Русский яхтинг, бессмысленный и беспощадный

КАК МЫ СТРОИЛИ И СДАВАЛИ ЯХТУ

Если хотите заработать на яхтах, никогда не пытайтесь их строить

Народная немецкая мудрость.

В начале 90-х мы пытались создать небольшую яхтенную верфь. Хотя фирма наша довольно быстро развалилась, это всё же был бесценный жизненный опыт, и, как говаривал Винни Джонс, "Было круто!"

Близилось к завершению строительство первой металлической лодки, но и октябрь уже подходил к концу. Первые белые мухи кружились в воздухе, когда яхту наконец выкатили из цеха и начали готовить к отправке.

Комплект документации по перевозке на железнодорожной платформе был утверждён.

Поскольку охрану по дороге планировалось организовать силами сотрудников фирмы, внутри, для создания комфортной температуры необходимо было установить временную печку. Финальный проект яхты разрабатывал Вася Суханов, бывший конструктор советских ракет. Ему и поручили выполнить чертёж этой печки. Рабочие сварили печь, установили на место. И тут выяснилось, что кирпичи, которые должны располагаться по периметру топки, никак не лезут между листами железа. К удивлению конструктора оказалось, что кирпичи в реальном мире имеют несколько другие размеры, чем в справочнике. Поэтому в итоге мы накололи кирпичи поперек и натолкали на предназначенное для них место небольшими кусочками.

Поездка на платформе, даже и внутри большой яхты – занятие не для слабонервных. Твердого расписания движения нет, платформа может на пару дней зависнуть на какой-нибудь захолустной станции; можно отстать от поезда, увлекшись сбором угольных брикетов, в изобилии разбросанных по путям, походом в магазин или в душ.

Ехали мы вчетвером. На остановках каждый раз вылезали, ломиками подтягивали ослабевающие крепления из проволоки, но к Саратову яхта всё же ушла вперед относительно меток сантиметров на двадцать. Проходящие мимо обходчики как бы между прочим сообщили, что, в связи с нарушением развесовки платформу отцепляют и угоняют на запасные пути. На вопрос, что же нам делать, они пожали плечами, и сказали, что их дело только отцепить. Крана у нас для перестановки яхты, разумеется, не было, зато с собой было много краски всякой-разной. К следующему обходу метки на платформе и на яхте располагались уже строго напротив друг друга.

В Крымской рано утром нас разбудил громкий стук. Выскочив наружу, мы обнаружили мужика, который топором вырубал из-под яхты кильблок. На закономерный вопрос: «…», не содержащий цензурных слов, мужик сказал:

«Да вам уже тут недалеко ехать – вон, за горкой Новороссийск».

Впрочем, положив топор на плечо, мужик удалился, от греха подальше.

А ехать-то нам надо было отнюдь не в Новороссийск, а в Темрюк.

Начальник смены пообещал, что завтра мы туда отправимся, но ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня мы никуда из Крымской не уехали, более того, платформу отогнали подозрительно далеко от станции, да ещё и поставили рядом с кучей металлолома, в тупик. Каждый день уже следующий начальник смены обещал отправить нас в Темрюк, но яхта оставалась на месте. Мы уже освоились, нашли душ, пивной киоск и некоторые развлечения. Как-то с утра обнаружили, что веревка, обтягивающая тент на лодке, срезана, и теперь тент просто лежит под своим весом. Ну, конечно, такой замечательный капроновый шнурок в хозяйстве каждому пригодится! Ладно, у нас с собой было ещё много верёвки.

В итоге, тот начальник смены, который первым пообещал нас отправить «завтра», второй раз за время нашего пребывания на станции заступил на дежурство. Он очень удивился, обнаружив, что яхта всё ещё здесь. Просмеявшись, он объяснил, что никому из дежурных не хотелось брать на себя ответственность, – пускать негабарит по горной дороге, и каждый следующий передавал нас дальше, пока они все по кругу не сменились. Он повторно обещал нас отправить, и сдержал свое обещание. Наутро мы были в Темрюке.

Там в ожидании прибытия яхты уже несколько дней жили сотрудники нашей фирмы, не предполагавшие такой задержки в пути.

Пока лодка стояла еще на рельсах, прибежал начальник местного яхт-клуба. Видимо, выпив в теплой компании, растроганный встречей, он, не зная, чем нас удивить, поведал, что на рыбзаводе за забором работает его жена, и отвел меня и Толю Дорофеева к ней, «за рыбой». Там, сославшись на дела, оставил нас, и убежал, перепоручив супруге. Его жена была на голову выше своего мужа, да и объёмы имела внушительные. В фартуке, в огромных рабочих рукавицах; выглядела она весьма впечатляюще. Уперев руки в бока, она некоторое время с презрением наблюдала за тем, как мы неловко набираем с конвейера первую попавшуюся рыбу, затем отогнала нас, отобрала пакеты, вытряхнула оттуда то, что мы успели нагрести, и выверенными точными движениями начала выхватывать с движущегося конвейера отборную сельдь. Как впоследствии оказалось, каждая – с икрой. Икры получилась полная сковородка, и жареная икра была бесподобна.

Толя Дорофеев, с его золотой улыбкой, был бесподобен на обратном пути с рыбзавода. Он нашёл душевую, договорился по времени, когда нам всем можно будет подойти помыться. Заприметив табличку с надписью «Метеорологическая служба», он не упустил случая зайти в кабинет, где сидела скучающая девушка, тут же сразил её своим обаянием, и договорился на встречу с ней. Все заводские собаки, со злобным лаем выскакивающие из-за каждого угла, при его словах: «Бобка друг!» начинали вилять хвостом и нежно поскуливать.

В числе вновь прибывших приехал Коля Пономарев. Физик-ядерщик, невероятно светлая, но невостребованная по тем временам голова. Он недавно устроился к нам, и первое время приходил на работу в костюме и при галстуке. В дальнейшем, из атрибутов советского интеллигента он сохранил только очки и аккуратную лысинку.

Когда на яхте при нем первый раз разлили по кругу, он выдавил из себя невероятное:

«Э…, собственно, я не пью».

Разливающий, – Толя Дорофеев, без запинки выдал в ответ:

«У нас демократия. Пей, сука!»

Сраженный алогичностью данной фразы, Коля выпил, и впоследствии от коллектива не отрывался.

Яхту тем временем перегрузили с платформы на большую ржавую баржу, палуба которой была усеяна (также ржавым), железом. Перегружал мощный плавучий кран.

Потом баржу перегнали в другое место и поставили рядом с огромным плавучим ремонтным доком. Рядом оказался также старый колесный пароход, поставленный на вечный прикол, и выполняющий роль гостиницы. Запомнилось огромное панно в холле этого парохода, выполненное из кусочков шпона различных пород дерева. На панно было изображено что-то в духе социалистического реализма. Впрочем, изготовлена картина была весьма искусно; полгода понабирав шпон для яхтенной мебели я уже вполне мог оценить всю сложность работы.

Темрюк – это, в том числе, винный завод. Руководство завода оказало неоценимую помощь в работах по подготовке к сбросу яхты на воду в том, далеком 1992-м году, и в следующем, 1993-м, когда по накатанной дорожке привезли вторую яхту. В знак благодарности, печка, верой и правдой служившая нам всю дорогу, отошла кому-то из начальства – на дачу.

Одно из посещений кабинета директора винзавода (из рассказа Жени Гамберга, коммерческого директора нашей фирмы):

Кабинет стандартный, советский. Вдоль стены – несколько 50-литровых бачков с различными винами.

Женя: «Здравствуйте, мы вот тут яхточку привезли…»

Директор, сидящий за столом, кивает в сторону бачков:

«Наливай!»

Женя наполняет 250мл эмалированную кружку, стоящую на бачке, вином из краника.

«Пей!»

Женя отпивает немного.

"Пей давай!"

Женя допивает кружку, ставит.

«Наливай еще!»

Женя: «Э-э…»

«Наливай, говорю!»

Женя: «Да, собственно…»

«Что, не нравится?»

«Да нет, вино отличное…»

«Ну так наливай! Это тебе не та дрянь, что к вам в город в бутылках с нашими этикетками привозят!»

…Женю мы увидели издалека. Шел он, мягко говоря, неуверенно, и мы, побросав работу, кинулись на перехват. Хорошо, успели поймать его до того, как он добрёл до узких сходней, соединяющих баржу с берегом. Подняли его на яхту не без труда, поскольку к тому времени она стояла уже с установленным килем, на высоком кильблоке. Уложили спать.

Боюсь, сложится впечатление, что мы только и делали, что пьянствовали. Это совершенно не так. Работали много и тяжело. После того, как лодку насадили на киль, и закрепили его шпильками, киль еще был обварен по периметру. Толя Дорофеев, надев очки-консервы, чистил шов, и не видел, как искры от болгарки подожгли на нем телогрейку. Он бы так и продолжал работать и пылать, и в буквальном смысле сгорел бы на работе, но болгарку у него отобрали, а телогрейку сорвали и затоптали в близлежащей луже.

Сварщик Коля Ахматнуров – совершенно далекий от моря человек. Он откровенно скучал вечерами. И вот однажды ему запотемило сходить на рыбалку. Ловить рыбу в той помойке, которая плещется рядом с доками – бред полный. Тем не менее, небольшой полиэтиленовый мешок какой-то мелочи он надергал. Вернулся гордый на лодку, бросил мешок в нержавеющую мойку на камбузе, и важно молвил: «Чистите!»

Паша Вдовин нашелся тут же:

«Коля, у нас правила простые – кто наловил, тот и чистит».

Полночи Ахматнуров чистил рыбу и варил уху, которую, впрочем, никто не ел. Рыбы нормальной было навалом. И на местном рынке за копейки, и бесплатно. За селёдкой на рыбзавод мы ходили ещё не раз. Её жарили, солили, и даже потом угостили солёной рыбой местного пса, шлявшегося неподалеку. Бедный пес, налопавшийся с голодухи до отвала, с пеной на морде бороздил окрестные лужи, а в дальнейшем близко даже не подходил, облаивая нас издалека. Кто-то, уже поздно, вспомнил, что собак солёной селедкой кормить нельзя…

Неподалеку от нас бичевали такие же, практически, как мы (ну, «немножко покруче»), судостроители (вроде, из Нижнего Новгорода), со своим супер-пупер кораблем – транспортировщиком танков под названием «Серна». Они так же точно возились целыми днями со своими железками, готовясь к сдаче. Внушительных размеров редан1 под днищем, предназначенный для создания кавитационной каверны2, вызывающие уважение, солидные винты. Два дизельных движка, как у нас на яхте, служат лишь в качестве аварийных генераторов, а вот приличного диаметра ходовая турбина должна разгонять «Серну» до 80 км/ч с полной загрузкой.

Жертва конверсии, эта лодка, в начале девяностых лишившаяся изначального предназначения, для которого строилась, в данный момент готовилась к продаже в жаркие страны, как средство перевозки скоропортящихся продуктов.

Белые мухи догнали нас и в Темрюке. В день спуска на воду крупными хлопьями пошел снег.

Заканчивался ноябрь, когда яхта коснулась, наконец, воды. Села, как ни странно, по ватерлинию, отрисованную на бортах еще в центре самого большого материка планеты. Тут же нашлось отверстие, просверленное два года назад, для слива дождевой воды из корпуса.

«Я же говорил вам, что оно там есть!» – укоризненно бормочет Саня Злобин. – «Я сам его сверлил».

Подъем из воды и устранение течи отняло еще некоторое время. Наконец, яхта закачалась рядом с подъемным краном.

На кран была заведена пресная вода, рядом находилась дизельная заправка, и мы решили сразу заполнить все емкости соответствующими жидкостями. С тех пор я знаю, что воду под давлением в танки подавать не рекомендуется. Сперва ничего не предвещало беды, зато, когда шланг всё же вырвало из палубной горловины, фонтан, поднявшийся вверх на несколько метров, окатил зрителей, выстроившихся вдоль поручней на платформе, к которой была ошвартована лодка.

Заправка дизелем прошла без происшествий.

Яхта резво бежала под двигателем вперед, но остановить ее оказалось проблематично, да и задний ход оставлял желать лучшего. Пришлось нырять, и заклинивать складной винт.

Выход из лимана, в котором расположен порт, довольно длинный, и идёт по плавням3. Справа, в одном из заливчиков, стоят два сторожевика. На выходе – несколько сухогрузов на якорях.

Море нас встретило высокой короткой злой волной.

Ну да, наш город далеко не морской, и из двенадцати человек, вышедших в этот день на яхте, половина такого количества воды сроду не видывала. Я, собственно, даже поначалу и не понял, почему народ вдруг заскучал, и начал подтягиваться к леерам. Те, кто находились внутри яхты, стремглав повыскакивали, …и тоже – к леерам.

Валера Иванов мужественно настраивал дизель в грохочущем моторном отсеке. Генератор он отремонтировал уже давно, и чем занимался в данный момент, я уже не помню. Помню, что спустился вниз, узнать, не надо ли ему чем помочь. В это время раздался страшный треск, будто по корпусу лодки начали лупить свинцовой дробью из огромного пылесоса. Мы с Валерой, зажимая уши, вынеслись наверх.

«Что это было?»

Нам молча указали на стремительно удаляющееся облако водяной пыли. В этот день «Серна» также вышла на ходовые испытания.

«Вы только от берега отойдете, и сразу утонете», – так говорили моряки с больших кораблей, появляющиеся рядом с баржей, на которой велись работы по сборке лодки.

Яхта, как мы убедились, сразу не утонула, однако, сдавать её мы должны были в Геленджике. За неделю до описанного выше пробного выхода в море, там бушевал шторм, и, по слухам, в Новороссийске и Порт-Кавказе корабли выбрасывало на берег. Оптимизма слухи не вызывали, и, прикинув, что переход будет тяжёлым, Женя Гамберг засобирался на телеграф. Заказчику ушла телеграмма, с просьбой подъехать в Темрюк и принять лодку на месте.

Вечером прикатил мужичок на ржавой чебурашке.

«Мужики, хозяин просит лодочку все же пригнать в Геленджик. А чтобы вы не очень долго думали, он передал вам небольшой бонус».

«Бонус» лежал на пассажирском сидении чебурашки и представлял из себя полиэтиленовый мешок, доверху набитый пачками с красными червонцами. С изображением Владимира Ильича, конечно.

Стимул был весьма и весьма весомый, и мы начали готовиться к походу.

Было пасмурно и как-то совсем не светло, когда яхта вышла из Темрюка и взяла курс на Керченский пролив. Шли под дизелем. Вахты распределили, как обычно, – два человека на вахте, каждый за рулем по два часа. Первыми на вахту заступили мы с Саней Злобиным.

Начал рулить я. Непромоканец, сшитый из легкой прорезиненной тканешки, от брызг и воды, периодически захлестывающей кокпит, защищал плохо, к тому же, было довольно холодно, и дул пронизывающий ветер, но больше всего, конечно, народ страдал от качки. Более-менее нормально себя чувствовали трое – Коля Юрьев, Толя Дорофеев, и я. Саня, помучившись полчаса рядом со мной в кормовом кокпите, поменяв за это время сотню поз, ушел вниз. Ближе к концу моей полувахты Юрьев поманил меня, принял руль, и прокричал в ухо: «Иди, полюбуйся на своего напарничка!»

Саня бесстыдно «хрючил» в кормовой каюте, откинувшись на спинку дивана. Голова его была запрокинута, рот открыт; мокрые штаны непромоканца он спустил до колен. Было очевидно, что ему, в общем-то, совсем неплохо.

Мы решили, что будить сошедшего в нирвану человека грешно. Я встал за руль снова. За последующие три с половиной часа Коля поменял меня еще один раз, пока я бегал в туалет.

В гальюне забавно. Пол то проваливается куда-то вниз, то поддает снизу так, что коленки подгибаются. Ну и болтаешься, соответственно, как карандаш в стакане. В салоне Колька Ахматнуров, взявшись двумя руками за поручень, смотрит в иллюминатор. Цепляясь взглядом за горизонт, он очень комично прячется, когда очередная волна иллюминатор захлестывает. Зеленый Вася Суханов сидит на краешке дивана, зажав ведро ногами, а когда оно убегает, слабыми взмахами рук пытается это ведро поймать. Наверху далеко не каждая волна, но примерно каждая девятая или десятая, залетает в центральный кокпит, и парням какое-то время приходится сидеть по пояс в холодной воде, пока она медленно уходит сквозь шпигаты.

Уже совсем стемнело, когда меня, наконец, сменили. Сходив пару раз вниз, и решив, что меня совсем не укачивает, я раздухарился до того, что решил пойти лечь спать.

В салоне почти ничего не изменилось. У Васи всё те же приключения с ведром; он продолжает ловить его по всей каюте, не обращая внимания на полный хаос, творящийся вокруг него. Кинокамера, фотоаппараты катались по полу, вперемешку с ломтями хлеба и нарезанной колбасой. Насвистывая под нос, я по-быстрому прибрался, скинул непромоканец, и прилег.

Закрыл глаза.

…И тут меня торкнуло.

Гораздо поспешнее, чем снимал, я принялся напяливать непромоканец, причем перед глазами окружающие предметы начали расплываться и наслаиваться друг на друга. Рванулся к выходу из каюты, но там меня уже поджидал разудало-веселый Колька Юрьев, весь мокрый, взъерошенный, но с улыбкой от уха до уха. Он свесился вниз из кокпита, загораживая спасительный выход.

«Валя, дотянись за мармеладиком».

Секунду подумав, и решив, что еще успею, «пока не началось», я нахожу мармелад и отдаю Коле. Тот, выудив из мешка пару конфет, протягивает вниз, Васе:

«Вася, конфетку?..»

Нашего инженера незамедлительно выворачивает в ведро.

Я успел. На свежем воздухе, при наличии в видимости горизонта, головокружение и тошнота быстро проходят.

На входе в Керченский пролив волна и ветер стали попутными, все почувствовали себя гораздо легче. Измотанного Василия удалось выманить из каюты. Смутно помню, как на проходе косы Тузла сидел у экрана эхолота, за штурманским столом, и диктовал наверх глубины. В Порт Кавказ пришли в темноте, ошвартовались у бетонного причала, как водится, увешанного старыми покрышками.

С утра Женя с Колей Юрьевым поскакали на телеграф и отправили заказчику телеграмму с просьбой приехать и принять яхту здесь, на месте. «Погода плохая, идти дальше возможности нет».

После обеда приехала уже знакомая ржавая чебурашка. Мужик достал с пассажирского сиденья «бонус» …

…И мы стали готовиться к утреннему переходу в Керчь, к погранцам, с тем, чтобы получить разрешение на выход в Черное море.

Несколько человек из Порта Кавказ уехали домой. Зато приехал Серега Федоров – начальник участка, на котором варили корпуса, и Рома (фамилии не помню). Рома был из Питера. Предполагалось, что он начнет работать на верфи в качестве ещё одного конструктора. Паша Вдовин почему-то прозвал его Чикатило-2.

С собой я брал трехтомник Толкиена «Властелин Колец». Прочитал; времени было предостаточно, но особо «не вставило». Поскольку больше литературы не было никакой, книгу пытались читать все, но больше половины первого тома никто не осилил, зато шутки «про гномиков» стали неотъемлемой частью жизни на яхте.

Толя Дорофеев подобрал где-то беспризорника лет десяти-двенадцати. Парнишка пытался проскользнуть на паром до Керчи, но у него в этот раз не вышло, и он слонялся по набережной, продуваемой отнюдь не летним ветром. Видимо, какие-то воспоминания из тяжелого детства породили отцовскую заботу в Толиной душе, и он, пригласив пацана на яхту, накормил его, и, пообещав, что завтра тот будет в Крыму, даже уложил спать рядом с собой. Наутро парнишка исчез. Исчезла также некоторая сумма денег из Толиного кармана.

На снимке Рома (Чикатило-2).

В порту Керчи – первое, что бросилось в глаза, это, конечно же, белоснежный корпус яхты «Гидра», стоящий на берегу, на высоких кильблоках. Мы постарались подойти и встать поближе. Керченское предприятие «Дельта» варило «Гидры», а также на стапеле у них стояла (вроде бы) тридцати шестиметровая стальная яхта, корпус которой был практически уже сварен. Внутренней обстройки выполнено не было, и мы, побродив по лабиринту внутренних помещений, и прикинув, сколько же тут работы, сразу загрустили.

Посмотрели и «Гидру». Палуба у нее крылась дубом, но доделана еще не была. Внутри – обычные прямоугольные дубовые шкафчики, а все остальное – оклеено пенепленом. Но моторный отсек, с отличной звукоизоляцией и овальными проемами в переборках, закрывающимися герметичными дверьми, с вращающимися ручками, как на подводных лодках, внушал уважение.

Впрочем, по качеству отделки наша лодка с большим отрывом выигрывала у своей Керченской сестры.

Поэтому начальство фирмы «Дельта», испросив разрешения, устроило экскурсию для своих работников на нашу яхту, а вечером для нас организовали банкет и бесплатно заселили в гостиницу, подбросив до неё на служебном автобусе.

Да, мы очень гордились тем, что построили такую лодку.

Утром идём в магазин. В ходу в Крыму тогда были «купоны» – смешные невзрачные бумажки. Мы отоварились, заплатив за продукты 1:1, а на выходе кого-то из нас придержал за рукав молодой человек, и шепотом сообщил, что курс в государственных обменниках – 4,7 купона за рубль. Первый попавшийся на улице человек с радостью отдавал за рубль десять купонов. Но в государственных предприятиях торговли держали курс 1:1.

Скромно попили пивка в баре неподалеку и побрели в город, «менять валюту». Обменяв, почувствовали себя настоящими интуристами. Цены, реально, в переводе на рубли были смешные. Единственно, что, допустим, в промтоварах что-то купить можно было только по предъявлению местного паспорта. Но, если поразмыслить, то и это оказывалось небольшой проблемой.

Черное море встретило высокой, но пологой и длинной волной. После пережитого в Азовском, все чувствовали себя, можно сказать, отлично. Все, кроме недавно прибывшего Ромы. Он занял место Василия – прямо под входом в кают-компанию, на краешке дивана, с ведром в обнимку.

Вася же кайфовал в центральном кокпите. Немыслимая мука больше не отражалась в его светлых глазах.

Слева уплыли назад огни Анапы, потом, в глубине бухты долго маячили огни Новороссийска.

Вход в бухту Геленджика – это был чистый восторг. Слабенько дунуло в лицо ТЕПЛЫМ! ветерком, вода разгладилась. В ней отражались созвездие разноцветных прибрежных огней. Доносились отголоски музыки с дискотеки. Встали к центральному пирсу, и гонцы вприпрыжку поскакали в город. Надо же как-то отметить прибытие. Поблизости работал только круглосуточный коммерческий киоск, и парни скупили все, что там было.

Было:

початая коробка турецкого баночного пива;

неполный ящик советского шампанского;

распечатанная упаковка сникерсов.

Боже, как наутро у всех болела голова!

Дня три мы катали заказчика и его многочисленную родню по бухте, с парусами и без. И даже снимали фильм на 16-мм пленку.

Посетили, конечно, и одноэтажный ресторан, расположенный неподалеку от места стоянки яхты. Официант принес космический, по его понятиям, счет, и, настороженный, встал неподалеку. Было, по его мнению, чего опасаться. Толпа небритых, обросших, плохо одетых людей не выглядела платежеспособно. Но мы ведь были сказочно богаты! В туалете уже валялись красные червонцы с обугленными краями, от которых кто-то пытался прикуривать. Небрежно бросив на стол несколько мятых бумажек, попросили все повторить.

Геленджик в начале декабря не то чтобы утопает в зелени, но травка и листочки местами есть.

А дома нас ждал устойчивый снежный покров и вторая «Гидра».

ВЕСЁЛЫЕ ЗАРИСОВКИ С ОДНОЙ ПАРУСНОЙ ГОНКИ В ТУРЦИИ

 "Человек не может сидеть без дела". (A man cannot just sit around)

Ларри Уолтерс4

Я тут последнее время выступаю за здоровый интересный образ жизни. Причём для всех. И, в основном, для молодёжи, которая проводит слишком много времени в гаджетах.

Ну а как ещё агитировать, как не на собственном примере. Расскажу, как после занятий водным туризмом я бросил пить и вернулся в парусный спорт.

В начале 2000-х стало трудно собрать хорошую компанию в поход, да и походы больше превратились в выезды на машинах с каяками. Эти выезды не были особо интересными, и я вспомнил о большом и светлом, – о том, что украсило мою юность – о походах под парусом.

…И пришел в наш местный яхтклуб в Екатеринбурге.

С яхт-клубами так – чем он дальше от центра Москвы, тем он менее пафосный, и больше напоминает те клубы, что были при Союзе.