Ненужная

Редактор и корректор Надежда Седунова

Дизайнер обложки Тата Манькова

Модель на фото Оксана Окармус

Фотограф Инна Ковика

© Галина Яковишин, 2021

© Тата Манькова, дизайн обложки, 2021

© Инна Ковика, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0055-0955-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все персонажи, медицинские учреждения и отели являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно. Памятники архитектуры и места действия, описанные в романе, существуют в действительности.

Посвящается памяти моей бабушки Кушнирюк (Коханской) Марии Николаевны.

Спасибо тебе, родная, за твою безусловную любовь, поддержку и безграничную веру в меня. Будучи филологом, учителем от бога, ты ни разу не написала вместо меня ни одной строчки какого-то сочинения. Сказанная тобой однажды фраза: «Я покажу, как нужно писать, а дальше ты сама сможешь» в конечном итоге привела меня к созданию этой книги. Спасибо. Ты мой ангел-хранитель. Я всегда чувствую тебя рядом…

Пролог

Забытое лет десять тому чувство снова вернулось. Оказалось, что не такое оно и забытое, просто она спрятала его подальше в мозгу и поглубже в сердце. Это мерзкое и саморазрушающее чувство, наверное, родилось и взрослело вместе с ней.

Ненужность…

Впервые она почувствовала ее в три года. Маленький ребенок в один момент стал ненужным самому родному человеку. С каждым годом ощущение ненужности в ней росло, как снежный ком. Она остро ощущала это везде и во всем. Если родные немного опоздали и не успели вовремя забрать из школы – не нужна. Друзья забыли позвонить – не нужна. На уроке подняла руку, а ее не спросили не потому, что учительница не успела, а потому, что не нужна. Парень, в которого она была влюблена, даже не догадывался о ее чувствах. Почему? Да просто потому, что рассказать – это риск снова оказаться ненужной… Слишком? Возможно, но объясните это тому, кто был ранен чувством ненужности в раннем детстве. Раны так просто не заживают.

С годами она выработала в себе кардинальный защитный механизм от этого чувства: если я не нужна вам сегодня, вы мне – еще вчера. Уйти первой, высоко подняв голову. Самой вычеркнуть человека из своей жизни. Так было менее больно.

Дальше все в жизни происходило от потребности быть нужной. И, наверное, даже подсознательно она плыла по волнам жизни в сторону того берега, где в ней нуждались. Добравшись до него, она кирпичик за кирпичиком строила башню своей силы. Башню, где её любили, ценили, где она была нужной: мужу, дочери, друзьям, клиентам…

Сейчас, сидя на обломке двери разрушенной башни, она безразлично наблюдала, как течение ее уносит в открытый океан. Грести обратно к берегу нет ни сил, ни желания.

Она снова отпила горького зелья брошенности и никомуненужности, и ей уже все равно, какой финал будет у этого плавания: ступит ли ее нога на твердую землю или водная пучина примет ее в свои холодный объятия…

Глава 1

Начало сентября выдалось в Берлине по-летнему теплым.

С самого утра окна онкологической клиники «Gute Hoffnung», стоящей в окружении дубов и буков, были открыты, чтоб пациенты могли наслаждаться свежим воздухом и пением птиц.

Медсестра Хельга собиралась домой после ночной смены, но решила еще раз заглянуть к пациентке из седьмой палаты, которую привезли накануне вечером. Это была подруга ее коллеги, доктора Марины Вагнер. Хельга видела ее в клинике не единожды. Молодую женщину звали Ирина Ланке. По слухам, она была владелицей какой-то крупной сети переводческих агентств. Что было известно точно, так это то, что Ирине тридцать один год и у нее рак головного мозга. Так как опухоль была неоперабельной, два месяца тому назад Ирине назначили лучевую терапию, но она не пришла на процедуры. Только вчера снова появилась в клинике, для согласования проведения имитаци лучевой терапии – процедуры сканирования и нанесения на кожу татуировки из маленьких точек, которые помогают следить за правильным положением пациента во время терапии. После этого пациентка уехала домой, а вечером ей стало плохо. Доктор Вагнер сама привезла подругу обратно в клинику и сидела возле нее до полуночи. Если честно, то Хельге, как и некоторым другим сотрудникам, Марина была не очень симпатична. Не как специалист – вопросов о ее профессионализме ни у кого не возникало, а как человек. Коллеги отмечали ее надменность, артистизм и некое притворство. Но подругой она, видимо, была очень хорошей.

Медсестра подошла к двери палаты и посмотрела через стекло на лежащую в кровати пациентку. «Молодая совсем, красивая, как куколка: точеные черты лица, глаза, как голубые озера… Худенькая такая… И несчастная», – подумала Хельга. До нее также доходили слухи, что в то время, как пациентка боролась с раком, ее бросил муж. Еще и ребенка забрал.

«Интересно, она так и не спала?» – в три часа ночи, когда Хельга к ней заглядывала, та лежала с открытыми глазами.

– Ирина, доброе утро, – сказала она, входя в палату. – Как вы себя чувствуете?

Каштановые волосы молодой женщины волнами лежали на подушке, яркие голубые глаза смотрели куда-то за окно, а по щеке текла слеза.

Ирина нехотя перевела взгляд на медсестру и слабо улыбнулась, быстро вытирая слезы:

– Я хорошо, спасибо.

– Вам что-нибудь нужно?

– Нет. Еще раз спасибо, – ответила пациентка и снова перевела взгляд на окно.

– Тогда до свидания. Скоро вам принесут завтрак, – сказала медсестра и вышла из палаты.

За пятьдесят шесть лет своей жизни, большую часть которых она отдала работе с онкобольными, Хельга видела много человеческого горя, но так и не привыкла к нему. Ее сердце болело за каждого пациента.

Хельгу не покидало чувство, что Ирина не их пациентка, и привезли ее не туда.

– Бедная девочка… Психотерапевту бы тебя показать, – пробормотала она. – Но это не мое дело.

Глава 2

Лежа на больничной кровати, глядя, как за окном на зеленых листьях будто бриллианты сверкают в лучах солнца капельки росы, Ирина думала о том, что ничто не вечно: капли высохнут, листья пожелтеют…

«…Домой, хочу домой… Не знаю, сколько еще… Я не выдержу больше…»

Проведя бессонную ночь в клинике, Ирина решила, что откажется от лучевой терапии. Хватит с нее лечения. Нет сил бороться с болезнью. Да и смысла нет.

Она хочет домой. Нет, не в тихий фешенебельный район Груневальд, а на Родину, которую проклинала последние полгода. Каждый день проклинала за приданое, которым та ее наградила. Злокачественное приданое…

Несколько месяцев тому назад у Иры начались ежедневные головные боли, судороги и головокружение. Муж настойчиво предлагал обратиться за медицинской помощью:

– Ирка, мне не нравится твое состояние. Тебя нужно показать врачам.

– Ой, да ладно. Не паникуй, Паша, все пройдет, – отнекивалась Ира, хотя знала, что муж не из тех, кто паникует или отказывается от задуманного.

Она грешила на свое низкое давление, вечную анемию и магнитные бури. Но по прошествии недели лучше не стало. Ирина подруга Марина, по профессии врач-радиолог, буквально силой притащила ее к себе в клинику.

Утром, перед работой, она заехала к Ирине домой и с порога заявила:

– Так, дорогая, собирайся. Или ты едешь со мной по доброй воле, или я тебя свяжу и повезу в багажнике. Выбор за тобой, но ты все равно пройдешь это чертово обследование.

– Спасибо, что заехала! Сам я не могу ее уговорить, – подключился Павел.

– Так это сговор против меня?! – с напускным возмущением воскликнула Ира. Ладно, ладно, собираюсь. Какие же вы коварные!

Она правда думала, что с ней все нормально и близкие беспокоятся зря. Но обследования показали, что это не так…

Диагноз звучал как приговор: анапластическая эпендимома головного мозга. Врачи объяснили, что это опухоль с третьей степенью злокачественности. Такие новообразования чаще встречаются у детей, но Ире «повезло» оказаться в небольшом проценте взрослого населения… Когда доктора узнали, что она жила в Припяти на момент взрыва Чернобыльской атомной электростанции, то предположили, что онкология стала отдаленным последствием действия радиации.

Ира не могла в это поверить. У нее рак? Она может умереть? Жизнь только началась. Точнее, только наладилась. Умереть сейчас, когда у нее есть все, о чем она мечтала: любящий муж, чудесная четырехлетняя дочка, любимое дело, спокойная и обеспеченная жизнь в Германии, возможность заниматься творчеством, путешествовать… И это все? Это конец?

Кроме отрицания своей болезни, у Иры был страх сообщить о диагнозе мужу. Однако для него эта новость не стала ударом. Павел, как всегда, воспринял все со свойственными ему спокойствием и выдержкой.

– Милая, это не смертный приговор. Мы со всем справимся…

– А если я умру? Что вы с Лией будете делать? – плакала Ира.

– Ну что ты, не плачь. И не говори глупости. Какое умрешь? Нам же на Рождество в Майями лететь. Ты хочешь, чтобы моя мать там Лию перекормила конфетами, а меня замучила нравоучениями? Ну уж нет! – пытался пошутить муж. – Все будет хорошо. Если нужна операция, давай к ней готовиться.

Однако с операцией не сложилось. Обычно такие опухоли сразу удаляют, но хирург сказал, что у Ирины она неоперабельная, поскольку располагается в труднодоступном месте. Никто не станет рисковать и не возьмется за операцию. Химиотерапия при таких новообразованиях не особенно эффективна, поэтому решено было провести лучевую терапию.

Ира сразу согласилась. Она, в принципе, была готова на все, даже запихнуть голову в ядерный реактор, если бы сказали, что это поможет. Только бы жить. Только бы не оставить мужа и дочь одних.

Но вышло по-другому…

Через неделю после постановки диагноза Ирина поехала в клинику на консультацию по поводу лучевой терапии. Муж с дочерью оставались дома. Вернувшись домой, она заметила, что ворота открыты, но машина Павла была на месте.

«Наверное, я не закрыла, когда уезжала», – подумала Ира.

Зайдя в дом, она громко произнесла:

– Я дома!

Дом ответил ей тишиной. Никто не вышел. Но такое невозможно, когда Лия не спит. А днем она не спит с двух лет.

– Паша, Лия, я дома! – уже прикрикнула Ирина.

Тишина.

«Да куда же они подевались?»

Кинув ключи на столик в прихожей, Ира прошла в зал, далее через кухню на задний двор – никого. В траве валялись игрушки Лии.

Ире стало как-то не по себе. Она вернулась в дом, поднялась на второй этаж и зашла в комнату дочери. Там царил жуткий беспорядок. Вещи из шкафа и игрушки были разбросаны по всей комнате. На кровати лежал какой-то листок бумаги.

Ира подошла и, взяв лист в руки, прочла самые страшные слова в своей жизни: «Так будет лучше. Ребенок не должен смотреть, как умирает мать. Прости. Не ищи нас…».

В глазах потемнело…

Очнулась она на полу, там же, в детской комнате. С трудом поднявшись на колени, Ира подняла записку, еще раз перечитала и зашлась в приступе рыдания.

– Нет!!! – кричала она. – Ты не можешь со мной так поступить! Только не ты! Ты же знаешь, что я не собираюсь умирать! Доченька моя! Доченька!

Сколько продолжались рыдания, трудно сказать. Тот вечер и следующие сутки Ира помнила слабо. Она плакала, погружалась в тревожный сон, снова рыдала, слонялась по пустому дому, словно призрак, и постоянно повторяла одно и то же:

– Ты не можешь у меня ее забрать… Она моя, только моя…

Следующим вечером приехала Марина и нашла подругу в комнате Лии.

Ира, свернувшись клубочком, неподвижно лежала на кровати в обнимку с розовым зайцем. Марина сначала подумала, что она спит, но глаза были открыты.

– Ириша, что с тобой? – тронула она подругу за плечо. – Ты меня слышишь?

Ира даже не пошевелилась.

– Эй, очнись! Что с тобой? – повторила Марина уже напористее. – Где все? Ворота не заперты, дверь открыта… Почему здесь такой бардак? Вас ограбили?

– У меня украли ребенка… – шепотом произнесла Ирина.

– Что? Что за ерунду ты говоришь? – возмутилась Марина. – Кто украл?

– Паша… Он украл мою жизнь…

– О, господи… Как Паша? Не может быть! – Марина присела на край кровати.

– Может… Записка… – Ира протянула подруге скомканный лист бумаги.

– О, господи… – повторила Марина, пробежав глазами по напечатанным строкам. – В голове не укладывается… Что будем делать?

– Я завтра начну искать, – тихо сказала Ира.

– Почему завтра?

– Может это все неправда… Шутка… И до завтра они вернутся…

– Может… – согласилась Марина. – Утро вечера мудренее. Давай я отведу тебя в душ и уложу в кровать, а то если они приедут, то испугаются твоего вида.

Ира согласилась. Приняла душ и даже немного поела.

– Может мне остаться? – спросила Марина.

– Нет, Мариш, не надо. Спасибо. Поезжай домой.

– Как скажешь. Но знай – я всегда рядом!

Марина уехала, а Ира всю ночь сидела в кресле гостиной и ждала, прислушиваясь к каждому шороху. Вместе с рассветом к ней пришло осознание, что все взаправду и никто не вернется…

Сухая записка, распечатанная на принтере, словно землетрясение десятибалльной силы превратила ее мир в груду камней. Онкология казалась мелочью по сравнению с предательством.

«Не ищи…».

Но Ира искала. Искала неистово. С отчаянием матери и яростью волчицы стучалась она повсюду, раз за разом упираясь в глухую стену молчания.

Первым делом она поехала к мужу в офис, где опросила всех, включая охранников на парковке. Компаньон Павла, Андрей, удивился, увидев Иру. Он рассказал, что в день пропажи получил от Паши сообщение с текстом: «Брат, все на тебе. Мы на отдых», поэтому думал, что они все улетели. После этого Андрей, вежливо улыбаясь, ответил, что это их семейные разборки, и он не будет вмешиваться. По его настрою Ира поняла, что он не будет ей помогать.

Ирина обзвонила всех родственников и друзей мужа. Наняла частного детектива, который, кроме прочего, проверял все аэропорты Германии. Проблема заключалась в том, что они могли и не улететь, а просто уехать в любую страну шенгенской зоны на автомобиле. Она слетала в Париж и Рим, где у мужа были еще два офиса, – ничего. Полтора месяца тщательных поисков не дали вообще никаких результатов. Никто ничего не знал. Как будто ее мужа и дочери никогда не существовало.

Может она их выдумала? Может они всего-навсего плод ее воображения? Фантомы, созданные пораженным опухолью мозгом?

В какой-то момент у Иры опустились руки, и она сдалась.

Она переехала к Марине, потому что в своем пустом доме находиться не могла. Две недели лежала на диване перед телевизором. Почти не разговаривала, вставала только сходить в туалет и поесть.

Наконец подруга уговорила ее все-таки пройти лучевую терапию. Правда, за последних два месяца Ира не замечала у себя симптомов болезни: не было головных болей, судорог, тошноты, головокружения. Может, в свете последних событий она просто перестала их замечать? Если честно, то ей было уже все равно на свое здоровье, и согласилась она на терапию только из-за того, что Марина терпела ее все это время.

Сейчас этот больной мозг генерировал только одну идею: «Сразу после выхода из больницы надо лететь домой. В Германии ее больше ничего не держит. Пусть похоронят в родной земле».

Но сердце было не согласно сдаваться, оно не хотело умирать. В нем теплилась надежда ещё хотя бы раз обнять доченьку.

Глава 3

Откинув одеяло, Ира встала с кровати. Ее немного шатало. Она взяла свою сумку, плащ и направилась к двери. Ей не хотелось никого тревожить, переодеваться, вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Девушка подошла на ресепшен и просто сказала дежурной медсестре:

– Доброе утро! Я ухожу.

– Как уходите? – удивилась та. – Если собрались уйти, то вам нужно подписать бумаги…

Не дав ей договорить, Ира четко произнесла:

– Я ухожу. Если надо что-то подписать, пусть доктор Вагнер за меня подпишет.

Медсестра еще что-то говорила, но Ирина уже не слушала. Она повернулась и направилась к выходу. Никто ее не остановил. Выйдя на улицу, девушка надела плащ прямо поверх больничной рубашки, достала из сумки телефон, вызвала такси и нетвердым шагом пошла к воротам клиники. Пока ждала машину, открыла приложение по продаже авиабилетов и купила билет до Киева на тринадцать часов.

Сев в машину, Ира назвала свой домашний адрес. Ей очень не хотелось туда ехать, но нужно было забрать кое-какие документы.

Думала ли она когда-то, что не захочет возвращаться в свой собственный дом…

Красивый двухэтажный белый особняк на улице Беттинаштрассе они с Павлом купили четыре года тому назад, за месяц до рождения дочери. Этот дом стал воплощением мечты. Еще будучи студенткой университета Гумбольдта, Ира мечтала, что у нее будет дом именно здесь, в окруженном лесами и озерами районе Груневальд, расположенном к западу от центра Берлина, где с давних пор жили художники, писатели, аристократы и банкиры. Непонятно почему, но тут она чувствовала себя как дома. Когда девушке становилось особенно тоскливо, она приезжала сюда, гуляла по улицам и любовалась зданиями, которые до сих пор сохранили свой аристократический вид. Во время таких прогулок Ира представляла себе, что она не одинокая иностранная студентка кафедры немецкой литературы, а знаменитая писательница, которая в поисках сюжета для своего нового детектива пытается заглянуть в окна домов, хранящих столетние тайны. В то время ей даже страшно было подумать, сколько стоят дома в этом районе. И она даже представить не могла, что спустя менее десяти лет муж осуществит ее мечту.

Когда они узнали, что ждут ребенка, было решено купить дом. Хотя в Германии жить в съемном жилье вполне нормально, но Павел сказал, что для семьи важно иметь свой дом, чтобы почувствовать себя по-настоящему дома. И даже квартира не подойдет, его семья должна жить в красивом особняке с красивым видом. Тогда-то Ира и рассказала ему о своей давней мечте. Они более полугода искали подходящий дом по всему Берлину. Что-то все было не то. Когда Ира уже думала, что они вряд ли даже при наличии денег успеют приобрести жилье до родов, Паша сказал, что у него есть для нее сюрприз. Он посадил жену в машину, попросил закрыть глаза и следил, чтобы она всю дорогу их не открывала. Доехав до пункта назначения, Павел вывел Иру из машины и сказал:

– Можешь открывать!

Открыв глаза, Ира поняла в каком районе они находятся, но этот прекрасный двухэтажный белый дом, скрытый в тени деревьев, она никогда не замечала.

– Ирина Сергеевна, вы согласны жить со мной в этом доме? – глядя на потрясенную жену, спросил Паша.

– Согласна, – дрожащим голосом ответила Ира. – Паш, мы правда можем его купить?

– Правда. Помнишь, я обещал исполнять все твои желания? Так вот, пусть это будет первое…

Попросив водителя подождать, Ира вышла из такси возле ворот своего дома, вспомнила тот день и с грустью подумала: «Паша-Паша. А как же обещание в болезни и здравии, в богатстве и бедности?»

Глаза наполнились слезами, она открыла ворота и вошла во двор. Во дворе было тихо и чисто, газон аккуратно пострижен, поскольку садовник все так же приходил и работал. Ира заранее настроила оплату на год вперед и не думала ее отменять. Пусть человек работает. Если Павел с Лией сюда вернутся, хоть во дворе будет красиво…

Она поднялась на крыльцо и, глубоко вдохнув, открыла входную дверь. Как же больно возвращаться в пустой дом. Стараясь ни о чем не думать, Ира вошла в кабинет, забрала из сейфа нужные документы и сразу вышла на улицу. Нет у нее сил здесь находиться.

Немного постояв, Ирина подумала, что это ее последний визит в свой дом, и она хочет его запомнить. Снова открыв дверь, она вошла и начала медленно, обливаясь слезами, ходить из комнаты в комнату, нежно трогая все предметы. Тяжелее всего было зайти в комнату дочери. Ира долго стояла в дверях, потом вошла, погладила все игрушки, фотографии, прилегла на кровать и поцеловала подушку, которая, казалось, до сих пор хранила запах Лии.

Подойдя к столику, Ира взяла лист бумаги для рисования, карандаш и почему-то по-немецки написала:

«Лия, доченька моя! Я очень тебя люблю и всегда буду с тобой, даже если нас разделяют километры или другие миры. Ты самое дорогое, что было, есть и будет в моей жизни. Больше всего на свете я хотела бы видеть, как ты растешь, играть с тобой, обнимать тебя…

Прости, пожалуйста, что я не рядом. Прости, что нас разлучили. Не держи зла на папу, он хотел как лучше.

Будь счастлива несмотря ни на что! Знай, что в этой жизни ты обязана быть счастлива. Больше никому ничем не обязана.

Если захочешь о чем-то со мной поговорить, просто посмотри на небо и скажи это – я все услышу. Очень тебя люблю!

Твоя мама».

Дописав, Ира взяла клей и приклеила записку к столу, чтобы ее так просто никто не убрал. Потом она сняла две фотографии дочери со стены и вышла в коридор. Зайдя в гардероб, взяла небольшую дорожную сумку, положила туда фото, несколько своих вещей и уже начала спускаться вниз, как в голову пришла еще одна мысль. Она вернулась в комнату дочери, снова взяла карандаш, еще один лист бумаги и уже по-русски написала: «Паша, я не держу на тебя зла за то, что ты бросил меня больной. Но никогда не прощу за то, что ты забрал Лию, даже не дав мне с ней попрощаться. Прошу только об одном: обеспечь нашей дочери счастливое детство, а когда вырастет, отпусти и дай строить свою жизнь так, как она захочет. Пусть станет тем, кем захочет. Не ломай ей крылья».

Положив лист на кровать в их спальне, Ира немного подумала, достала телефон, сфотографировала записку и отправила Павлу на электронную почту, подписав письмо своей девичьей фамилией «Ирина Завитневич».

Потом подхватила сумку, спустилась вниз и вышла из дома в полной уверенности, что больше сюда не вернется. Не оборачиваясь, она вышла за ворота, села в такси и сказала водителю:

– Zum Flughafen, bitte!

Уже в аэропорту Ирина отправила сообщение Марине: «Спасибо за все, дорогая. Я улетаю домой. Прощай. Не держи на меня зла».

Марина сразу перезвонила, но Ира не взяла трубку.

Когда самолет поднялся в небо, девушка посмотрела на удаляющуюся землю и прошептала:

– Прощай, Германия! Спасибо тебе за все. Я была тут счастлива…

Глава 4

Сидя в удобном кресле бизнес класса, Ира закрыла глаза и подумала, что можно поспать. Но вместо сна на нее нахлынули воспоминания.

Как диафильм, кадр за кадром, прокручивала она в голове свою жизнь, разбирая ее на молекулы, рассматривая отдельные моменты через призму критики, вспоминая счастливые мгновения. В основном вспоминалось почему-то детство…

Ирина родилась в городе Припять. Она стала долгожданным вторым ребенком в семье Сергея и Нины Завитневичей, у которых был семилетний сын Данила.

В Припять семья переехала из Киева в марте 1985 года, когда Сергей получил должность инженера на Чернобыльской атомной электростанции. Сразу после переезда Нина устроилась в городскую школу №2 преподавать немецкий язык. В сентябре в эту же школу их сын пошел в первый класс.

Солнечным, не по-осеннему теплым днем, в конце октября, родилась Иринка.

Родилась за полгода до аварии, ставшей ядерным кошмаром…

Кто мог знать…

Ее родителям было всего по двадцать семь лет – молодые, любящие, амбициозные, с множеством планов и целей. Никто не думал о том, что этим планам не суждено сбыться. Никто не мог даже представить, что их размеренная жизнь, как и жизнь многих таких же семей, вскоре станет только воспоминанием.

Одна страшная ночь глубокой бороздой разделила их судьбы на «до» и «после».

Ире было всего шесть месяцев, и она, разумеется, вообще ничего не помнила ни о той ночи, ни том тяжелом периоде их жизни. Но воспоминания родных были словно ее собственные.

В момент взрыва отец находился на своем рабочем месте. После аварии его вместе с другими сотрудниками, получившими значительные дозы радиационного излучения, отправили в Москву.

Двадцать седьмого апреля всех жителей Припяти эвакуировали.

После эвакуации маленькая Ира с мамой и братом переехали в Киев, к бабушке и дедушке по материнской линии.

Отца они больше не видели: через месяц после аварии в шестой клинической больнице Москвы он скончался от лучевой болезни. После его смерти мать почернела от горя. Первые дни она постоянно плакала, а потом закрылась в себе. Целыми днями молча слонялась по квартире, словно тень. Несколько месяцев не выходила на улицу. Ее не интересовало ничего, даже собственные дети, которыми занимались только бабушка с дедушкой.