Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри
По мнению многих специалистов, понятие «доказательство» вышло из моды, равно как и понятие «истина», с которым оно сильно связано исторически (и, следовательно, без необходимости). Причин подобной девальвации множество, и не все они принадлежат к интеллектуальной сфере. Одна из них точно состоит в гипертрофированной популярности термина «репрезентация» по обе стороны Атлантики, во Франции и США. С учетом того, как ученые используют это слово, во многих случаях оно в итоге возводит вокруг историка непреодолимую стену. Исторический источник все чаще анализируется как вещь в себе (т.е. как он устроен), а не как свидетельство о том, о чем он повествует. Иными словами, в источниках (письменных, визуальных и т.д.) принято усматривать прежде всего сведения о социальных «репрезентациях»; одновременно сама возможность интерпретировать связи между этими сведениями и фрагментами реальности, которые они описывают или репрезентируют, отвергается как непростительная позитивистская наивность18. Теперь эти связи больше не являются очевидными: определять их в терминах отражения было бы и в самом деле наивно. Мы хорошо знаем, что всякое свидетельство устроено особым образом: по определению невозможно почерпнуть из него непосредственные данные об исторической реальности (или реальности как таковой). Однако заключать на этом основании, что действительность непознаваема, – означает впадать в своего рода лениво-радикальный скептицизм, беспочвенный с экзистенциальной точки зрения и полный логических противоречий: как известно, сам фундаментальный выбор скептика не подвержен методологическому сомнению, сторонником которого он себя объявляет19.
Для меня и многих других ученых понятия «доказательство» и «истина», напротив, составляют неотъемлемую часть ремесла историка. Разумеется, отсюда не следует, что мнимые явления или подделанные документы малозначимы в исторической перспективе: Блок и Лефевр давно научили нас, что дело обстоит иначе. Однако анализ репрезентаций не может пренебречь принципом реальности. Само отсутствие разбойничьих шаек делает еще более красноречивым (поскольку оно более глубоко и многозначно) тот страх, который французские крестьяне испытывали летом 1789 г. Историк имеет право поставить проблему в тот момент, когда судья принял бы решение о «прекращении дела». Это важное отличие, которое, впрочем, предполагает общий для историков и судей элемент: обращение к доказательству, улике. И то, и другое ремесло базируется на возможности на основе определенных правил доказать, что x совершил y, где x может обозначать как участника, пусть даже анонимного, какого-либо исторического события, так и фигуранта уголовного дела, а y – любое совершенное действие20.
Однако мы не всегда способны обнаружить доказательства, а когда это удается, результат каждый раз будет гипотетическим (в лучшем случае 99 процентов из 100) и не абсолютно достоверным21. Здесь возникает еще одно расхождение, одно из тех, что составляют (вне зависимости от изначально постулированной нами смежности) глубокое различие между историками и судьями. Я постараюсь постепенно очертить его контуры. Тогда станут явными следствия (и границы) впечатляющей аналогии, предложенной Луиджи Феррайоли: «Уголовный процесс – это, так сказать, уникальный случай „историографического эксперимента“. Здесь источники разыгрываются вживую, de vivo, не только потому, что они получены непосредственным образом, но и потому, что сопоставляются друг с другом, становятся предметом перекрестного анализа, призванного воспроизвести, как в психодраме, обстоятельства судебного процесса»22.
IIIПротокол одного историографического эксперимента мне удалось изучить: записи допросов, собранные во время следствия судьей Антонио Ломбарди, составленное им постановление приговора (Ordinanza-sentenza) перед передачей дела в суд, стенограммы прений во время суда в Милане под председательством Манлио Минале, обвинительное заключение заместителя прокурора Фердинандо Помаричи, речи адвокатов, а также разнообразные сопроводительные материалы, касающиеся Леонардо Марино и его предполагаемых сообщников. В сумме – около трех тысяч страниц текста. Я уже сказал об ощущении, возникшем у меня при чтении собранных следственным судьей документов, что я вижу нечто знакомое, чувстве неожиданном и поэтому озадачивающем. Естественно, оно изрядно ослабло, когда я перешел к материалам прений. Диалог между сторонами, с учетом постоянных ограничений и вмешательства председателя суда, создает атмосферу совершенно отличную от климата, царившего на инквизиционных процессах. Наоборот (и парадоксальным образом), стенограммы дебатов в зале суда, записанных на магнитофонную пленку, своею живостью намного больше напоминают протоколы инквизиционных дел, нежели чопорный бюрократический язык, с помощью которого фиксировались (и искажались) ответы на следственных допросах. Одновременно эти ответы ближе к инквизиционному процессу с судебной точки зрения. Разумеется, в обоих случаях речь идет о стенограммах: при переходе от устной речи к письменной теряются интонации, раздумья, паузы, жесты. Они исчезают, но не полностью. Часто секретари, сами того не подозревая, следуют по стопам юристов из Святой палаты и отмечают в скобках слезы, смех, молчание или реплики, произнесенные с особой горячностью23. В таком случае стенограмма уже представляет собой интерпретацию, обусловливающую трактовки, которые появятся в ближайшем (например, мою собственную) или далеком будущем24.
Я никогда не думал о возможности отталкиваться от этого документального материала, стремясь с исторической точки зрения реконструировать обстоятельства, ставшие предметом приговора. Я не хотел и в любом случае не сумел бы сделать это. Мои задачи были намного более скромными – проанализировать процессуальные акты, чтобы подчеркнуть различия и сходства между историками и судьями. Сходства базируются, как я уже сказал, прежде всего на использовании доказательств. Однако в отличие от судей (и специалистов по устной истории), я не в состоянии участвовать в создании источников, ставших объектом моего исследования. Я могу лишь заняться дешифровкой этих материалов с помощью своих предшественников (судей, свидетелей, подсудимых, секретарей), то солидарных со мной, то мне противостоящих.
«Признательные показания Марино, – пишет следственный судья Антонио Ломбарди в главе «Источники доказательства» своего постановления приговора, – составляют <…> по качеству и количеству основной доказательный источник данного процесса». Его искренность (объясняет судья) не вызывает сомнений. В душе Марино постепенно крепло чувство безудержного отвращения к совершенным им преступлениям. Глубокий этический импульс подтолкнул его к тому, чтобы заявить на себя и на своих бывших товарищей:
Вот уже много лет во мне, – так начинается внезапное признание Марино, – росло убеждение, продиктованное нравственными и религиозными чувствами, что мне нужно рассказать компетентным органам о фактах и обстоятельствах, в которые я был вовлечен в конце 1960-х – начале 1970-х гг., будучи активистом внепарламентского движения «Лотта континуа». Хотя я был уверен, что никаких подозрений в мой адрес не возникнет, в том числе потому, что я никогда не имел дела с юстицией, во мне 3–4 года назад окрепло чувство необходимой, насущной потребности дать отчет в том, что я сделал в политической сфере, от которой удалился более чем 15 лет назад… Хотя я и понимаю, что, возможно, многие люди мне не поверят, но я решил признаться в том, что совершил, или в том, что знал о совершенных преступлениях, во многом из уважения к этим ребятам [двум детям] (Inf. test. P. 1)25.
Ограбления, в которых он участвовал (по крайней мере те, что произошли до 1976 г.), были делом, говорит Марино, секретного подразделения «Лотта континуа», которое возглавлял Пьетростефани. Что же касается убийства Калабрези, то оно обсуждалось на собрании исполнительного комитета «Лотта континуа», оказалось вынесено на голосование и поддержано большинством участников встречи. За непосредственными исполнителями, активистами Бомпресси и Марино, вырисовываются заказчики, два авторитетных руководителя Софри и Пьетростефани, вовлекающие в дело высшие уровни организации. Таким образом, в самом буквальном смысле именно «Лотта континуа» и убила Калабрези.
Впрочем, следственный судья прекрасно знает: искренности раскаяния, о которой заявляет Марино, недостаточно, чтобы гарантировать достоверность его признаний. «Они часто совпадали с показаниями свидетелей и других подсудимых (касательно важных деталей преступления); наконец они получили однозначное подтверждение по итогам полицейских проверок, осмотра места происшествия, экспертизы оружия». Конечно, продолжает следственный судья, «не все его утверждения обстоятельны и содержат подробные детали; иногда они являются суждениями de relato26; небольшие ошибки, забывчивость, неточность, наложение воспоминаний при реконструкции многочисленных эпизодов, случившихся много лет назад, всегда неизбежны. <…> Тем не менее эти небольшие ошибки, с точки зрения следственного судьи, оказались устранены по итогам тщательной проверки данных, связанных с обвинениями в соучастии» (Ordinanza-sentenza, с. 70–71)27.
Так «небольшие ошибки» превращаются в незначительные препятствия, которые затем оказываются «устранены». Однако далее они становятся гарантией подлинности:
Оценка обвинений в причастности к совершению преступления <…> проводится в реалистических терминах; настаивать на том, чтобы повествование о бесчисленных фактах и обстоятельствах было полностью свободно от ошибок или незначительных противоречий, значило бы требовать от заявителя (в данном случае Марино) сверхчеловеческих способностей; его рассказ о фактах многолетней давности порой выглядит естественным именно из-за наличия мелких ошибок или несущественных противоречий. Основная проблема состоит в том, чтобы установить, подрывает ли та или иная небольшая ошибка или противоречие доказательную силу всего рассказа. И именно это, по мнению следственного судьи, необходимо решительно исключить в случае со «сжатым рассказом» подсудимого (Ordinanza-sentenza, с. 91–92).
Посмотрим же теперь на «небольшие ошибки», которые, как свидетельствует постановление приговора Ломбарди, допустил Марино, рассказывая об убийстве Калабрези.
а) цвет автомобиля «ФИАТ-125», угнанного и затем использованного во время засады. Машина была синей, а не бежевой, как сначала утверждал Марино (затем он стал говорить, что спутал ее с машиной, угнанной в городе Масса для совершения ограбления);
б) улица, по которой преступники сбежали с места преступления. В показаниях, данных во время следствия, Марино объявил, что проехал по улице Керубини, затем по улице Джотто или улице Бельфьоре в сторону площади Вагнер. Из свидетельств очевидцев следует, напротив, что участники покушения отбыли в противоположном направлении – по улице Керубини и свернули на улицу Разори, направляясь к перекрестку улиц Ариосто и Альберто да Джуссано, где они остановили свой синий «ФИАТ-125», не выключая при этом мотора (см. план). Когда Адриано Софри на допросе обратил внимание на это вопиющее расхождение, то следователи ответили, что Марино, плохо знакомый с названиями миланских улиц28
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
См.: Ginzburg C. Spie. Radici di un paradigma indiziario (1979) // Ginzburg C. Miti emblemi spie. 3 ed. Torino: Einaudi, 2000 (рус. перевод: Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и ее корни // Гинзбург К. Мифы – эмблемы – приметы: Морфология и история / Пер. с ит. С.Л. Козлова. М.: Новое издательство, 2004. С. 189–241); мое предисловие к книге: Burke P. Cultura popolare nell’Europa moderna. Milano: Mondadori, 1980. P. XIV–XV; Ginzburg C. Prove e possibilità // Zemon Davis N. Il ritorno di Martin Guerre. Torino: Einaudi, 1984. P. 131–154, в особенности P. 151, примечание 7; Idem. Montrer et citer // Le Débat. № 56 (1989). P. 43–54; Idem. L’inquisitore come antropologo // Studi in onore di Armando Saitta dei suoi allievi pisani / A cura di R. Pozzi e A. Prosperi. Pisa: Giardini, 1989. P. 23–33; Idem. Just One Witness // Probing the Limits of Representation: Nazism and the «Final Solution» / Ed. by S. Friedlander. Cambridge; London: Harvard University Press, 1992. P. 82–97; Idem. Unus testis. Lo sterminio degli Ebrei e il principio de realtà // Quaderni storici. Vol. 80 (1992). P. 529–548.
2
Calamandrei P. Il giudice e lo storico // Rivista di diritto processuale civile. Vol. XVII (1939). P. 105–128. Каламандреи отталкивался от работы: Calogero G. La logica del giudice e il suo controllo in Cassazione. Padova: CEDAM, 1937.
3
См.: Ferrajoli L. Diritto e ragione. Teoria del garantismo penale. Bari: Laterza, 1989. P. 119, 771–773.
4
См.: Ginzburg C. Storia notturna. Una decifrazione del sabba. Milano: Adelphi, 2017. P. XIV (впервые в 1989 г.). Уподобление дела Софри процессам о колдовстве было предложено в одном из писем, составленном Адриано Проспери и подписанном целым рядом людей (в том числе и автором этих строк). Оно было отправлено в разные национальные газеты; единственными изданиями, опубликовавшими письмо на своих страницах, стали «Унита» (2 мая 1990 г.) и «Манифесто» (17 мая 1990 г.).
5
См.: Tedeschi J.A. The Roman Inquisition and Witchcraft // Revue de l’histoire des religions. Vol. 200 (1983). P. 163–188; Idem. Appunti sulla «Instructio pro formandis processibus in causis strigum, sortilegiorum & maleficiorum» // Annuario dell’Istituto Storico Italiano per l’età moderna e contemporanea. Vol. XXXVIII–XXXIX (1985–1986). P. 219–245; Jobe P.H. Inquisitorial Manuscripts in the Biblioteca Apostolica Vaticana: a Preliminary Handlist // The Inquisition in Early Modern Europe. Studies on Sources and Methods / Ed. by G. Henningsen and J. Tedeschi. DeKalb (Ill.): Northern Illinois University Press, 1986. P. 33–53; в особенности P. 44–45; Ginzburg C. I benandanti. Stregoneria e culti agrari tra Cinquecento e Seicento. 7 ed. Torino: Einaudi, 2002. P. 135–137 (впервые в 1966 г.). Тедески, которому обязаны авторы всех наиболее глубоких исследований по теме, отрицает, что «Руководство» свидетельствовало о подлинном изменении в инквизиционных практиках (Tedeschi J.A. Appunti sulla «Instructio pro formandis processibus in causis strigum, sortilegiorum & maleficiorum». P. 238 et passim), однако мне представляется значимым, что обращение к принципам, с которого начинался этот текст, сопровождалось констатацией – им почти никто никогда не следовал.
6
См.: Momigliano A. History between Medicine and Rhetoric // Ottavo contributo alla storia degli studi classici e del mondo antico. Roma: Edizioni di storia e letteratura, 1987. P. 14–25.
7
См.: Ginzburg C. Montrer et citer.
8
См.: Momigliano A. Storia antica e antiquaria // Momigliano A. Sui fondamenti della storia antica. Torino: Einaudi, 1984. P. 5–45 (рус. перевод: Момильяно А. Древняя история и любители древности // Науки о человеке: история дисциплин / Сост. и отв. ред. А.Н. Дмитриев, И.М. Савельева. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2015. С. 604–648; пер. с англ. К.А. Левинсона).
9
Я использовал второе издание текста Гриффе, выпущенное в Льеже в 1770 г. Аллен Джонсон процитировал приведенный мной фрагмент (Johnson A. The Historian and Historical Evidence. 2d ed. New York, 1934. P. 114, впервые в 1926 г.), назвав трактат «самой важной книгой об историческом методе после „De re diplomatica“ Мабильона». См. также: Momigliano A. Storia antica e antiquaria. P. 19 (рус. перевод: Момильяно А. Древняя история и любители древности. С. 620); Ginzburg C. Just One Witness. О Гиббоне прежде всего см. фундаментальные работы Момильяно, собранные в томе: Momigliano A. Sui fondamenti della storia antica. P. 294–367.
10
См.: Löwith K. Significato e fine della storia. [Milano]: Edizioni di Comunità, 1963. P. 92 (ит. перевод книги Левита «Meaning in History. The Theological Implications of the Philosophy of History», 1949 г.). «Всемирная история – это всемирный суд», впрочем, при таком переводе двойственность текста, справедливо отмеченная Левитом, исчезает; на с. 36 итальянского издания Левита это высказывание приведено по трудам Гегеля, в частности по его «Философии права» (Hegel G.W.F. Lineamenti della filosofia del diritto / Trad. di F. Messineo. Bari: Laterza, 1913. Пар. 340; рус. перевод: Гегель Г.В.Ф. Философия права / Пер. с нем. В.Г. Столпнера и М.И. Левиной. М.: Мысль, 1990. С. 369: «…во всемирной истории как во всемирном суде»). См.: Lavoie M. Hegel et le «tribunal du monde» // Laval théologique et philosophique. Vol. 40 (1984). № 2. P. 175–185. О проблеме в целом см.: Koselleck R. Futuro passato. Genova: Marietti, 1986. P. 49.
11
См.: Lord Acton. Lectures on Modern History. London; Glasgow: Collins, 1960. P. 17 (рус. перевод: Актон Дж. Об изучении истории // Актон Дж. Очерки становления свободы. London: Overseas Publication Interchange, 1992. С. 159; пер. с англ. Ю. Колкера под ред. А. Бабича).
12
О «судебной историографии» проницательно писал Луиджи Феррайоли в одной из статей о деле «7 апреля», опубликованной в газете «Манифесто» 23–24 февраля 1983 г.
13
Мне очень помогла книга: L’albero della Rivoluzione. Le interpretazioni della Rivoluzione francese / A cura di B. Bongiovanni e L. Guerci. Torino: Einaudi, 1989; в частности, см. статьи Мишеля Вовеля «Альфонс Олар» и «Альбер Матьез», «Ипполит Тэн» Реджины Поцци. См. также: Aulard A. Taine historien de la Révolution française. Paris: Colin, 1907. Олар предварял свой труд характерным утверждением (P. VII): «Je crois donc être sûr, je ne dis pas de paraître impartial, mais d’être impartial» («Таким образом, полагаю, я уверен: я не кажусь, но являюсь беспристрастным»). О судебных метафорах см. также название сборника статей, объединившего разных авторов: Eine Jury für Jacques Roux // Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften der DDR (Gesellschaftswissenschaften). Berlin: Akademie-Verlag, 1981. На гораздо более вульгарном уровне см. недавние процессы, «возбужденные» в Италии против Рисорджименто и антифашистского Сопротивления.
14
См.: Block M. Apologia della storia o mestiere di storico. Torino: Einaudi, 1969. P. 123–125 (рус. перевод: Блок М. Апология истории или ремесло историка / 2-е изд. М.: Наука, 1986. С. 79–82; пер. с фр. Е.М. Лысенко). [Цитата о сторонниках и противниках Робеспьера слегка изменена, см.: «Господа робеспьеристы, антиробеспьеристы, мы просим пощады: скажите нам, бога ради, попросту, каким был Робеспьер?!»: Там же. С. 80. – Примеч. пер.]
15
См. рассуждения о Матьезе в книге: Furet F. Dictionnaire critique de la Révolution française. Paris, 1988. P. 990–991 (глава «Университетская история Французской революции») (ит. перевод: Furet F. Dizionario critico della Rivoluzione francese. Milano: Bompiani, 1989). О монографии «La Grande Peur de 1789» («Великий страх 1789 г.») (ит. перевод: Lefevbre G. La grande paura del 1789. 2 ed. Torino: Einaudi, 1974) см. предисловие Жака Ревеля к переизданию 1989 г. Противопоставление двух книг имеет чисто символическое значение. Так, я не рассматриваю работу Матьеза: Mathiez A. La vie chère et le mouvement social sous le Terreur. Paris: Payot, 1927 (ит. перевод: Mathiez A. Carovita e lotte sociali sotto il Terrore. Torino: Einaudi, 1949).
16
См. статью Лучано Гуэрчи «Жорж Лефевр» в книге: L’albero della Rivoluzione.
17
Фраза Брехта, записанная Беньямином, звучит так: «Следует отталкиваться не от доброй старины, но от дурной новизны» (см.: Benjamin W. Avanguardia e rivoluzione. Saggi sulla letteratura. Torino: Einaudi, 1973. P. 233). Об отзвуках концепции Джентиле в работах Х. Уайта (о которых см. ниже) см.: Ginzburg C. Just one Witness.
18
Марсель Мосс придерживался иного мнения, см.: Mauss M. Rapports réels et pratiques de la psychologie et de la sociologie (1924) // Mauss M. Sociologie et anthropologie. 2-me ed. Paris: PUF, 1960. P. 281–310, в особенности P. 287, где он отвергает тенденцию отделять «la conscience du groupe de tout son substrat matériel et concret. Dans la société, il y a autre chose que des représentations collectives, si importantes et si dominantes qu’elles soient» («групповое сознание от его материальной и конкретной основы. В обществе есть много чего другого, помимо коллективных репрезентаций, какими бы важными и главенствующими они ни были») и далее.
19
Наиболее известные фигуры, репрезентирующие подобную атмосферу, хотя и с несколько разных точек зрения, – это Мишель де Серто (во Франции) и Хейден Уайт (в США). См. итальянские переводы их текстов: Certeau M. de. La scrittura della storia. Roma: Il pensiero scientifico, 1977; White H. Retorica e storia. 2 voll. 2a ed. Napoli: Guida, 1978 (оригинальное издание: Idem. Metahistory. Baltimore; London: the Johns Hopkins University Press, 1973). Об Уайте см.: Momigliano A. La retorica della storia e la storia della retorica: sui tropi di Hayden White // Momigliano A. Sui fundamenti della storia antica. P. 465–476; Ginzburg C. Montrer e citer; Idem. Just one Witness. О книге Франсуа Артога «Зеркало Геродота» (Hartog F. Le miroir d’Hérodote. Paris: Gallimard, 1980) см.: Ginzburg C. Prove e possibilità.
20
О доказательстве см.: Ferrajoli L. Diritto e ragione. P. 108 et passim.
21
См.: Bloch M. Apologia della storia. P. 117 et passim; Блок М. Апология истории или ремесло историка. С. 71 и далее.
22
Ferrajoli L. Diritto e ragione. P. 32.
23
См., например, записи прений на с. 22, 48, 173, 183, 205, 235, 640, 660 и т.д., поочередно отредактированные, и очень толково с герменевтической точки зрения (в особенности я имею в виду разумное использование пунктуации), М. Бернаскони и Л. Скализе.
24
Обо всем этом см.: Ferrajoli L. Diritto e ragione. P. 23; Ginzburg C. L’inquisitore come antropologo.
25
Сокращения Inf. test., Verb., Istrutt., Confr. отсылают к записям (с раздельной пагинацией) следующих актов: 1) Inf.[ormazioni] test.[imoniali] – свидетельские показания, данные в присутствии офицеров карабинеров (20 июля 1990 г.); 2) Verb.[ali] – протоколы допросов, зафиксированные в присутствии заместителя прокурора Фердинандо Помаричи (21, 25, 26 и 27 июля); 3) Istrutt.[oria] – следственные материалы, записанные в присутствии судьи Антонио Ломбарди (29 июля: в частности, засвидетельствованные и заместителем прокурора Помаричи; 1, 5, 17 августа; 1, 3, 15, 26 сентября; 24 октября 1988 г. и 6 февраля 1989 г.); 4) Confr.[onto] – протокол очной ставки Леонардо Марино и Адриано Софри 16 сентября 1988 г.
26
Ситуация, в которой обвиняемый, будучи членом определенной организации, выдвигает обвинение против третьих лиц на основании сообщений, полученных им от других участников преступления. – Примеч. пер.
27
Указанные в скобках страницы здесь и далее относятся к машинописным записям.
28
Впрочем, см. об этом: Sofri A. Memoria. Palermo: Sellerio, 1990. P. 62–63.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги