городские стены, чьи желтые камни остаются горячими еще долго после заката, как солнечные лучи высушивают нечаянно пролитую воду и капли вина, упавшие в пыль за порогом трактиров, когда горожане – правда, все реже – совершают жертвенные возлияния богам.

Иногда я подходил к двери, насколько позволяла цепь, и сквозь прутья, через глубокую галерею, обрамлявшую камеры, с тоской смотрел на яркое солнышко, озарявшее тюремный двор. Камеры располагались в два этажа, я находился на верхнем. Двери камер выходили в галерею, а она отделялась от двора каменными колоннами. Внешняя стена, глухая, без окон, была фута три-четыре в толщину и складывалась из огромных камней, которые не могли бы сдвинуть и десять человек разом. Легенды гласят, что древние боги сложили эту стену всего за один день.

Город взбегал вверх по склону холма, а тюрьма располагалась на самой вершине и поэтому была видна отовсюду. Рядом с ней стояло только одно здание – королевский дом, мегарон. Когда-то здесь же высился и храм древних богов, но его давно разрушили, а базилику новым богам построили ниже, на склоне. В былые времена королевский дом представлял собой истинный мегарон с единственным залом, где стояли трон и очаг, а на месте тюрьмы была агора, рынок, где горожане назначали встречи, а купцы вели торговлю. В нынешних камерах располагались лавки, в которых продавали одежду, вино, свечи, драгоценности, привезенные с островов. Огромные камни, разбросанные по двору, служили трибунами, с которых именитые горожане произносили речи.

Потом пришли захватчики на длинных ладьях и принесли свои порядки. Они вели торговлю на открытых рынках, разбитых рядом с кораблями. В королевском дворце они поселили своего наместника, а в прочном каменном здании агоры устроили тюрьму. Именитых горожан приковали к тем же самым камням, на каких они привыкли стоять.

Прежних захватчиков вытеснили новые, и в конце концов граждане Сауниса восстали и вернули на трон своего короля. Но торговля все равно продолжалась на берегу моря, это вошло в привычку, и в здании агоры новый король оставил тюрьму. Она никогда не пустовала, потому что король не состоял в родстве ни с одной из семей, правивших городом раньше. И к тому времени, как я очутился здесь, история эта почти стерлась из людской памяти. Для горожан тюрьма была всего лишь местом, где держат бедолаг, не заплативших налоги, и прочих преступников.

Наступил вечер. Я растянулся на скамье, обмотавшись цепью, ведущей от обруча на поясе к кольцу в потолке. Время было позднее, солнце давным-давно зашло, и тюрьма освещалась тусклыми лампами. Я прикидывал, чего мне больше хочется – чистой одежды или сытной еды, и не обратил внимания на то, что снаружи застучали шаги. В узком торце здания была железная дверь, ведущая из тюрьмы в караулку. Через нее по многу раз в день входили и выходили стражники. Я давно перестал обращать внимание на хлопанье двери, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда в камеру ворвался яркий луч, усиленный линзой. Я быстро выпутал ноги из цепи и сел. Хотелось выглядеть ловким, изящным и даже немного диковатым, однако внезапный свет ослепил глаза, я неуклюже дернулся и чуть не свалился с каменной койки. Удержала меня лишь цепь, в которой запуталась нога.

– Это он? Тот самый?

В голосе звучало удивление. Я выпрямился и зажмурил ослепшие глаза. Стражник заверил гостя, что это, несомненно, и есть тот самый узник.

– Хорошо. Выведите его.

Стражник отпер решетчатую дверь.

– Слушаюсь, волшебник. – Тут я понял, кто же явился ко мне в столь поздний час. Один из самых могущественных советников короля. В былые времена, до нашествия захватчиков, люди искренне полагали, что королевский волшебник и впрямь способен творить чудеса, но нынче в это не верил никто. Волшебник – это просто ученый. Он читал книги и свитки на разных языках, изучил все, что было когда-нибудь написано, и даже то, про что еще никто никогда не писал. Если королю надо было узнать, сколько зерна вырастает на том или ином клочке земли, он обращался к волшебнику. Если король пожелает выяснить, сколько крестьян будут голодать, если он сожжет этот самый клочок земли, волшебник мог сказать и это. Знания, подкрепленные умением убеждать, делали его влиятельной фигурой при дворе. Он присутствовал, когда меня судили. Сидел на галерее за спинами у судей, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди.

Наконец я выпутался из цепи, и стражник отомкнул кандалы огромным ключом толщиной с мой палец. Наручники оставили, но ослабили цепь, крепившую их к обручу на поясе. Потом меня подняли на ноги и вытащили из камеры. Волшебник окинул меня взглядом сверху донизу и наморщил нос – видать, запах не понравился.

Он пожелал узнать, как меня зовут.

– Ген, – ответил я. Больше его ничто не заинтересовало.

– Ведите, – бросил он стражникам, повернулся ко мне спиной и зашагал. Я изо всех сил старался сохранять равновесие, но мои движения постоянно приходились не в такт действиям стражников, и меня рывками толкали по галерее с изяществом ошпаренной кошки. Мы миновали караулку, через дверь в наружной стене вышли на крыльцо и спустились во двор, отделявший тюрьму от южного крыла королевского дома. С трех сторон у нас над головами высились четырехэтажные стены мегарона. Под внимательным оком захватчиков крошечная королевская цитадель превратилась в огромный дворец, а с тех пор разрослась еще сильнее. Следуя за фонарем в руке стражника, мы пересекли двор и по другому крыльцу поднялись к двери, ведущей в мегарон.

За дверью тянулся коридор. На белых стенах висели десятки ламп, и внутри было светло как днем. Я поспешно отвернулся, вырвал руку у стражника и прикрыл глаза. Свет вонзился в голову, словно острые копья. Оба стражника остановились, один попытался схватить меня за руку, но я снова вывернулся. Волшебник оглянулся посмотреть, что тут за шум.

– Погодите немного, пусть его глаза привыкнут, – бросил он.

Мне дали всего несколько мгновений, но и они пошли на пользу. Я смахнул слезы, и мы двинулись дальше. Я шел с опущенной головой, почти закрыв глаза, и поэтому сначала мало что разглядел. Пол в коридоре был мраморный, плинтусы крашеные. Кое-где попадался узор из лилий, черепах, птичек на ветках. Мы поднялись по лестнице, где нарисованная свора охотничьих собак загоняла льва за угол к двери, и там остановились.

Волшебник постучал и вошел. Стражники не без труда втиснулись в узкий проем и втолкнули меня. Мне стало интересно, кто наблюдает за моим неуклюжим появлением, и я посмотрел по сторонам. В комнате никого не было.

Я насторожился. Кровь бурлила, как вино в кувшине, но при этом я падал с ног от усталости. Подъем по лестнице ощущался как восхождение на гору. Колени подкашивались. Хорошо еще, что стражники, хоть и без всякой жалости, держали меня под руки. Когда они отступили, я пошатнулся и взмахнул руками, чтобы не упасть. Звякнули цепи.

– Можете идти, – сказал стражникам волшебник. – Заберите его через полчаса.

Всего полчаса? Все мои надежды, едва зародившись, слегка привяли. Стражники ушли, и я огляделся. Комната была небольшая, в ней стояли только стол да несколько удобных кресел. Волшебник остановился у стола. Окна за его спиной, должно быть, выходили в большой двор мегарона, но крохотные стеклышки лишь отражали свет ламп, горевших внутри. Я снова покосился на кресла, выбрал то, что получше, и сел. Волшебник сердито сдвинул брови. Они были темные, хотя волосы сильно поседели.

– Встань, – велел он.

Я развалился еще сильнее, облокотившись на перовые подушки. Эх, сюда бы еще и одежду чистую! Я чувствовал, что не смогу встать, даже если очень захочу. Колени дрожали от слабости, а желудок грозил расстаться даже с той скудной едой, какую мне дали на ужин. Спинка кресла доставала мне как раз до затылка, поэтому я откинул голову и стал смотреть, прикрыв глаза, на волшебника, все еще стоявшего у стола.

Волшебник дал мне еще пару секунд на размышления, потом подошел к креслу. Склонился, чуть не ткнув меня длинным носом. До сих пор я ни разу не видел его лицо так близко. Нос был с горбинкой, как почти у всех жителей города, но глаза не карие, а светло-серые. Лоб покрыт морщинами – от солнца и от сердитого нрава. Видимо, он слишком часто хмурится. Мне подумалось, что, прежде чем углубиться в чтение книг, он, должно быть, много работал на открытом воздухе, но тут он заговорил. Я отбросил мысли о его внешнем облике и снова заглянул в глаза.

– Рано или поздно мы сможем достичь взаимного уважения, – тихо произнес он. «Скорее боги сойдут прогуляться по земле», – подумалось мне. Он продолжил: – А сейчас мне от тебя нужна лишь покорность.

Его способность выразить угрозу в столь немногих словах была поразительна. Я моргнул, и руки, лежавшие на подлокотниках, слегка задрожали. Звенья цепи звякнули одно о другое, но я все равно не сделал попытки встать. Просто не удержался бы на ногах. Волшебник, наверное, понял это, а также понял, что его слова достигли цели. Он шагнул обратно к столу и пренебрежительно отмахнулся:

– Ладно уж. Сиди пока. Потом почистим кресло.

Мои щеки вспыхнули. Я же не виноват, что воняю! Посидел бы он несколько месяцев в королевской тюрьме! Посмотрим, куда девался бы этот его аромат старых книг и душистого мыла.

Он разглядывал меня еще несколько секунд и восторга не выразил.

– Я был на суде, – сказал он наконец.

Я не стал говорить, что тоже его заметил.

– Ты похудел.

Я пожал плечами.

– Скажи, – продолжал он, – тебе не хочется покидать наш гостеприимный кров? На суде ты сказал, что даже стены королевской тюрьмы тебя не удержат, и я предполагал, что тебя уже и след простыл. – Он явно любовался собой.

Я закинул ногу на ногу и устроился поудобнее. Его передернуло.

– Всему свое время, – ответил я.

– Истинная правда, – согласился волшебник. – И какое же время тебе потребуется?

«Еще полчаса», – подумал я, но этого тоже не стал говорить.

– На мой взгляд, времени понадобится немало, – сказал волшебник. – Возможно, вся твоя оставшаяся жизнь. Как-никак, – пошутил он, – после смерти ты недолго пробудешь в королевской тюрьме, верно?

– Пожалуй, да. – Шутка не показалась мне смешной.

– На суде ты много хвастался. Полагаю, впустую.

– Я могу украсть все что угодно.

– Хвались, хвались. Именно эта похвальба и привела тебя в темницу. – Он взял со стола перо и повертел в руках. – Жаль, что такие дарования, как твое, не часто соседствуют с разумом, но, к счастью для тебя, меня интересует не разум твой, а дарование. Если ты и впрямь так хорош, как заявляешь.

– Я могу украсть все что угодно, – повторил я.

– Кроме самого себя из королевской тюрьмы? – На сей раз волшебник приподнял только одну бровь.

Я пожал плечами. Из тюрьмы я бы тоже смог выбраться, но потребуется время. Возможно, долгое. А мне хотелось, чтобы королевский волшебник предложил выход побыстрее.

– Наконец-то ты научился держать язык за зубами, – подытожил волшебник, оторвался от стола и стал расхаживать взад-вперед. Когда он повернулся ко мне спиной, я отбросил волосы с лица и еще раз окинул комнату быстрым взглядом. Я уже понял, что это его кабинет. На полках лежали книги и старинные свитки. Вдоль поцарапанной скамьи громоздились амфоры и другие глиняные сосуды. Были и стеклянные бутыли. В дальнем конце виднелась задернутая шторами ниша, под шторой угадывались ноги в кожаных сапогах. Я резко развернулся, желудок подскочил к горлу.

– Ты мог бы сократить срок заключения, не сокращая свою жизнь, – произнес волшебник.

Я поднял глаза на него. Оказывается, я уже потерял нить беседы. И, вспоминая, о чем речь, вдруг заметил, что он и сам нервничает.

– Продолжайте. – Я развалился в кресле.

– Я попрошу тебя кое-что украсть.

– Королевскую печать? – улыбнулся я. – Запросто.

– Я бы на твоем месте перестал хвастаться, – проскрежетал он.

Моя улыбка стала еще шире. Золотое кольцо с гравированным рубином было отдано ему на хранение. А я его украл. Эта потеря наверняка сильно ухудшила его положение при дворе. Он покосился через мое плечо на зашторенную нишу и вернулся к делу.

– Мне нужно, чтобы ты выкрал одну вещь. Сделаешь – и не вернешься в тюрьму. Не получится – все равно не вернешься в тюрьму. Я об этом позабочусь.

Из тюрьмы то и дело кто-нибудь уходил. Каменщики, плотники, кузнецы, любые умелые ремесленники сокращали себе срок, работая на благо короля. Несколько раз в год собирали необученных работников и отправляли на серебряные шахты к югу от города. Они редко возвращались. А некоторые узники просто исчезали навсегда.

Было ясно, что у волшебника на уме, поэтому я кивнул.

– Что нужно украсть? – Только это меня и волновало.

Волшебник пропустил мой вопрос мимо ушей.

– Подробности узнаешь позже. А сейчас мне надо понять, способен ли ты к делу. – То есть не снедает ли меня хворь, не изголодался ли я до полной непригодности, пока сидел в темнице.

– Еще как способен, – ответил я. – Но мне надо знать, что именно я должен украсть.

– Тебе расскажут. А пока что это не твое дело.

– А если я не справлюсь?

– Мне казалось, ты можешь украсть все что угодно, – поддел он.

– Кроме самого себя из королевской тюрьмы, – подтвердил я.

– Хватит умничать, – покачал головой волшебник. – У тебя плохо получается. – Я открыл было рот и чуть не ляпнул то, чего не следовало, но он продолжал: – Чтобы достичь цели, придется проделать довольно дальний путь. Вот тогда все и узнаешь. Времени будет вдоволь.

Я, радостный и умиротворенный, откинулся на спинку кресла. Главное – уйти из Сауниса, а там уже только меня и видели. Волшебник наверняка прочитал мои мысли и снова склонился надо мной.

– Не считай меня глупцом.

Он не глупец, что верно, то верно. Но у него не было такой, как у меня, мотивации. Он снова облокотился на стол, а я сидел, расслабившись, и думал, что боги наконец-то услышали мои молитвы. Потом сзади меня что-то зашуршало, шторы раздвинулись, и я вспомнил про две ноги в нише. Желудок, слегка было успокоившийся, снова подскочил к горлу.

По комнате протопали сапоги, чья-то сильная рука протянулась из-за спинки кресла и схватила меня за волосы. Владелец руки обошел кресло спереди, приподнял меня и поставил лицом к себе.

– И меня тоже глупцом не считай, – прорычал он.

Он был невысок, весь в отца, и коренаст. Над ушами кудрявились темно-золотистые волосы. У любого другого такая прическа казалась бы женственной. В детстве, наверное, мама умилялась, глядя на него, но сейчас в нем не осталось ничего умилительного. Волосы один за другим покидали мою голову, и я привстал на цыпочки, чтобы ослабить боль. Обхватил его руку обеими своими, потянул вниз и внезапно понял, что ноги оторвались от земли. Я повис в воздухе.

Он разжал пальцы. У меня подкосились ноги, и я рухнул наземь со стуком, пронзившим все тело. Потрогал голову, пытаясь запихнуть волосы обратно в скальп. Поднял глаза и увидел, что король вытирает руку об одежду.

– Встань, – велел он.

Я послушался, потирая макушку.

Король Сауниса не отличался изысканностью. Но не был он и неотесанным медведем, подобным королям из маминых сказок. До изящества он не дотягивал – слишком приземист, немного маслянист и чуть-чуть толстоват. Зато в проницательности ему не откажешь. Он постоянно удваивал налоги и держал большую армию, чтобы население не вздумало бунтовать. Армия кормилась этими налогами. А когда и сама армия стала представлять угрозу, он отправил ее воевать с соседями. Победы наполняли его казну деньгами. Королевство Саунис, сильно пострадавшее от захватчиков, заметно расширилось. Еще не так давно захватчики отрывали от страны кусок за куском и раздавали в награду союзникам, а теперь она почти вернулась к былым размерам. Король вытеснил аттолийцев с их полей по эту сторону Гефестийских гор, и по узким перевалам, ведущим через земли Эддиса, изгнанники вернулись на свои исконные земли по ту сторону хребта. Поговаривали, что он хочет захватить и те земли тоже и что Аттолия готовится к большой войне.

Не удостоив своего волшебника даже взглядом, король подошел к скамейке у стены, взял небольшой ларец и опрокинул на стол. Дождем посыпались тяжелые золотые монеты. За каждую из них можно было купить семейную ферму со всем скотом. Несколько монет упали, звякнув, на каменный пол. Одна подкатилась к моей ноге и осталась лежать, глядя на меня насмешливым желтым глазом.

Я хотел было наклониться и поднять ее, но вовремя остановился и вместо этого сказал:

– Мой дядя держал такой ларчик под кроватью и каждый вечер пересчитывал.

– Врешь, – отрезал король. – Ты никогда в жизни не видел столько золота.

Откуда ему было знать, что однажды ночью я злоупотребил его гостеприимством, прокрался в мегарон и под полом, где тянулись трубы отопительной системы, прополз в сокровищницу. Там в душной темноте я проспал целый день на его окованных сундуках.

Саунис постучал по опрокинутому пустому ларцу:

– Все это золото я предложу в виде награды, если тебе не удастся принести то, за чем я тебя посылаю. Награда будет выдана любому человеку, из этой страны или из другой, кто доставит тебя ко мне. – Он поставил ларец как надо и захлопнул крышку.

У меня засосало под ложечкой. От такой награды никто не откажется. За мной будут охотиться по всему свету, от края до края.

– Ты мне, естественно, будешь нужен живым, – добавил король и стал подробно описывать все гадости, которые произойдут со мной, когда я попаду в плен. После первых же примеров я старался не слушать, но он все говорил и говорил, и я сидел, загипнотизированный, как воробей перед удавом. Волшебник стоял, скрестив руки на груди, и слушал столь же внимательно. От его волнения не осталось и следа. Доволен, наверное, что король принял его план и своими угрозами воодушевляет меня на работу. А у меня внутри делалось все хуже и хуже.

Через обещанные полчаса меня вернули в камеру, и после беседы в личном кабинете волшебника она показалась теплой и уютной. Как только стражники ушли, я плюхнулся на каменную скамью и бесцеремонно выкинул из головы короля с его угрозами. Об этих ужасах лучше не думать. Вместо этого я стал во всех подробностях представлять себе, как выйду из тюрьмы. Устроился, насколько можно, поудобнее и вскоре уснул.

Глава вторая

Наутро за мной пришли двое стражников и снова застали врасплох. Я-то думал, что путешествие, о котором говорил волшебник, начнется не скоро – ведь его надо тщательно спланировать. А королевское одобрение получено не далее как этой ночью. Мои надежды, то взлетавшие, то падавшие, снова поникли – до меня дошло, что волшебник не сказал, далеко ли мы направимся. Может, всего на несколько миль. Но все равно я был рад освободиться от цепей.

На сей раз стражники сняли и наручники, и обруч с пояса, и кандалы с ног. Поэтому, когда мы шли по галерее вдоль длинной вереницы камер, на ходу ничто не звякало. Тишину нарушал лишь громкий топот – стражников, не мой – да скрип кожаных курток, которые они носили под стальными кирасами. Мы прошли через караулку к двери во двор, отделявший тюрьму от мегарона. Едва дверь приоткрылась, я мгновенно понял, что вчерашний свет ночных ламп не идет ни в какое сравнение с сиянием палящего солнца.

Близился полдень, и солнечные лучи отвесно падали прямо во двор. Со всех сторон их отражали бледно-желтые камни. Я взвыл, чертыхнулся, закрыл голову руками и согнулся от боли. Уж лучше бы сгореть на костре.

Забавная штука: со времен захватчиков в Саунисе поклоняются новым богам, но, если нужно хорошенько выругаться, вспоминают богов старых. Я взывал к каждому из них по очереди и повторил все проклятия, какие слыхал в нижнем городе.

– К богам собачьим, к богам собачьим! – завывал я, пока стражники, крепко держа за локти, тащили меня, совершенно ослепшего, вниз по лестнице. Я не мог оторвать ладони от глаз, ноги едва касались каменных ступенек.

Внизу ждал волшебник. Он велел мне взять себя в руки.

– И вас тоже к богам собачьим, – прохрипел я, не разжимая ладоней. Один из стражников тряхнул меня, и я чуть не обругал его тоже, но решил сосредоточиться на боли в глазах. Она угасала очень медленно, однако через несколько минут, отважившись чуть-чуть раздвинуть ладони и посмотреть вниз, я сквозь пелену кое-как различил мостовую. Я шмыгнул носом и утер слезы. Выждав полминуты, раздвинул ладони еще немного и попытался разглядеть, что делается во дворе. Спешить мне некуда.

Стоял дикий гвалт. Лошади громко цокали копытами по камням, волшебник орал на всех подряд. Неподалеку кто-то распаковывал седельные мешки и вытряхивал их содержимое прямо под ноги перепуганной лошади. Та всё норовила бочком-бочком отойти подальше от кучи барахла, а конюх под уздцы тащил ее обратно. Видимо, один из путешественников хватился, не забыл ли чего-нибудь. Волшебник, выругавшись еще крепче, отослал растяпу в замок искать потерю.