Агасфер. Золотая петля. Том 1

Пролог

(Шанхай, 1905 год)

Осама, покидая Шанхай после разгрома окопавшихся в генеральном консульстве Японии коррупционеров, обещал, что семья Агасфера вернется к нему максимум через две-три недели. Так в конечном итоге почти получилось… Получив весточку о скором приезде жены и сына, Берг с головой погрузился в радостные хлопоты. Три недели пролетели для него в ожидании встречи.

Мистер Кеннет из Шанхайского Бюро недвижимости сумел угодить клиенту, подобрав для него весьма удобный дом с большим участком в престижным Британском сеттльменте. Двор, обнесенный высоким каменным забором, был абсолютно пуст, не считая небольшого флигелька в дальнем углу, – со временем Агасфер рассчитывал поселить там будущую прислугу. Пустота двора только порадовала Агасфера: разбить сад в Шанхае, при наличии денег, не было проблемой. Тот же Кеннет, воодушевленный солидными комиссионными, подсказал ему адрес садоводческой фирмы.

С теми, как и с мебельщиками, удалось быстро договориться, и одновременно с мебельными подводами к дому на Бабблинг-роуд потянулись повозки с плодородной землей, саженцами растений и деревьями-крупномерами. Соседи-англичане только фыркали, удивляясь невиданным темпам работ землекопов и садоводов, трудившихся у нового соседа с утра до поздней ночи. Зато и двор уже через несколько дней было не узнать: там появился декоративный пруд с рыбками, причудливые дорожки, засыпанные песком, пышные кустарники, обещающие обильное цветение уже в будущем году и даже несколько южных деревьев.

И когда из Нагасаки пришла долгожданная депеша от Настеньки, дом и сад были практически готовы… Узнав точную дату и час прибытия долгожданного парохода, Агасфер поспешил в порт.

…Грузо-пассажирский пароход из Нагасаки, как это обычно водится, опоздал часа на три. Вооружившись биноклем, Агасфер увидел название долгожданной посудины еще до того, как ее взяли «в оборот» два трудолюбивых буксира.

А вот Насти с сынишкой Агасфер, сколько ни старался, разглядеть среди небольшой кучки пассажиров на палубе не мог. Да и то сказать: пароход явно был больше «грузовиком», нежели пассажирским судном. Практически вся палуба была заставлена ящиками, бочками, кипами мешков. Агасфер покачал головой: куда смотрел портовый инспектор в Нагасаки? Случись в пути даже небольшой шторм, вся эта мешанина груза посыпалась бы за борт…

Тем временем буксиры развернули судно, и, упершись носами в его левый борт, дружно выбросили из труб клубы дыма. Поглядев по сторонам, Агасфер определил место, куда буксиры приткнут пароход. Как раз там вспыхнул взрыв ругани: портовый инспектор крыл почем зря машиниста парового крана, припоздавшего перенести подальше от края причала огромную кипу мешков. Машинист, наполовину высунувшись из кабины, отругивался.

Между тем полоса грязной воды с плавающим мусором между причалом и приближающимся бортом парохода неуклонно уменьшалась. И тут Агасфер увидел Настю: держа сынишку на руках, она махала Бергу рукой и показывала малышу отца.

Вот пароход коснулся кормой причала. И в этот момент Агасфер услыхал предостерегающий крик портового инспектора. Обернувшись, он увидел, что крановщик, в нарушение всех правил, пытается сдвинуть кипу мешков на причале стрелой. Зубчатые колеса крана скрежетали и готовы были вырваться из направляющих рельсов. Труба крана отчаянно дымила, двигатель ревел и трясся, а стрела, сдвинув лишь верхушку кипы, дрожала от напряжения.

Агасфер тоже помахал улыбающейся Насте и сыну и вдруг увидел, как исказилось ее лицо, повернутое куда-то в сторону. Одновременно он услышал душераздирающий скрежет металла и звон лопнувшего на кране бокового троса. Его оборванный конец с хищным жужжанием пронесся над головами встречающих и хлестнул по пирамиде бочек на корме только что причалившего парохода. Одновременно борт парохода с треском ударился о край причала.

Время словно резко замедлило свой бег. Бочки на борту парохода от удара троса и толчка медленно качнулись, затрещала и стала лопаться удерживающая их сеть. И так же неестественно медленно пирамида дрогнула и стала рассыпаться – в нескольких саженях от женской фигуры с ребенком на руках у фальшборта.

– Настя-а-а! – закричал Агасфер, отчаянно показывая на падающие цилиндры бочек, и отрешенно понимая, что бежать-то жене, собственно, некуда.

Поняла это и Настя, отступая по узкой палубе от накренившейся в ее сторону смертельной пирамиды.

Сеть звонко лопнула, и тяжелые бочки с грохотом начали сыпаться на палубу, сметая все на своем пути. Удерживая одной рукой сынишку, Настя рвала тяжелый клинкет[1] палубной надстройки – но тот поддавался слишком медленно, первая бочка была уже у ее ног. Настя надломлено вскрикнула. И, падая, успела вбросить тело сына в спасительную щель приоткрывшегося клинкета.

– Настя-а-а!

Но Насти уже не было видно. А по палубе, где она только что стояла, тяжело прыгали и сталкивались огромные цилиндры. Несколько бочек, сломав фальшборт, рухнули на причал – от одной Агасфер едва успел увернуться. Это словно разбудило его – он ринулся к борту, попытался вскарабкаться на пароход. Кто-то оттаскивал его, что-то предостерегающе крича. Агасфер, не оборачиваясь, ударил назад тяжелым протезом левой руки.

Каким-то образом ему все же удалось забраться на палубу, и он рванулся к груде бочек, накрывшей Настю. Здоровой рукой он принялся сдвигать тяжеленные бочки, используя протез левой кисти как рычаг. Часть бочек треснула, из них что-то текло… Теперь в Агасфера вцепилась опомнившаяся палубная команда – еще не понимая беснующегося мужчину, его оттаскивали, били, ругали. Подскочивший боцман сунул в лицо Агасферу револьвер. Не обращая на оружие внимания, Берг рычал и продолжал раздвигать бочки.

И только когда из-под очередной бочки показалась раздавленная рука и легкая прядь пепельно-белокурых, перепачканных мазутом волос, команда притихла и после минутной паузы стала помогать Агасферу освобождать из-под смертельной тяжести разломанное тело его погибшей жены…

Бочки откатывали, сбрасывали, сдвигали. С каждой убранной бочкой тело Насти открывалось все больше и больше. Один раз ему даже показалось, что ее нога шевельнулась, и он рванулся вперед, но боцман, положив на плечи Агасфера тяжелые ладони, удержал его на месте. Шепнул:

– Крепитесь, сэр… Осталось две бочки, и вы сможете увидеть ее лицо. Только я, сэр, настоятельно рекомендую вам не смотреть!

Но отворачиваться Агасфер не стал. И, увидев смятое, раздавленное лицо Насти, он дико закричал, рванулся вперед, попытался поднять тело за плечи. Его с трудом оттащили, загораживая мертвое тело.

Услыхав где-то совсем неподалеку детский плач, Агасфер тут же вспомнил о сыне. Он резко обернулся, определил источник крика, отпихнул клинкет, выхватил Андрейку из чьих-то рук, торопливо ощупал руки, ноги, прижал к себе и без сил опустился на палубу. А сынишка рвался из рук. Звал маму, отпихивал Агасфера…

А тот словно выключился. Он не мог потом вспомнить, как сошел на берег, как вместе с сыном уселся прямо на причал, оказавшись рядом с подлетевшей каретой скорой помощи. Доктор с санитарами пытались отнять у него сына – осмотреть, убедиться, что ребенок цел. Медики с опаской поглядывали на изломанный в борьбе с бочками протез левой руки мужчины, из которого хищно торчал надломленный стержень.

Иногда Агасфер поднимал голову и пытался разглядеть палубу корабля, где его Настю уже накрыли брезентом, безучастно поглядывал по сторонам на собравшуюся толпу. Потом из этой толпы появилось чье-то знакомое лицо – он долго не мог вспомнить, кто это? Человек со знакомым лицом решительно раздвинул толпу, уселся рядом. Обнял за плечи, легонько тряхнул:

– Вы не узнаете меня, мистер Берг? Я Форрест, Гарри Форрест. Мы недавно работали с вами в японском консульстве… Позвольте увезти вас отсюда, мистер Берг!

– Я никуда не пойду, – помотал головой Агасфер. – Здесь моя жена, моя Настенька…

– Я знаю, мистер Берг. И приношу вам самые искренние соболезнования. Но вам надо уйти отсюда – у вас еще есть сын. Вы позволите мне взять его на руки? Вам это… гм, будет трудно, – Форрест смущенно кивнул на изуродованный протез. – Кроме того, вы можете поранить разбитым протезом мальчонку!

– Помогите мне встать, – попросил Агасфер. – Андрейку я понесу сам…

– Как скажете, мистер Берг. Куда вас отвезти? У меня тут автомобиль.

– Домой… Я купил для жены дом… Туда…

– Домой, очень хорошо. А где ваш дом? Скажите мне адрес. Адрес. Понимаете?

– А Настя? Погодите, я не могу оставить ее тут! Я никуда не поеду без нее!

– Не волнуйтесь. Мистер Берг, мы все сделаем. Поможем. Со мной мои люди, они сделают все, как надо…

Форрест помог Агасферу встать. Придерживая ребенка, повел сквозь толпу к автомобилю. С тревогой посматривая на мальчишку – тот словно окостенел на здоровой руке отца, – махнул рукой доктору, велел сесть в автомобиль рядом с Агасфером. Доктор из службы скорой помощи слегка поморщился: у него была своя работа. Однако он не решился спорить с человеком из Британской Ост-Индской компании – это было бы неосторожно.

Когда автомобиль остановился у нужного дома на Бабблинг-роуд, Форрест уже без спроса взял потерявшего сознание мальчишку на руки, занес в дом. Агасфер кивнул на лестницу: детскую комнату для сынишки он обустроил на втором этаже, рядом со своей спальней.

В доме еще чувствовался легкий запах краски и новой мебели. Форрест положил мальчика на кровать, оглянулся на доктора, уступил ему место.

Через несколько минут доктор разогнулся, щелкнул замком саквояжа:

– У ребенка нет видимых повреждений – если не считать пары царапин, не опасных для жизни. Однако совершенно очевидно, что мальчонка перенес глубокий шок. Я напишу вам адрес здешнего детского доктора – он очень хороший специалист. Очевидно также, что ребенку нужен постоянный присмотр – сиделка или сестра милосердия…

Агасфер тупо покачал головой:

– У меня в Шанхае никого нет, доктор. Может, вы порекомендуете кого-нибудь?

– Попробуйте обратиться в Католическую миссию, сэр. Это близко. Вы ведь католик?

Агасфер отрицательно покачал головой:

– Православный…

– Я не думаю, что в Шанхае есть православный приход, мистер, – задумался доктор. – Впрочем, какая разница? Кстати, вот визитная карточка похоронного бюро. Свяжитесь с ними, и они все сделают в надлежащем виде. Вашу супругу… ее тело отвезли в морг больницы святого Иосифа. Но прежде, повторяю, вам нужно позаботиться о сыне. Я сделал ему инъекцию легкого снотворного, часа три он проспит. К моменту пробуждения желательно решить вопрос с сиделкой и, конечно, с детским доктором. Вам бы тоже не помешал врачебный осмотр, мистер: вы весь в крови, на правой кисти видны глубокие раны.

– Не надо… Потом.

– Займитесь им, доктор! – приказал Форрест. – А вы помолчите, мистер Берг: хотите потерять вторую руку? Этим вы мало поможете своему сыну!

Доктор заставил Агасфера снять сюртук и сорочку, отстегнуть протез. Он наложил несколько швов на самые глубокие порезы на правой руке, остальные залепил пластырем.

– Культь левой руки тоже надо показать хирургу, – он покачал головой. – Не пристегивайте пока протез – культь сильно опухла. Возможны трещины в лучевой кости. Да и сам протез, боюсь, уже отслужил свое…

– Я провожу вас, доктор! – вызвался Форрест.

Когда он вернулся наверх, Агасфер так и сидел на краешке кровати сына, бездумно глядя в окно.

– Пойдемте вниз, – предложил Форрест. – Я тоже немножко понимаю в медицине и вижу, что вам нужна добрая порция виски и сигара для прочищения мозгов. В доме есть спиртное?

В столовой Форрест безошибочно достал из буфета нетронутую бутылку бренди, два бокала. Поискав лед, махнул рукой, налил Агасферу и плеснул на дно себе.

– Пейте до дна, – велел он. – Считайте это лекарством…

– Значит, у вас в Шанхае нет ни друзей, ни хороших знакомых, – констатировал Форрест, поставив пустой стакан. – Это плохо… Хотя, учитывая ваш род деятельности, ничего другого, собственно, трудно ожидать. Вы ведь как-то связаны с японской разведслужбой? Можете не отвечать, мистер Берг: события в японском консульстве[2], в которых я принимал участие, говорят сами за себя. Мне, собственно, все равно – на кого вы работаете. Я оказался на причале волею случая и помог вам как белый человек белому человеку. Вы мне симпатичны, мистер Берг, но это, к сожалению, не означает, что я готов бросить свою службу в БОИК[3] и сделаться вашей сиделкой – даже на первое время. Моему начальству это не понравится, я уверен. Так что вам придется брать себя в руки и решать свои проблемы самому, мистер Берг!

– Я знаю…

Форрест встал, чтобы снова наполнить бокалы, мимоходом глянул в окно.

– А что за китайчонок отирается возле вашего дома, мистер Берг? – неожиданно спросил он. – Когда мы приехали, он сидел прямо на крыльце – а сейчас, гляжу, перебрался к дому напротив, но не спускает с вашей двери глаз.

Агасфер равнодушно глянул в окно, пожал плечами:

– Понятия не имею…

– Ну и черт с ним, – решил Форрест. – Итак, подводим наши невеселые итоги. Сейчас я покину вас, но по дороге в свою контору заеду к докторам – детскому и хирургу. Обеспечу их визиты. И конечно же, заскочу в Католическую миссию, насчет сиделки. Не думаю, чтобы в миссии согласились на постоянный присмотр, но несколько дней я вам могу гарантировать. Поговорю кое с кем из приятелей – может, у них есть на примете приличная белая женщина. Но и вы тоже ищите сиделку, мистер Берг: белые порядочные женщины не рыщут по Шанхаю в поисках работы!

– Спасибо, мистер Форрест…

– Можно просто Гарри, если не возражаете. Теперь похороны вашей супруги… Ну-ну, мистер Берг, возьмите себя в руки, черт побери! – Форрест грубовато похлопал Агасфера по плечу. – Слезами горю не поможешь, увы! Так вот, похороны: позвоните по телефону в похоронное бюро – я думаю, все решится с их помощью. Удивляюсь, что эти стервятники до сих пор сами не нагрянули сюда – обычно они дежурят в больницах и моргах… Ага, звонок в дверь! Готов поспорить, что это из похоронного бюро! Я сам открою, мистер Берг!

Форрест вернулся с неким господином в черном фраке, с профессионально-скорбным выражением лица.

– Ну, не буду вам мешать, мистер Берг! – засобирался Форрест. – Я оставляю на столе свою визитную карточку – звоните, если что…

Перед уходом он плеснул Агасферу еще бренди и многозначительно убрал бутылку в буфет.

С гробовщиком Агасфер договорился быстро. Получив полный карт-бланш на организацию похорон, господин в черном фраке несколько повеселел. Пряча аванс, он лишь поинтересовался:

– Дорогой сэр! Мистер… э… Берг, если не ошибаюсь? Соберитесь с духом: у меня к вам не слишком деликатный вопрос. Дело в том, что лицо вашей супруги сильно пострадало во время несчастного случая. Ее, конечно, можно похоронить в закрытом гробу – либо нашим бальзамировщикам придется изрядно потрудиться, восстанавливая лицо. Что потребует не только дополнительных расходов, но и времени, как вы понимаете. Так как прикажете, мистер Берг?

– Я не хочу, чтобы мою Настю заколачивали в ящик! Я хочу увидеть ее!

– Понимаю, сэр. В таком случае, я попросил бы вас дать мне фотографию вашей несчастной супруги… У вас нет фотографии? Что ж, наши специалисты попробуют справиться без нее. У вас не будет больше пожеланий, сэр?

Агасфер покачал головой, но когда гробовщик уже начал с поклонами пятиться к двери, вдруг вспомнил:

– Ах да! Настенька… Моя жена очень любила березы. Возможно ли, подобрать место на кладбище под березой?

– Все что угодно, сэр! Это не проблема! Наша фирма добудет вам березку, даже если людям придется ограбить императорский сад. Не волнуйтесь, сэр!

Выпроводив гробовщика, Агасфер снова поднялся к сыну. Убедившись, что тот крепко спит, он принялся бесцельно ходить по дому, который сегодня был готов к тому, чтобы принять радостную счастливую семью…

В дверь опять позвонили: как оказалось, одновременно прибыли вызванные Форрестом детский доктор и хирург. Профессор-педиатр, сановито отдуваясь, прописал мальчику покой, постоянный присмотр и какие-то успокаивающие порошки. Хирургу не понравился вид культи у Агасфера. Он долго щупал ее, корил пациента за неосмотрительность и под конец прописал какую-то мазь.

Последним визитером была монахиня из Католической миссии. Узнав, что в доме католиков нет, она совсем было собралась уходить, однако крупный гонорар за неделю беспокойства сделал ее более веротерпимой.

Глава первая

Запах золота

(Казань – Омск, 1918 год)

5 августа 1918 года на окраине Казани шел жестокий бой. Мощная артиллерийская канонада перекрывала бесконечный треск винтовочных выстрелов и стоны раненых, брошенных прямо в поле. В самом городе жители попрятались по подвалам и без крайней надобности не выходили на улицу, опасаясь угодить под снаряд или случайно «поймать» пулю. Прислушиваясь к угрожающей орудийной пальбе, горожане гадали: удержат ли красные город или сдадут его восставшим чехам?

У красных был явный перевес в силах, но во многих частях царила анархия. Своеволие революционной поры, когда решение – идти в атаку или нет? – принималось не командиром, а полковым собранием, еще давало о себе знать. «Железный» нарком Троцкий только-только начинал вводить в молодой армии суровую дисциплину, и его тяжелая рука пока не дотянулась до волжских берегов.

Противники красных полков чувствовали себя увереннее: чехам терять было нечего. Совсем недавно небольшой чехословацкий корпус одним ударом захватил почти весь Великий сибирский путь – Транссиб[4]. Внезапный успех окрылил вчерашних военнопленных.

Рядом с чехами наступали добровольческие отряды молодого офицера Каппеля.

Первую мировую войну Владимир Каппель начал как обер-офицер для поручений в штабе армейского корпуса. На должности старшего адъютанта служил в штабах казачьих и кавалерийских дивизий и корпусов. В августе 1916 года был произведен в подполковники и стал помощником начальника оперативного отделения.

На этой должности Каппель и встретил Февральскую революцию. Будучи кадровым офицером и монархистом по убеждениям, он тяжело воспринял эту реальность. Но Каппель руководствовался принципом: армия должна находиться вне политики. И потому он присягнул на верность новой власти – Временному правительству.

В октябре 1917 года Каппель взял отпуск и уехал в Пермь. Уже у себя дома он пережил Октябрьскую революцию, разгон Учредительного собрания, демобилизацию Русской армии, заключение позорного Брестского мира, первые шаги военного коммунизма. Для Каппеля развал страны и начавшаяся смута стали личной трагедией.

В мае 1918 года в Самаре произошло восстание Чехословацкого корпуса. Красный режим там пал, в городе образовалось новое правительство Комуча, которое начало создание собственной армии. Командовать этой армией, а поначалу – небольшим отрядом в три сотни штыков – никто из старших офицеров не рвался. Подполковник Каппель взял эту тяжкую и малоперспективную ношу на себя.

Первые месяцы боевых действий были успешными. Настолько, что большевистский штаб отдельным приказом назначил за голову Каппеля премию, 50 тысяч рублей. Отряд Каппеля освободил ряд городов и взял Казань. Благодаря военным успехам, отряд численно вырос. В августе 1918 года за победу под Симбирском приказом Комуча № 254 Каппель был произведен в полковники.

У офицеров-добровольцев Каппеля не хватало оружия, обмундирование обветшало, но дисциплина была отменной и дрались они лихо.

К вечеру 6 августа части красного командующего Вацетиса[5] покинули Казань. Две тысячи белочехов и добровольцев Белого движения при четырех орудиях стали хозяевами древнего города. Офицеры Каппеля заняли стратегические узлы – телеграф, вокзалы и банк.

В банке полковник приказал осмотреть хранилища – не предполагая, впрочем, обнаружить там ничего ценного. Все понимали: если в банке что-то и было, отряды Вацетиса явно забрали это с собою.

На следующий день Каппель был занят обычными заботами – обследовал захваченные оружейные склады, улаживал очередные конфликты своих добровольцев с чехами. Внезапно перед полковником появился тяжело дышавший, запыхавшийся от быстрого бега вестовой. Каппель глянул на него, и тотчас понял: случилось нечто чрезвычайное.

– Говори, не тяни! – резко бросил он вестовому.

Но тот облизнул сухие губы и, ничего не говоря, выразительно посмотрел на окружение командира. Полковник понял и нетерпеливо махнул стоявшим вокруг него офицерам. Когда те разошлись, вестовой фамильярно прильнул к самому уху командира и стал что-то торопливо шептать.

Пока он говорил, Каппель усиленно тер руками виски, чтобы скрыть от посторонних усиливающееся волнение. Когда вестовой закончил, полковник медленно опустился прямо на землю, обхватил колени руками и шумно выдохнул, пытаясь успокоиться. Новость ошеломила его: в хранилищах казанского банка обнаружено золото павшей Империи.