Положение духовного сословия в церковной публицистике середины XIX века
Мнение протоиерея Г. С. Дебольского о положительной роли Церкви в истории Российского государства и общества представлено брошюрой «Влияние Церкви на русский народ» (точное время издания неизвестно, но не позже 1881 г.). В своем произведении автор стремится наглядно продемонстрировать положительное влияние Церкви на образование и нравственность русского народа. Однако, автор не ограничивается описанием прежних заслуг, а приводит примеры негативных последствий секуляризации русского общества; также защищает духовенство и духовное образование от нападок современной журнальной публицистики, которая, по его мнению, восприняла враждебный русскому народу и Церкви западный дух.
Полемика вокруг выборного начала представлена мнением священника М. Морошкина, выраженным в брошюре «Выборное начало в духовенстве» (1870) и прямым ответом С. И. Ширского на данное мнение в труде «Правда о выборном начале в духовенстве. Православного мирянина» (1871). Обе брошюры посвящены проблеме права избрания духовенства народом и епископата духовенством. Священник М. Морошкин, выступающий за выборность в духовенстве, публикует брошюру, где, основываясь на соборных постановлениях и мнениях канонистов, а также используя исторический пример как Древней Церкви, так и Церкви на Руси, доказывает его легальность и, более того, крайнюю необходимость в настоящее время. Ширский, имея в своем распоряжении текст оппонента, находится в более выгодном положении и поэтапно разбирает брошюры свящ. М. Морошкина. Опираясь, так же, как и его оппонент, на основы канонического права, И. С. Ширский критикует Морошкина, уличая его в фальсификации и в увлечении текстами западных канонистов и богословов, мнения которых противоречат православной традиции.
Отдельно необходимо отметить труды Н. В. Елагина и авторов, издававшихся под его редакцией. Мнение Н. В. Елагина о духовном образовании представлено в публикации «Белое духовенство и его интересы» (1881). Достаточно поздняя публикация, в которой автор смог не только высказаться о духовном образовании образца правления императора Николая I, но и о том, что из него сделали в процессе преобразований эпохи Александра II. Елагин, в отличии от священника И. С. Белюстина и Д. И. Ростиславова, наоборот, хвалит дореформенное духовное образование и критикует пореформенное. В данной публикации он возлагает вину за то, что, по его убеждению, качественное образование духовного юношества было упразднено и заменено некачественным, на публицистов-критиков, которые своими трудами убедили правительство предпринять ошибочные действия. Полемика со священником И. С. Белюстиным относительно целого ряда аспектов быта православного духовенства отражена в сборнике «Русское духовенство» (1859). Сборник состоит из семи статей, содержание которых создает у читателей впечатление разностороннего анализа положения духовенства в России. Шесть статей не имеют авторских подписей, а их содержание незначительно противоречит друг другу, что наверняка сделано с целью придания сборнику видимости наибольшей объективности. Основной задачей сборника несомненно является апология монашества и разоблачение клеветы на русское духовенство. Более подробно о монашестве под редакцией Н. В. Елагина было сказано в публикации «Дух и заслуги монашества для Церкви и общества» (1874), где большую часть повествования занимает исторический экскурс, задачей которого является указать на примеры идеалов монашеской жизни и положительное влияние монастырей на общество, а также в брошюре «Несколько слов о монашестве прежнем и нынешнем», где преследуются те же цели. Как особенность этих произведений можно отметить следующее: монашество восхваляется автором в контексте истории прошлых веков, а недостатки черного духовенства нивелируются тем, что и само общество перестало быть нравственным (1891).
В контексте последовавшей в адрес Н. В. Елагина критики и ответа на нее проанализированы труды И. В. Скворцова «В защиту белого духовенства. По поводу книги Н. В. Елагина: «Белое духовенство и его интересы» (1881), С. И. Ширского «Чего надо желать для нашей Церкви» по поводов отзывов на книгу «Белое духовенство и его интересы» (1882) и ряд журнальных статей. Книга И. В. Скворцова опубликована под именем И. Старова, и основной задачей автора стало разоблачение брошюры, вышедшей под редакцией Н. В. Елагина. Скворцов критикует своего оппонента, указывая на то, что его взгляд на дореформенное и пореформенное духовенство не имеет ничего общего с действительностью и является хулой на русское священство. Ширский же, наоборот, проанализировав критику в адрес книги Н. В. Елагина, которую он обнаружил во многих периодических церковных изданиях, встал на защиту книги «Белое духовенство и его интересы».
В данном исследовании не использованы такие широко известные произведения на тему духовного образования в XIX веке как труды Н. П. Гилярова-Платонова «Из пережитого» и Н. Г. Помяловского «Очерки бурсы». Произведение Н. П. Гилярова-Платонова не только не укладывается во временные рамки исследования, поскольку частями оно публиковалось в 1883 году, а в полном объеме только в 1886 году, но и по причине того, что само произведение не является публицистическим, а относится к жанру мемуаров. «Очерки бурсы» Н. Г. Помяловского, хотя и публиковались в 1862–1863 годах в таких журналах как «Современник» и «Время», все же не могут быть названы публицистическим произведением. Наличие сюжета и другие особенности данного издания явно указывают на его беллетристический характер, и это ничто иное как повесть. Оба труда, как Н. П. Гилярова-Платонова, так и Н. Г. Помяловского, не будут фигурировать в данном исследовании в качестве произведений, участвующих в церковно-публицистической полемике.
II группа – неопубликованные (архивные)
В процессе написания исследования были привлечены архивные документы, обнаруженные в архивах Москвы и Санкт-Петербурга.
Из двенадцати фондов Российского Государственного Исторического Архива (РГИА) были изучены и использованы данные более чем в сорока единицах хранения.
РГИА, фонды личного происхождения
Ф. 832, Филарет (до монашества – Дроздов Василий Михайлович) (1783–1867), член Синода, ректор Петербургской духовной академии, митрополит Московский и Коломенский. Наиболее важной обнаруженной в данном фонде единицей хранения стал документ с заголовком «По поводу статей содержащих критическое суждение касательно Церкви… митр. Филарет (Дроздов) – О книгах, брошюрах и статьях признанных вредными». Документ содержит список письма А. Н. Муравьева к М. П. Погодину на тему гласности в церковном вопросе, по поводу публикации священником И. С. Белюстиным книги «Описание сельского духовенства», которое раскрывает реальную, а не публично-официальную точку зрения А. Н. Муравьева на церковную действительность своего времени[34]. Кроме того, небезынтересно и письмо ректора Московской духовной академии протоиерея А. Горского, в котором он критикует Д. И. Ростиславова, обвиняя его в нечестности и в других злоупотреблениях.
Крайне интересен и другой документ из личного фонда митрополита Филарета (Дроздова) под заголовком «Несколько мыслей касательно воспитания духовного юношества. Записка А. Н. Муравьева “О состоянии православной Церкви в России”», а также проект ответа на эту записку самого митр. Филарета. Оба документа представляют огромную ценность в области исследования мнений публицистов относительно положения духовного профессионального образования в Российской империи в XIX веке.
Ф. 845, Воронов Андрей Степанович (1819–1875), председатель учебного комитета МНП, член совета министра народного просвещения. В данном фонде обнаружено письмо свящ. И. Белюстина, который не только ищет содействия А. С. Воронова в публикации своих трудов, но и описывает положение народных школ.
Ф. 970, Корнилов Иван Петрович (1811–1901), попечитель Виленского учебного округа, член совета министра народного просвещения, председатель Петербургского отдела славянского благотворительного общества. Содержит в том числе письмо свящ. И. Белюстина, содержание которого иллюстрирует положение дел священника в период его нахождения в Санкт-Петербурге.
Ф. 1108, Погодин Михаил Петрович (1800–1875), историк, издатель журнала «Москвитянин» и газеты «Русский». Наше внимание привлекло письмо Д. И. Ростиславова, из которого становится известно о его намерениях опубликовать статьи о духовном образовании и монашестве в журнале М. П. Погодина «Русский», а также, что еще более важно, письмо содержит информацию о буквенном псевдониме, под которым публиковал свои рукописи опальный публицист.
Ф. 1661, Сербинович Константин Степанович (1797–1874), редактор «Журнала МНП», директор канцелярии обер-прокурора Синода, член главного управления цензуры. Данный фонд содержит список записки свящ. И. Белюстина «Описание сельского духовенства» с незначительными пропусками, но под заголовком «Записка неизвестного автора» и датирована 1856 г., что на два года ранее официального выхода книги в печать. Кроме того, в письме Д. И. Ростиславова, обнаруженном здесь же, имеется важная информация о подробностях жизни и научной деятельности публициста.
РГИА, фонды учреждений
Ф. 772, Главное управление цензуры МНП. В данном фонде была обнаружена достаточно резкая критика в адрес Н. В. Елагина со стороны его коллег-цензоров. Это единственная обнаруженная нами характеристика, сделанная не его прямыми оппонентами или сторонниками.
Ф. 776, Главное управление по делам печати МВД; Ф. 777, Петроградский комитет по делам печати (Петербургский цензурный комитет) МВД; Ф. 796, Канцелярия Синода; Ф. 797, Канцелярия обер-прокурора Синода. Перечисленные фонды содержат важнейшую информацию по истории периодического издания «Церковно-общественный вестник», с момента его регистрации и до упразднения. Обнаруженные материалы предоставляют исчерпывающую информацию, объясняющую феномен появления и существования данного либерально-обличительного печатного органа. Ф. 777 содержит дело о службе цензора Н. В. Елагина, что является одним из главных источников его биографии, а в Ф. 796, 797, помимо данных об издании А. И. Поповицкого, обнаружены дела, напрямую относящиеся к публицистической деятельности свящ. И. Белюстина. Здесь же содержится письмо обер-прокурору А. П. Толстому, содержание которого подтверждает, что сборник статей «Русское духовенство», изданный в Берлине без указания авторства, был опубликован под редакторством Н. В. Елагина в интересах Св. Синода.
Ф. 802, Учебный комитет при Синоде. Среди документов фонда обнаружены дела о службе Д. И. Ростиславова в Санкт-Петербургской духовной академии, содержание которых предоставляет не только необходимые биографические сведения, но также позволяет оценить ряд личных качеств публициста.
Ф. 834, Рукописи Синода. В фонде рукописей Св. Синода обнаружены рукописи авторства Ф. В. Ливанова и неопубликованная рукопись свящ. И. Белюстина «Религиозные смуты на востоке».
Особенную ценность для исследователя представляет личная переписка участвовавших в публицистической полемике писателей. Ее содержание способствует правильному пониманию публично высказываемой позиции того или иного автора, а также демонстрирует степень его компетентности и объективности относительно затрагиваемых ими вопросов. С целью изучения данных личной переписки публицистов нами было предпринят анализ двадцати четырех единиц хранения, находящихся в семнадцати фондах ИРЛИ ОР, РНБ ОР и РГАЛИ. Суммарное количество проанализированных писем достигает трехсот единиц. Особенно важными для исследования документами данных архивов необходимо признать письма свящ. И. Белюстина, содержание которых раскрывает особенности его взглядов на Церковь, государство и общество.
Институт русской литературы (Пушкинский дом) Российской Академии наук (ИРЛИ ОР)
Ф. 3, Письма свящ. И. Белюстина к И. С. Аксакову; Ф. 274, Письма свящ. И. Белюстина к М. И. Семевскому; Ф. 293, Письма свящ. И. Белюстина к М. М. Стасюлевичу; Ф. 616, Письма свящ. И. Белюстина к А. Д. Желтухину. Письма свящ. И. Белюстина во всей полноте раскрывают его отношение к Церкви, Православию, Государству, а также объясняют цели публикационной и иной активности священника.
Российская Национальная Библиотека (РНБ ОР)
Рукописный отдел Российской Национальной Библиотеки, помимо целого ряда важнейших писем свящ. И. Белюстина к П. И. Мельникову-Печерскому (Ф. 37), И. П. Корнилову (Ф.377), А. А. Краевскому (Ф. 391), В. Ф. Одоевскому (Ф. 539), А. К. Мейендорфу (Ф. 542) и В. А. Половцеву (Ф. 601), хранит письма А. И. Поповицкого к С. Н. Шубинскому (Ф. 874), И. П. Корнилову (Ф. 377), и письма Д. И. Ростиславова к А. А. Краевскому (Ф. 391) и М. Ф. Раевскому (Ф. 608).
Российский Государственный Архив Литературы и Искусства, Москва (РГАЛИ)
Основную ценность здесь составляют личные письма свящ. И. Белюстина к Н. С. Лескову (Ф. 275) и А. С. Суворину (Ф. 459), однако его же письма к М. П. Погодину (Ф. 373) и переписка Д. И. Ростиславова с М. П. Погодиным (Ф. 373) и С. А. Юрьевым (Ф. 636) также ценны в рамках данного исследования. Помимо того, Ф. 636 содержит заметку оценочного характера относительно творчества свящ. И. Белюстина со стороны С. А. Юрьева, а в Ф. 194 хранится заметка о статье И. С. Ширского «Правда о выборном начале в духовенстве» и послужные списки Н. В. Елагина, представляющие ценность в контексте изучения его публицистической деятельности.
III группа – официально-документальные материалы
Исторические предпосылки возникновения церковно-общественной публицистики, суть которых заключается в правовом и социальном положении духовенства, а также в зависимости Церкви от государства, исследованы на основании данных сборников законов, статистических данных и научных монографий.
В раздел сводов законов и статистических данных войдут следующие: Свод законов Российской Империи издания 1857 года[35]; Отечественная Церковь по статистическим данным с 1840–41 по 1890–91 гг.[36]; Полное собрание Постановлений и распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской империи. Царствование государя императора Николая I[37]; Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе[38]; Законы о православном духовенстве и учреждениях духовных[39]; Церковно-гражданские законоположения относительно православного духовенства в царствование императора Александра II[40]. Здесь особенно необходимо выделить последний труд, который является не просто собранием постановлений, но полноценным исследованием. В своем издании Руновский не только характеризует государственные постановления, но также касается вопроса о проблемах духовного сословия и обсуждения этих проблем в печатных изданиях.
Помимо перечисленных источников были использованы справочные материалы дореволюционных и современных энциклопедий, а также биографических исследований. К разделу энциклопедий и биографических исследований относятся: Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона[41]; Биографический словарь студентов первых XXVIII-ми курсов С.-Петербургской духовной академии: 1814–1869 гг.[42]; Русский Биографический словарь[43]; Русские деятели в портретах[44], а также Православная Энциклопедия[45]. Все перечисленные издания содержат не более чем краткую справочную информацию, которая при подробном изучении должна быть дополнена данными из других источников. Особенно необходимо отметить многотомное издание «Жизнь и труды М. П. Погодина», 12-й том которого содержит важную информацию относительно обстоятельств издания нашумевшей записки свящ. И. Белюстина и раскрывает особенности общения сельского священника с М. П. Погодиным[46].
1. Церковно-общественная публицистика как феномен гласности во второй половине XIX века
Исторические предпосылки возникновения церковно-общественной публицистики в XIX веке
Для того, чтобы говорить о причинах возникновения и развития церковно-общественной публицистики, необходимо кратко рассмотреть положение Церкви и охарактеризовать церковно-государственные отношения в периоды правления императоров Николая I и Александра II. Период правления Николая I можно считать фундаментом для возникновения данного жанра[47], а эпоху «Великих реформ» – временем ее появления и стремительного развития.
Важно отметить, что Николай I не получил воспитания как наследник престола – его обучали военному делу. Понятие о равенстве людей и гуманизм были чужды Николаю Павловичу, он любил более простое восприятие мира, не совместимое с гуманистическими идеями[48]. Военная дисциплина и сила стали определяющими факторами его воспитания. Что касается личной религиозности императора, то Николай I не разделял мистицизма, который был присущ Александру I, его религиозное воспитание было простым и даже поверхностным[49]. Основными чертами характера Николая I стали строгость, простота и любовь к порядку во всем[50].
Задолго до вступления на престол Николая I в Русской Церкви произошли серьезные перемены, причиной которых стало переустройство Петром I системы ее управления. В 1721 г. через учреждение Святейшего Правительствующего Синода Русская Церковь теряет традиционную для православия систему управления и начинает очередной путь подчинения светской власти в качестве института, призванного действовать в интересах государства[51]. Церковь более не имела первоиерарха и возможности созывать Соборы, но была подчинена, по сути, церковно-государственному ведомству под управлением светского лица, ставшего «оком государевым» в делах церковных.
Период правления императора Николая I был логичным продолжением эпохи синодального управления, но именно в это время Церковь заслужила едкий эпитет «казенная»[52], характеризующий ее подчинение государственной власти. Будучи религиозно простым, военным по духу, император не вникал в особенности канонического права, считая, что может действовать по отношению к Церкви с позиции сильного, в том числе отменяя указы Св. Синода[53] и изъявляя свою волю по любым вопросам церковной жизни[54]. Однако, во избежание дегуманизации образа в действительности верующего православного императора, необходимо кратко предварить описание тех или иных вмешательств Николая I во внутреннюю жизнь Церкви некоторыми объяснениями. Одной из наиболее удачных, на наш взгляд, попыток объяснения причин вмешательства Николая I в систему управления Церковью и даже в ее сакральную область стала работа современного историка С. Л. Фирсова «Православный абсолютизм»[55]. Слова, произнесенные императором после восстания 14 декабря 1825 г. о противодействии революционным течениям[56], задали вектор его политике, что, учитывая взгляд Николая I на роль православия в судьбе русского самодержавия, делало Церковь одной из требующих постоянного контроля опор гражданской власти. Считая православие необходимой частью русского государства, гарантом правильного воспитания подданных, а себя – чему способствовала сама Церковь – Божиим помазанником, Николай I считал более чем естественным не только следить за церковными делами, но активно руководить ими во благо русского самодержавия[57].
В рамках реализации обязанностей верховного ктитора, на уровне императорских постановлений принимались очередные меры по исполнению прихожанами религиозных обязанностей, в том числе по участию в таинствах исповеди и причастия[58]. Николай I регламентировал как внешний, так и внутренний вид храмов[59], которые с ноября 1842 г. было запрещено перестраивать или видоизменять. Внимание уделялось также вопросу о церковном имуществе, богослужебному пению, приходским библиотекам, порядку в домах священнослужителей[60] и др.
Важной задачей государства, по мнению Николая I, было поднять авторитет Церкви через возвышение авторитета духовенства, которому, как известно, были не чужды многие пороки[61]. С целью достижения желаемого результата император уделял особое внимание нравственности священнослужителей, лично контролировал дела о преступлениях клириков[62] и ужесточил санкции против оступившихся.
В николаевскую эпоху государственная власть давала возможность любому священнослужителю сложить с себя сан по собственному желанию, что совершенно нетрадиционно и, хотя соотносится со взглядом самодержца на понятия о благе Церкви и государства, не обосновано каноническим правом. Такое дозволение можно расценивать как недопустимое, в том числе и с благой целью, вмешательство государственной власти не просто в административное, но даже в сакральное устройство Церкви. Лишение сана по суду также не обходилось без последующих государственных вмешательств и санкций. Бывшим священнослужителям с 1839 г. на несколько лет был закрыт доступ к государственной службе[63], а в 1842 г. этот срок был увеличен вдвое[64]. Сложнее всего было исключенным из клира причетникам, которых с 1835 г. направляли на военную службу[65]. Одной из причин аморальности духовенства, несомненно, был запрет выхода из духовного сословия. Сыновья священнослужителей вынуждены были получать духовное образование и принимать священство, даже без желания служить Церкви. С 1842 г. появилась возможность выйти из сословия тем, кто не проявил усердия в учебе, однако условия, в которых оказывались оставившие свое сословие, не способствовали данному процессу. Вступить в духовное сословие было так же тяжело, как и выйти из него, по целому ряду причин[66].
Не осталась без контроля светской власти и монастырская жизнь. Обязательной регламентации подвергались условия поступления в монашество, в том числе и возрастной ценз, который стараниями святителя Филарета (Дроздова), не разделявшего взгляд самодержца на роль государственной власти в церковных делах[67], был значительно смягчен[68]. Помимо возрастного ценза, для вступления в монашество было необходимо получить одобрение со стороны как общества, так и государства[69]. Снятие монашества было также под контролем государства, но, в добавление ко всем санкциям, которые применялись по отношению к сложившим с себя сан приходским священнослужителям, монахам был добавлен запрет на проживание в Санкт-Петербурге и Москве, а также в губернии, где он жил монахом[70].
Важным инструментом управления николаевского правительства стала система цензуры[71], которая следила не только за светской, но даже, в большей мере, за церковной печатью. Николай I серьезно относился к делу контроля печати, о чем наглядно говорит то, что устав о цензуре выходит уже 10 июня 1826 г.[72], то есть в первый год его правления. Цензурный устав был настолько жестким, что его незамедлительно прозвали «чугунным». Позднее, 22 апреля 1828 г.[73], был издан новый устав, незначительно смягчивший положения устава 1826 г.[74] Однако во второй половине царствования Николая I, в связи с событиями в Европе, цензурная политика императора становится еще более жесткой, так что период с 1848 по 1855 гг. позднее был назван «эпохой цензурного террора»[75].
Отдельно были созданы Комитеты Духовной Цензуры, в чью компетенцию входило все, что так или иначе было связано с православием и Церковью. При проверке претендующих на печать трудов первое место по тщательности исследования занимали пособия, предназначенные для духовного образования. Такие пособия не мог оценить и допустить к печати один цензор, их обязаны были проверить все члены цензурной комиссии. По причине жесткой цензуры многие священники и профессора духовных академий перестали писать, что, по мнению А. В. Горского[76], весьма закономерно, ведь любая попытка открыть новую сторону в том или ином предмете покажется цензорам ересью[77]. Жесткая цензура не только охраняла государство от крамолы и революционных настроений, но также тормозила богословскую науку[78] и проповедь, что опять же можно расценить как вмешательство светской власти в компетенцию Церкви и в сакральную область православия.
С целью возвысить авторитет Церкви, Николай I ужесточает политику по отношению к сектантам, старообрядцам и представителям других конфессий. Так, например, в 1830 г. выходит ряд указов, запрещающих католическому духовенству совершать требы для православных, проповедовать и обращать в свою веру[79], а 12 марта 1844 г. был издан указ о недопустимости постройки синагог и молитвенных школ на одной улице с православными храмами ближе, чем на сто сажен (213.36 м)[80]. Однако, более жестко Николай I повел себя со старообрядцами, которые, учитывая его взгляд на роль Православной Церкви в государстве, представлялись ему не столько иноверцами, к которым можно было бы применить принцип веротерпимости, сколько отступниками и даже возмутителями государственного спокойствия, что неминуемо приводило к репрессивным действиям в их адрес[81].
Борьба православия с унией также велась при непосредственной поддержке светской власти или, точнее сказать, исключительно ее силами. В 1838 году был создан секретный комитет по униатским делам, а в 1839 году на территорию Польши, для поддержания порядка, были введены войска, что способствовало воссоединению униатов с православием. Сам факт воссоединения Православной Церкви с униатами посредством ввода войск прекрасно иллюстрирует отношения Церкви и государства, в которых Церковь не просто подчинена светской власти, но и не способна исполнять свои обязанности без помощи последней. Но для правления Николая I эти события были особо важны и расценивались не только как победа истинной веры над заблуждением, но и как акт мудрости государственной власти.