Остров Робинзонов
Этот обряд был совершен в одну из суббот ноября месяца. Жанна, которая вела календарь острова, объявила брату, что завтра воскресенье и что этот день следует посвятить отдыху.
Однако дети придумали воспользоваться своим отдыхом для того, чтоб предпринять прогулку вдоль берега и по лесу. Таким образом они могли не спеша осмотреть окружающую местность и определить границы своего обиталища. Жанна нанесла их на временную карту, дав названия всем пунктам, которые должны были служить им заметками. Так, на дуге приблизительно в двадцать километров юные топографы отметили кроме бухты Мертвых – мыс Альбатроса, мыс остова «Сен-Жака», залив Кайманов, лагуну Аллигаторов и виллу Мапана. Последняя была не что иное, как секвойя, на которой они устроили свое жилище.
Прошло две недели, не принеся никаких перемен в положении молодых отшельников поневоле. Ни одного паруса, ни одной лодки не показывалось на горизонте. Никакого тревожного или успокоительного звука не долетало со стороны леса, если не считать оглушительного концерта населявших его бесчисленных птиц, который ежедневно поднимался вместе с зарей.
Благодаря этому Жан много раз имел случай упражняться в стрельбе и приносил своей прелестной хозяйке то дикого индюка, то дрофу, а за недостатком этой изысканной дичи – и разноцветного попугая, так как тропические леса кишат этими птицами и здесь можно насчитать до тысячи их разновидностей.
Жану было необходимо охотиться, чтоб несколько разнообразить слишком незатейливое меню их стола. Вместе с тем молодые люди позволяли себе и другую роскошь – разнообразие в удовольствиях. Они ночевали то на корабле, то в своем лесном жилище. Жанна называла это «поездкой на дачу». В сильную жару им было приятно ютиться в зеленых ветвях секвойи.
В одну ночь Жанна погрузилась уже в сладкий сон, когда ее брату послышался шорох в траве у подножия дерева. Минуту спустя раздалось как будто царапанье когтей о толстую кору секвойи.
Молодой человек быстро вскочил и, схватив свое ружье, высунул голову в маленькое окошечко, которое он нарочно проделал в одной из деревянных стен второго этажа. Поднятый им шум, должно быть, смутил ночного посетителя, потому что молодой человек уловил звук быстрого прыжка и увидел, как в потемках сверкнули два зеленоватых огонька. Но тем все и ограничилось; животное не смело больше приблизиться к таинственному дереву.
С наступлением дня Жан сообщил сестре о своем неприятном открытии. Она пришла в некоторое волнение, но, будучи девушкой храброй, не слишком испугалась и смело ответила брату:
– Во всяком случае это был хищный зверь, и, будь он из самых кровожадных, мы можем против него защищаться. Ведь он не опаснее змеи и далеко не так отвратителен. Мне только жаль, что я не владею одной рукой, хотя и чувствую, что она уже заживает.
Они тотчас стали советоваться между собой и решили пока держаться своего морского жилища. После того дети покинули дерево, предварительно с большим старанием загородив двери, и устроились снова в каютах «Сен-Жака».
Однако неизвестное животное, пытавшееся напасть на секвойю, по-видимому, не отказалось от своих намерений. На следующую ночь дети были разбужены блеянием баранов и кудахтаньем кур, доносившимися с палубы. В то же время над их головами раздавался страшный грохот катавшихся ящиков и тяжелые прыжки. Можно было подумать, что какое-то довольно тяжеловесное животное яростно металось посреди обломков.
– Ого! – воскликнул Жан. – Неприятный гость добрался до нас и здесь.
Он схватил один из карабинов, положенных у него под рукой, и, быстро поднявшись по лестнице, откинул спускную дверь люка.
Но Жан опоздал еще раз.
Луна обдавала берег и море серебристым сиянием. Перед глазами юноши мелькнуло длинное гибкое тело зверя, перепрыгнувшего через груду ящиков и обломков всякого рода и бросившегося опрометью за корабельный борт, чтоб исчезнуть между нагроможденными скалами перешейка с громким ревом.
– Тигр! – гневно воскликнул Жан и выстрелил наудачу вдогонку зверю, который успел уже скрыться между утесами.
Жанна прибежала и принялась разбирать подробности этого ночного нападения.
– Наши барашки, наши бедные барашки! – вскричала она вдруг, охваченная состраданием, и повернулась к баку, откуда доносилось жалобное блеяние.
Действительно, тигр направил свою атаку на эту сторону. Он отчасти взломал одну из клеток, обитатель которой лежал полумертвый на полу, с окровавленным черепом, с животом, распоротым когтями чудовища.
– Ах, злодей! – воскликнул Жан, грозя кулаками в ту сторону, где исчез кровожадный зверь.
Он должен был прикончить несчастного барана, мучения которого были способны тронуть самое черствое сердце. Затем при помощи Жанны молодой человек перевел его оставшегося в живых товарища и домашних птиц в более безопасное место в средней палубе. После того, поместившись на лестнице под полуоткинутой дверью люка, он принялся сторожить, положив ружье на палубу, чтоб не промахнуться на этот раз, выстрелив по зловредному негодяю, если б тому пришла фантазия произвести новое вторжение.
Но его труды пропали даром. Бродяга, надо полагать, был так же труслив, как и прожорлив, потому что не показывался больше.
– Ничего, – сказал Жан, возвращаясь к себе, чтобы снова лечь в постель, – я ему не спущу, мошенник мне поплатится!
Он принялся обдумывать планы мести, которые не давали ему покоя, пока он сторожил зверя. Наконец юноша остановился на одной остроумной и практичной идее, которую Жанна постаралась дополнить.
Они решили провести следующую ночь на вилле Мапана. Туда следовало отвести уцелевшего барана, чтоб его блеяние приманило вора, после чего молодым людям было бы легко поразить врага под прикрытием своих стен.
Не без серьезной боязни направились они к лесу.
Действительно, они были предупреждены и знали, что животному так же хорошо известна эта дорога, как и им самим. Хотя американский тигр или, точнее говоря, громадная пантера, называемая ягуаром, не славится особенной храбростью средь бела дня, но все-таки можно было опасаться, что он неожиданно выскочит из чащи кустарника на лесной опушке. Это предположение было тем вероятнее, что они вели на веревочке несчастного барана, не перестававшего блеять.
Маленькое шествие подвигалось вперед. Жан держал наготове свой карабин, а Жанна не выпускала из своей маленькой слабой ручки револьвера. Дорогой не случилось ничего неприятного, они без помехи достигли подножия секвойи. Жан сначала помог подняться сестре, а потом стал поднимать барана, причем густая, спутанная шерсть животного не раз зацеплялась за разные препятствия.
Ночь, по обыкновению, наступила без сумерек. Брат с сестрой, запершись в своей верхней хижине, приготовили себе чай на спиртовой лампочке, чтобы как-нибудь провести время томительного ожидания. К счастью, оно было непродолжительно.
Среди глубокой тишины, наступившей после солнечного заката, Жанна первая услыхала неясный шорох в высокой траве. Она подала знак брату, и они без шума приподняли деревянный ставень, закрывавший узкий прорез, который позволял им наблюдать за тем, что происходит вокруг.
В ту же минуту слабое мяуканье донеслось до их слуха. Жанна, следившая за всем из своей обсерватории, устремила пристальный взгляд в лесную чащу и на прогалину, расстилавшуюся у подножия секвойи.
– Вот он, вот он, – сказала она, вся дрожа и дотрагиваясь до плеча брата.
На открытой лужайке, вокруг гигантского дерева, стояло большое красивое животное, силуэт которого, с гибкими и мощными формами, ярко выступал при свете месяца. Его ярко горящие зеленые глаза были жадно устремлены на хижинку первого этажа, куда заперли барана.
Вокруг тигра резвилось три маленьких грациозных создания, ростом с молодую кошку. Мяуканье этих детенышей, которым было не более нескольких месяцев, заставило насторожиться Жанну. Тигр оказался самкой, водившей свое потомство на охоту в светлые ясные ночи. В этом не было никакого сомнения.
Впрочем, недобрые намерения зверя вскоре обнаружились. Ягуар, не долго мешкая, сделал прыжок и, вонзив свои когти в кору секвойи, взобрался на первую площадку дерева. Опешивший Жан захлопнул дверь, которую только что отворил. На него напал ужас.
Обе хижины не имели другой кровли, кроме навеса из просмоленной парусины. Нет сомнения, что животное было способно продавить ее тяжестью своего тела. А что будет с ними, если произойдет свалка с тигром в узком пространстве этого дощатого шалаша? Хорошо еще, если ужасный хищник предпочтет напасть на временный приют барана.
Однако это было одно предположение. Очень могло случиться, что ягуар захочет сначала вступить в бой с людьми, чтобы прежде всего избавиться от опасности, висевшей над его головой. А вслед за одержанной победой он полакомится на досуге своей добычей или разделит ее со своими детенышами.
Все эти соображения промелькнули в голове Жана с быстротой молнии.
Под ним тигрица обнюхивала скрепы дощатой кельи. Оледеневший от ужаса баран притих, но голодное животное чуяло его запах и искало средства разрушить или сдвинуть с места преграду, налегая порой на тонкую переборку, которая трещала и гнулась под этим грозным натиском. Очевидно, чудовище не догадалось испробовать нападения с крыши.
Жан счел этот момент очень удобным. Он быстро распахнул дверь и приложился из ружья.
Однако тигр оказался проворнее его. Встревоженный стуком, он обернулся и увидел отворявшуюся дверь. Прежде чем Жан успел прицелиться, зверь присел на задние лапы и как стрела, пущенная тетивой лука, кинулся через голову юноши, которого задело ветром от этого эластичного прыжка.
Теперь он вцепился когтями в самый толстый из трех суков разветвления секвойи, очутившись над шалашом, где стояла бедная Жанна, полумертвая от страха. Ягуар яростно скрежетал зубами, размахивал хвостом, издавал хриплый рев, готовясь сделать второй прыжок. Ничто не могло помешать ему вскочить на парусинную кровлю.
– Не шевелись! – отрывисто приказал Жан своей сестре.
Он вышел из деревянной будки с ружьем на плече. Между ним и ягуаром не было и трех метров расстояния. Страшная опасность, которой подвергалась его сестра, пугала юношу еще более, чем собственное рискованное положение. Сердце Жана билось сильно, но рука не дрожала. В это ужасное мгновение его ум сохранил ту же ясность, как и его взгляд.
Ружейный выстрел грянул, раскатившись гулким эхом в заснувшей чаще леса. Пуля ударила тигра прямо в грудь, пробив ему бок и дойдя до сердца. Смертельно раненный зверь пытался кинуться на своего врага. Его когти выпустили твердую кору секвойи, и он рухнул на парусинный навес, который прорвал своею тяжестью.
– Выходи скорей, Жанна, выходи! – крикнул обезумевший молодой человек.
Второй выстрел грянул внутри шалаша, и при его вспышке Жан мог разглядеть драматическую сцену: ягуар, зацепившийся в своем падении за обрывок парусины, бился в предсмертных судорогах. Его страшные когти мелькали в воздухе в каких-нибудь нескольких дюймах расстояния от молодой девушки. Кровавая пасть открывалась и закрывалась, готовая исковеркать все, что ей попадется. Однако Жанна не потеряла храбрости. К ней вернулось все ее хладнокровие. Она поднесла свой револьвер к этой отвратительной пасти и размозжила голову чудовища. Все было кончено. Каким-то чудом дети спаслись от неминуемой гибели.
Жан вытащил еще теплое тело ягуара и кинул в валежник. Тут брату и сестре представилось успокоительное и вместе с тем тяжелое зрелище, когда трое детенышей приблизились к трупу своей матери, стараясь вернуть ее к жизни всевозможными ласками и жалобным воем.
Молодые люди тревожно провели остаток этой страшной ночи. Они были не в силах успокоиться. Недавнее нападение показало им недостаточную безопасность их жилища, и нельзя было ручаться, что в лесу не скрываются другие дикие звери, настолько же готовые напасть на них, как и тот, от которого они только что избавились. Две причины усиливали их страх. Во-первых, присутствие барана – запах животного мог привлечь новых плотоядных хищников, а во-вторых, и то обстоятельство, что убитый ими ягуар оказался самкой, тогда как вчерашний, виденный ими на пароходе, без сомнения был самец, потому что он охотился в одиночку.
О починке парусинной кровли нечего было и думать в настоящее время, так же, как и о возвращении на корабль с бараном на веревочке. Брат с сестрой поневоле решились провести ночь под открытым небом.
Им было суждено испытать сегодня всевозможные тревоги и всякие неприятности. Экваториальные страны отличаются не только изобилием растительности, но также изобилием самых отвратительных животных.
Дикие крики вскоре огласили воздух. Исполинские лягушки, которых индейцы сравнивают с быками по причине их громкого неистового кваканья, похожего на рев, оглушали детей до утра. Не смея заснуть, чтобы какое-нибудь новое вражеское нашествие не застало их врасплох, они должны были переносить прикосновение зловонных вампиров, задевавших их своими крыльями, отвратительных волосатых птицеедов, гигантских пауков, которые не боятся нападать даже на гнезда мелких птиц. Эта черная порода тарантул страшно пугала их в данную минуту, в особенности Жанну. Ее переутомленные нервы и восприимчивая впечатлительность внушали ей отвращение к летучим мышам и насекомым.
Но это было еще не все. Великое множество бесконечно малых существ принялись терзать несчастных молодых людей с настоящим ожесточением: москиты со свирепым жалом, клопы с вонючими выделениями, нигвы и корабельные тараканы, не говоря уже о тяжеловесных и неуклюжих ночных бабочках, бархатистые крылья которых беспрерывно шелестели вокруг головы и над ушами злополучных гостей секвойи.
Они горько упрекали себя за то, что покинули «Сен-Жак», и Жанна даже расплакалась.
Их мучения кончились с ночной темнотой, которая была тому причиной. Лишь только заря забрезжила над морем, подернув его белизной, и опоясала пурпурной полоской восточный край горизонта, как брат с сестрой слезли с дерева и, отвязав барана, пустились обратно к своему кораблю.
Их тела были изжалены, и жгучая боль от укусов становилась порой невыносимой. Выведенный из себя Жан воскликнул наконец:
– Нет, это решено: мы не вернемся больше на виллу до твоего полного выздоровления. Как только ты будешь владеть обеими руками, мы перестроим наши хижины прочнее, покроем их крышей и сделаем обшивку для стен.
Но прежде чем уйти от секвойи, Жанна почувствовала жалость. Трое маленьких ягуаров, совершенно безобидных, жалобно плакали над телом своей матери.
– Бедные маленькие животные! – произнесла со вздохом молодая девушка. – Неужели мы бросим их на произвол судьбы?
Жан широко раскрыл глаза и, посмотрев на сестру с немного тревожным любопытством, воскликнул:
– Ну вот еще! Неужели тебе жаль этих гадких тварей? Пускай себе околевают с голоду! Мы не обязаны о них заботиться.
– Да, но они такие хорошенькие! Мне рассказывали, что ягуар легко делается ручным и тогда заменяет хозяину верную охотничью собаку.
Жан дал себя уговорить. Он взял под мышку левой руки двоих маленьких зверьков, а Жанна занялась третьим.
– Я вернусь сейчас сюда обратно, – сказал он, – чтобы снять шкуру с убитой самки. Она так великолепна, что ее стоит сохранить.
Таким образом, Жанна Риво приняла на свое попечение троих сирот тигрицы, убитой ее братом.
V. Тревоги
Уже месяц молодые люди жили на острове или, по крайней мере, на клочке земли, который они считали островом. Два дня назад Жанна стала владеть сломанной рукой, но пока еще несколько неловко управлялась ею.
Оба жилища были теперь совершенно приспособлены к обитанию. Жан спилил бизань-мачту у самой палубы, а марс на фок-мачте обратил в некоторое подобие обсерватории. Мало того: чтобы упрочить положение корабельного корпуса на гряде скал, он умудрился спустить якоря и подкатить под кормовую часть левого борта громадные каменные глыбы, которые сами по себе могли поддержать корабль на его оси.
Так как котлы и машина были совершенно бесполезны, молодые люди использовали их для обустройства. Листовое железо, вместе с тем, которым был обшит форштевень «Сен-Жака», послужило для обивки трех комнат, выстроенных Жаном на секвойе.
В настоящее время дача отвечала всем требованиям комфорта. В ней были три комнаты, помещавшиеся одна над другой и соединенные внутренней лестницей, как и наружной, которая была снабжена веревочными перилами. Жан был творцом всех этих чудес, искусным столяром, он даже сделал самую необходимую, но достаточно удобную мебель для своей виллы.
Жанна каждый день добросовестно исполняла свою обязанность хозяйки дома, расчетливой и осторожной.
Каждое утро, вставая, она спрашивала брата:
– Что ты принесешь мне сегодня с рынка, милый Жан?
Рынком для них служил то лес, то морской берег. Из своих экскурсий молодой человек возвращался, неся в своем ягдташе: сегодня – птицу, завтра – дикого кролика, а при особенно счастливой охоте – вкусного агути или одного из тех маленьких оленей с пятнистой шерстью, которые походят издали на козлят.
Само собой разумеется, что такие дни считались праздником, и провизии хватало по крайней мере на два обеда.
Таким образом, дети не подвергались опасности у себя дома и не боялись умереть с голоду. В кладовой «Сен-Жака» было обилие съестных припасов, и Жан охотился только для того, чтобы разнообразить свой стол, принося то свежего мяса животных, то дичи.
Как только Жанна совсем поправилась, она стала сопровождать брата.
Девушка сделалась отличной матерью для троих сирот, принятых ею на воспитание. Ее «дети» скоро свыклись с новым образом жизни. Сначала им было немного противно питаться сгущенным молоком, которым Жанна делилась с ними скрепя сердце. Но вскоре они привыкли к нему и отлично росли. Миловидность этих маленьких зверьков равнялась их кротости. Они знали свои клички и шли на зов. Один из них был прозван Бархатом, другой – Золотой Шубкой, а третий – Изумрудом, по причине разного цвета их шерсти и оттенка глаз. Детеныши ягуара бегали за своими хозяевами, как щенки, играя и резвясь вокруг них, живя в дружбе даже с бараном и курами.
Но более всего молодые ягуары ласкались к Жанне, которая была их кормилицей, и хотя ласки этих животных иногда оставляли по себе царапины, молодая девушка с восторгом любовалась, как они катаются у ее ног, грациозно свертываются клубочком, стараются грызть предметы, которые им дают, ловят веревочку, мелькающую перед ними, точь-в-точь как молодые котята.
– Теперь ты видишь, – говорила Жану сестра, – что наши воспитанники самые милые сотоварищи, каких можно пожелать.
– Да, – отвечал Жан с оттенком прежнего недоверия, – но только бы они не изменили своим добрым наклонностям.
Итак, жизнь молодых людей, хотя и довольно однообразная, не была, однако, невыносимой. Корабельная, или, скорее, капитанская библиотека, впрочем, не особенно богатая, также доставляла им некоторое развлечение. Они перелистывали найденные там книжки с картинками и ради полезного упражнения вели журнал, описывая день за днем свое времяпрепровождение и украшая свои записки иллюстрациями. Жанна имела талант к рисованию и прилежно воспроизводила окрестные виды и различные сцены.
– Ах, – с сожалением говорил иногда ее брат, – какое несчастие, что у нас нет фотографического аппарата!
– Нельзя же все иметь, – отвечала кроткая Жанна. – Не станем роптать на судьбу, Господь поставил нас в условия, которым многие несчастные позавидовали бы на нашем месте. Впрочем, разве мы не художники? Разве мои кисти и карандаши не лучше всяких чувствительных пластинок фотографов?
Действительно, молодая девушка очень обрадовалась, когда в хаосе своей прежней каюты нашла невредимыми свои альбомы и ящик с красками. Мольберт был сломан однако искусный Жан снова починил его.
Таково было существование Робинзона и Робинзонши. По вечерам, когда с моря дул ветерок, они пили кофе на кубрике, любуясь величественным зрелищем океана. Дети привязали белый флаг к фок-мачте, однако в течение месяца, проведенного ими здесь, только один парус показался на восточной стороне горизонта. К несчастью, он плыл слишком далеко, и бедные путники, заброшенные на необитаемый берег, не были замечены мореплавателями.
– Днем еще можно увидеть наш флаг, – говорил Жан, – а вот ночью…
Он стал печалиться, и однажды Жанна сказала ему:
– А можем мы по ночам разводить огонь на берегу или выставлять фонарь на марсе?
Молодой человек уныло покачал головой.
– Нет, моя дорогая, это не годится. Такая мера была бы, во-первых, опасна для нас самих по причине возможного соседства людей, нравы и характер которых нам совсем неизвестны, а во-вторых, это плохо, потому что здешний берег изобилует мелями, усеянными подводными камнями. И судно, которое неосторожно приблизилось бы к ним, могло бы разбиться об утесы нашего острова.
И Жан прибавил в порыве досады:
– По крайней мере хоть бы мы знали название того места, где находимся!
– Ну, уж это наша вина, – весело возразила Жанна. – Здесь нет недостатка ни в компасах, ни в географических картах.
Жан вскочил при этом замечании, которое сопровождалось веселым смехом.
В тот же день он принялся за дело, измерил высоту солнца, отметил в точности свое положение по сторонам света и мог с безошибочной верностью определить то место, куда забросила их судьба и где Провидение поддерживало их жизнь.
Они находились под 1° 8’ 6’’ северной широты и под 52° 17’ 35’’ восточной долготы.
Взгляд на корабельную морскую карту показал им, в какой стране они находятся.
– Я был прав, – воскликнул Жан, – утверждая, что мы в Америке!
И он указал пальцем сестре пустынную местность, обозначенную на карте.
То был южный берег спорной территории между Бразилией и Французской Гвианой, так называемый мыс Гросса, лежащий между устьем Арагвари и одним из рукавов Амазонской реки.
Брат с сестрой поднялись на марс фок-мачты и там, с картой в руке, Жан стал объяснять молодой девушке местоположение.
– Теперь ты можешь ориентироваться. Вот тот рукав моря, который мы видим к югу, не что иное, как лиман Мараньона, этой царицы рек, названной португальскими мореплавателями рекой Амазонок. Лесистые пространства, выступающие за этим лиманом, представляют архипелаг из островов Маринхейрос, Виадос, Франка; самый крупный из них есть остров Байлика. Если бы мы могли пересечь мыс, идя кратчайшей дорогой через лес и держа на север, то достигли бы устья Арагвари. Но и тогда мы не много бы выиграли. Кто приедет за нами в эту безлюдную глушь?
И бедный Жан, совершенно упавший духом, спустился обратно в каюту, где упал на стул и, опустив голову на руки, горько заплакал, повторяя сквозь слезы:
– О, моя бедная сестра! Моя добрая Жанна! Я плачу больше о тебе. Мужчина всегда сумеет как-нибудь устроиться. Но женщина?.. Как вырвать тебя из этого страшного одиночества, тем более ужасного, что мы здесь настоящие пленники, заключенные между лесом и океаном? Боже мой, кто освободит нас отсюда?
На Жанну сильно подействовала эта вспышка отчаяния. Она всегда привыкла видеть своего брата бодрым и решительным.
Молодая девушка бросилась ему на шею и, обвив его руками, осыпая поцелуями, нашептывала нежные слова утешения, напоминала о необходимости мужественно переносить превратности судьбы.
– Не горюй, милый Жан, – говорила она. – Неужели ты, такой храбрый, такой предприимчивый, готов впасть в отчаяние? Наше положение сегодня не хуже, чем оно было вчера. Разве я не примиряюсь с ним? Разве жалуюсь?
И она улыбнулась, нежно гладя лоб и волосы Жана.
– Перестань, милый братец, ободрись, не падай духом! Если хочешь, пройдем лес насквозь. Или построим лодку и проникнем в лиман Амазонской реки. Ведь это невозможно, чтобы поблизости не оказалось какого-нибудь города или, по крайней мере, деревни! Вот ты увидишь! Увидишь! Мы скоро выберемся на свободу.
Теперь настала очередь Жанны успокаивать брата и поддерживать в нем надежду, которой не было у нее самой. Она сочувственно улыбалась ему, храбро выдерживая свою роль благодетельной феи, ангела-утешителя.
И молодая девушка достигла цели. Жан поднял голову, горячо поцеловал сестру и прижал ее к сердцу.
– Да, ты права, Жаннета. Мужчине стыдно малодушествовать, предаваться унынию. Мужчина не должен плакать.
Он выпрямился. Его глаза блеснули смелым огнем.
– Хорошо, мы осуществим твою мысль и начнем с постройки лодки. Вправо от нашего корабля я как раз заметил группу деревьев, необыкновенно похожих на тик, индейский дуб. Ты, наш знаменитый ботаник, должна хорошенько осмотреть их завтра, и тогда мы, не мешкая, примемся за дело.
Чтобы не поддаваться мрачным мыслям, Жанна предложила брату, не откладывая до завтра, немедленно отправиться к тому месту, где он видел драгоценные деревья.
Жан исполнил желание сестры.