Следуя больше инстинкту, чем разуму, мы столпились у нее за спиной, стараясь отпихнуть друг друга и пытаясь разглядеть причину всеобщей тревоги. Перед крыльцом на земле лежал, конечно же, труп. Труп собаки.
Марина и Алексей прикормили этого пса, и он всегда прибегал, едва дача оживала, и столовался до тех пор, пока на дверях дома не появлялись замки. После же исчезал в неизвестном направлении. Вполне возможно, что этот хитрюга на время просто менял хозяев и обитал под другим кровом, что подтверждало наличие незаурядного ума у четвероногого. Веселый и жизнерадостный при жизни, с соответствующей кличкой Бродяга, сейчас он лежал перед нами в луже собственных испражнений.
Вид у собаки был неприятный. Морда пса была искаженна гримасой до неузнаваемости, а застывшая пена в уголках рта служила свидетельством отравления. Лапы и туловище, при жизни отличающиеся белым окрасом, теперь приобрели серый оттенок и были удлинены так, как будто их специально вытягивали. Смерть животного, по всем признакам, была мучительной.
– Ну началось утро в колхозе, – заговорила я первой. – Иди, Лёш, звони в полицию, у нас еще один труп.
Никто даже не улыбнулся, но я твердо решила перевести все в шутку, иначе либо все останутся, либо Марина настоит на том, чтобы дом покинули тоже все. А мне уезжать, ой как не хотелось. Кровь из носа мне хотелось дознаться, что же тут происходит. И само собой без этой толпы, которая, пребывая в шоковом состоянии, пока безмолвствовала.
– Лёш, неси нож. Вонзим в тело, перенесем его на диван, и вот тебе, пожалуйста, серия, – не теряла я надежды развеселить друзей.
Но в тесных рядах плотно сомкнувших плечи шевеления не случилось.
– Ну хватит. Я устала клоунадничать. Может, Бродягу случайно отравили. Может, он у кого кур таскал, – выдвинула я на авось версию гибели пса.
– А если нет? – отмерла и Марина. – Если эти две смерти связаны между собой? Если это знак?
Я незаметно пнула Алексея по лодыжке. Надо отдать должное брату, он не закричал от боли, а лишь на мгновение плотно сжал губы. Да так, что они посинели. Но намёк мой брат истолковал верно и ласковым голосом, чем шокировал не меня одну, промурлыкал, словно кот:
– Ну что ты, Мариночка, ну какой знак? Не бери ты в голову и не обращай внимания. Сейчас я обойду двор, осмотрю машины. Если все в порядке, значит, просто совпадение. Вспомни, как тот дед не раз грозился отравить нашего Бродягу. А он, бедненький, к нам умирать пришел. Мы ему нравились. Надо похоронить его со всеми почестями.
– Ой, не знаю, – готова была уже согласиться Марина, но еще колебалась. – Мне это все не нравится.
И тут прорвало всех. Мы принялись выкрикивать: «Что так оно и есть», «Это, естественно, дед. Кто же еще?», «Как собака может быть связана с убийством?», «Дед, гад, и как его рука поднялась на беззащитное животное», «Такого доброго и верного пса еще поискать», «И чтоб ему, гаду, в аду гореть». И все в таком духе, повторяясь и перебивая друг друга. Не прерывая разговорный хаос, напоминавший беспричинное тявканье, людская свора комком покатилась в комнату.
В дорогу собирались долго. Наблюдая за друзьями, я уже было подумала, что отъезд отменяется.
– Так, – дала последнее указание Марина, нарисовав при повороте пятками на полу круг, чтобы охватить взглядом всю комнату. – Никому не открывать и в дом посторонних и незнакомых людей не пускать. Ясно?
Я хмыкнула, потому что на языке юлой завертелся очевидный ответ. Но так как с Мариной в этой ситуации шутить не рекомендовалось, я проговорила его про себя: «Ой, можно подумать, что мы покойника силком в дом затащили!»
– Да, – кивнул ей супруг, готовый, как я подозреваю, сейчас во всем ей потакать. – Закроемся и никого не запустим. Обещаем.
На этом долгие проводы закончились, и мы, стоя у калитки, помахали вслед машине, на которой покинули нас друзья и родственники. Я, направляясь к дому, ступила на тропу, ведущую к крыльцу. «Ох, и высплюсь же я сегодня»,– прокатилась волной по телу радость от одной только мысли.
Глава 3
– Что думаешь? – спросила я Алексея, когда мы, усевшись за столом, безмятежно пили чай, прихлюпывая и прихлебывая (это уж кто на что был горазд).
– О чем? – сделал он вид, что не понимает.
– Обо всем, – начала злиться я, отставив кружку с чаем в сторону . – Ты же был там, когда криминалисты работали. Что они обсуждали?
– Да так, ничего особенного: труп, нож и так далее и тому подобное.
– Лёш, не крути. Посетителей ночью было как минимум двое…
– Откуда знаешь? – не дал договорить мне брат, подскочив на месте.
– О господи! Это же элементарно, Ватсон. Чтобы убить одного, нужен второй, – закатила я глаза, давая тем самым понять, насколько это элементарно.
– А-а-а, – добралась истина до разума Алексея. – Ну, да. Ты права.
– Не помню, был ты или уже ушел, когда я рассказывала, как проснулась ночью от голосов на веранде? – откинулась я назад.
– Ты следователю об этом сказала? – сразу напрягся и заерзал на стуле брат.
– Нет, – не стала я скрывать своих намерений.
– Почему? – зрачки его глаз расширились, и мне подумалось, что еще немного, и они (зрачки) выкатятся и шлепнутся прямо на пол. Я даже машинально взглянула вниз, чтобы определиться с местом их падения.
– Я под-у-у-у-мала, – затянула я с ответом, ожидая курьеза с глазами. – Может, мы сами справимся.... разберемся… попробуем.
– С ума сошла, – перешел на крик Алексей, приложившись о стол кулаками. – Какие «сами»? Кто «сами»? Это убийство, понимаешь, у-бийст-во.
«Бу-ра-ти-но», – почему-то прозвучало в моих ушах.
– Чего тогда остался? – обиделась я на брата. – Ехал бы себе домой. В теплую уютную квартиру.
Встав из-за стола, я легла на кровать и, взяв пульт, добавила звук телевизора. Молчание затянулось. Алексей продолжил пить чай. Ирина, не вмешиваясь в спор, обдумывала что-то свое.
– Ну ладно, извини, – успокоившись, проговорил Алексей. – Что там с этими голосами? Расскажи.
– А ты скажешь, что нашли криминалисты? – воспользовалась я приемом шантажа.
– Что знаю, скажу. Но не забывай: я такой же подозреваемый, как и все, и многого при мне не обсуждали.
Я быстро поднялась с кровати, чтобы снова вернуться за стол. Ирина по-прежнему на нас не реагировала, и мне стало любопытно, что она там такое обдумывает. Но, выбирая, с кого начать, я решила, что первым пусть будет брат.
– В общем, так, – придвинулась я к столешнице, сложив на нее руки калачиком. – Я проснулась от одного голоса, громкого. Второго человека, если уж быть до конца честной, я почти не слышала. И вот какой вывод напрашивается. Тот, который говорил громко, судя по всему, не знал, что в доме кто-то есть, а тот, который говорил чуть слышно, знал. Значит, они были не вместе. Не сообща влезли к нам. Иначе бы оба вели себя тихо.
– Точно! – вдруг закричала Ирина, и у меня от неожиданности по спине промчалась как минимум дивизия мурашек, – Точно. Точно, – бушевала она. – Они были по отдельности. Я даже думаю, что второй пришел позже первого. И вот тут они чего-то не поделили, и второй убил первого.
– Почему второй первого, а не наоборот? – задала я вполне резонный вопрос.
– Да какая теперь разница, – понесло Ирину. – Второй первого или первый второго, главное, хоть что-то стало понятно.
И она с надменным взглядом задрала указательный палец, указывая им на потолок. После ее такого жеста у меня сложилось мнение, что именно в этот момент Ирина стала обладательницей всех разгадок тайн Вселенной.
Мы с Алексеем застыли в одинаковых позах, распахнув рты (хорошо, что для мух уже была нелетная погода), а Ирина, словно ее выключили, вновь, не предупредив, ушла в себя. «Странная она, – подумала я, не в силах отвести от нее глаз. – Мы же уже обсуждали это с девчонками. Где она тогда была? Ах да. Она же в это время находилась у следователя», – вспомнила я и выдохнула с облегчением, едва сдержавшись, чтобы не шлепнуть себя по лбу.
– Тьфу, ненормальная, – сплюнул Алексей, расслабившись. – Напугала. Хотя вынужден согласиться, доля истины в этом есть.
– А криминалисты что обнаружили? – отвлекла я его и отвлеклась от Ирины сама.
– Да ничего необычного. Следов борьбы особых не наблюдается. Убивали вроде как здесь, у нас. Еще и эти голоса, которые ты слышала… – брат задумался. – А может, все-таки труп подбросили?
– Исключено, – помотала я головой, отрицая версию Алексея. – Тогда два варианта развития: либо громко разговаривали бы двое, потому что вдвоем несли труп, либо вообще все прошло бы тихо, потому что труп принес один, а разговаривать ему не с кем. Если труп принесли двое, то и говорить они должны были в одной тональности. А один из говоривших явно не стеснялся. Не мог же один из них знать, что в доме находятся люди, а другой нет?
– Но, может, второй глухонемой? Или простывший? Поэтому его голос и звучал приглушенно? – включился в работу мозг брата. – Тут вариаций много.
– Ой, конечно, все может быть, – устало вздохнула я. – Но голосов было два. В этом я уверена и могу поклясться на Библии.
– Так. Давай еще раз. Если бы убитого тащил один, – продолжал размышлять брат, зачем-то загибая пальцы, – тогда зачем ему разговаривать. Так? А если двое, то либо два громких голоса, либо в полном молчании, потому что либо оба знали, что мы в доме, либо оба не знали. Ты же слышала четко только один голос.
– Ты же сам предположил, что один из убийц мог оказаться глухонемым или с больным горлом, – усмехнулась я.
– Блин, совсем ты меня запутала, – ругнулся в отчаянии Алексей.
– Слушай, Лёш, а как они во двор попали? Мы же калитку закрыли, – осенило меня.
– Со стороны леса доски у забора оторваны, и трава сухая примята, как будто сначала какое-то время лежали и наблюдали, а уже после влезли.
– А место наблюдения широкое? Как думаешь, один человек наблюдал или двое?
– М-м-м, – задумался брат. – Дай подумать. Вроде как небольшая площадь, на одного. А что?
– Как что? – оживилась я. – Тогда получается, что если труп тащили двое и не думали, что дом жилой, какой смысл наблюдать и валяться под нашим забором? Сразу бы и занесли. Если же, предположим, они просто караулили нас, ожидая, когда мы уляжемся спать, во-первых, примятая площадка должна быть шире. Во-вторых, опять же, не горлопанить, когда затаскивали труп, потому что знали, что тут есть мы.
– А если убили раньше, бросили под забором и ушли, чтобы вернуться, когда все стихнет? – разродился новой версией Алексей.
– Вернуться только ради того, чтобы подкинуть? Не вижу в этом смысла. Так рисковать? Ради чего? Ну и пусть бы себе труп полеживал у нас под забором, им-то что? Убийцам это только на руку. Обнаружили бы неизвестно когда, есть время скрыться, – пробудилось во мне чувство противоречия (или вредности, это уж как кому угодно).
– Возможно, им все равно, обнаружат труп или нет, – не растерялся брат.
– Это риск. А вдруг кто-нибудь из нас вышел бы? Это же лишний свидетель, – начала я выходить из себя, проявляя недовольство.
– Но убийцы могли и не знать, что в доме люди, – словно не замечая моей нервозности, не сдавал позиций Алексей (не удивлюсь, если тоже из вредности).
– Тогда зачем им вообще наблюдать?
– На всякий случай.
– На какой всякий? Мы так праздновали, что звери в лесу слышали, а убийцы нет?
– Согласен, – смилостивился наконец надо мной брат, сдавшись. – Но труп мог и один притащить. Сам убил, сам доставил.
– Если даже ему нужны были такие сложности, ну предположим, любитель он сложных путей, то места наблюдения либо не должно быть, занес сразу, не ожидая, либо, опять же, шире. Покойника-то тоже куда-то класть надо. Теперь, допустим, как рассуждаю я. Первый зашел один. Для чего, пока непонятно, этот факт временно опустим. Он старался действовать бесшумно. И вот тут у меня два варианта: либо второй лежал и следил за первым, либо он сразу зашел за первым, а под забором находился еще один, сообщник второго. Он ждал или просто был на шухере, как говорят, – выдала я на одном дыхании, боясь упустить мельчайшую деталь своих измышлений.
– Может быть, может быть, – почесал затылок Алексей. – Тогда получается, убитый – это номер первый? Иначе было бы два трупа. Если исходить из последнего твоего варианта. Первый бы по-любому грохнул и сообщника второго или тот его, но трупов все равно было бы два.
– Да. Нелегкое это дело, запутанное, – сдалась и я.
– Ладно. Пойду позвоню Сергею Анатольевичу, доложу про голоса, что ты слышала. Надо мозгу передохнуть, а то совсем запутаемся, кто с кем и на ком лежал, – встал со стула брат.
– А я не одна слышала,– негромко произнесла я, предугадывая бурю.
– Кто еще? – опешил Алексей, застопорившись на полпути.
Я рукой показала в сторону нашей безгласной соседки, снимая с себя половину вины.
– Ирина? – удивился он. – И она ничего не сказала следователю? Да вы, девки, совсем с катушек съехали? Это же наиважнейшая улика для следствия.
– А я ведь слышала, о чем тот тихий голос говорил, – неожиданно выпала из амнезии Ирина и начала собирать в кучу посуду на столе.
Я и Алексей на миг замерли, следя заее руками.
– Ириночка, – ожил первым брат и вновь ласково замурлыкал, поразив меня вторично. – Ириночка, ну поведай нам, что ты слышала?
Алексей вынужден был вернуться на стул, чтобы, как я подозреваю, выразить свой восторг, с обожанием заглядывая подруге в глаза.
– Слышала вот, – как будто издеваясь над нами, изрекла Ирина, абсолютно не ведясь на уловки брата.
– Что? – нетерпеливо вскрикнули я и Алексей одновременно, покинув насиженные места и застыв в позах двух орангутангов, приготовившихся к прыжку.
Меня же в дополнение к этому резко посетило желание ударить Ирину. Прямо со всего размаха и по голове, чтобы ее мыслительный процесс потек в ускоренном темпе.
– Я попить встала, и только-только поднесла кружку ко рту, слышу голоса…
Я и брат, боясь спугнуть рассказчицу и носителя ценной информации, не шевелились. Она же спокойно принялась мыть посуду, налив воду в таз.
– Я ведь утром этого не помнила. Заспала, наверное. А тут вы с Таней, когда говорили про то, что эти двое отдельно друг от друга пришли, меня прям как молнией ударило, как вспышка. И я все вспомнила. Тот, который громко говорил, называл того, кто тихо, как-то, но не по имени.
– Кличка, – догадался Алексей.
– Пожалуй, – кивнула Ирина, немного подумав.
– Какая? – не мог сдержать эмоций брат.
– Не помню, но вроде название какого-то помещения.
– Помещения? – переспросила я на всякий случай и принялась перебирать в уме все варианты.
– Не перебивайте, – грозно и дерзко прицыкнула на нас рассказчица.
Я почувствовала, как заныла затекшая спина. С трудом распрямившись, я рухнула на стул. Алексей же после упрека подруги на стул опустился медленно. На Ирину мы смотрели с обожанием теперь оба.
– Так вот, – продолжила она. – Этот, который громкий, все время говорил с тихим, а тот больше помалкивал. А-а-а, вспомнила! – внезапно, заверещала Ирина. – Гроб, Гробом он его называл!
Мы с Алексеем переглянулись. «Ничего себе помещение», – захотелось мне возмутиться, но я пресекла в себе это желание на корню, потому как Ирина предстала сейчас перед нами в роли очень важного свидетеля, которого не то что пальцем, словом тронуть было нельзя. «Ну Гроб, так Гроб. Какая разница? У каждого свое понятие помещения», – только и успела я подумать.
– Громкий говорил, мол, ты, Гроб, ответишь за все. И за карты в том числе. Не захотел ты, Гроб, все по-хорошему порешать, значит, отдашь все. А Гроб ему в ответ, мол, ты, Бешеный, не кипешуй, все уладим, ты же меня знаешь. А тот ему: знаю, на собственной шкуре испытал. Я тебя за твою подставу живьем закопать должен. И закопаю. Собственными руками удавлю гаденыша.
Ирина стихла. Мы с братом не сводили с нее глаз в надежде, что она продолжит. Но она опять впала в анабиоз, уже в который раз натирая намыленной губкой чайную чашку.
– Дальше-то что? – устала я наблюдать картину «Девочка общается со своими тараканами в голове» и толкнула Ирину под локоть.
– А дальше ты зашевелилась, ну я и прыгнула на свое место. Я видела, как ты села в кровати, и подумала, что сейчас выйдешь и разберешься там с этими бешеными гробами. Но ты так долго соображала, что я уснула.
– Подожди, – вспомнилась мне былая обида. – Если ты меня видела в комнате, почему утром решила, что это я сплю на веранде?
– Да кто тебя знает? Жарко стало, вышла подышать или к ребятам подалась, а потом там и улеглась.
То ли разыгрывая саму невинность, то ли действительно будучи таким человеком, Ирина своей речью произвела на меня неизгладимое впечатление.
– К каким ребятам? – поперхнулась я, представив себе этих «ребят».
– Ну к тем, на веранде. Я же не знала, что они настолько плохие.
– А ничего, что они по кличкам друг к другу обращались? Удавить и закопать грозились?
– Может, это игра какая. Я же их не спрашивала, – пожала она плечами, вытирая насухо посуду полотенцем.
– А что так? Вышла бы да и поинтересовалась. Мол, кто такие? И чего к нам приперлись? – единственное, что нашлось у меня ей ответить. – Кстати, а с чего ты взяла, что кто-то играл в карты, если слышала конкретный разговор?
– Я же говорю, заспала, а карты почему-то врезались в память, как и ваши танцы. Или танцев тоже не было? – испугалась Ирина, уставившись на меня и бросив полотенце на стол.
– Все в порядке, – поспешила я ее успокоить. – Мы танцевали. Может, танцы и были бешеные, но до гробов однозначно дело не дошло. Но у меня все же вопрос. А если бы я действительно вышла к этим двум? Ты бы все равно уснула? Почему ты меня не предупредила? Прыгнула она, видите ли, в кровать. У тебя там, в твоей бестолковке, которую головой кличут, все дома? У тебя вообще там хоть что-то в наличии имеется? Меня же убить могли!
Я говорила и говорила и не могла выговориться. Возмущению моему не было предела. И это еще удивительно, как я не пошла врукопашную, чтобы надавать Ирине оплеух. Алексей, вероятно, почуяв, что дело к этому и идет, стукнул по столу кулаком и провещал:
– Теперь хоть что-то стало понятно.
Его маневр возымел на меня действие, я прервала свой словесный поток, но сверлить Ирину взглядом, выражающим негодование, презрение и злость, не прекратила. Она сидела, понурив голову, ковыряя пальцем дырку в старенькой скатерти.
– Подведем итог, – распорядился на правах хозяина брат. – Итак. Их было двое: Гроб и Бешеный. Кто кого зарезал, пока неизвестно. Но то, что они что-то делили, сомнений не остается. Вопрос: почему для этой цели они избрали мой дом? Надо опять звонить следователю. Хотя если кто-нибудь из них сидел в тюрьме, они и без нас уже знают, кем является убитый: Бешеным или Гробом.
Алексей вышел из комнаты, прихватив телефон. Мы с Ириной остались наедине, всем видом показывая друг другу, что не знакомы.
– Ты прости меня, пожалуйста, – всхлипнула она, продолжая увеличивать дыру в скатерти. – Я правда даже вообразить не могла, что все так всерьез. Ну не укладывалось такое в моей голове. Думала, игра, розыгрыш какой-то. Я никогда до этого с таким не сталкивалась. Прости. А?
– Да ладно, – оттаяла я. – Проехали.
– Знаешь, – перешла на шепот Ирина, – А ведь мне только сейчас страшно стало, когда я еще кое-что вспомнила, – придвинулась она ко мне. – Перед тем как ты проснулась, они еще говорили.
– Что? – передалось мне ее волнение, и я тоже зашептала.
– Тот, который тихий, он громкому говорил, что «это» находится у бабы. И что шмонать ее надо. А он сам пустой.
– Что значит «это»? И у какой бабы? – опешила я, отшатнувшись от новой знакомой, как от чумной.
– Не знаю, – пожала плечами Ирина. – Я дальше уже не слышала, но мне, Тань, страшно. Если к нам пришли, значит, «баба» – это кто-то из нас?
Огорошенная новым открывшимся фактом, я почмокала губами, как рыба, выброшенная волной на берег. «Твою ж маман, – сделало вывод мое сознание. – Это ж куда нас угораздило вляпаться-то?»
После недолгих переговоров Алексея решили в курс дела не вводить. Пусть все идет своим чередом. Вдруг Ирина ослышалась, и никакого разговора о бабе не было? Мало ли. Зная Ирину всего двое суток, я уже не исключала и такого варианта.
Глава 4
Спать мы легли поздно, предварительно заперев и перепроверив несколько раз, закрыты ли все двери на ключ. Во двор, и не только, договорились ходить втроем, в целях безопасности не оставляя друг друга ни на минуту.
Ночь и утро прошли без происшествий, чем безгранично нас порадовали. На улицу вышли вместе, и пока Алексей занимался своими делами, мы с Ириной надумали прогуляться к забору, до того самого лаза, через который во двор проникли преступники. Вход был заколочен. Вывод напрашивался сам: в эту ночь нас никто не осчастливил визитом, и мы прониклись надеждой, что больше и не осчастливит. Жить сразу стало веселее, а сердце застучало в груди в спокойном ритме. Погода продолжала удивлять. Солнышко припекало; морозы еще не кусались, а лишь слегка пощипывали, ветер же с чего-то решил сегодня нас не беспокоить. Деревья, не желая прощаться с летом, еще не сбросили до конца свои одежды и оттеняли серость осени золотом последней листвы. Мы, расслабленные теплом лучей, присели на лавочку и, по привычке закрыв глаза, наслаждались последним дыханием уходящей осени. Присоединился к нам и Алексей.
Минут десять мы наслаждались блаженством тишины, не беспокоя друг друга малосодержательными монологами. У ворот послышался звук тормозов. Следом раздался хлопок дверцы автомобиля. Кто-то явно направлялся к нашей калитке. Втроем одновременно мы обернулись, выражая мимикой один и тот же вопрос: «Кого еще черт принес?» В калитку постучали, предварительно дернув ее за ручку несколько раз. Но так как ранее мы приняли меры, чтобы сидеть в доме за семью печатями, исполняя указание Марины, никто из нас, естественно, не подумал о том, чтобы открыть калитку заблаговременно. «Войдите!» – машинально выкрикнул Алексей, видимо, забыв об обороне.
Ручку дернули сильней, но калитка опять не поддалась.
– Елки! – вспомнил брат о вынужденном затворничестве и, резко вскочив с лавки, едва не спихнув с нее Ирину, помчался открывать дверь.
Отодвинув задвижку, Алексей впустил во двор Андрея, повелителя местных лесов. Мужчины поздоровались за руку и направились в нашу сторону.
Андрей мне не понравился с первого взгляда. Почему? Я и сама понять не могла. О внешности таких людей, как Андрей обычно говорят: серая мышь или неприметный. При встречах с женщинами он всегда смущался и отводил взгляд, из чего я сделала вывод, что женат мужчина не был. Ниже среднего роста, с волосами какого-то непонятного (я бы даже сказала, тусклого, блеклого и невыразительного) оттенка, с бесцветными бровями и ресницами, он мне напоминал альбиноса. И лишь его глаза вызывали зависть, потому что были они у Андрея не синими и не голубыми, а имели такой необычный оттенок, какой принято называть цветом морской волны. Впрочем, Ирина со знанием дела взялась утверждать, что никакой это не цвет морской волны, а обыкновенный бирюзовый. Спорить с ней я не стала: бирюзовый так бирюзовый.
– Знаешь, Лёш, чего я заехал? – начал озвучивать причину визита Андрей. – Я объезжаю всех, но начать решил с вас. Вы у нас любители экстремального лесного отдыха, да и живете на краю деревни. Поэтому будьте осторожней. Медведи, целая семья, с гор спустились. Они сейчас перед спячкой жир нагуливают, вот и пожаловали за легкой добычей, поближе к людям. Поэтому по возможности, а еще лучше совсем в лес ни ногой. Ясно? А то отвечай потом за вас.
На предостережение заботливого лесничего мы среагировали слабо. А если быть точнее, вообще никак. Андрей, видя, что не вызвал в нас ни капельки сочувствия к его опеке, разочарованно махнул рукой:
– Ай. Ваше дело. Мое – предупредить.
Не говоря больше ни слова, он пошел к автомобилю. Мы, равнодушно проводив его взглядами, полными безразличия, вновь подставили открытые участки тела солнечным лучам. Через минуту завелся мотор, и машина, отъехав от ворот, помчалась дальше, вглубь деревни. Видимо, для того чтобы приложить максимум усилий в предотвращении встречи диких зверей с местным населением.
– Нам только медведей для полного счастья не хватало, – высказалась по этому поводу Ирина.
– А что? – не упустила я шанса пошутить. – Первейшее средство от запоров.
– Как это? – не сообразила Ирина, повернувшись ко мне одной головой.
– Что «как это»? – мне стало интересно, что она имеет в виду.
– Ну медведи и запор. Как это совместить?
– Ну как? – почесала я затылок, подбирая в уме слова для объяснения. – Замучили тебя, скажем, запоры. Раз до ветру сбегала, никак. Второй раз, опять безуспешно. В третий раз подорвалась, открываешь дверь веранды, а тебе навстречу медвежья морда скалится. И все. Идти уже не надо. Необходимость отпала сама собой. Дело с успехом доведено до финала.